В ф тендряков краткое содержание.

Владимир Фёдорович Тендряков родился 5 декабря 1923 года в деревне Макаровская Вологодской области в семье мелкого сельского служащего.

После окончания средней школы ушел на фронт. Служил радистом стрелкового полка. Был тяжело ранен под Харьковом. Затем, после демобилизации, учительствовал, принимал активное участие в общественной жизни и был выдвинут на пост секретаря райкома комсомола. Трудная колхозная жизнь послевоенного времени была ему известна досконально, так же, как и работа низовых и средних партийных организаций, колхозных председателей и рядовых тружеников, что впоследствии сыграло решающую роль при создании художественных произведений.

Осенью 1946 Тендряков поступил на художественный факультет ВГИКа (Институт кинематографии), но вскоре перешел в Литературный институт им. М. Горького (занимался в семинаре К.Г. Паустовского), окончил его в 1951 .

Писать и печататься начал еще до института; в 1948 был опубликован рассказ в альманахе «Молодая гвардия», а в журнале «Огонек», корреспондентом которого он стал, печатал сельские очерки. Работал Тендряков и для журнала «Смена». Правда, эти первые очерки совершенно не выделялись из общей массы очерковой, корреспондентской продукции тех лет. Тендряков старательно фиксировал факты, которые удобно «ложились» в предложенную редакцией тему, по-видимому, искренне не замечая тех явлений, которые в заданную тему не «ложились».

Первые произведения Тендряков вполне соответствовали «теории бесконфликтности» тех лет: «Однажды вечером» (Огонек. 1952 . № 1), «Школьный инспектор» (Огонек. 1952 . № 5), «На рыбацком сейнере» (Огонек. 1952 . № 34), «В одной семье» (Смена. 1952 . № 21) и многие другие. Характерно, что даже очерки о колхозной жизни, изображение которой станет вскоре основной темой его творчества, так же поверхностны и неинтересны, как и очерки о каспийских рыбаках, в них штампованный, приглаженный язык. Редко, но появлялись в эти годы у Тендряков и достаточно сильные вещи, например рассказ «Дела моего взвода» (Молодая гвардия. 1947 . № 1).

Перемены в общественной и литературной жизни после 1953 плодотворно сказались в творчестве многих писателей-«деревенщиков», выразились они и у Тендрякова. От фиксации фактов и явлений он переходит к их вдумчивому и бескомпромиссному анализу. В полной мере у него вскоре обнаружился талант писателя-исследователя, причем главным критерием для него при анализе изображаемых событий были этические нормы, и среди них прежде всего - человеческая совесть; видеть все при «свете совести» и только при этом свете. В первой же повести, обратившей на себя внимание широкого читателя и критики, - «Падение Ивана Чупрова» (1953 ) происходит детальный, неторопливый, но внутренне остродраматичный анализ нравственного перерождения человека, корыстно пользующегося своим положением. Как писатель-исследователь, Тендряков выбрал манеру бесстрастного повествования, полагая, что анализ поступков приведет читателя к верным выводам. Этой манере, лишь внешне бесстрастной, но тем более сильно действующей на восприятие читателя, он остался верен и в др. своих произведениях.

Тема совести и внутреннего суда человека над самим собой разработана и в близко примыкающих к «Падению Ивана Чупрова» очерке «Бородавка» (Литературная газета. 1954. 6 февр.), повести «Не ко двору» (Новый мир. 1954 . № 6; фильм «Чужая родня», 1956 ). Роман «Тугой узел» (1956 ), выросший из повести «Саша отправляется в путь», словно в фокусе сконцентрировал подлинное богатство жизненных наблюдений писателя, его опыт и его исследовательский взгляд на действительность. В нем нарисован тип карьериста, бюрократа новой складки; с добросовестностью естествоиспытателя писатель анатомирует всю нравственную подоплеку жизни секретаря райкома Мансурова, перестающего различать добро и зло. Естественно, что обостренный интерес Тендрякова к проблемам нравственности вызвал у него желание обратиться к исследованию религиозного сознания. Этой проблеме посвящены повести «Чудотворная» (1958 , одноименный фильм - 1960 ) и «Апостольская командировка» (1969 ), но они оказались схематичными и поверхностными.

Одновременно с ними Тендряков создает роман «За бегущим днем» (1959 ). В нем несравненно больше жизненности, но критика справедливо отмечала, что стремление писателя к сиюминутной злободневности приводит к «очеркизации» романной прозы и к непроясненности слишком бегло очерченных характеров.

Тендряков - писатель острых коллизий; его герои, как правило, находятся в экстремальных ситуациях, испытывающих на прочность их нравственный потенциал. Можно сказать, что личность в художественной атмосфере произведений Тендрякова помещена в условия достаточно жесткого эксперимента. Писатель порою воссоздавал крайние точки человеческого бытия, в частности смерть. Так построены повести «Ухабы» (1956 ), «Суд» (1960 ), «Тройка, семерка, туз» (1961 ), «Находка» (1965 ), отчасти роман «Свидание с Нефертити» (1964 ) и повесть с характерным названием «Кончина» (1968 ). Почти во всех произведениях разыгрывается - так или иначе, но неизменно с трагическим исходом - драма совести, главная пружина которой - предательство.

