Подводка к танцу куколок на новый год. Стихи к танцевальным композициям для праздников в детском саду

"Предчувствую тебя!" — писал Блок накануне своего знакомства с Любовью Дельмас. Но ни он, ни она не знали, что эта встреча окажется судьбоносной и полностью перевернет жизнь обоих.

Осенью 1913-го в жизни Блока - новое бурное увлечение - актрисой Любовью Дельмас . Он увидел её в роли Кармен в петербургском оперном театре и был потрясён созданным ею образом обольстительной неукротимой испанской цыганки. Блок посвящает ей цикл из десяти стихотворений под названием “Кармен” , вновь после Мериме и Бизе обратившись к этой теме. Эти стихи навсегда останутся самыми звонкими и ликующими в творчестве поэта.

Ты - как отзвук забытого гимна
в моей чёрной и дикой судьбе.
О Кармен, мне печально и дивно,
что приснился мне сон о тебе.

Вешний трепет, и лепет, и шелест,
Непробудные, дикие сны,
И твоя одичалая прелесть —
Как гитара, как бубен весны!..

«Ты встанешь бурною волною В реке моих стихов...»

Ах, как она была хороша, эта медноволосая, крепко сбитая, русская Кармен! Как божественно она пела! Как держалась на сцене! Она словно околдовала его... В новый, только что открывшийся Театр музыкальной драмы Блок приходил только на «Кармен», только на Андрееву-Дельмас .

Когда она, потряхивая золотисто-рыжими волосами, в тёмно-малиновой юбке, оранжевой блузе и чёрном фартуке врывалась на сцену, ему казалось, это не женщина - «влекущая колдунья». Демон. Она не играла, не пела, это вообще была не актриса — сама Кармен!

Бушует снежная весна.
Я отвожу глаза от книги...
О, страшный час, когда она,
Читая по руке Цуниги,

В глаза Хозе метнула взгляд!
Насмешкой засветились очи,
Блеснул зубов жемчужный ряд,
И я забыл все дни, все ночи,

И сердце захлестнула кровь,
Смывая память об отчизне...
А голос пел: Ценою жизни
Ты мне заплатишь за любовь!

Блок, получавший пачками письма от поклонниц, написал ей первым:

"Я смотрю на Вас в "Кармен" третий раз, и волнение мое растет с каждым разом. Прекрасно знаю, что я неизбежно влюблюсь в Вас, едва Вы появитесь на сцене. Не влюбиться в Вас, смотря на Вашу голову, на Ваше лицо, на Ваш стан, -- невозможно. Я думаю, что мог бы с Вами познакомиться, думаю, что Вы позволили бы мне смотреть на Вас, что Вы знаете, может быть, мое имя... "
"... Я не мальчик, я знаю эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и которой нет никакого исхода... Я не мальчик, я много любил и много влюблялся. Не знаю, какой заколдованный цветок Вы бросили мне, но Вы бросили, а я поймал... »

Как океан меняет цвет,
Когда в нагроможденной туче
Вдруг полыхнет мигнувший свет, --
Так сердце под грозой певучей

Меняет строй, боясь вздохнуть,
И кровь бросается в ланиты,
И слезы счастья душат грудь
Перед явленьем Карменситы.

В эти дни он пишет и отсылает своей Карменсите первые посвящённые ей стихи.

Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов...

И в тихий час ночной, как пламя,
Сверкнувшее на миг,
Блеснёт мне белыми зубами
Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой,
Что ты, в чужой стране,
Что ты, когда-нибудь, украдкой
Помыслишь обо мне...

За бурей жизни, за тревогой,
За грустью всех измен, -
Пусть эта мысль предстанет строгой,
Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!

«Сердитый взор бесцветных глаз...»

Блок бродил под её окнами на Офицерской улице, смотрел на её окно на четвёртом этаже, горящее то от утренней, то от вечерней зари (дом стоял углом и был обращён на восход и на закат). Караулил у артистического входа театра, ожидая её после спектакля, стараясь смешаться с толпой поклонников. Смотрел издали, не решаясь приблизиться, пряча лицо в тени полей шляпы.

Среди поклонников Кармен,
Спешащих пёстрою толпою,
Ее зовущих за собою,
Один, как тень у серых стен

Ночной таверны Лиллас-Пастья,
Молчит и сумрачно глядит,
Не ждет, не требует участья,
Когда же бубен зазвучит
И глухо зазвенят запястья, -

Он вспоминает дни весны,
Он средь бушующих созвучий
Глядит на стан ее певучий
И видит творческие сны.

Красавицей её назвать было нельзя. Но в её очаровании было нечто большее, чем красота.
2 марта в театре они встретились лицом к лицу. Актриса в тот день не была занята в спектакле, на сцене была другая Кармен, а она сидела в зрительном зале.Блок увидел не образ героини Бизе, а реальную женщину:

Сердитый взор бесцветных глаз,
Их гордый вызов, их презренье,
Всех линий таянье и пенье, -
Так я вас встретил в первый раз.

В партере — ночь. Нельзя дышать.
Нагрудник черный близко-близко...
И бледное лицо... и прядь
Волос, спадающая низко...

У него возникло странное ощущение, будто эту женщину он знал всю жизнь...

О, не впервые странных встреч
Я испытал немую жуткость!
Но этих нервных рук и плеч
Почти пугающая чуткость...

В движеньях гордой головы
Прямые признаки досады...
(Так на людей из-за ограды
Угрюмо взглядывают львы).

А там, под круглой лампой, там
Уже замолкла сегидилья,
И злость, и ревность, что не к Вам
Идет влюбленный Эскамильо,

Не Вы возьметесь за тесьму,
Чтобы убавить свет ненужный,
И не блеснет уж ряд жемчужный
Зубов — несчастному тому...

О, не глядеть, молчать — нет мочи,
Сказать — не надо и нельзя...
И Вы уже (звездой средь ночи),
Скользящей поступью скользя,

Идете — в поступи истома,
И песня Ваших нежных плеч
Уже до ужаса знакома,
И сердцу суждено беречь,

Как память об иной отчизне,—
Ваш образ, дорогой навек...
А там: Уйдем, уйдем от жизни,
Уйдем от грустной этой жизни!

Кричит погибший человек...
И март наносит мокрый снег.

Окно, горящее не от одной зари...»

Из дневника А. Блока : «Я иду ближайшим проходом. Встречаю суровый взгляд недовольных, усталых глаз. Прохожу на свое место. Она оглядывается всё чаще. Я странно волнуюсь. Всё чаще смотрит в мою сторону. Я вне себя. Почти ничего не слушаю ».
Друзья предлагают познакомить его с ней. Но тут Блоком овладевает необъяснимый испуг. Совершенно в духе гоголевского Подколесина в последнюю минуту он бросается вон из театра, мчится к её дому и ждёт уже там. Она появляется, оглядывается в его сторону и исчезает в подъезде. «Я стою у стены дураком, смотря вверх. Окна опять слепые. Я боюсь знакомиться с ней ».

К собственному смущению, 35-летний Блок вел себя как гимназист: покупал открытки с её изображением и держал под подушкой, после каждого спектакля посылал алую розу (без записки и карточки), дежурил у ее дома, бессонно вглядываясь в занавешенные окна, а после, возвратившись домой, украдкой набирал заветный номер. Однажды он написал ей письмо, в котором признался в любви, письмо было анонимным, но она догадалась, кто ее молчаливый поклонник.

Когда «Кармен» шла в сезоне последний раз, Блок оставил для нее номер своего телефона с просьбой позвонить. Она позвонила во втором часу ночи...
Следующий вечер он провёл у неё. И ночь тоже. И ещё одну ночь, и ещё одну, и ещё... И всякий раз, уходя на восходе, смотрел он на это окно, теперь уже, по его мнению, «горящее не от одной зари », и думал, что за стеклом ещё виднеется тот пламень, который сжигал обоих. От этого огня и пылало окно!

На небе - прозелень, и месяца осколок
Омыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,
Проходит, и весна, и лёд последний колок,
И в сонный входит вихрь смятенная душа...

