Литературные игры викторины для младших школьников. Викторина по сказкам (начальная школа), конкурсы, эстафеты по сказкам
Это рассказ для детей о весне. О том как пробуждаемся постепенно природа, сначала появляются первые проталины, затем просыпаются реки, а затем одевается в красивые одежды лес.
Три весны. Автор: Виталий Бианки
Зима лютая, она всё бы хотела заморозить насмерть — людей, зверей, птиц, деревья. И всех с голоду уморить. Но солнце — отец жизни — уже объявило ей войну и 21 марта перешло в решительное весеннее наступление.
В этот день оно ровно полсуток побыло на небе, разя врага своими лучами-стрелами. Другие полсуток — ночью — зима морозила землю, чинила свои разрушенные укрепления. Потом солнце всё дольше и дольше стало задерживаться на небе, день стал быстро расти, ночь уменьшаться, тепло прибывать. С каждым днём теперь солнце выше поднимается в небо, лучи его прямей падают на землю и сильней разят снег.
Первая победа — весна полевая.
Она началась, когда в полях показались первые проталины, освободилась первая земля. Обрадовались ей грачи, мигом примчались к нам. Потом — скворцы и полевые жаворонки.
Грачи рады, что могут ковырять носами поле, вытаскивать из потеплевшей земли проснувшихся червей, жучьих личинок. Скворцы ловят оживших насекомых, жаворонки собирают в поле зёрнышки.
Вслед за жаворонками прибыли с зимовок самцы-зяблики — и тоже пока кормятся на земле. А из куликов первыми прилетели красивые хохлатые чибисы — заняли ещё мокрые пашни, с которых поднимается уже тёплый пар.
Вторая победа — весна речная.
Ещё не кончилась весна полевая, не все ещё поля освободились от снега, а солнце повело уже новое наступление — на самые крепкие, ледяные укрепления зимы.
В полях отступает, бежит с них ручьями снег, спасается от солнца в овраги, под крепкий лёд реки. Не дремлют реки, копят силы в неволе. Вот понатужились и поднялись.
Будто пушка ухнула над рекой — треснул толстый лёд. Река вырвалась на волю, с громом и звоном понесла к морю льдины, кроша и разламывая их. Но не доплыть им до далёкого моря: по дороге солнце расстреляет их золотыми горячими своими стрелами.
Ждут не дождутся освобождения рек, озёр, прудов водяные птицы — утки, гуси, лебеди, чайки, гагары, речные и болотные кулики. Ведь в освобождённой воде будет им чем поживиться: проснулись в ней рыбы, разные насекомые, рачки, улитки, личинки и другая водная мелюзга.
А реки, освободившись от льда, поднимаются выше и выше. И будет скоро: выйдут из берегов своих, хлынут в луга, затопят долины, кустарники. Люди скажут: «Вот и паводок — весенний разлив. Напоит вода землю».
Это вторая великая победа солнца, вторая весна — весна речная.
В полях уже ни следа не останется от снега, реки начнут возвращаться в свои берега, а зима ещё всё не захочет сдаваться, всё ещё будет бросаться в контратаки — насылать свои морозы-утренники. Последние разбитые отряды её снега ещё долго будут прятаться от солнца в лесу, по тенистым склонам оврагов.
Закукует кукушка, лес закутается зеленоватым туманцем, прилетят ласточки, с последним крепким морозцем белыми звёздочками зацветёт черёмуха. Все певчие птицы вернутся на родину, и бегом прибежит, прячась в зелёной, уже подросшей осоке, болотная курочка-погоныш.
Лес оденется. И соловей запоёт в цветущей, благоуханной сирени.
Это будет третьей решительной победой солнца над зимой. Это третья весна — весна лесная. Последняя: за ней наступит лето.
Рассказы про весну, рассказы про весеннюю природу. Познавательные весенние рассказы о весне для детей начальной школы.
Рассказы для детей начальной школы
Весна-красна
На огороде распустила верба белые пуховки. Жарче и жарче светит солнце. Днём с крыш капают капели, тают на солнце длинные сосульки. Потемнели, раструхли дороги.
Лёд на реке посинел.
На крышах снег растаял. На пригорках и около деревьев и стен оголилась земля.
Весело скачут на дворе воробьи, проводили зиму, радёшеньки-рады.
— Жив! Жив! Жив!
Прилетели белоносые грачи. Важные, чёрные, ходят они по дорогам.
В лесу точно кто-то проснулся, смотрит голубыми глазами. Смоляно пахнут ели, и от множества запахов кружится голова. Первые подснежники раздвинули своими зелёными лепестками слежалый прошлогодний лист.
В эти дни тело берёз наливается сладким соком, ветви буреют и набухают почки, а из каждой царапины сочатся прозрачные слёзы.
Самый час пробуждения наступает неуловимо. Первая ива, а за ней — отведёшь невзначай глаза — весь лес стал зелёным и нежным.
Ночами темно так, что, сколько ни старайся, не разглядишь и собственных пальцев. В эти ночи в беззвёздном небе слышен свист бесчисленных крыльев.
Жук прогудел, стукнулся о берёзу и замолк. Комар дудит над болотом.
А в лесу по сухому листу хорь — шух! шух! И заиграл в небе первый баранчик-бекас.
Загомонили на болоте журавли.
Серый волк, хоронясь кустами, прошёл на болото.
По осветлевшему небу протянул первый зазябший вальдшнеп, цвиркнул над лесом и скрылся.
Громче и громче на суку играет глухарь. Поиграет — и слушает долго, вытянув шею. А хитрый охотник стоит недвижно, ждёт новой песни — тогда около глухаря пали хоть из пушки.