От произведения к произведению Тендряков ищет ответ на вопрос: в чем же выход для человека; чтобы не разрушилась его личность, чтобы восторжествовали совесть и правда? В повести «Находка» писатель выбирает сострадание, которое только и помогает героям обрести смысл жизни, сострадание к ближнему, особенно к беззащитному существу. Угрюмый, суровый инспектор рыбнадзора Трофим Русаков по прозвищу Карга находит в тайге новорожденного ребенка, и этот теплый комочек жизни переворачивает его душу. «В человеке, - утверждает писатель в повести «Ночь после выпуска» (1974 ), - живут, скрытые порою за весьма благополучной внешностью, самые различные возможности - и добрые и злые. Важно вовремя обнаружить в себе высокую нравственную потенцию и не поддаться злу». Эта мысль является главной и в повести «Весенние перевертыши» (1973 ). Учительство, проповедничество - характерная черта дарования Тендрякова. В своих экспериментальных поисках выхода из крайне трудных психологических ситуаций он неизменно подталкивал человека к добру. Путь к истине, неотрывный от любви к человеку, может лежать и через постижение красоты. Именно на эту тему написаны его роман «Свидание с Нефертити» и трактат «Плоть искусства» (1973 ). В повести «Три мешка сорной пшеницы» появляется образ великого утописта Т. Кампанеллы. Герой произведения Женька Тулупов не расстается с его книгой «Город Солнца». Но в финале он вынужден под влиянием действительности и собственных прозрений расстаться с утопическими мечтаниями, а заодно и со слепой верой в авторитеты. Впоследствии эта мысль снова появилась у Тендряков в романе «Покушение на миражи» (1989 ) и в особенности в поздних его рассказах, в мемуарном эссе «На блаженном острове коммунизма» (1987 ).

Владимир Фёдорович Тендряков (5 декабря 1923, д. Макаровская Вологодской обл. — 3 августа 1984, Москва) — русский писатель, автор остроконфликтных повестей о духовно-нравственных проблемах современной ему жизни, острых проблемах советского общества, о жизни в деревне.

Родился в деревне Макаровская Вологодской области в семье народного судьи, затем ставшего прокурором. В ноябре 1941 года был призван в армию и направлен на фронт, в 1943 году был ранен под Харьковом и демобилизован.

Обосновался в Кировской области, работал школьным учителем (преподавал военное дело), затем был секретарем Подосиновского райкома комсомола.

В 1945 году переехал в Москву. В 1946 году поступил во Всероссийский государственный институт кинематографии (ВГИК) на художественный факультет, но уже через год перешел в Литературный институт им. А. М. Горького, который окончил в 1951. Учился в семинаре Константина Паустовского.

С 1948 года член КПСС.

В студенческие годы начинает писать рассказы, некоторые из которых были опубликованы в период с 1948 по 1953 год в журнале «Огонек».

С 1955 года стал профессиональным писателем, полностью отдавшись литературному труду. Начиная с 1960-х годов практически все произведения Тендрякова сталкиваются с цензурными проблемами. Многие из них были опубликованы только в годы перестройки, уже после смерти писателя.

Член правления Союза советских писателей (избран в 1967, переизбирался в 1971, 1976 и 1981 годах).

Скончался в Москве от инсульта.

— Сочинения
* Падение Ивана Чупрова (1953) — повесть
* Ненастье (1954) — повесть
* Не ко двору (1954) — повесть
* Тугой узел (1956) — роман
* Ухабы (1956) — повесть
* Чудотворная (1958) — повесть
* За бегущим днем (1959) — роман
* Суд (1960) — повесть
* Тройка, семерка, туз (1961) — повесть
* Чрезвычайное (1961) — повесть
* Путешествие длиной в век (1964) — фантастическая повесть
* Свидание с Нефертити (1964) — роман
* Находка (1965) — повесть
* Поденка — век короткий (1965)
* Кончина (1968)
* Апостольская командировка (1969) — повесть
* Донна Анна (1969, опубликован в 1988) — рассказ
* Охота (1971, опубликован в 1988) — рассказ
* Белый флаг (1962, совместно с К. Икрамовым) — пьеса
* Шестьдесят свечей (1972) — повесть
* Весенние перевёртыши (1973)
* Совет да любовь (1973) — пьеса
* Три мешка сорной пшеницы (1973)
* Ночь после выпуска (1974)
* На блаженном острове коммунизма (1974, опубликовано в 1988)
* Затмение (1977) — повесть
* Расплата (1979) — повесть
* Покушение на миражи (1979-82, опубликован в 1987) — роман

— Экранизации и сценарии
* «Чужая родня» (Ленфильм, 1955) по повести «Не ко двору», сценарий В. Тендрякова.
* «Саша вступает в жизнь» (Мосфильм, 1957) по роману «Тугой узел», сценарий В. Тендрякова.
* «Чудотворная» (Мосфильм, 1960) по одноименной повести, сценарий В. Тендрякова.
* «49 дней» (Мосфильм, 1962) сценарий Ю. Бондарева и В. Тендрякова.
* «Суд» (Мосфильм, 1962) по одноименной повести, сценарий В. Тендрякова.
* «Весенние перевертыши» (Ленфильм, 1974), сценарий В. Тендрякова, удостоен премии за лучший сценарий на VIII Всесоюзном кинофестивале в Кишинёве (1975)

— Инсценировки
* «Без креста» (1963) — инсценировка Московского театра «Современник» по повести «Чудотворная».
* «Три мешка сорной пшеницы» (1975) — постановка Ленинградского Большого драматического театра.

Владимир Тендряков родился 5 декабря 1923 года в деревне Макаровская Верховажского района Вологодской области.

«Я родился в глухой вологодской деревне, которая и сейчас-то глуха - сто четыре километра от железной дороги», - писал он позднее. Его отца Федора Васильевича Тендрякова, как партийного работника, часто перебрасывали из района в район, из одной области в другую. Он был народным судьей, потом стал прокурором. За сравнительно короткий срок семья проживала в Вельске, Вологде, Грязовце и Опарине, где в 1930 году Владимир пошел в первый класс, а также в Каргополе и Вожеге.