Что" месяца нежней, что" зорь закатных выше?
Знай про себя, молчи, друзьям не говори:
В последнем этаже, там, под высокой крышей,
Окно, горящее не от одной зари...

Есть демон утра. Дымно-светел он,
Золотокудрый и счастливый.
Как небо, синь струящийся хитон,
Весь - перламутра переливы.

Но как ночною тьмой сквозит лазурь,
Так этот лик сквозит порой ужасным,
И золото кудрей - червонно-красным,
И голос - рокотом забытых бурь.

А Любовь Дельмас, страстная по сути своей, по всем повадкам, по ролям, даже по огню своих волос, никогда не думала, что этот холодноватый Гамлет с отстранённым взором и надменным ртом способен так любить и желать...

О, да, любовь вольна, как птица,
Да, всё равно -- я твой!
Да, всё равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,
В очах, где грусть измен,
Весь бред моих страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен!...

Страстная бездна

В течение двух месяцев они неразлучны, наслаждаясь своим непростительным счастьем. Долгие прогулки пешком, на лихачах, в таксомоторах. Белые ночи на Стрелке, ужины в ночных ресторанах, возвращения на рассвете...

Вот некоторые записи из книжки Блока. 15 мая 1914 года : «Утром. Золотой червонный волос на куске мыла — из миллионов — единственный».
20 мая : «Она написала на картоне от шоколада: «День радостной надежды». Я в первый раз напоил ее чаем. Ей 20 лет сегодня ».

кабинет Блока. Здесь он поил её чаем.

25 мая : «Тел. около 3-х. Л.А. тревожна, писала мне письмо. Хочет уйти, оставить меня... Я ей пишу. После обеда, измученный, засыпаю на полчаса. Звоню ей. Звоню еще раз. Она у меня до 3-го часа ночи. Одни из последних слов: — Почему Вы так нежны сегодня? — Потому что я Вас полюбила ».

Любовь Дельмас

28 мая : «Странная смесь унижения с гордостью. Её вчерашний взгляд. Я влюблён в неё сегодня так грустно, как давно не был. В 4 часа звоню - она вышла. Я вижу её с балкона, маню её. Она качает головой и уходит ».

«Я ухожу на Финляндский вокзал. Посылаю ей розы. Звоню оттуда - её нет ещё дома. Возвращаюсь - звоню, мы встречаемся. Едем на Финляндский вокзал ...»

«С Удельной едем в Коломяги, оттуда - в Озерки, проходим над озером, пьем кофей на Приморском вокзале, возвращаемся в трамваях ».

«Нежней, ласковей и покорней она еще не была никогда ».

Он от неё без ума: “Она вся благоухает, она нежна, страстна, чиста. Ей имени нет. Её плечи бессмертны”. “Душно и без памяти”, “страстная бездна”, “я ничего не чувствую, кроме её губ и колен ”.

Розы - страшен мне цвет этих роз,
Это - рыжая ночь твоих кос?
Это - музыка тайных измен?
Это - сердце в плену у Кармен?

Весь поэтический цикл "Кармен" Блок создал за две мартовских недели.
В нём - вся история его неукротимого чувства: и взгляд, которому нет сил противиться, и пляска страсти, от которой не уйти, и рокот бурь, и губительная прелесть Кармен, и нестерпимое желание поймать ее, танцующую и дикую, в жаждущие руки… Но написал он его до того, как встретился с ней в реальной жизни - роман был придуман и сначала пережит им в стихах.

А счастье было так возможно...

Так случилось, что оба они жили на Офицерской - судьба! - почти на краю города.

дом на ул. Декабристов 57 (бывшая Офицерская 5), где жил А. Блок

Его дом, где Блок поселился два года назад, стоял в самом конце улицы, упиравшейся в этом месте в мелководную Пряжку - речушку с грязными, размытыми берегами.

вид из окна кабинета Блока на реку Пряжку и Банный мост

Они пешком возвращались из театра на Офицерскую. Или белыми ночами бродили по закоулкам старой окраины, шли к Неве по набережной Пряжки, через мост, который он назвал «Мостом вздохов», - пояснив, что есть такой же, похожий, в Венеции.

Пили кофе на вокзале, ездили на Елагин остров, гуляли в парке, ходили в кинематограф, катались с американских гор.

«...этот Ваш звенящий, звенящий смех первого вечера, и моя неловкость, и Ваши открытые плечи, и розы, открывающие грудь, Ваши руки, овладевающие мгновенно всякой вещью, Ваши сияющие зубы и таинственные глаза; и эта неровность плеч, их застенчивость, и то, что Вы сразу просто приняли, когда я взял Вас под руку, и улицы, и темная Нева, и Ваши духи, и Вы, и Вы, и Вы!. ."

В ответ она посылала ему ячменные колосья, потому что как-то раз он сказал, будто волосы её жестки, как колосья, посылала вербу, потому что уже была весна, их первая весна, посылала розы — они непрестанно обменивались розами того особенного, жаркого цвета, который он называл рыжим, чтобы снова и снова вспомнить о её волосах...

Вербы — это весенняя таль,
И чего-то нам светлого жаль,
Значит — теплится где-то свеча,
И молитва моя горяча,
И целую тебя я в плеча.

Этот колос ячменный — поля,
И заливистый крик журавля,
Это значит — мне ждать у плетня
До заката горячего дня.
Значит — ты вспоминаешь меня...

Точно так же, лет шесть назад, его настигла роковая вьюга в лице «Снежной маски » - «высокой женщины в чёрном с огненными крылатыми глазами».

Наталья Волохова, героиня цикла «Снежная маска»

Но теперь образ прежней возлюбленной растаял, как призрак в предрассветном тумане.
Мрачные краски ночи сменились радужными бликами яркого дня, хрустальным звоном весенней капели, звуками нежной скрипки. Общее с Волоховой у Дельмас было только то, что обе были актрисами - одна драматическая, другая оперная.
В остальном они отличались как лед и пламень. Одна

Таила странный холод
Под одичалой красотой.

Другая - обжигала радостью жизни, увлекала в мир музыки и света, «как гитара, как бубен весны! »

Те, кому доводилось их видеть в ту пору вместе, в фойе ли театра, на концерте или на улице, с удивлением отмечали, как они поразительно подходят, гармонически дополняют друг друга. Особенно это было явно, когда Блок и Дельмас выступали вдвоем со сцены. Так было, например, на литературном вечере, состоявшемся в годовщину их знакомства - Блок читал свои стихи, она пела романсы на его слова, и в зале Тенишевского училища , где они присутствовали на первом представлении «Балаганчика » и «Незнакомки ».

Тенишевского училище. Здесь они выступали вдвоём.

тот самый зал

Она тогда была особенно ослепительна в своем лиловом открытом вечернем платье. «Как сияли ее мраморные плечи ! - вспоминала современница. - Какой мягкой рыже-красной бронзой отливали и рдели ее волосы! Как задумчиво смотрел он в ее близкое-близкое лицо! Как доверчиво покоился ее белый локоть на черном рукаве его сюртука... ».
Казалось, вот оно, его счастье, которое нашел однажды в Таврическом саду , где они вместе выискивали на ветках сирени «счастливые» пятиконечные звездочки цветков.

Таврический сад

Я помню нежность ваших плеч,
Они застенчивы и чутки.
И лаской прерванную речь,
Вдруг, после болтовни и шутки.

И то, что больше и странней:
Из вихря музыки и света —
Взор, полный долгого привета,
И тайна верности... твоей.

«Я сам такой, Кармен»

Роман поэта и актрисы сделался общеизвестен. Дошли вести и до Любови Менделеевой , жены Блока.

Она отнеслась к новости довольно спокойно: ещё одна связь, их уже было-перебыло. Любовь Дмитриевна по-женски завидовала своей молодой и красивой сопернице и тем образам, которые та навевала влюблённому поэту. Когда-то она одна была его Музой...

Но про себя пожимала плечами: ну, родится ещё один цикл стихов. Может быть, даже и не один... Однако конец-то всё равно ясен.
Был он ясен и самому Блоку. Уже в те дни, когда роман только начинался, в стихах, где поэт был предельно правдив, он предрекает разрыв. И никогда еще он не ошибался в своих пророчествах.