Первый навстречу солнцу столбом поднялся с межи жаворонок, выше и выше, и полилась на землю его золотая песня. Он первым увидит сегодня солнце.
А за ним, на полянах, распустив хвосты, пошли в хороводе тетерева-косачи. Далеко по заре слышен их гулкий голос.
Взошло солнце — не успеешь ахнуть. Сперва закрылись самые маленькие окошечки-звёзды. Только одна большая звезда осталась гореть над лесом.
Потом небо зазолотилось. Дыхнуло ветерком и потянуло лесной фиалкой.
Грохнул по заре выстрел и долго катился по полям, и лесам, и перелескам. На минуту всё приумолкло, а потом хлынуло ещё звонче.
Над рекой и лугом повис текучий белый туман.
Зазолотились макушки — сильный и весёлый кто-то по лесу вскрикнул! — поднялось над землёю ослепительное солнце.
Смеётся солнце, играет лучами. И нет сил, глядя на солнце, сдержаться.
— Солнце! Солнце! Солнце! — поют птицы.
— Солнце! Солнце! Солнце! — цветы раскрываются.
(И. Соколов-Микитов)
Весна
Над полями и лесом всё ярче и ярче светит солнышко.
Потемнели в полях дороги, посинел на реке лёд. Прилетели белоносые грачи, торопятся поправлять свои старые растрёпанные гнёзда.
Зазвенели по скатам ручьи. Надулись на деревьях смолистые пахучие почки.
Увидели ребята у скворечен первых скворцов. Весело, радостно закричали:
— Скворцы! Скворцы прилетели!
Выбежал на опушку заяц-беляк; присел на пенёк, огляделся. Ушки на макушке у робкого зайца. Смотрит заяц-беляк: вышел на опушку леса огромный лось с бородою. Остановился, слушает лось... А в глухом лесу вывела медведица родившихся в берлоге маленьких медвежат на первую прогулку. Ещё не видели медвежата весны, не знают большого тёмного леса. Не знают, чем пахнет пробудившаяся земля.
На поляне, у лесного разлившегося ручейка, весело играют смешные, неуклюжие медвежата. Со страхом заглядывают в холодную бегучую воду, взбираются на пни и оттаявшие на солнце старые коряги...
Стройными косяками летят, тянутся с юга гуси; показались первые журавли.
— Гуси! Гуси! Журавли! — кричат, задрав головы, ребята.
Вот закружились над широкой рекой гуси, спустились отдохнуть на наполненную водой полынью.
Увидели отдыхающих на льду гусей другие пролетавшие гуси, стали подсаживаться к ним. Обрадовались товарищам другие гуси. Далеко над рекою покатился радостный крик...
Всё теплее, шумнее и краше весна.
На пригреве в лесу распустились на веточках ивы шелковистые мягкие пуховки. Побежали по кочкам хлопотливые муравьи.
А над полянкой, где раскрылись подснежники, вспорхнула первая бабочка.
(И. Соколов-Микитов)
Прилёт зябликов
От прилёта зябликов до кукушки проходит вся краса нашей весны, тончайшая и сложная, как причудливое сплетение ветвей неодетой берёзы.
За это время растает снег, умчатся воды, зазеленеет и покроется первыми, самыми нам дорогими цветами земля, потрескаются смолистые почки на тополях, раскроются ароматные клейкие зелёные листики, и тут прилетает кукушка. Тогда только, после всего прекрасного, все скажут: «Началась весна, какая прелесть!»
(М. Пришвин)
Цветут берёзки
Когда старые берёзы цветут и золотистые серёжки скрывают от нас наверху уже раскрытые маленькие листья, внизу на молодых везде видишь ярко-зеленые листики величиной с дождевую каплю, но всё-таки весь лес ещё серый или шоколадный — вот тогда встречается черёмуха и поражает: до чего же листья её на сером кажутся большими и яркими. Бутоны черёмухи уже готовы. Кукушка поёт самым сочным голосом. Соловей учится, настраивается. Чёртова тёща и та в это время очаровательна, потому что не поднялась ещё со своими колючками, а лежит на земле большой, красивой звездой. Из-под чёрной лесной воды выбиваются и тут же над водой раскрываются ядовито-жёлтые цветы.
(М. Пришвин)
Весна
На солнце нельзя было теперь взглянуть — лохматыми ослепительными потоками оно лилось с вышины. По синему-синему небу плыли облака, словно кучи снега. Весенние ветерки пахнули свежей травой и птичьими гнёздами.
Перед домом лопнули большие почки на душистых тополях, на припёке стонали куры. В саду, из разогретой земли, протыкая зелёными кочетками догнивающие листья, лезла трава, весь луг подёрнулся белыми и жёлтыми звёздочками. С каждым днём прибывало птиц в саду. Забегали между стволами чёрные дрозды — ловкачи ходить пешком. В липах завелась иволга, большая птица, зелёная, с жёлтым, как золото, пухом на крыльях,— суетясь, свистела медовым голосом.
Как солнцу вставать, на всех крышах и скворечниках просыпались, заливались разными голосами скворцы, хрипели, насвистывали то соловьём, то жаворонком, то какими-то африканскими птицами, которых они наслушались за зиму за морем, пересмешничали, фальшивили ужасно. Сереньким платочком сквозь прозрачные берёзы пролетел дятел; садясь на ствол, оборачивался, дыбом поднимал красный хохолок.
И вот в воскресенье, в солнечное утро, в ещё не просохших от росы деревьях, у пруда закуковала кукушка: печальным, одиноким, нежным голосом благословила всех, кто жил в саду, начиная от червяков.
И. С. Соколов-Микитов «Весна в лесу»
По глухим чащобам и болотам ранней весной пробирался охотник от края до края через глухой лес.