Его детство прошло в деревне. «Закрываю глаза и вижу: на высокой горе, под горячим солнцем, стоит деревня Макаровская - для меня начало всех начал», - позднее писал Тендряков. Там он впервые научился плавать «по-собачьи, здесь набрал первую кружку земляники, поймал с моста на удочку первого пескаря». Дочь писателя Мария Тендрякова вспоминала, о том, что с первых дней ее осознанного существования отец рассказывал ей о местах, в которых он вырос. Это были картины его детства - лес, полный грибов, изумрудная трава, река с таинственными омутами, ледяными ключами и водоворотами. Макаровские мальчишки ловили в ней рыбу - на самодельные удилища с леской, сплетенной собственноручно из конского волоса. А о грибной «охоте» Тендряков позднее писал: «Люблю собирать грибы. Люблю душную тишь леса, запах корневой влаги, запах земли и прелой листвы, тонкий, невнятный, какой-то недоказуемый запах самих грибов. Люблю палые желтые листья на жесткой приосенней траве, литую дробь черники на кочках, румяное полыхание брусники, и в моем сердце каждый раз случается легкий обвал, когда глаза нащупывают бархатный затылок затаившегося гриба». Рассказывал он дочери и о коллективизации, о голоде, об умиравших под тощими плетнями сосланных на север: «Врагам народа» украдкой выносили куски хлеба, подкармливали, кто мог себе это позволить. Сами жили впроголодь. Заготовленные с лета грибы… были не романтикой, а шансом перезимовать. Наловленная и зажаренная на костре рыбешка - не просто развлечение, но лакомство, пир для вечно голодной детворы».

Именно эти детские впечатления стали основой автобиографического рассказа «Хлеб для собаки», в котором писатель непредвзято изобразил жизнь небольшого поселка, и в котором прошли первые годы его жизни. Герой его рассказа, десятилетний мальчик, каждый день видел раскулаченных крестьян, сосланных с лишением гражданских прав и конфискацией имущества, не добравшихся до места ссылки и брошенных умирать в привокзальном березовом скверике на глазах у жителей поселка. Взрослые обходили это место стороной. О своих сверстниках автор писал: «Никакие ужасы не могли заглушить нашего зверушечьего любопытства. Окаменевая от страха, брезгливости, изнемогая от упрятанной панической жалости, мы наблюдали…Уже взрослым я долгое время удивлялся и гадал: почему я, в общем-то впечатлительный, уязвимый мальчишка, не заболел, не сошел с ума сразу же после того, как впервые увидел куркуля, с пеной и хрипом умирающего у меня на глазах. Наверное, потому, что ужасы сквера появились не сразу, и у меня была возможность как-то попривыкнуть, обмозолиться». Первым потрясением в жизни Тендрякова была картина, когда одетая в опрятное, хоть и поношенное, пальто женщина, разбила банку с молоком и, опустившись на колени, черпала его деревянной ложкой из грязной копытной ямки на дороге. Воспоминания об этом времени позднее также легли в основу романа «Свидание с Нефертити» и рассказов «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «Параня».

В 1938 году семья Тендряковых переехала в Кировскую область, в поселок Подосиновец. Соседка Л.И.Залесова, жившая в одном доме с ними вспоминала: «Семья Тендряковых приехала в Подосиновец в 1938 году из Вологодской области. Отец работал прокурором района до начала войны, затем был мобилизован в армию и обратно не вернулся. Мать Татьяна Петровна, была домохозяйкой, была очень трудолюбива. На грядках, что были даны им около квартиры, она первой в Подосиновце начала выращивать помидоры, кабачки, тыквы и даже небольшие арбузы. Трудолюбивыми были воспитаны и сыновья».

Уже став известным писателем, Тендряков не терял связи с местами, где прошло его детство, бывал там часто, а в письме в кировскую областную библиотеку писал: «Подосиновцу я обязан своим формированием. Именно через Подосиновец я, насколько мог, познакомился с жизнью деревни. Подосиновец с его реками Юг и Пушма, с его живописными холмами (или как там зовут угорами), с его затерянными среди лесов починками заставил меня полюбить природу, ценить ее и в меру своих сил отображать в своей работе. Словом, Подосиновец если официально и не может считаться моей родиной, то уж во всяком случае, является родиной, как человека, как-то научившегося мыслить и воспринимать, если хотите, как писателя».

Его школьным учителем русского языка и литературы был человек, ставший впоследствии известным кировским писателем, Аркадий Александрович Филев. На экзамене за сочинение он поставил Владимиру Тендрякову тройку, потому что текст содержал одиннадцать ошибок. Это была единственная тройка в его аттестате. Годы спустя, поздравляя своего друга и учителя с пятидесятилетним юбилеем, Владимир Тендряков с благодарностью написал: «Я помню день, когда в нашем классе появился стриженый ежиком молодой учитель литературы. Помню, как со снобизмом самоуверенного школяра и чтобы прощупать «слабину», пробовал надерзить, и при этом учитель осадил меня. Помню окончание экзаменов, разговор в подосиновской роще, о будущем. Помню твои слова о высокой профессии писателя. А тогда я мечтал о другом, я хотел стать художником. Это было, кажется, за два дня до начала войны…».