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.
Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,
Сквозь бездну дней пустых, чьё бремя не избудешь.
Вот почему я твой поклонник и поэт!

Но, клянясь в том, что любовь всегда останется жить в его сердце, Блок не скрывает: это любовь не к актрисе Дельмас и даже не к её сценическому образу, это любовь к той неуловимой, которую он сейчас называет Кармен , а раньше называл Прекрасной Дамой, Офелией, Незнакомкой, Снежной Маской, Фаиной, Валентиной ... Неважно — как! К той, кем он жаждет обладать... на самом деле совершенно не желая этого.

Здесь - страшная печать отверженности женской
За прелесть дивную - постичь ее нет сил.
Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской
Рыдает, исходя гармонией светил.

Вот - мой восторг, мой страх в тот вечер в тёмном зале!
Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!
Вот чьи глаза меня так странно провожали,
Еще не угадав, не зная... не любя!

Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо,
К созвездиям иным, не ведая орбит,
И этот мир тебе - лишь красный облак дыма,
Где что-то жжёт, поёт, тревожит и горит!

И в зареве его - твоя безумна младость...
Всё - музыка и свет: нет счастья, нет измен...
Мелодией одной звучат печаль и радость...
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

В соловьином саду

«Жизнь моя есть череда спутанных до чрезвычайности личных отношений », - записывает в дневнике Блок . То же самое могла бы сказать о себе и Любовь Менделеева .

Она возвращается в актёрскую труппу, к частым гастролям, к своему собственному, уже завершившемуся было роману с Кузьминым-Караваевым (Тверским ), молодым студентом, начинающим актером и режиссером (с 1929 по 1935 год — главным режиссёром и худруком БДТ , в 1936 году ставившим спектакли в Саратове , где и был в 1937-ом репрессирован и расстрелян). Располагая после смерти отца средствами, Менделеева финансировала постановки Мейерхольда .

Ученики и сотрудники студии В. Э. Мейерхольда. 1915 год. Во втором ряду вторая справа — Любовь Менделеева. Слева рядом с ней — Мейерхольд, справа — Кузьмин-Караваев.

Они, наконец, окончательно разъехались с Блоком. И теперь Дельмас могла спокойно приходить в его квартиру, когда ей вздумается.

Любовь Дельмас

История их любви запечатлена в письмах и многих стихах поэта: Дельмас посвящены циклы «Кармен», «Арфа и скрипка», «Седое утро» , многочисленные записи в дневниках и записных книжках. Поэт подарил ей поэму «Соловьиный сад» , которую завершил осенью 1915 года, с надписью: «Той, что поет в Соловьином саду ».

Странная это была поэма... Начатая в разгар их любви, на пике их страсти, в январе 1914 года, она совершенно чётко рисует всю дальнейшую историю романа автора с певицей, как если бы была исчислена Блоком с холодком и рассудочностью, как если бы он заранее знал, что из всего этого выйдет.... Вернее, что не выйдет из всего этого ничего... кроме новых стихов.
А может быть, он и в самом деле это знал?

Я ломаю слоистые скалы
В час отлива на илистом дне,
И таскает осел мой усталый
Их куски на мохнатой спине...

Крик осла моего раздаётся
Каждый раз у садовых ворот,
А в саду кто-то тихо смеётся,
И потом — отойдёт и поёт...

Или разум от зноя мутится,
Замечтался ли в сумраке я?
Только всё неотступнее снится
Жизнь другая — моя, не моя...

Каждый вечер в закатном тумане
Прохожу мимо этих ворот,
И она меня, лёгкая, манит,
И круженьем, и пеньем зовет...

А уж прошлое кажется странным,
И руке не вернуться к труду:
Сердце знает, что гостем желанным
Буду я в соловьином саду...

Правду сердце моё говорило,
И ограда была не страшна,
Не стучал я — сама отворила
Неприступные двери она.

Вдоль прохладной дороги, меж лилий,
Однозвучно запели ручьи,
Сладкой песнью меня оглушили,
Взяли душу мою соловьи.

Опьяненный вином золотистым,
Золотым опалённый огнем,
Я забыл о пути каменистом,
О товарище бедном своём.

Пусть укрыла от дольнего горя
Утонувшая в розах стена, —
Заглушить рокотание моря
Соловьиная песнь не вольна!..

Я проснулся на мглистом рассвете
Неизвестно которого дня.
Спит она, улыбаясь, как дети, —
Ей пригрезился сон про меня.

Как под утренним сумраком чарым
Лик, прозрачный от страсти, красив!..
По далеким и мерным ударам
Я узнал, что подходит прилив...

И, спускаясь по камням ограды,
Я нарушил цветов забытье.
Их шипы, точно руки из сада,
Уцепились за платье моё.

Очарованность Блока длилась недолго. 1 августа он записывает в дневнике: “Уже холодею ”. И — в стихах: «Та жизнь прошла, и странно вспомнить, что был пожар...»

Он любил Кармен и ту, которая создавала на сцене её образ, за то, что она готова была умереть, но не покориться ему, всегда отвергала любовь.

Актриса же была покорена и влюблена. И она очень быстро перестала для него существовать, как только был разрушен романтический образ.
Он желал обладания Кармен — дерзкой, насмешливой, недоступной. А обрёл пылкую страсть женщины — обыкновенной женщины, пусть при этом и невероятно талантливой актрисы.

Искал неуловимую чаровницу, а получил обычную любовницу, которая желала владеть им без остатка. Оплела его руками, нежными словами, лаской, днём и ночью ей снился сон их любви.

Но главным в жизни для него было — ломать слоистые скалы стихов на илистом дне поэзии, возводя из этих обломков некое волшебное здание. Счастье, покой — это не для него. Страдание — вот что очищает и возвышает душу. Если жизнь страдания не приносит — значит, надо его сотворить для себя самому. Искусство всегда там, где потери, страдания, холод… «Таков седой опыт художников всех времён », - уверял Блок. Им правит закон самосохранения гения — быть может, самый загадочный, но и самый жестокий в своей непреодолимости. Только труд, упорный ежедневный труд, вот что главное.

письменный стол Блока

Иногда кажущийся постылым, надоевшим — тем слаще было к нему возвращаться, пусть даже приходилось вырываться из объятий, пусть даже шипы всех на свете червонно-алых роз цеплялись при этом за его сердце, норовя удержать.

И во мгле благовонной и знойной
Обвиваясь горячей рукой,
Повторяет она беспокойно:
«Что с тобою, возлюбленный мой?»

Но, вперяясь во мглу сиротливо,
Надышаться блаженством спеша,
Отдаленного шума прилива
Уж не может не слышать душа...

«Искры в пепле»

Образ Кармен, который предстаёт в лирике Блока, ничего общего не имел с реальной Кармен, Любовью Дельмас. В её облике не было ничего рокового, мрачного, трагического. Напротив, весь он - лёгкий, солнечный, праздничный. Она не летела “к созвездиям иным”, не играла в романтическую страсть - просто любила. Обычная женщина, вся она была от этого, от сего мира: милая, верная, открытая, заботливая.

Но уж к чему Блок был совершенно не приспособлен — так это к счастью. «Страшен мне уют... Даже за плечом твоим, подруга, чьи-то очи стерегут!.. Милый мой, и в этом тихом доме лихорадка бьёт меня...»
Началась война, которая, как ни дико это звучит, была кстати. Блок уходит на фронт.

Он пишет любимой письмо-отказ, потому что он не может быть с той, что пела в соловьином саду, потому что зовёт долг, потому что есть совесть, и перед лицом ужаса этой жизни безнравственно предаваться личному. Мученик правды, он бежит от призрака счастья.