Много птиц и зверей видел он в пробудившемся лесу. Видел, как на краю болота токует глухарь, как в молодом осиннике, на припёке, пасутся лоси, а по лесному оврагу пробирается в своё логово, бежит с добычей старый волк.
Много видел и слышал в лесу внимательный охотник.
Радостна, шумна и пахуча весна. Звонко поют птицы, звенят под деревьями весенние ручейки. Смолой пахнут набухшие почки.
Тёплый ветер пробегает в высоких вершинах.
Скоро, скоро оденется лес листвой, зацветёт на опушках черёмуха, защёлкают над ручьями голосистые соловьи. Пролетят, закукуют длиннохвостые кукушки: «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»
Забегают по кочкам хлопотливые муравьи, вылетит из зимнего убежища, загудит первый шмель.
Побегами молодой травы, голубыми и белыми подснежниками покроются лесные полянки.
Хороша, радостна, весела весна в лесу!
И. С. Соколов-Микитов «Раннее утро»
Ранним утром в глухом лесу, на самом краю болота, токует глухарь.
«Тэкэ, тэкэ, эк, эк, эк!» — раздаётся его весенняя тихая песня.
Спокойно утром в лесу.
Далеко слышен каждый звук.
Вот проковылял по чащобе, тихо похрустывая, заяц-беляк. Пробежала по краю осторожная лисица. Спрятался в норе под корягой быстрый хорёк.
Громко затрубили на болоте, встречая солнце, длинноногие журавли.
Сорвался с болота, стрелою поднялся в небо длинноносый баранчик-бекас.
«Качи-качи-качи-качи!» — сидя на кочке, радостно отозвался другой бекас на болоте.
«Тэкэ, тэкэ, эк, эк, эк!» — чаще и чаще защёлкал, ещё жарче запел свою песню глухарь. Издали кажется: далеко-далеко точит кто-то топор на точиле.
Во время песни не слышит и плохо видит глухарь. Не слышит он, как пробирается по токовищу лисица, как у края болота пасутся в молодом осиннике лоси.
Кончит свою короткую песню глухарь, слушает долго: не идёт ли, не крадётся ли к току охотник?
И. С. Соколов-Микитов "На краю леса"
Выше и выше над лесом солнце.
Вышла на край леса старая лосиха с Длинноногим новорождённым лосёнком, задремала на тёплом весеннем солнышке лосиха.
Учится бегать маленький лосёнок. Спотыкается о высокие кочки его длинные ноги.
Ласково пригревает в редком лесу весеннее солнышко. Уже надулись на деревьях душистые клейкие почки. Из надломанной лосями берёзовой ветки прозрачными каплями сочится сладкий сок.
Отражая высокое небо, синими кажутся в лесу весенние лужи. А над синими лужами, над обогретой, пробудившейся землёй, в золотых лучах солнца «толкут мак» комары-толкунцы.
Золотистыми пуховками распустились кустики ивы. Под деревьями зеленеют обросшие брусничником кочки.
Хорошо пахнет в весеннем лесу!
Задремала на солнышке старая лосиха. Чутко слышит она каждый шорох, каждый тревожный звук.
Беззаботно резвится у её ног маленький лосёнок. Знает он, что ни серому волку, ни злой разбойнице-рыси не даст его в обиду чуткая и сильная мать.
М. Пришвин «Ребята и утята»
Маленькая дикая уточка чирок-свистунок решилась наконец-то перевести своих утят из лесу, в обход деревни, в озеро на свободу. Весной это озеро далеко разливалось, и прочное место для гнезда можно было найти только версты за три, на кочке, в болотном лесу. А когда вода спала, пришлось все три версты путешествовать к озеру. В местах, открытых для глаз человека, лисицы и ястреба, мать шла позади, чтобы не выпускать Утят ни на минуту из виду. И около кузницы, при переходе через дорогу, она, конечно, пустила их вперёд. Вот тут их увидели ребята и зашвыряли пипками. Всё время, пока они ловили утят, мать бегала за ними с раскрытым клювом или перелётывала в разные стороны на несколько шагов в величайшем волнении. Ребята только было собрались закидать шапками мать и поймать её, как утят, но тут я подошёл.
— Что вы будете делать с утятами? — строго спросил я ребят.
Они струсили и ответили:
— Пустим.
— Вот то-то, «пустим»! — сказал я очень сердито. — Зачем вам надо было их ловить? Где теперь мать?
— А вон сидит! — хором ответили ребята. И указали мне на близкий холмик парового
поля, где уточка действительно сидела с раскрытым от волнения ртом.
— Живо, — приказал я ребятам, — идите и возвратите ей всех утят!
Они как будто даже и обрадовались моему приказанию и побежали с утятами на холм. Мать отлетела немного и, когда ребята ушли, бросилась спасать своих сыновей и дочерей. По-своему она им что-то быстро сказала и побежала к овсяному полю. За ней побежали утята — пять штук. И так по овсяному полю, в обход деревни, семья продолжала своё путешествие к озеру.
Радостно снял я шляпу и, помахав ею, крикнул:
— Счастливый путь, утята!
Ребята надо мной засмеялись.
— Что вы смеётесь, глупыши? — сказал я ребятам. — Думаете, так-то легко попасть утятам в озеро? Вот погодите, дождётесь экзамена в вуз. Снимайте живо все шапки, кричите «до свиданья»!
И те же самые шапки, запылённые на дороге при ловле утят, поднялись в воздух, все разом закричали ребята:
— До свиданья, утята!
М. Пришвин «Журка»
Раз было у нас — поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку. Он её проглотил. Дали другую — проглотил. Третью, четвёртую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.
— Умница! — сказала моя жена и спросила меня: — А сколько он может съесть их? Десять может?
— Десять, — говорю, — может.