Друг и одноклассник Владимира Тендрякова Анатолий Ушаков вспоминал: «Владимир Тендряков был каким-то особенным учеником. По литературе в аттестате, как ни странно, стояла «тройка» … Все педагоги прочили ему будущее художника. Володя уходил на берег чистой лесной Пушмы и рисовал пейзажи дешевыми акварельными красками. Часами мог мечтательно смотреть вдаль, о чем-то думать или вырисовывать на бумаге могучие корни вывороченного половодьем пня. Нам, его сверстникам, это занятие казалось пустяковым. Но Володю мы уважали за начитанность и искусство портрета. Когда загремели военные залпы, мы, вчерашние школьники, ушли на передовую…».

В июле 1941 года ушел на фронт отец, а в ноябре и сам Владимир Тендряков - добровольцем. Когда в 1980-х годах в школе была организована встреча выпускников военных лет, Владимир Федорович приехать не смог, но прислал письмо. Он писал: «Дорогие друзья! Я, действительно, один из тех, кто окончил вашу школу за несколько часов до войны. 21 июня 1941 года мы, десятиклассники, собрались на выпускной вечер, он окончился после полуночи, т.е., 22 июня. А в 4 часа полетели первые бомбы на наши города. Сейчас считается, что всего каких-нибудь 5 - 10 процентов уцелело мужчин 1923 - 1924 годов рождения. К ним относимся и мы, беспечно праздновавшие 21 июня свой выпускной вечер. Поэтому с первых дней войны судьба раскидала нас по разным фронтам, разным воинским частям. Три года я сидел за одной партой с Анатолием Варцовым, он убит. Где-то под Сталинградом, в то время, в тоже находился там, убит Виталий Ушаков… Горячо надеюсь, что ваше поколение не станет пересчитывать по именам павших в бою одноклассников. Будьте счастливы! Ученик 1941 года Владимир Тендряков».

Тендряков окончил школу младших командиров в звании сержанта-радиста, был начальником батальонной радиостанции. Он участвовал боях под Сталинградом, там получил первые раны. Позднее он написал: «За все время на фронте я ни разу не был в рукопашной, всего раз или два по случаю выстрелил в сторону противника, наверняка никого не убил, зато вырыл множество землянок и окопов, таскал пудовые катушки и еще более тяжелые упаковки питания радиостанции, прополз на животе несчитанные сотни километров под взрывами мин и снарядов, под пулеметным и автоматным огнем, изнывал от жары, коченел от холода, промокал до костей под осенними дождями, страдал от жажды и голода, не смыкал глаз по неделе, считал счастливым блаженством пятиминутный отдых в походе. Война для меня, маменькиного сынка, неусердного школьника, лоботряса и белоручки, была, прежде всего - тяжелый и рискованный труд, труд до изнеможения, труд рядом со смертью. И никогда не ведал, что преподнесет мне новая минута...».

В 1943 году под Харьковом он был тяжело ранен осколком снаряда и после полугода лечения в госпиталях его демобилизовали. Тендряков вернулся в родные края. Пятьдесят километров от станции до поселка он шел пешком в солдатской шинели с рукой на перевязи. «Кругом таяло. Пела капель. И воздух был какой-то особенно родной. Надышаться не мог», - писал он спустя годы. Некоторые факты его военной биографии были отражены в романе «За бегущим днем», в «Рассказах радиста», новеллах «Костры на снегу», «День, вытеснивший жизнь», «День седьмой», «Донна Анна», в эссе «Люди или нелюди». Также Тендряков Тендряков описывал события, произошедшие с ним во время войны, в автобиографии: «Вскоре после начала Отечественной войны по мобилизации как лейтенант запаса был взят в Красную армию мой отец. Вслед за ним по призыву пошел и я в ряды РККА в декабре 1941 года. По прибытию в г. Киров на формировочном пункте был отправлен я в дивизионную школу младших командиров, которая сначала находилась в самом г. Кирове – а потом, следуя за шефствующей над ней частью, переехала в г. Череповец. По окончанию школы я был выпущен младшим сержантом-радистом. В июле месяце 1942 года наша часть была брошена на фронт за реку Дон, в районе г. Калача. Спустя некоторое время мне пришлось попасть из одной части в другую. В составе этой части я участвовал по ликвидации фашистской группировки в Сталинграде. После чего наша часть была переброшена на Степной фронт (Украина), где я 21 августа 1943 года в наступлении под городом Харьковым был ранен осколком снаряда в левую руку. Пролежав некоторое время в госпитале на станции Алексеевка, я был эвакуирован в госпиталь Пензенской области на станцию Почелма, где и пролежал до 17 января 1944 года. ВЭК этого госпиталя признала меня инвалидом третьей группы, и я был отпущен на дальнейшее лечение по месту жительства. Последнее время работаю военным преподавателем при Подосиновской средней школе».

Лист автобиографии Владимира Тендрякова.

После демобилизации Владимир Тендряков работал преподавателем военного дела в родной школе. Позднее он вспоминал о том времени и о своем бывшем учителе Аркадии Александровиче Филеве, который за время совместной работы стал ему другом: «…в общении с ним, вместе с ним, мы делали свои первые шаги в литературе…Там мы организовали свой маленький литературный кружок, который назывался «Голубой абажур». Конечно, мы в этом названии были плагиаторами, назвали свой кружок по типу «Зеленой лампы».