Блок писал Дельмас: «Я не знаю, как это случилось, что я нашел Вас, не знаю и того, за что теряю Вас, но так надо. Надо, чтобы месяцы растянулись в годы, надо, чтобы сердце моё сейчас обливалось кровью, надо, чтобы я испытывал сейчас то, что не испытывал никогда, - точно с Вами я теряю последнее земное. Только Бог и я знаем, как я Вас люблю ».
Сколько лукавства в этих красивых, туманных, двусмысленных словах, примириться с которыми не сможет никакая нормальная женщина.

Блок пишет ей прощальное суровое письмо:
«...ни Вы не поймете меня, ни я Вас - по-прежнему. А во мне происходит то, что требует понимания, но никогда, никогда не поймем друг друга мы, влюбленные друг в друга... В Вашем письме есть отчаянная фраза (о том, что нам придется расстаться), - но в ней, может быть, и есть вся правда... Разойтись все труднее, а разойтись надо... Моя жизнь и моя душа надорваны; и всё это - только искры в пепле. Меня настоящего, во весь рост, Вы никогда не видели. Поздно ».

Она не в силах этого понять, плачет, забрасывает его письмами, ищет встреч. Одно из таких тягостных, бесплодных, прощальных свиданий отражено в стихотворении Блока “Превратила всё в шутку сначала... ”.

Превратила всё в шутку сначала,
Поняла - принялась укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком вытирать.

И, зубами дразня, хохотала,
Неожиданно всё позабыв.
Вдруг припомнила всё - зарыдала,
Десять шпилек на стол уронив.

Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась,
И, должно быть, навеки ушла...

«Бедная, она была со мной счастлива...»

Когда-то она сказала ему: “Боюсь любви”. Словно предчувствовала страдание, что её ожидает. Как много это слово значило для неё и как мало для него.

Блок ещё не раз вспомнит Любовь Дельмас. Потом, пытаясь объяснить, что вызвало в нём любовь к этой женщине, он долго не мог подобрать нужного слова: “Какая-то старинная женственность... да, и она, но за ней ещё: верность? земля, природа, чистота... жизнь, правдивое лицо жизни... возможность счастья, что ли? Словом, что-то забытое людьми...” .

Блок вышел на улицу, словно во сне дошел до ее дома, остановился, посмотрел туда, где под самой крышей горело ее окно. В тот же миг свет погас. А он стоял и думал о том, что у художника своя особая судьба, своя дорога.

Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое.
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое?

Блок возвращается к себе прежнему. Возвращается к жене.

«Благодарю тебя, что ты продолжаешь быть со мной, несмотря на своё, несмотря на моё . - пишет он ей. - Мне так нужно это ». А в дневнике записывает: «У меня было только две женщины: Люба — и все остальные ».

Свидания с Кармен ещё продолжались — но только по её просьбе, иногда даже мольбе: «Л. А. Дельмас звонила, а мне уже было не до чего. Потом я позвонил: развеселить этого ребёнка... Как она плакала на днях ночью, и как на одну минуту я опять потянулся к ней, потянулся жестоко, увидев искру прежней юности на лице, молодеющем от белой ночи и страсти. И это мое жестокое (потому что минутное) старое волнение вызвало только её слезы… Бедная, она была со мной счастлива... »
Как самодовольно и равнодушно... Тем не менее они встречались до самого трагического финала его жизни. То она напомнит о себе корзиной красных роз, то проявит заботу о его полухолостяцком быте. В 1915 году гостила у него в Шахматове .

Шахматово. Голубая гостиная

По вечерам пела романсы, арии из опер.

Когда у Блока начинался очередной приступ «психастении» или «сердечной болезни», первой на помощь к нему спешила Дельмас. Она была в его доме, когда он мучительно умирал, переписывала красивым и ясным почерком его последние стихи.

В те дни Блоку не было еще и сорока. Но поэтическая его жизнь оборвалась именно после цикла «Кармен ». Кроме поэмы «Двенадцать », которая окончательно погубила поэта, ничего больше не было написано. Ни одна из пленительных женщин не заставила его больше писать о любви и страсти. Кармен была последней.

Любовь Дельмас в роли Кармен

В ящике письменного стола Блок хранил всё, что как-то было связано с Дельмас: письма, засушенные цветы, ее заколки и ленты. Однажды он стал разбирать этот забытый ящик, где похоронил свою Кармен.
"...Боже мой, какое безумие, что всё проходит, ничто не вечно. Сколько у меня было счастья (счастья, да) с этой женщиной, - записывает он в дневнике. - Слов от неё почти не останется. Останется эта груда лепестков, всяких сухих цветов, роз, верб, ячменных колосьев, резеды, каких-то больших лепестков и листьев. Все это шелестит под руками... "

В час, когда пьянеют нарциссы,
И театр в закатном огне,
В полутень последней кулисы
Кто-то ходит вздыхать обо мне...

Арлекин, забывший о роли?
Ты, моя тихоокая лань?
Ветерок, приносящий с поля
Дуновений лёгкую дань?

Я, паяц, у блестящей рампы
Возникаю в открытый люк.
Это — бездна смотрит сквозь лампы,
Ненасытно-жадный паук.

И, пока пьянеют нарциссы,
Я кривляюсь, крутясь и звеня...
Но в тени последней кулисы
Кто-то плачет, жалея меня.

Нежный друг с голубым туманом,
Убаюкан качелью снов.
Сиротливо приникший к ранам
Легкоперстный запах цветов.

Он посвятит ей ещё одно стихотворение, в котором звучит неподдельное раскаяние и чувство неизбывной вины:

Была ты всех ярче, верней и прелестней,
не кляни же меня, не кляни!
Мой поезд летит как цыганская песня,
как те невозвратные дни...

Что было любимо - всё мимо, всё мимо,
впереди - неизвестность пути...
Благословенно, неизгладимо,
невозвратимо... прости!

Имя Л. Дельмас постоянно мелькало в дневниковых записях поэта вплоть до его кончины в 1921 году.
«Л. А. Дельмас прислала Любе письмо и муку, по случаю моих завтрашних именин. Да, «личная жизнь» превратилась уже в одно у н и ж е н и е...»; «Л. А. Дельмас прислала мне цветы и письмо... »
Нередко хроника дневных дел заканчивалась лаконичным: «Вечером (или ночью) - Л. А. Дельмас ».
«Ночью любовница. Она пела грудным голосом знакомые песни».
«Ночью - опять Дельмас, догнавшая меня на улице. Я ушел. Сегодня ночью я увидал в окно Дельмас и позвал ее к себе… »

эпилог

...Любовь Александровна Дельмас пережила поэта на полвека. После слияния театра Музыкальной драмы с Народным домом она до 1922 года пела в организованном на их основе Государственном Большом оперном театре, много гастролировала по стране - по Сибири и Уралу, Башкирии.

В Минусинском оперном театре Андреева-Дельмас впервые выступила в качестве режиссера, поставив оперы «Пиковая дама » и «Черевички ». В 1933-м оставила сцену и занялась педагогической деятельностью. Сначала преподавала в Музыкальном училище при Ленинградской консерватории, а затем и в ней самой, где в 1938 году получила звание доцента.
В годы Великой Отечественной Любовь Александровна вместе с мужем жила в Ленинграде, выезжала с концертными бригадами на фронт, выступала перед бойцами. О страшном блокадном времени позднее написала воспоминания...
К сожалению, свои письма к поэту (он вернул их ей) Любовь Александровна сожгла незадолго до своей смерти. Она скончалась 30 апреля 1969 года , дожив до глубокой старости.
Подумать только: она, знавшая великого Блока, была нашей современницей!

могила Л. Дельмас

В своей известной книге о Блоке В. Орлов пишет, что по сохранившимся снимкам этой оперной дивы довольно трудно догадаться о бушевавшей в ней когда-то «буре цыганских страстей ». Но и в самой Л. А. Андреевой-Дельмас , к тому времени уже далеко не молодой, грузной женщине, от блоковской Кармен остались разве что медно-рыжие волосы.

Была ли она вообще красива? Блок имел своё представление о женской красоте. «Все его женщины , - отмечает В. Орлов , - были не красивы, но прекрасны, - вернее сказать, такими он сотворил их - и заставил нас поверить в его творение ». В сущности, теперь и не имеет значения, какой была возлюбленная Блока в жизни, - ее дивный образ живет отныне, созданный воображением поэта. В истории литературы она навсегда осталась страстной и пленительной Кармен.