А ежели двадцать?
Двадцать, — говорю, — едва ли...
Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить. Она корову доить — и Журка с ней, она в огород — и Журке там надо, и тоже на полевые, колхозные работы ходит с ней, и за водой. Привыкла к нему жена, как к своему собственному ребёнку, и без него ей уж скучно, без него никуда. Но только ежели случится — нет его, крикнет только одно: «Фру-фру!», и он к ней бежит. Такой умница! Так живёт у нас журавль, а подрезанные крылья его всё растут и растут.
Раз пошла жена за водой вниз, к болоту, и Журка за ней. Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото, Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до лягушонка не дотянешься. Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел. Жена ахнула — и за ним. Мах-мах руками, а подняться не может.
И в слёзы, и к нам: «Ах, ах, горе какое! Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу.
Видим — Журка далеко, на середине нашего болота сидит.
— Фру-фру! — кричу я.
И все ребята за мной тоже кричат:
— Фру-фру!
И такой умница! Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крыльями и прилетел. Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками. В этот год лягушек было множество, ребята скоро набрали два картуза. Принесли ребята лягушек, стали давать и считать. Дали пять — проглотил, дали десять — проглотил, двадцать и тридцать, да так вот и проглотил за один раз сорок три лягушки.
Н. Сладков «Трое на одном бревне»
Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:
— Впереди вода, позади Лиса — вот положение!
А Лиса Зайцу кричит:
— Сигай, Заяц, ко мне на бревно — не тонуть же тебе!
Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно — поплыли вдвоём по реке.
Увидела их Сорока и стрекотнула:
— Интересненько, интересненько... Лиса и Заяц на одном бревне — что-то из этого выйдет!
Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает.
Вот Заяц и говорит:
— Помню, до наводнения, когда я в лесу жил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные...
— А по мне, — вздыхает Лиса, — нет ничего слаще мышек-полёвок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплёвывала!
— Ага! — насторожилась Сорока. — Начинается!..
Подлетела к бревну, на сучок села и говорит:
— Нет на бревне вкусных мышек. Придётся тебе, Лиса, Зайца съесть!
Кинулась голодная Лисица на Зайца, но бревно окунулось краем — Лиса скорей на своё место. Закричала на Сороку сердито:
— Ох и вредная же ты птица! Ни в лесу, ни на воде от тебя нет покоя. Так и цепляешься, как репей на хвост!
А Сорока как ни в чём не бывало:
— Теперь, Заяц, твоя очередь нападать. Где это видано, чтобы Лиса с Зайцем ужились? Толкай её в воду, я помогу!
Зажмурил Заяц глаза, бросился на Лису, но качнулось бревно — Заяц назад скорей. И кричит на Сороку:
— Что за вредная птица! Погубить нас хочет. Нарочно друг на друга науськивает!
Плывёт бревно по реке, Заяц с Лисой на бревне думают.
Песенку овсянки мы сначала и слушать не хотели: уж больно проста. Да и певица невидная: сидит неподвижно на ветке, прижмурив глаза, и поёт одним голосом: «Синь-синь-синь- си-инь!»
— Вы только вслушайтесь, — сказали. — Слышите?
«Синь-синь-синь-си-инь!»
И верно, вокруг синь! Как мы раньше этого не заметили! И небо синее, дымка над лесом синяя, тени на снегу — как синие молнии. А если ещё и глаза прижмурить — всё станет синим.
Синий месяц март!
— Это ещё не всё, — сказали. — Послушайте-ка её в апреле.
В апреле овсянка песенкой своей давала советы. Увидит возчика в розвальнях на раскисшей дороге и запоёт: «Смени сани, возьми воз-з!»
В мае у овсянки песня та же, но совет другой. Увидит, что скотник сено коровам несёт, и сразу: «Неси, неси, неси, не тру-си-и!»
— Ишь ты! — усмехается скотник. — И откуда она знает, что сено у нас к концу?
Любит овсянка возле человеческого жилья петь. Одна у неё песенка, только каждый переводит её на свой лад.
Е. Носов «Скворешня»
Шумела весна ручьями,
Чернела землёй и грачами,
А в ветках набухшей черешни
Дрались воробьи за скворешню
По правде сказать, та скворешня уже доброго слова не стоила: за зиму покоробило дощечки, кровелька треснула и засквозила разверстой щелью. А скворцы-хозяева уже где-то на подлёте. Поди, минули Обоянь и с часу на час будут дома. По-хорошему, надо бы заменить скворешню, порадовать птах новой светёлкой. Но где её взять? Как хорошо, если бы птичьи домики весной в магазинах продавали! Пусть ребята из какого-нибудь столярного ПТУ наделают. Или школьники занялись бы этим на Уроках труда, а заодно научились бы столярному делу. В День птиц народ повалил бы в магазин, и каждый купил бы по скворечнику. Но нет, пока не продаётся такой товар. А самому сделать не из чего: в современной квартире со всеми удобствами — ни лишней доски, ни фанерки. Валяется на балконе посылочный ящик, Да и тот из деревоплиты. Ну а деревоплита, ясное дело, под дождём враз размокнет.
И пошёл я на стройку посмотреть чего-нибудь брошенного, ненужного.
А на строительной площадке своя весна: поплыла раскисшая глина, колёсные колеи и рытвины налились кисельной жижей, и только островами среди хляби высятся кучки песка да кирпичные штабели. Хорошо, что я пошёл в резиновых сапогах.
День был воскресный, никакого народу на стройке не было, лазил я, лазил по пустому двору — ничего не нашёл подходящего. Правда, возле бригадного вагончика желтел ворох свежих досок, но ведь они предназначены для дела, а не для моей безделицы.