А потом Филев, ставший секретарем райкома партии, убедил Тендрякова перейти на работу в райком комсомола. Позднее Владимир Тендряков говорил: «И я постоянно с благодарностью о нем вспоминаю, но скорее как о своем товарище, нежели об учителе». Спустя 25 лет он написал Аркадию Филеву: «Помню берега реки Юг, закаты над селом Шoлга, осеннюю могилку твоего школьного учителя на тихом, знойном, пропахшем земляникой деревенском кладбище, и первые страницы твоего романа. Первые страницы, первые шаги. Опять общие - твои и мои. И в те дни я впервые приобщился к литературной профессии, стал твоим критиком. Помню, и ты помнишь, - голубой абажур из линялого шелка, он дал название маленькому литературному обществу, самому маленькому и скромному, какие только бывали среди любителей литературы. «Голубой абажур» - вечера над страницами рукописи, рассуждения о мастерстве, о долге литератора, и о будущем, о будущем, о таинственном, заманчивом будущем - твоем, моем, о будущем страны пусть это покажется кому-то выспpeнным! И, конечно, помнишь, кто был твоим первым иллюстратором - один, неудачливый художник. Неудачливый! Ты в том повинен, ты убил во мне художника, заразив литературой. Тебе я обязан, что заболел хронической и тяжелой болезнью, называемой - писательство. Кто знает, добрался бы я до письменного стола? Я считаю себя удачником, что встретился с тобой, что шагаю с тобой бок о бок целых четверть века...».

Именно тогда он начал пробовать себя в литературе. Первую повесть «Экзамен на зрелость» Владимир Тендряков написал, когда ему было всего 21 год. Ее прочитал Николай Атаров и отзыв его был таким: «Повесть написана человеком, абсолютно не представляющим, что такое литература. Никакой школы. Полное отсутствие технических навыков. Ужасный язык… Но за всеми несуразицами и промахами - редкая наблюдательность, неподдельная искренность, живая душа». Вскоре издательство «Молодая гвардия» заключила с молодым автором договор на публикацию повести.

В первую послевоенную осень Тендряков подал документы на художественный факультет ВГИКа. На экзамене он представил пять акварелей - и они понравились приемной комиссии. Позднее он говорил: «Почему я не стал художником? Наверное, это ясно - по причине своей недостаточной даровитости. Как это потом на меня повлияло? Наверное, это во многом мне помогло. Пообщавшись с художниками, я, наверное, стал несколько иначе видеть мир. Когда я пришел сдавать экзамены по живописи, то вдруг все начали останавливаться около моего холста. Глядели, рассматривали, потом на меня смотрели. И каждый, отходя, произносил: «Яичница с луком». Это о моем натюрморте. И через некоторое время я вдруг увидел, что действительно написал «яичницу с луком», что наложил на свой холст какие-то дикие цвета, причем очень быстро. Я эту свою картину написал за каких-то полчаса. А надо было писать много-много дней. После этого я вдруг начал видеть те цвета, которых никогда раньше не видел. Мне перестали нравиться яркие цвета, а закаты стали казаться пошлыми. Зато серенькие дни стали казаться удивительно лиричными. То есть я стал несколько иным, и это мне, наверное, помогло. Это не значит, что все это я сумел употребить в литературе. Но кое-что все-таки дало пищу для литературной работы».

Автопортрет.

Учеба в институте кинематографии разочаровала Тендрякова, и уже через год он перешел в Литературный институт имени Горького. Его приняли без экзаменов на семинар Константина Паустовского. Его однокурсник, а ныне проректор литературного института Александр Рекемчук вспоминал: «Тогда, в сорок шестом, большинство принятых по творческому конкурсу студентов были недавними фронтовиками: Владимир Тендряков, Юрий Бондарев, Евгений Винокуров, Григорий Бакланов, Эдуард Асадов - впоследствии именитые писатели… Володя Тендряков в гимнастерке, выгоревшей почти добела, будто именно в ней пришагал он сюда от стен Сталинграда». Позднее Владимир Тендряков писал, что в то время он «по по-северному окал, по-деревенски выглядел да и невежествен был тоже по-деревенски». Стипендия в Литературном институте была совсем небольшой, в три раза меньше, чем в технических вузах. Общежитие института размещалось в подвале того же здания. Соседями Тендрякова по комнате в общежитии были Наум Коржавин и Расул Гамзатов. Позднее Владимир Тендряков писал: «Это, должно быть, самый маленький институт в стране; на всех пяти курсах нас, студентов, шестьдесят два человека, бывших солдат и школьников, будущих поэтов и прозаиков, голодных и рваных крикливых гениев. Там, где некогда Маяковский играл на бильярде, у нас - конференц-зал, где пьяный Есенин плакал слезами и рифмами - студенческое общежитие, в плесневелых сумрачных стенах бок о бок двадцать пять коек. По ночам это подвальное общежитие превращается в судебный зал, до утра неистово судится мировая литература, койки превращаются в трибуны, ниспровергаются великие авторитеты, походя читаются стихи и поется сочиненный недавно гимн».

В этом общежитии в ночь с 20 на 21 декабря 1947 года произошло событие, потрясшее Владимира Тендрякова и оставившее глубокий след в его памяти. Рассказывал Александр Рекемчук: «Ночью в этот подвал вошли люди с Лубянки и арестовали студента, поэта Наума Коржавина. Есть стихотворение, оно достаточно известно, оно называется «16 октября». В нем написано о том, как 16 октября 1941 года население Москвы бежало из города при приближении немецких войск. Массовое бегство, исход, а в Кремле оставался у руля товарищ Сталин. Признаться, это стихотворение нам казалось в ту пору даже несколько апологетическим по отношению к Сталину. Но оказалось, что не всем это кажется. Наум Коржавин был арестован именно за это стихотворение. В три часа ночи пришли люди в общежитие и сказали ему: «Собирайся!». Конечно, в маленьком помещении трудно было кому-то сохранить сон в этой обстановке, хотя некоторые делали вид, что спят. Его провожали двое - Владимир Солоухин и Владимир Тендряков… Когда он шагнул к Тендрякову, тот отшатнулся. Он был настолько чист умом и сердцем, он так верил в справедливость этой жизни, что казалось, вероятно, ему, что даже если арестовали человека, товарища, наверное, на нем есть какая-то вина». Спустя годы арест Наума Коржавина стал основой сюжета повести «Охота», которая была опубликована уже после смерти Владимира Федоровича в журнале «Знамя» в июльском номере 1988 года.