И проходишь ты в думах и грёзах,
Как царица блаженных времён,
С головой, утопающей в розах,
Погружённая в сказочный сон.

Спишь, змеёю склубясь прихотливой,
Спишь в дурмане и видишь во сне
Даль морскую и берег счастливый,
И мечту, недоступную мне.

Видишь день беззакатный и жгучий
И любимый, родимый свой край,
Синий-синий, певучий-певучий,
Неподвижно-блаженный, как рай.

В том раю тишина бездыханна,
Только в куще сплетённых ветвей
Дивный голос твой, низкий и странный,
Славит бурю цыганских страстей.

(При подготовке использованы материалы В. Орлова, Е. Арсеньевой, Е. Обойминой, О. Татьковой, С. Сеничева, Д. Чистяковой, В. Вульфа, фотографии с сайта Государственного историко-литературного и природного музея-заповедника А. Блока, картины Андрея Атрошенко).

Переход на ЖЖ:

3 выбрали

Иногда для творческого взлета поэту недостаточно безумно влюбиться - ему нужно убить свою любовь. Страсть, прихотливо уничтоженная собственными руками, разрушает людское счастье. Но находит свое оправдание в литературных шедеврах.

Явление Карменситы

Когда поэту тягостно, когда супружеская жизнь поэта не задалась и ему душно среди нагромождений обязательств, которые не имеют ничего общего ни с вдохновенной любовью, ни с полетом, он бродит в поисках животворящего источника.

Где только не пытается поэт оставить грызущую его душевную тоску - на вечерах, приемах, можно и в театрах. В театре Музыкальной драмы, например, где так темно, так незаметно, так покойно. И где он слышит голос…

Знатоки в партере улыбались и довольно кивали: прекрасное меццо-сопрано. А для Блока происходящее на сцене было куда большим, чем просто хорошо поставленная опера "Кармен". Перед ним звенела весна, его новая весна в образе неистовой Кармен с рыжими волосами. И он завороженно "средь бушующих созвучий глядит на стан ее певучий и видит творческие сны".

Перед Любовью Александровной Дельмас благоговел весь Петербург. И Блок, отчаянно впиваясь в ее лицо, в гордую линию плеч, в "хищную силу рук прекрасных", бледный и отравленный, каждый вечер после выступления брел за Дельмас до самого ее дома (а жили они на краю города, на одной Офицерской улице!) и ждал, пока загорится над ним ее окно.

Он был не юн и уже знал эту "адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и из которой нет никакого исхода". Исхода он и не искал. Спешил домой, в бессонные ночи, переплавлять свою страсть в буквы. И таяли чернила, и стихи, казалось, жгут бумагу.

Весь поэтический цикл "Кармен" Блок создал за две мартовских недели. В нем - вся история его неукротимого чувства: и взгляд, которому нет сил противиться, и пляска страсти, от которой не уйти, и рокот бурь, и губительная прелесть Кармен, и нестерпимое желание поймать ее, танцующую и дикую, в жаждущие руки…. Поэт написал свой роман еще до начала его в реальной жизни. И Дельмас он изобразил той Кармен, которую желал в ней видеть.

Хотя саму актрису он по-прежнему сторонился, не зная, что может ей сказать. И вновь мчался на спектакль, простаивал вечерние часы под окнами, писал откровенные письма… и не отправлял. Скупал в магазинах ее фотокарточки, мало что общего имеющие с оригиналом, и терзался, и был счастлив, и не знал, что ему делать…

Счастливые встречи

Первый шаг был совершен самой Любовью Александровной. Кто-то сказал ей, что она очень заинтересовала известного поэта, и после очередного выступления Блок был представлен смеющейся Кармен.

"...Точно волна, которая покрывает с головой - несколько вечеров напрасных сомнений, отчаяния, злобы - и вдруг, точно на гребне волны - этот Ваш звенящий, звенящий смех первого вечера, и моя неловкость, и Ваши открытые плечи, и розы, открывающие грудь, Ваши руки, овладевающие мгновенно всякой вещью, Ваши сияющие зубы и таинственные глаза; и эта неровность плеч, их застенчивость, и то, что Вы сразу просто приняли, когда я взял Вас под руку, и улицы, и темная Нева, и Ваши духи, и Вы, и Вы, и Вы!"

Теперь счастливый Блок мог отправлять Любови Дельмас свои письма. Всякий вечер они проводили вдвоем: прогулки над неспокойно спящей Невой, стихи негромким голосом, чтобы не разбудить, белые ночи, запутавшиеся в сиреневых кустах Таврического сада, и соловьи, и колдовские глаза той, на которую не налюбоваться…

Любовь Дельмас (настоящая фамилия Тишинская) была выпускницей Петербургской консерватории, успевшей до театра Музыкальной драмы поработать в Киевской опере и даже поучаствовать вместе с Шаляпиным в заграничном турне, исполняя партию Марины Мнишек в "Борисе Годунове". На ее счету было много знаменательных ролей: в "Аиде", "Евгении Онегине", "Снегурочке", "Пиковой даме". Но "Кармен" была для Дельмас самой любимой - может быть, потому, что она сама жадно любила жизнь, танцы и свободу. Впрочем, тяга к независимости не помешала ей выйти замуж и хранить супружескую верность. До встречи с Блоком.

Поэт, уже несколько лет переживавший нестабильные отношения с женой, Любовью Менделеевой, разочарованный в несоответствии страсти возвышенной и любви земной в месяцы очарования Дельмас совсем перестал появляться дома. Менделеева, привыкшая к изменам мужа и сама напропалую изменявшая, отнеслась к этому факту спокойно и, в конце концов, съехала из квартиры.

Теперь влюбленные практически не расставались. И даже начали выступать вместе на сцене: она пела, он декламировал стихи. И наблюдавшие их отмечали, как гармонично смотрятся друг с другом поэт и Карменсита, каким удивительным ореолом подлинного счастья они окружены…

Все - в топку поэзии

"Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь… Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо… И этот мир тебе - лишь красный облак дыма, где что-то жжет, поет, тревожит и горит", - писал еще в том знаменательном месяце простаивания под окнами Блок. Предчувствовал. Что? Недолговечность любой страсти, неизбежность расставания?..

"Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен", - неистовый творец, который жаждет упоительного счастья, но слишком долго жить в нем не умеет.

Огонь любви вначале подпитывал силы поэта и дарил ему вдохновение. Но потом сжег весь кислород его личной атмосферы - Блок начал задыхаться. Маяться, тосковать, искать выхода - и понимать, что он уверен только в одном: "Я не знаю, как это случилось, что я нашел Вас, не знаю и того, за что теряю Вас, но так надо. Надо, чтобы месяцы растянулись в годы, надо, чтобы сердце мое сейчас обливалось кровью, надо, чтобы я испытывал сейчас то, что не испытывал никогда, - точно с Вами я теряю последнее земное".

Они придумывали тысячи оправданий для своего разрыва - от лживого "мы слишком разные" до туманного "мы расстаемся, потому что должны". Разрыв и в самом деле был мучительным. Блок уходил, но, чувствуя, что буквально умирает без своей Кармен, мчался назад. И Дельмас, не находя в себе сил, оказывалась слабее, чем собиралась быть. Но после - снова попытки расставания, и слезы, и томление, и возвращение писем, засушенных цветов, памятных символов…

Наконец, вдоволь натерзав друг друга, эти двое нашли в себе силы вернуться каждый в свою жизнь. Дельмас с головой ушла в гастроли; страдающий, раненый и полный вдохновения поэт - к письменному столу.

"....Боже мой, какое безумие, что все проходит, ничто не вечно. Сколько у меня было счастья (счастья, да) с этой женщиной. Слов от нее почти не останется…"

Останутся шедевры, ею вдохновленные. На углях безумных чувств можно приготовить даже больше прекрасных поэтических блюд, нежели на открытом огне страсти.