Наконец в дорожной колее нашёл надломанную посредине двухметровую плаху. Должно быть, кто-то подкладывал её под автомобильные колёса. Вытащил я доску из грязи и только было принялся отмывать её в натаявшей снежнице под забором, как, слышу, окликает меня кто-то:
— Эй, чего надо?
Я обернулся. Из вагончика высунулась рыжая клокастая шапка, под которой трудно было разобрать лицо.
— Не положено посторонним.
Сидя на корточках, я продолжал мыть доску, и тогда сторож, опираясь на рубчатый арматурный прут, зачавкал сапогами в мою сторону.
— Шляются тут... — распалял он сам себя. — Вот как огрею костылём...
— Да вот... — привставая, показал я на доску. — В колее подобрал. Сломанная...
— Подобрал... — грозно воззрился сторож из-под лохматой шапки, делавшей его похожим на бездомного эрдельтерьера. — Сказано, не положено.
— Скворечник хотел сделать, — оправдывался я смущённо и, желая тронуть душу, умягчить «терьера», добавил для убедительности: — Внук просил. Пристал: сделай да сделай скворешню...
— Ничего не знаю! — непреклонно оборвал «терьер». — Одному на скворешню надо, другому на гараж потребуется.
— Так ведь доска брошена. И сломана, видишь, пополам. На одной жилке держится. В грязи валялась.
— Мало ли чего... в грязи, — сторож наступил сапогом на конец доски. — А хоть и в грязи — всё одно, не трогай.
Ситуация была унизительная. Всё дело в том, что он прав, а я нет. Я сконфуженно обтер мокрые руки о штаны и от безвыходности поискал в кармане сигареты. Курева, как назло, не оказалось, в пальцы попался какой-то комок, и я машинально извлёк его на свет. Это был смятый бумажный рубль.
— Может, пригодится? — неуверенно протянул я находку.
«Терьер» помедлил, как бы издали принюхиваясь к рублю, и вдруг, как-то мигом сглотнув предложенное, «замахал хвостом»:
— Дак постой. Зачем тебе эта... Погоди, мы щас получше найдём. На скворешню надо сухую. — Он проворно сбегал к вагончику и вытащил из вороха кусок свежей доски. — На вот, строгай. Её и трогать не надо, она и так чистая.
— Да нет, спасибо, — отказался я, поднимая с земли прежнюю доску. — Я уж как-то эту облюбовал.
— Чудак! — «Терьер» тряхнул нависшей над глазами шерстью. — Я ж тебе новую даю. А мокрую рубанок не возьмёт, заластится.
— Ничего, сначала высушу. — Мне и в самом деле почему-то больше была по душе вот эта вызволенная из грязи доска-калека, и я отшвырнул доску к вагончику, но та, не долетев до штабеля, хлёстко шмякнулась в самое месиво.
— Слушай, — снова оживился, «завилял хвостом» сторож и, приблизясь, приглушил голос: — Может, тебе цемент нужен? Тогда приходи, как стемнеет. Трояк за ведро.
— Да нет, не надо.
Я пошёл к выходу, а он, семеняще чавкая сзади, предлагал вдогонку:
— Если деньги вперёд, дак по рублю ведро отдам, а? Ты где живёшь? Я вечером сам принесу.
Я вышёл за ворота и помыл сапоги в шумном весеннем ручье.
Е. Носов «Как ворона на крыше заблудилась»
Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошёл по земле весёлый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.
За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!»
Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.
Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила её позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.
Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.
Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек? И что за привычка у этих сорванцов бросать камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.
Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на её кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчёт не принимала.
Итак, можно закусить!
Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дёргала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.
И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьёв, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:
— Чур, я первый увидал!
— Чик, не ври, я раньше заметил! — крикнул другой и клюнул Чика в глаз.
Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.
Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до жёлоба. Ещё на полпути он зацепился за ребристый шов, какие соединяют кровельные листы.
Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».
Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелёгкой задачей. Крыша была довольно крута, и когда большая тяжёлая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.
Путешествие таким способом ей не понравилось, она взлетела и села на жёлоб. Отсюда ворона попробовала снова достать хлеб, карабкаясь снизу вверх. Так оказалось удобнее. Помогая себе крыльями, она наконец добралась до середины ската. Но что такое? Хлеб исчез! Оглянулась назад, посмотрела вверх — крыша пуста!
Вдруг на трубу опустилась голенастая в сером платочке галка и вызывающе щёлкнула языком: так! мол, что тут делается? У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.
«Вот старая дура!» — сказал про себя следивший за всей этой историей Чик и первым перемахнул на крышу. Он-то видел, как ворона, перелетев на жёлоб, начала подниматься вверх не по той полосе, где лежал кусок хлеба, а по соседней. Она была уже совсем близко. У Чика даже сердечко ёкнуло оттого, что ворона может догадаться перейти
на другую полосу и обнаружить добычу. Но уж очень несообразительна эта грязная, лохматая птица. И на её глупость Чик втайне рассчитывал.
— Чик! — закричали воробьи, пускаясь вслед за ним. — Чик! Это нечестно!
Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.
Эдуард Шим «Весна»
Светлые капли вызванивают, струйки плещутся, волны струнами рокочут... Всё громче, всё радостнее музыка!
Это я, Весна, еду нынче по лесу.
У меня упряжка из двенадцати самых быстрых ручьёв. Распустили они пенные гривы, мчатся с пригорков, пробивают дорогу в грязных снегах. Ничто их не остановит!
Летите, мои серебряные кони, — эгей, эгей! Впереди лежит земля пустынная, заснувшая мёртвым сном. Кто её разбудит, кто к жизни вызовет?
Я, Весна, это сделаю.
У меня полные пригоршни живой воды. Я спрысну землю этой водою, и тотчас всё кругом станет оживать.