Со временем Владимир Тендряков стал одним из лучших студентов Константина Паустовского, который в письме Эммануилу Казакевичу даже называл его первым из молодых писателей. Тендряков писал больше всех на своем курсе и раньше всех начал публиковать свои произведения. Первый его рассказ «Дела моего взвода» напечатали в «Альманахе молодых писателей» уже в 1947 году. Позднее в интервью он говорил: «Я стыжусь своего рассказа «Дела моего взвода» и старательно прячу его. Рассказ «Дела моего взвода» написан очень плохо, написан человеком, который впервые взял в руки перо. Нечаянно написав, я нечаянно вдруг его напечатал». Этот и другие рассказы, написанные в период учебы в институте и вскоре после его окончания - «В гору», «Её оружие», «Среди лесов», Тендряков позднее не стал включать в собрание сочинений именно потому, что всегда был необыкновенно требователен, прежде всего, к себе самому. Эта требовательность осталась у него на всю жизнь. Уже став известным писателем, на встрече со студентами, отвечая на вопрос, в чем он видит опору нравственности, Владимир Тендряков уверенно сказал: «В критическом отношении к самому себе».

На каникулы Владимир Тендряков приезжал в Подосиновец. Однажды он приехал не один, а с Владимиром Солоухиным и Григорием Поженяном. Анатолий Ушаков вспоминал: «Вчетвером мы организовали в клубе литературный вечер «Начинающие писатели», торжественно восседали за столом, покрытой красной скатертью. Я читал стихи Солоухина и Поженяна, а потом прямо по рукописи только что начатую Тендряковым повесть «Среди лесов». Причем автор усиленно суфлировал мне в спину… Как только друзья уехали, Владимир сразу же взялся за дела. Работал он адски, как одержимый, порой по двадцать часов в сутки. Упрямый, на полпути не останавливался. Спал иногда всего по четыре часа. Глава не получается -. идет в лес. Бродит, думает, ищет. Наконец нашел. Садится и пишет быстро-быстро… Его «творческая лаборатория» помещалась над хлевом, в чердачке, где спину нельзя разогнуть. Там топчан, столик маленький, точно из детского садика и такой же маленький стульчик для посетителей. Частенько я сидел на нем. Здесь ночами мы разбирали рукописи его новых глав, спорили с героями, друг с другом».

После окончания Литературного института в 1951 году троих его выпускников - Владимира Тендрякова, Владимира Солоухина и Александра Рекемчука пригласили работать внештатными корреспондентами журнала «Огонек». Александр Рекемчук вспоминал: «Это было очень кстати, даже можно сказать, что нам несказанно повезло, ибо попасть в прессу было тогда практически невозможно, и мы там работали. Так что проза началась с «огоньковских» очерков. Хотя Тендряков, конечно, раньше - он же пришел как прозаик в Литинститут… Нам там поручали писать очерк на какую-то тему. Посылали, предлагали, куда ехать. Сибирь, там, скажем, Кузнецкий металлургический комбинат, или на Украину, в Красный Лиман, на Север... Производственный очерк. Рабочие будни. Но это - «Огонек», это миллионный тираж в то время! Мы даже стали известными сначала, как очеркисты «Огонька». А потом пошла уже проза».

Владимир Тендряков писал в основном очерки о проблемах жизни села. Некоторые очерки превращались в рассказы и повести. И уже начиная с первой повести «Падение Ивана Чупрова», написанной в 1953 году, все его произведения затрагивали проблему нравственного выбора человека. Писатель пытался понять, насколько верны вечные формулы «ложь во благо» или «цель оправдывает средства». Тема эта тревожила Тендрякова, он возвращался к ней в своих произведениях в течение всей жизни многократно. На встрече со студентами МГПИ имени Ленина в 1980 году он сказал: «Кажется, никто не может возразить против правила «не лги, не лжесвидетельствуй». Но представьте себе, будет ли нравственным, когда врач умирающему больному скажет в лоб: «Ты не будешь жить, ты скоро умрешь». Этим самым он к физическим страданиям человека прибавит еще страдания духовные. И любой врач с более тонкой духовной конституцией непременно скажет своему больному: «Ты еще подожди, ты, может, еще будешь жить». Что он делает в строгом понимании слова? Он врет. Безнравственна ли эта ложь? Нет, не безнравственна... Или возьмем другой пример из педагогической, скажем, деятельности. Учитель завышает отметку ученику, ставит отметку, не соответствующую его знаниям. Плохо? Да, обычно это плохо. А если ученик совершенно не уверен в себе? И учитель, как истинный педагог, хочет воспитать в ученике уверенность в себе. Может он пойти на такую ложь? Наверное, может и имеет право. Понимаете, искусство жить не укладывается ни в какие трафареты. И поэтому рецепта - как быть нравственным - я вам сказать не могу. Я сам его ищу. И о своих поисках пытаюсь рассказывать другим».

Первые серьезные шаги Владимира Тендрякова в литературе были связаны с журналом «Новый мир». Там в 1956 году был опубликован первый его большой роман «Тугой узел», журнальный вариант которого назывался «Саша вступает в жизнь». При написании романа Тендрякову пригодился опыт работы секретарем райкома, были использованы впечатления от поездок по Кировской и Вологодской областям. В 1954 году в журнале «Новый мир» была напечатана повесть «Не ко двору». Валентин Овечкин писал о повести: «Это не шаг, а прямо бросок вперёд. Писатель повернулся лицом к острым конфликтам, пошёл бесстрашно навстречу сложным жизненным противостояниям, стал в них по-хозяйски разбираться - и вырос как художник на две головы».