Елена Горбунова , etoya.ru

1. Страстный образ Кармен.
2. Музыкальность дикой прелести.
3. Недосягаемый свободный мир.

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
А. С. Пушкин

А. А. Блок известен нам как создатель образа Прекрасной Дамы, которая прошла путь от божественного существа до простой женщины, встречаемой в повседневной жизни. Но подобное изменение не лишает ее ореола таинственности. Она также остается для нас тайной, которую Блок разгадывает в каждом своем поэтическом произведении. Поэтому его творчество можно разделить на определенные периоды. Но все они создают единое полотно, рассказывающее о великой любви не только лирического героя, но и самого поэта к женщине, своей родине, любимому краю.

Особе место в этой картине занимает цикл «Кармен». Он становится своеобразным рассказом в рассказе. В нем десять стихотворении объединено одним роковым образом Кармен. Тексты подчиняются своему внутреннему развитию, которое начинает движение с первой строчки и заканчивает в последней. Четкое обозначение центральной фигуры заставляет нас еще перед началом чтения посмотреть на этот неоднозначный образ со стороны. В творчестве Ж. Бизе одноименная пьеса стала вершиной реалистического искусства. Она смогла привнести на сцену театров живое дуновение свободной жизни. Такая постановка не могла оставить в стороне поэтическую и кипучую натуру поэта. Он не раз был на представлении, где в образе Кармен выступала Л. А. Андреева-Дельмас. И весь ее страстный образ он смог воплотить в цикле из десяти стихотворений.

Как океан меняет цвет,
Когда в нагроможденной туче
Вдруг полыхнет мигнувший свет, —
Так сердце под грозой певучей
Меняет строй, боясь вздохнуть,
И кровь бросается в ланиты,
И слезы счастья душат грудь
Перед появленьем Карменситы.

В начале цикла поэт словно подбирает краски, с помощью которых можно было бы запечатлеть тот образ, который остался в его душе после появления Карменситы. Поэтому во втором стихотворении цикла каждая строфа оканчивается многоточием. Он приближается к данному образу, но сам себя обрывает. Смятенная душа не находит слов, чтобы еле уловимые природные образы собрать в один большой портрет, который мог бы отразить всю кипучую энергию героини, какой была на сцене Андреева-Дельмас. И о себе лирический герой практически ничего не говорит. Он использует образ окна, в котором постоянно горит свет. Это сама душа светиться пламенем, зажженным актрисой в поэтической душе Блока. И только в следующем третьем стихотворении нам открывается образ той, которой посвящен данный цикл.

...И золото кудрей — червонно-красным,
И голос — рокотом забытых бурь.

Вся природная стихия воплотилась в этом облике. Лирический герой запечатлел в своем полотне только то, что стало ему особенно дорогим и близким. Это пышные кудри с «мистическим» отливом и голос, который уносил не только героя, но и других зрителей в страстный мир оперы знаменитого композитора. Так какой же она была на самом деле? На этот вопрос отвечает четвертое стихотворение цикла. В нем представлена игра Кармен на сцене. И мы понимаем, что в такой страстный и жгучий характер просто нельзя не влюбиться. Лирический герой использует короткие, но очень выразительные фразы, что создает определенную динамику в самом повествовании. Стихотворение словно начинает подчиняться неуемной энергии главной героини.

...В глазе Хозе метнула взгляд!
...Блеснул зубов жемчужный ряд...

Больше значение в этом произведении играет поэтика знаков препинания. Многоточия чередуются с восклицательными знаками. Кажется, что лирический герой на миг задумывается, но как только перед ним он возникает знакомый образ, он снова оживает.

Так при звоне знакомого бубена герой видит творческие сны. Карменсита становится его музой. Она словно рождает в нем новые образы. Поэтому он и проходит серые стены, чтобы затесаться в пестрой толпе, спешащей на яркое и захватывающее душу представление. Такой поэтической картиной и замыкается первая часть цикла. Из него мы узнали только штрихи того образа, который становится своеобразней музой для лирического героя.

В шестом стихотворении цикла у лирического героя появляется шанс встретить не жгучий и горящий образ на сцене, а простого человека. И в этой фигуре все также видны уже знакомые черты облика Кармен: Лирический герой даже сравнивает ее с угрюмыми львами, которые выглядывают из-за ограды. Но действительная жизнь служит контрастной картиной тому образу, который остается близким, но в то же время очень далеким, на сцене.

И бледное лицо... и прядь
Волос, спадающая низко...

Поэтому в памяти лирический герой хочет запечатлеть тот образ, который он видит на сцене: «поступь с истомой», «песня нежных плеч». Но он словно удаляется от лирического героя и остается на недосягаемом расстоянии.

Как память об иной отчизне, —
Ваш образ, дорогой навек...

Так, образ Кармен снова отдаляется от него. И «дорогой навек» облик не наполняет сердце лирического героя своим трепетом. Кажется, что он снова вернулся к реальной жизни и сам спрашивает себя о том, остается ли его сердце у Кармен или нет. И мы понимаем, что у него в душе сохранился только отзвук того, что раньше переполняло сердце. Поэтому все увиденное ему кажется просто сном. Ее дикую прелесть он теперь сравнивает с музыкальными инструментами. Так от живописного образа остается лишь звук, который нельзя уловить. Его можно сохранить только в своей душе, если она звучит в унисон с «одичалой прелестью» Кармен.

Через этот образ входит в душу лирического героя ее сказочный синий и певучий край. В нем же не перестают кипеть цыганские страсти. Поэтому они вырываются из того плена, в который их заключил партер. Лирический герой понимает, что любовь и вольная натура Кармен дарила ему самое главное в жизни — свободу. Он старается в своих строчках запечатлеть ее облик. Но это ему не совсем удается, поэтому и эта строфа заканчивается многоточием.

Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов...

Лирический герой понимает, что дорогой и прекрасный образ можно попытаться сохранить только в своем сердце и стихотворениях. Но он надеется на ответное чувство, что Кармен тоже о нем не забудет. Они вместе пройдут большой и сложный путь. И в душе каждого останется та прекрасная встреча, когда в партере царила темнота. В последнем стихотворении цикла лирический герой признается, что этот вольный и свободный образ цыганки, воплощенный на сцене Л. А. Андреева-Дельмас, никому и никогда принадлежать не будет. Она живет в своем особом мире, к которому можно прикоснуться только в качестве зрителя спектакля. Но в жизни все происходит по-другому.

Здесь — страшная печать отверженности женской
За прелесть дивную, — постичь ее нет сил.
Там — дикий сплав миров, где часть души вселенской
Рыдает, исходя гармонией светил.

И между этими двумя мирами нет ничего общего. Образ, «дорогой навек», уже отрывается от земли. Он превращается в звезду, летящую по своей выбранной орбите к тому миру, который ему намного ближе и роднее. Ведь там нет измен, но нет и счастья, то есть в нем нет никаких половинок — все предстает в неразрывном единстве. И такой странный мир и сладостная мелодия завораживает лирического героя. Но только в последней строке он признается в том, что сам такой же, как Кармен.

Мелодией одной звучат печаль и радость...
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

И мы понимаем, почему именно такой образ нашел воплощение в цикле стихотворений, почему лирический герой не раз ходил на оперу именно с ее участием. В этом образе он нашел не только родственную душу. Весь образ представлял собой натуру лирического героя. Он запечатлел свои переживания, до краев переполняющие его душу, в своих поэтических творениях. На сцене же это смогла сделать Л. А. Андреева-Дельмас в образе Карменситы. И этим двум мирам удалось найти друг друга. Но в конце цикла мы видим, что они снова расходятся. Значит, в душу лирического героя начинают входить новые события и впечатления. Они не вытесняют «дорогой навек» образ, а просто оставляют ему очень мало места. Но мы понимаем, что память об этой встрече сохраниться в сердце лирического героя на всю жизнь.