Глядите — я махнула рукой, и — просыпаются реки... Вот они подымаются, взбухают... ломают зелёные льды над собой! Глядите — я взмахнула ещё, и — всякая мелкая живность засновала... птицы с далёкого юга летят... звери из тёмных нор выбираются! Пошевеливайся, лесной народ, будет вам спать! Сама я спешу-тороплюся и другим на месте лежать не велю. Поспешайте, а то догонит буйный разлив, окружит, кой-кому поплавать придётся.
Я ждать не могу, мне большой путь предстоит. С южного края земли до северного, до самых студёных морей должна я промчаться на резвых своих конях.
А тут ещё Мороз упрямится, по ночам исподтишка на моих коней ледяную узду накидывает. Охота ему задержать меня, остановить, живую воду превратить в мёртвую.
Но я не уступлю ему.
Поутру разгорячит моих коней солнышко, рванутся они снова в путь — и порушат они все ледяные преграды.
И опять светлые капли вызванивают, опять струйки плещут, опять рокочут... Поёт живая вода, и земля просыпается к новой жизни!
С. Козлов «Весенняя сказка»
Никогда раньше с Ёжиком не случалось такого. Никогда раньше ему не хотелось петь и веселиться без причины. А вот теперь, когда наступил месяц май, он целыми днями пел и веселился, и если кто-нибудь у него спрашивал, отчего он поёт и веселится, Ёжик только улыбался и начинал петь ещё громче.
— Это потому, что весна пришла, — говорил Медвежонок. — Поэтому Ёжик и веселится!
А Ёжик достал из чулана скрипку, позвал двух зайцев и сказал им:
— Пойдите возьмите свои прошлогодние барабаны и возвращайтесь ко мне!
И когда зайцы пришли с барабанами через плечо, Ёжик велел им идти позади, а сам пошёл первым, наигрывая на скрипке.
— Куда это он идёт? — спросил Первый Заяц.
— Не знаю, — ответил Второй.
— Нам бить в барабаны? — спросил он у Ёжика.
— Нет, пока не надо, — сказал Ёжик. — Разве вы не видите: я играю на скрипке!..
И так они прошли весь лес.
У опушки, перед высокой сосной Ёжик остановился, задрал мордочку и, не сводя глаз с Белкиного дупла, стал играть самую нежную мелодию, какую только знал. Она называлась: «Грустный Комарик».
«Пи-пи-пи-пи-и!..» — пела скрипка. И Ёжик даже прикрыл глаза — так ему было хорошо и печально.
— Зачем мы здесь остановились? — спросил Первый Заяц.
— Разве вы не понимаете? — удивился Ёжик. — Здесь живёт Рыжее Солнышко!
— А в барабаны нам бить?
— Подождите, — проворчал Ёжик. — Я скажу когда...
И снова прикрыл глаза и заиграл «Грустного Комарика».
Белка сидела в дупле и знала, что это Ёжик стоит под сосной, играет «Грустного Комарика» и называет её Рыжим Солнышком... Но ей хотелось подольше послушать скрипку, и поэтому она не выглядывала из Дупла.
А Ёжик играл целый день до вечера и, когда уставал, кивал головой зайцам — и они потихонечку барабанили, чтобы Белка знала, что Ёжик всё ещё стоит внизу и ждёт, когда она выглянет.
Рассказы для детей о весне, природе и животных весной.
Весна! Весна! И всё ей радо!
Весна, долго задерживаемая холодами, вдруг началась во всей красе своей, и жизнь заиграла повсюду. Уже голубели пролески, и по свежему изумруду первой зелени желтел одуванчик... Рои мошек и кучи насекомых показались на болотах; за ними вдогон бегал уже водяной паук; а за ним и всякая птица в сухие тростники собралась отовсюду. И все собиралось поближе смотреть друг друга. Вдруг населилась земля, проснулись леса, луга. В деревне пошли хороводы. Гулянью был простор. Что яркости в зелени! Что свежести в воздухе! Что птичьего крику в садах!..
Весна
На солнце нельзя было теперь взглянуть, - лохматыми ослепительными потоками оно лилось с вышины. По синему-синему небу плыли облака, словно кучи снега. Весенние ветерки пахнули свежей травой и птичьими гнездами.
Перед домом лопнули большие почки на душистых тополях, на припеке стонали куры. В саду, из разогретой земли, протыкая зелеными кочетками догнивающие листья, лезла трава, весь луг подернулся белыми и желтыми звездочками. С каждым днем прибывало птиц в саду. Забегали между стволами черные дрозды - ловкачи ходить пешком. В липах завелась иволга, большая птица, зеленая, с желтой, как золото, подпушкой на крыльях, - суетясь, свистела медовым голосом.
Как солнцу вставать, на всех крышах и скворечниках просыпались, заливались разными голосами скворцы, хрипели, насвистывали то соловьем, то жаворонком, то какими-то африканскими птицами, которых они наслушались за зиму за морем, - пересмешничали, фальшивили ужасно. Сереньким платочком сквозь прозрачные березы пролетел дятел, садясь на ствол, оборачивался, дыбом поднимал красный хохолок.
И вот в воскресенье, в солнечное утро, в еше не просохших от росы деревьях, у пруда закуковала кукушка: печальным, одиноким, нежным голосом благословила всех, кто жил в саду, начиная от червяков;
Живите, любите, будьте счастливы, ку-ку. А я уж одна проживу ни при чем, ку-ку...
Весь сад слушал молча кукушку. Божьи коровки, птицы, всегда всем удивленные лягушки, сидевшие на животе, кто на дорожке, кто на ступеньках балкона, - все загадали судьбу. Кукушка куковала, и еше веселее засвистал весь сад, зашумел листьями... Медовым голосом, точно в дудку с водой, свистит иволга. Окно было раскрыто, в комнате пахло травой и свежестью, свет солнца затенен мокрой листвой. Налетел ветерок, и на подоконник упали капли росы... До того было хорошо, проснувшись, слушать свист иволги, глядеть в окно на мокрые листья.