Леонид Жуховицкий, выступая на вечере памяти Тендрякова в ЦДЛ, говорил: «Он буквально сразу стал знаменит. Причем знаменит до такой степени, что когда тогдашние большие честные писатели собрали … редколлегию, чтобы выпустить первый бесцензурный сборник в литературе, это был сборник «Литературная Москва», из писателей молодых взяли в редколлегию именно Тендрякова».

По-настоящему Владимир Тендряков впервые заявил о себе как большой писатель в повестях «Чудотворная» в 1958 году и «Тройка, семёрка, туз» в 1960 году. Но в газете «Правда» появилась разгромная статья, в которой Тендрякова упрекали в том, что он «несправедливо обвинил советского человека». Открыто выступить в защиту писателя осмелился только Николай Чуковский, заявивший: «Для меня ясно, что Тендряков очень большой писатель, идущий своим путём». Роман «Свидание с Нефертити» впервые был опубликован в журнале «Москва» в 1964 году. Эта книга стала для писателя переломным событием. Жизнь ее героя Фёдора Материна во многом была похожа на биографию самого Владимира Тендрякова: окончание школы перед самой войной, тяжелое ранение под Харьковом, деревня в послевоенные годы, учеба в институте. Роман получился полемичным. Тендряков столкнул своих героев в серьезном конфликте. В 1960-е годы и позднее почти все произведения Тендрякова вызывали гнев цензуры. В 1966 году Главлит запретил печатать повесть «Находка» в журнале «Новый мир», поскольку эта повесть «очерняла советский образ жизни».

В мае 1965 года Владимир Тендряков был командирован газетой «Правда» в Иркутск. Целью было знакомство с проблемами Байкала и Баргузинского заповедника. Строительство байкальского целлюлозного комбината в то время подходило к концу и между учеными и проектировщиками велись яростные споры о влиянии промышленных стоков на озеро. Приезд Тендрякова стал событием в литературной жизни Иркутска. К нему потянулись иркутские литераторы с рукописями и книгами. Маршрут поездки проходил через Улан-Удэ вдоль восточного побережья Байкала с многочисленными остановками и интересными встречами. В Улан-Удэ жил друг Тендрякова по Литературному институту бурятский поэт Цыден-Жап Жимбиев. Его произведения Тендряков переводил на русский язык. Бурятский Союз писателей запланировал насыщенную программу. Предполагалось, что Владимир Тендряков посетит передовые колхозы и промышленные предприятия, встретится с ударниками труда и интеллигенцией, запланированы были визит к староверам с целью антирелигиозной пропаганды и авторский вечер в театре. Поездка должна была проходить в сопровождении инструктора обкома партии, корреспондента местной газеты и представителя Союза писателей. Из предложенной программы Тендряков оставил только посещение буддистского монастыря рядом с Улан-Удэ и поездку на Байкал, категорически отказавшись от парадных поездок, от встреч в обкоме и от сопровождения. Природа берегов Байкала настолько потрясла его воображение, что он говорил: «Вот это я бы нарисовал! Бросил живопись не потому, что рука покалечена, с рукой справился бы, тут другое. Страдаю от нетерпения. Чувствую, вижу глубже, чем могу передать на холсте. Но желание рисовать есть, все еще живет во мне. Хотя понимаю, что тут Бог мне недодал...».

Рисунок Тендрякова.

Рисунки Тендрякова. Пушкин. "Буря мглою небо кроет". 1975.

Владимир Тендряков всю жизнь искал истоки нравственности. «Я сам хочу жить и хочу, чтобы другие люди жили. А это возможно только при нравственных отношениях. Иначе жизнь становится тяжким бременем», - говорил он. И сам он полностью соответствовал своим строгим нравственным канонам. В 1966 году он подписал открытое письмо двадцати пяти деятелей науки, литературы и искусства против реабилитации Иосифа Сталина. В 1970 году состав редколлегии журнала «Новый мир» был переформирован правлением Союза писателей СССР. Александр Твардовский в знак несогласия с этим решением ушел с поста главного редактора. В.Тендряков К.Симонов, В.Каверин, Б.Можаев, Ю.Нагибин, М.Исаковский, Е.Евтушенко, А.Вознесенский выступили с письмом в защиту А.Твардовского. В том же году Владимир Тендряков и Александр Твардовский добились вызволения Жореса Медведева из психиатрической больницы, куда он был помещен насильственно.

Владимир Тендряков поднимал сложные и неоднозначные вопросы веры и безверия в повестях «Чудотворная», «Чрезвычайное», «Апостольская командировка», «Затмение», а также в последнем романе «Покушение на миражи», опубликованном только в 1987 году, уже после его смерти. Школьный цикл Тендрякова - «Весенние перевертыши», «Расплата», «Ночь перед выпуском» принес ему заслуженную славу. В «Весенних перевертышах» автор размышлял о сложностях перехода от детства к юности, о времени и вечности. Много споров вызвала повесть Тендрякова «Ночь после выпуска» о воспитании чувств подростков и о роли школы в этом процессе, о том, что школа, дав ученикам знания, не учит любви и добру. Тендрякова беспокоил главный недостаток школьного образования - отсутствие духовной и нравственной основы в воспитании.

Рисунки Тендрякова. Чехов. "Детвора".