Так в небольшом повествовании на примере одного сценического образа. Блок еще раз попытался приоткрыть нам дверь в свой мир чувств и переживаний. Возможно, что в последней строке цикла признание о таком родстве героев — лирического героя и Кармен — имеет непосредственное отношение и к самому поэту. В нем тоже живет частичка той Карменситы, которая может в этом темном и страшном мире жить по своему вольному и свободному закону, позволяющему оторваться от земли и приблизиться к звездам. Поэтому мы можем сказать, что в образе Кармен нашла отражение и натура самого А. А. Блока.

(Сцена в праздничном убранстве. Звучит фонограмма песни «Шире круг». Занавес открывается. Сцена в праздничном убранстве. На сцену выходят ведущие программы.)

Ведущий:
Поздравляем вас, друзья!
Ведущая:
Вы обратили внимание? Не «Добрый день!», не «Здравствуйте!» — поздравляем!
Ведущий:
Не удивляйтесь… Мы просто ищем новые формы общения со зрителем. Как это ни странно, хорошие, традиционные формы приветствий «Доброе утро!», «Добрый вечер!», «Добрый день!», «Здравствуйте!» — на сегодняшний день несколько устарели.
Ведущая:
Всё чаще при встрече раздаются выразительные и лаконичные слова и фразы: «Салют!», «Приветик!», «Как жизнь?», «Как делишки?»…
Ведущий:
И не менее выразительные ответы: «Порядок!», «Всё в ажуре!», «Всё о′кей!»
Ведущая: Дошло до того, что ведущих концертов, вечеров, фестивалей, по старинке поздоровавшихся со зрителем, обвиняют в отсталости…
Ведущий:
Вот и войдите в наше положение. Мы – ведущие, первые из тех, кто выйдя на сцену, должен поздороваться с вами. Но как???
Ведущая:
«Салют-приветик?»… Не хотим. Не нравится. И мы решили, что ничем не рискуем, если, выйдя на сцену, скажем вам: «Поздравляем вас, друзья!»
Ведущий:
Ведь согласитесь, у нас всегда есть с чем поздравить друг друга.

Ведущая:
Наверняка, в зале окажутся люди, которых есть с чем поздравить и сегодня. Кто-то получил новую квартиру… Поздравляем!
Ведущий:
У кого-то сегодня День рождения… Поздравляем!
Ведущая:
Кто-то приобрёл сегодня новую машину… Поздравляем!
Ведущий:
Кто-то, наконец, от неё избавился… Поздравляем!
Ведущая:
У кого-то сегодня родился сын… Поздравляем!
Ведущий:
А у кого-то – родилась дочь… Поздравляем!
Ведущая:
У кого-то сегодня просто хорошее настроение… Поздравляем!
Ведущий:
У кого-то, может быть, настроение неважное. Но мы всё равно поздравляем! Потому что плохое настроение не может быть вечным. Потому что на смену плохому настроению обязательно придёт хорошее. Мы поздравляем этого человека с наступающим хорошим настроением!
Ведущая:
Мы с удовольствием поздравляем и себя, и своих товарищей по сцене, если появлению этого хорошего настроения поможет наша сегодняшняя программа…
ВМЕСТЕ:
«ШИРЕ КРУГ!»
(Аплодисменты. Музыкальная отбивка.)

Ведущая:
Сегодня всем нам, участникам программы «Шире круг» предстоит творить небольшие чудеса искусства. Ведь чудеса – это цветы, и растут они на почве труда самозабвенного, радостного. А если вы хоть раз видели рождение чуда, вам захочется ещё, и вы также самозабвенно будете кричать: «Браво!», «Бис!». Ведь людям свойственна жажда чуда…
Ведущий:
Кстати, один учёный сказал: «Все мы знаем, что МОЖНО сделать, а что НЕВОЗМОЖНО. И вдруг кто-то делает то, что другим сделать невозможно. И… на Земле рождается чудо!»
Ведущая:
И если вы, дорогие зрители, хотите в этом убедиться, садитесь поудобнее – такая возможность вам сегодня предоставляется! Чудеса начинаются!

(Без объявления исполняется яркий эффектный концертный номер.)

Ведущий:
Нашу программу открыло выступление…. (называет имена исполнителей)
Ведущая:
Когда поёт (имя и фамилия следующего исполнителя) , похвала кажется неуместной. Поёт с душой, проникновенно. Не «исполняет»! ПОЁТ!!! Как живёт. Как дышит. Чистый, серебряный голос её (его) околдовывает, завораживает. Слушаешь её (его) голос, и понимаешь, что песня – часть её (его) души. Для вас поёт (называет имя исполнителя).

(ведущие уходят.)

Ведущий:
Пока шёл номер, я за кулисами перелистывал толковый словарь. Открываю первую попавшуюся страницу и читаю: ФУТУРОЛОГИЯ… как вы думаете, что бы это значило? Оказывается, это наука, изучающая и предсказывающая будущее. А что, если я хоть на несколько секунд попробую стать футурологом?
Ведущая:
Попробуй! Мы ждём от тебя предсказаний…
Ведущий:
В будущем, в самом недалёком будущем всех вас ждёт … встреча с танцем. Угадал?
Ведущая:
Угадал! Действительно, программу продолжает…

(Ведущие уходят.)

Ведущий:
Что-то я немного устал…
Ведущая:
Отдохни. Хочешь, я угощу тебя?
Ведущий:
Кто же откажется от угощения?!
Ведущая:
Хочешь… «Чёрный кофе»?
Ведущий:
Нет, спасибо! Сердчишко пошаливает…
Ведущая:
Ну, тогда «Апельсин»?

Ведущий:
Мне бы чего попроще… Не заморское.
Ведущая:
«ДДТ» ?
Ведущий:
Нет, чего не знаю, пробовать не стану.
Ведущая:
Ну, тогда, может быть, «Калинов мост»? «Технологию?», «Летний сад?», «Звуки Му?»…
Ведущий:
Постой-постой… Чего это ты в одну кучу собрала? Мосты. Сады, какие-то странные звуки…
Ведущая:
Так ведь это группы.
Ведущий:
Какие группы?
Ведущая:
Музыкальные…
Ведущий:
Ясно! А нет ли среди них группы с каким-нибудь нежным. Мелодичным названием?
Ведущая:
Может быть, _____________?
Ведущий:
Возможно… Ах. Как красиво звучит – «____________»! А послушать нельзя?
Ведущая:
Отчего же? На сцене _____________ и музыкальная группа «__________»!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер – ВЫСТУПЛЕНИЕ МУЗЫКАЛЬНОЙ ГРУППЫ. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Браво! А сейчас…
Хочу, чтоб музыка вновь зазвенела.
А ну, беритесь все за дело!
Эй, ударьте, ложки, в звонкие ладошки!
Не хотелось вам молчать? Начинайте выступать!
Ведущий:
В нашей программе принимает участие ансамбль ложкарей. Встречайте!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер – ВЫСТУПЛЕНИЕ АНСАМБЛЯ ЛОЖКАРЕЙ. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Я сейчас почему-то подумала: какая всё-таки у меня своеобразная сегодня должность – ведущая музыкальной программы. Вот у вас на производстве за лишние разговоры на рабочем месте обязательно сделают замечание. Правильно? А в нашей программе замечание сделают, если не будешь разговаривать.
Ведущий:
Вы, наверное, обратили внимание, что мы сегодня то и дело говорим, говорим о том, что будут делать другие. Такова специфика должности конферансье.
Ведущая:
Вот и сейчас я только говорю, что место на сцене я с удовольствием уступаю песне.

Мы ежедневно много песен с эстрады слышим и в кино,
Известных песен, неизвестных, их все запомнить мудрено.
Какие-то досадно слушать: в них пустота, иль просто ложь,
Но есть такие, что затронут душу,
Глаза закроешь, и замрёшь…
Ведущий:
Вот такие песни дарят (дарит) вам сегодня называет имя (имена) исполнителей.

(Ведущие уходят.)