Лес и степь
Далее, далее!.. Пошли степные места. Глянешь с горы - какой вид! Круглые, низкие холмы, распаханные и засеянные доверху, разбегаются широкими волнами; заросшие кустами овраги вьются между ними; продолговатыми островами разбросаны небольшие роши; от деревни бегут узкие дорожки... но далее, далее едете вы.
Холмы все мельче и мельче, дерева почти не видать. Вот она, наконец, - безграничная, необозримая степь!..
А в зимний день ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверкания мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда крутом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже пахнет согретой землей, на проталинах, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом из оврага в овраг клубятся потоки...
Пришла весна
Пришла весна. По мокрым улицам журчали торопливые ручьи. Все стало ярче, чем зимой: и дома, и заборы, и одежда людей, и небо, и солнышко. От солнца майского жмуришь глаза, так оно ярко. И по-особому оно ласково греет, точно гладит всех.
В садах пухнули почки деревьев. Ветви деревьев покачивались от свежего ветра и чуть слышно шептали свою весеннюю песню.
Шоколадные чешуйки лопаются, как будто выстреливают, и показываются зеленые хвостики. И лес, и сад по-особому пахнут - зеленью, оттаявшей землей, чем-то свежим. Это почки с разных деревьев разными запахами перекликаются. Понюхаешь черемуховую почку - горьковато-вкусный запах напоминает тебе белые кисточки ее цветов. А у березы свой особый аромат, нежный и легкий.
Запахи наполняют весь лес. В весеннем лесу дышится легко и свободно. И уже зазвенела короткая, но такая нежная и радостная песня малиновки. Если прислушаться к ней, то можно разобрать знакомые слова: «Славься, славься все кругом!» Свистит, переливается на все лады молодой, зеленеющий лес.
Радостно, молодо и на небе, и на земле, и в сердце человека.
Весна
Весна долго не открывалась. Последние недели стояла ясная морозная погода. Днем на солнце таял снег. Вдруг потянуло теплым ветром. Надвинулся густой серый туман. В тумане полились воды. Затрещали льдины. Двинулись мутные потоки. К вечеру туман ушел. Небо прояснилось. Утром яркое солнце быстро съело тонкий лед. Теплый весенний воздух задрожал от испарений земли. Залились жаворонки над бархатом зелени и жнивьем. Высоко пролетели с весенним гоготаньем журавли и гуси. Заревели на выгонах коровы. Пришла настоящая весна.
Степь весною
Раннее весеннее утро - прохладное и росистое. В небе ни облачка. Только на востоке, там, откуда сейчас выплывает в огненном зареве солнце, еще толпятся, бледнея и тая с каждой минутой, сизые, предрассветные тучи. Весь безбрежный степной простор кажется осыпанным тонкой золотой пылью. В густой буйной траве там и сям дрожат, переливаясь и вспыхивая разноцветными огнями, бриллианты крупной росы. Степь весело пестреет цветами: ярко желтеет дрок, скромно синеют колокольчики, белеет целыми зарослями пахучая ромашка, дикая гвоздика горит пунцовыми пятнами. В утренней прохладе разлит горький здоровый запах полыни, смешанный с нежным, похожим на миндаль, ароматом повилики. Все блещет и нежится и радостно тянется к солнцу. Только кое-где в глубоких и узких балках, между крутыми обрывами, поросшими редким кустарником, еще лежат, напоминая об ушедшей ночи, влажные синеватые тени.
Высоко в воздухе, не видные глазу, трепещут и звенят жаворонки. Неугомонные кузнечики давно подняли свою торопливую, сухую трескотню.
Степь проснулась и ожила, и кажется, будто она дышит глубокими, ровными и могучими вздохами.
Детские годы Багрова-внука
(Отрывок)
В середине великого поста наступила сильная оттепель. Снег быстро начал таять, и везде показалась вода. Приближение весны в деревне произвело на меня необыкновенное, раздражающее впечатление. Я чувствовал никогда не испытанное мною, особого рода волнение... и следил за каждым шагом весны. Шире, длиннее становились грязные проталины, полнее наливалось озеро в роще, и, проходя сквозь забор, уже показывалась вода между капустных гряд в нашем огороде. Все замечалось мною точно и внимательно, и каждый шаг весны торжествовался как победа!
Грачи давно расхаживали по двору и начали вить гнезда в Грачевой роше. Скворцы и жаворонки тоже прилетели; и вот стала появляться настоящая птица, дичь, по выражению охотников.
Сколько волнений, сколько шумной радости!
Вода сильно прибыла. Река выступила из берегов, слилась с озером Грачевой рощи. Все берега были усыпаны всякого рода дичью; множество уток плавало по воде между верхушками затопленных кустов, а между тем беспрестанно проносились большие и малые стаи разной прилетной птицы; одни летели высоко, не останавливаясь, а другие низко, часто опускаясь на землю; одни стаи садились, другие поднимались, третьи перелетывали с места на место; крик, писк, свист наполняли воздух. Не зная, какая это летит или ходит птица, какое ее достоинство, какая из них пищит или свистит, я был поражен, обезумлен таким зрелищем. Я слушал, смотрел и тогда ничего не понимал, что вокруг меня происходит, только сердце то замирало, то стучало, как молоток; но зато после все представлялось, даже теперь представляется мне ясно и отчетливо, доставляло и доставляет неизъяснимое наслаждение!..
Мало-помалу привык я к наступившей весне и к ее разнообразным явлениям, всегда новым, потрясающим и восхитительным; говорю привык, в том смысле, что уже не приходил в исступление...
Уже совсем весна
(Отрывок)
На улице совсем весна. Мостовые покрыты бурым месивом, на котором уже начинают обозначаться будущие тропинки; крыши и тротуары сухи; пол заборами сквозь гнилую прошлогоднюю траву пробивается нежная, молодая зелень.
В канавах, весело журча и пенясь, бежит грязная вода... Щепочки, соломинки, скорлупа подсолнухов быстро несутся по воде, кружатся и цепляются за грязную пену. Куда, куда плывут эти щепочки? Очень возможно, что из канавы попадут они в реку, из реки в море, из моря в океан...
Словарь родной природы
Очень богат русский язык словами, относящимися к временам года и к природным явлениям, с ними связанным.
Возьмем хотя бы раннюю весну. У неё, у этой ещё зябнувшей от последних заморозков девочки-весны, есть в котомке много хороших слов.
Начинаются оттепели, ростепели, капели с крыш. Снег делается зернистым, ноздреватым, оседает и чернеет. Его съедают туманы. Постепенно развозит дороги, наступает распутица, бездорожье. На реках появляются во льду первые промоины с черной водой, а на буграх - проталины и проплешины. По краю слежавшегося снега уже желтеет мать-и-мачеха.
Потом на реках происходит первая подвижка из лунок, продухов и прорубей выступает наружу вода.
Ледоход начинается почему-то чаще всего по темным ночам, после того, как «пойдут овраги» и полая, талая вода, звеня последними льдинками - «черепками», сольется с лугов и полей.
Здравствуй, весна!
Потемнели дороги. Посинел на реке лед. Грачи поправляют гнезда. Звенят ручьи. Надулись на деревьях пахучие почки. Увидали ребята первых скворцов.
Стройные косяки гусей потянулись с юга. Высоко в небе показался караван журавлей.
Ива распустила мягкие пуховки. Побежали по тропинкам хлопотливые муравьи.
Выбежал на опушку заяц-беляк. Сидит на пеньке, глядит вокруг. Вышел большой лось с бородкой и рогами. Радостное чувство наполняет душу.
Звуки весны
Соколов-микитов Иван Сергеевич
Тот, кто ночевал много раз у костра в лесу, никогда не забудет охотничьи весенние ночлеги. Чудесно наступает предутренний час в лесу. Кажется, невидимый дирижер поднял волшебную палочку и по его знаку начинается прекрасная симфония утра. Подчиняясь палочке невидимого дирижера, одна за другою гаснут над лесом звезды. Нарастая и замирая в макушках деревьев, над головами охотников проносится предрассветный ветер. Как бы включаясь в музыку утра, слышится пение первой проснувшейся птички-зорянки.
Тихий, знакомый слышится звук: «Хоррр, хоррр, цвиу! Хоррр, хоррр, цвиу!» - это тянет над утренним лесом вальдшнеп - лесной длинноклювый кулик. Из тысячи лесных звуков чуткое ухо охотника уже ловит необычную, ни на что не похожую песню глухаря.
В самый торжественный час появления солнца звуки лесной музыки особенно нарастают. Приветствуя восходящее солнце, в серебряные трубы трубят журавли, на бесчисленных свирелях повсюду заливаются неутомимые музыканты - дрозды, с голых лесных полян поднимаются в небо и поют жаворонки.
Прекрасное время
Григорович Дмитрий Васильевич
Апрель идет к концу. Весна была ранняя. Снег сошел с полей. Зеленеют озими. Как хорошо в поле! Воздух наполнен песнями жаворонка. В ветках и стебельках движется свежий сок. Солнце греет чащу и поля. В лесу и овраге тают остатки снега. Жужжат жуки. Река вступила в свои берега. Прекрасное это время - весна!
На мартовском солнышке
В затишье, на укромных лесных полянах, солнышко припекает, как летом. Подставишь ему одну щеку, хочется подставить и другую - приятно.
Греется на солнышке и ель рогатая, густо, от маковки до подола, обвешанная старыми шишками, греются березки-ластовицы, греется лесная детвора - верба.
Дождались
Вот и опять весна. Не успел отыграть закат, как начал румяниться восток. По Пинеге густо, россыпью идет лес. Лобастые бревна, как большие рыбины, с глухим стуком долбят заново поставленный бон. Бон поскрипывает, вода хлюпает в каменистом горле перемычки:
«Эхэ-хэ-хэ-хэй!» Зычное эхо прокатилось по ночной Пинеге, выскочило на тот берег, аукая, по верхушкам сосняка.
По-летнему заиграло эхо. Снова дождались светлых дней!
И день не день, и ночь не ночь... Таинственно, прозрачно небо над безмолвной землей. Дремлют в окружении леса - темные, неподвижные. Не потухающая ни на минуту заря золотит их остроконечные пики на востоке.
Сон и явь путаются в глазах. Бредешь по селенью - и дома, и деревья будто зыбятся слепя, да и сам вдруг перестал ощущать тяжесть собственного тела, и тебе уже кажется, что ты не идешь, а плывешь над притихшей деревней.
Тихо, так тихо, что слышно, как, осыпаясь белым цветом, отдыхает под окном черемуха. От деревянного днища ведра, поднятого над колодцем, отделяется нехотя капля воды - гулким эхом откликается земная глубь. Из приоткрытых хлевов наплывает сладковатый запах молока, горечь солнца излучает избяное дерево, нагретое за день. Заслышав шаги, пошевелится под крышей голубь, воркнув спросонья, и тогда, медленно кружась, полетит на землю легкое перо, оставляя за собой в воздухе тоненькую струйку гнездовьего тепла.