Ведущая:
А теперь – посмотри сюда, народ!
С танцем всех вас встреча ждёт!
Ведущий:
Подбодрим танцоров наших.
Пусть они резвее пляшут!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер — ТАНЕЦ. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Вы улыбаетесь… Ваши лица прекрасны. Посмотрите в глаза друг другу. Быть может, вы не замечали раньше, что вокруг так много добрых взглядов и открытых лиц? Вы улыбаетесь, излучая ту душевную теплоту, которой в нашей жизни зачастую так не хватает.
Ведущий:
Вы улыбаетесь… Тем самым дарите всем тем, кто выходит на сцену творческий настрой, дарите радость общения. Мы же за ваши добрые улыбки дарим вам наш следующий номер.

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Мастер с работою быстро справляется,
У каждого мастера свой инструмент.
Плотнику, скажем, топор полагается,
А мне микрофон нужен в данный момент.
Ведущая:
И, чтобы дело шло легко и гладко.
Инструментом надо умело владеть.
Друзья! Мы вам представляем инструментальную группу,
Уверяем – есть на что посмотреть!

(Ведущие уходят.)

Ведущая:
20 – 30 лет назад – это уже «ретро»… Что-то давно забыто… Но ест песни, которые также любимы сегодня, как и 20-30 лет назад. Сейчас, когда нашу программу продолжат песни прошлых лет, самое время задуматься над тем, а не устареют ли эти песни, будут ли жить и звучать и дальше?
Ведущий:
Думается, что не устареют и будут жить. Потому что наш(и) следующие исполнители (исполнитель) берегут (бережёт) и хранят (хранит) их, как золотые россыпи в бурном песенном мире, как память о своей молодости!
И сейчас вы в этом убедитесь!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер – РЕТРО-ПЕСНИ. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Частушка… Душа и летопись народа. В ней воплощены его мысли, чаянья и дела. Частушки можно услышать повсюду. Они, словно ласточки, слетаются к нам со всех концов необъятной русской земли. Их любят, их ждут, и они приходят.

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер — ЧАСТУШКИ. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Наша программа набирает силу. В круг входят новые и новые исполнители. Потому что не стареет, не уходит в прошлое ни русская счастушка, ни песня, ни танец. Как ручейки питают реки, так и народное творчество будет живым родником питать наш русский характер.
Приглашаем на сцену….

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Друзья! Знаете ли вы, что такое ЭМПАТИЯ? Опять же заглянем в толковый словарь: « Эмпатия – это способность понимать мир человека, соучаствовать в его эмоциональной. Каков же человек с высокой степенью эмпатии?
Ведущая:
Это человек оптимистичный, заинтересованный. Он пластичен, контактен, умет вовремя сказать нужное слово. В общем, разрядить обстановку. Пришло время представить вам такого человека на нашей программе. Встречайте, ____________________!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Коль на сцену поглядите, вы не пожалеете.
Столько встретить плясунов только здесь сумеете!
Ведущий:
Раздайся, народ! Лихо, с задоринкой, — как говорят в народе, — пляшут участники __________________________.
«__________________» — так называется танец в их исполнении.

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер — ТАНЕЦ. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Если мысленно вернуться, скажем, лет на 50-60 назад, то с уверенностью можно заявить, что ни одна деревенская вечерка не обходилась без удалого гармониста. Распевались частушки, лились песни, а каблучки девчат лихо отбивали «Барыню» или «Камаринскую». В наши дни, казалось бы, игру на гармошке затмили новые инструменты, новые музыкальные стили. Ан нет! Есть ещё народные таланты!!!
Ведущая:
Переливы гармони сердце каждого тронут,
И любой согласится, кого ни спроси –
На Руси никогда не умолкнут гармони,
Русь без голоса их – как трава без росы!

Вот и в нашей программе в этот день, в этот час
Гармонисты лихие всех порадуют вас!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер – НАИГРЫШИ НА ГАРМОНИ. Выходят ведущие.)

Ведущий:
У поэта Леонида Дербенёва есть прекрасные строки:
«Есть на Земле высокое искусство:
Будить в народе дремлющие чувства,
Не требуя даров и предпочтенья…»
Ведущая:
На сцене ___________________________________________

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Из всех богинь в искусстве песня – недотрога. Она бестленна, подвластна слуху сердца. Она – прекраснейшая из невидимок. Думаешь об этом, когда слушаешь называет имя исполнителя. Песни, которые она поёт, дышат, звучат, о возникает ощущение, что вот-вот они соскользнут в зал, и обнимут, согреют душу каждого.
Поёт имя исполнителя.

(Ведущая уходят.)
(Концертный номер — ПЕСНЯ. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Есть люди, от общения с которыми испытываешь чувство радости. Располагает их простота, открытая, полная внутреннего света, улыбка. А если речь идёт об артисте, то ещё талант и творческое вдохновения.

Ведущая:
Совершенно искренне эти размышление можно отнести к имя исполнителя. Упомянутые качества не остались незамеченными. И, как итог – награда – за исполнительское мастерство участие в нашей программе «Шире круг».
Итак, рад вас познакомить с имя исполнителя. Встречайте!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущий:
Болеть за дело душой, что это значит? Это значит, вкладывать в него всю душу! Всё сердце! А ещё… Ещё надо преодолеть четыре «надо!»
Ведущая:
Надо знать! Это условие самое лёгкое. Надо уметь! Это – потруднее. Умение даётся только практикой.
Ведущий:
Надо желать! Желать страстно, пламенно, самозабвенно! Надо действовать! Нельзя сидеть, сложа руки. В нашей программе такой человек есть! Человек, преодолевший эти четыре «надо», работающий с огоньком, вкладывающий в исполняемые номера всю душу, всё сердце.
Знакомьтесь, имя исполнителя.

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)

Ведущая:
В одной из песен Вячеслава Добрынина есть такие строки:
«Только тот покоя хочет, только тот душою стар,
Кто всему, что происходит, удивляться перестал.

Ведущий:
Что бы, где бы ни случилось, помни правило одно:
И ликуя, и кручинясь, удивляйся всё равно!

Вот и мы решили последовать советам этой немудрёной песенки и удивить вас прекрасной игрой на гитаре и чудесной манерой исполнения.
Ведущая:
Кто же сможет сделать это лучше, чем имя исполнителя. Встречаем его(её) аплодисментами!

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер. Выходят ведущие.)
Ведущий:
Хоть я и не Марсель Марсо и языка пантомимы не знаю, зато испытываю наслаждение, когда вижу, как люди соединяют воедино молодость, грацию, пластику. Имя исполнителя прекрасно владеет языком и техникой исполнения пантомимы. Номер в её (его) исполнении – яркое тому подтверждение.

(Ведущие уходят.)
(Концертный номер — ПАНТОМИМА. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Это современное искусство так сложно понять!
Ведущий:
А по-моему, всё очень просто: если произведение можно обойти, значит, это скульптура, если висит на стене – значит, это – картина. Ну, а если зазвучал синтезатор, запели гитары, ударил барабан…
Ведущая:
Значит… Поняла! Поняла! Значит, на сцене инструментальный ансамбль «___________». А мы, уступая им место, вновь покидаем сцену.
(Ведущие уходят.)
(Концертный номер – ВЫСТУПЛЕНИЕ ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЙ ГРУППЫ. Выходят ведущие.)

Ведущая:
Вот и подошла к концу наша программа «Шире круг». И нам вновь хочется вас поздравить.
Ведущий:
Поздравляем вас с тем, что вы, уходя домой, уносите с собой частичку нашего тепла, радость и хорошее настроение.
Ведущая:
Поздравляем вас с тем, что наша программа помогла обрести новых друзей, услышать прекрасные песни и увидеть замечательные танцы. Мы приглашаем на сцену всех участников программы. Всех тех. Кто радовал вас своим творчеством!

(Музыкальная отбивка. Выход всех участников программы на сцену.)

Ведущий:
Поздравляем всех, кто помог программе появиться на свет. Поздравляем, и надеемся, что она станет традиционной и будет жить долго.
Ведущая:
Поздравляем тех, кто пока сам того не зная, станет её новым участником. Потому что верим, что круг талантов, круг друзей с каждым годом будет расти, становясь всё шире и шире.
ВМЕСТЕ:
В добрый путь, программа «Шире круг!»

(Звучит музыка. Занавес закрывается. Зрители покидают зал)