Жена Владимира Федоровича журналистка Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова говорила: «Если посмотреть на все его вещи - на повести, на новеллы, на романы - нигде в них нет конца, нет точки. Всегда открытый конец. Потому что это продолжение того же его разговора. Его разговора с собой бесконечного, его разговора с собеседником... Во всех его вещах вы найдете этот его бесконечный диалог-поиск».

На встрече со студентами он говорил: «Да как может писатель писать бесконфликтно? Мне-то хотелось бы, и надеюсь, что так и получается, чтобы после моих произведений, не принимали мое, а думали над моим». Тендряков и в жизни любил интересные дискуссии. Он писал: «Оглядываясь назад, я теперь чаще вспоминаю даже не тех, с кем когда-то жался под артобстрелом в одном окопе, жил койка в койку в студенческом общежитии или колесил по экзотическим командировкам, а тех, с кем приходилось содержательно беседовать. Надо сказать, мне везло на собеседников». У него, действительно, были необыкновенно интересные собеседники. В писательском поселке Красная Пахра, в доме Тендряковых часто бывали Камилл Икрамов, Владимир Войнович, Вениамин Смехов, Зиновий Гердт, Роман Кармен, Белла Ахмадулина, Наум Коржавин, Юрий Трифонов, Динара Асанова, Александр Твардовский, Андрей и Сергей Капицы, Алексей Леонтьев. Вениамин Смехов в книге «Театр моей памяти» писал: «Вот математик, вот виднейший психолог, вот поэт и художник - ожесточенная полемика, хоккейный темп схватки. Я не преувеличиваю, я один из многих свидетелей. Как все похоже у крупных личностей! Судите сами. Вблизи, то есть лицом к лицу, все его качества - жадная пытливость, широта интересов, яркая речевая самобытность, беспощадность в работе, раблезианский аппетит к новым знаниям - все оборачивается для очередного собеседника атакой на его интеллектуальные рубежи. Любая беседа через пять минут грозит превратиться в корриду…Голос Тендрякова высок и звонок. Когда он нашел слабину в твоих рядах, противник - берегись! Не только мысль и слово заиграют в раскаленном воздухе - у него будто какой мячик клокочет в гортани и победно взрывает интонации - вверх! еще выше! - и ты уже тревожно дышишь, ища паузу, а паузы нет, фанфары речи не знают отдыха... То с левого, то с правого фланга являются веселые помощники - цитаты из Достоевского, из Леонтьева, из Моэма, из Библии. Каскады статистики - то нашей, то западной, то нынешней, а то и дохристианской... Батюшки-светы, жмурится собеседник! Отступать пора, да некуда... Коррида в разгаре. Взмывают полотнища новых аргументов...». Ему были интересны люди - и современники и давно ушедшие. Получив в подарок от П.Л. Капицы книгу очерков о Ломоносове, Франклине, Резерфорде, Ланжевене «Жизнь для науки», Владимир Федорович написал автору: «Но поблагодарить мне хочется не только за подарок, но и за то, что познакомили меня с прекрасными людьми... Читал о них, и мне становилось немного стыдно за себя - видел изъяны своего характера, ловил себя, что еще недостаточно чуток к другим, что часто суетен и мелочен. Зависть не к их великому уму - что есть, то есть, через себя не перескочишь, - зависть к их великой человечности».

С необыкновенной теплотой отзывались о Тендрякове люди, которым довелось с ним близко общаться. Александр Рекемчук вспоминал, что это был «удивительный, бескомпромиссный, максимальный, жесткий и очень добрый к людям человек». Александр Асмолов говорил: «Он учил меня быть человеком, живущим поверх барьеров и презирающим формулу конформизма «чего изволите». Вениамин Смехов так писал о Владимире Тендрякове: «И профессиональная замкнутость кабинетного одиночки. И хмурая отчужденность, антипатия к публичности, к эстрадной показухе. И горы читаемой литературы. И неумение «вырасти» в общественного деятеля - покровителя себе подобных. И горячее любопытство к событиям планеты. И поиски ответов на сегодняшние проклятые вопросы - во вчерашней истории».

Владимир Тендряков всегда и во всем оставался верен себе. Наталья Григорьевна Асмолова-Тендрякова рассказывала: «Говорили, что он играет не по правилам. Я убеждена, что он этих правил просто не знал. Он жил, как он жил». Тендряков никогда не изменял своим принципам в литературе. Многие его произведения публиковались, но было и то, что он писал в «в стол». Литературовед и педагог Татьяна Успенская-Ошанина рассказывала в интервью о том, как Владимире Федорович показывал ей свои рукописи, лежащие стопкой, и говорил: «Вот это все не напечатано, и мне безразлично, будет это напечатано или не будет… Почти безразлично, но я ни одной строчки здесь не буду менять, а будет так, как я написал!».

Вениамин Смехов писал: «Он вычеркнул из своей конституции право на отдых. Множество эпизодов, любые на выбор - ну, нельзя вспомнить Тендрякова расслабленным, благодушным, «каникулярным». Утренние бега по холмам и перелескам вокруг писательского поселка - работа на износ».

3 августа 1984 года Владимир Федорович Тендряков после традиционной для него утренней пробежки по лесу, вернулся на дачу, встал под холодный душ и упал. Он скончался от инсульта. После его смерти вдова писателя Наталья Григорьевна опубликовала около двухсот печатных листов художественных произведений Тендрякова, написанных им «в стол»: «Параня», «Донна Анна», «Покушение на миражи», «Чистые воды Китежа» «Пара гнедых», «Хлеб для собаки», «На блаженном острове коммунизма», «Охота», «Люди или нелюди». И еще примерно столько же ждут своего часа.

Юрий Нагибин писал: «Известие о внезапной смерти здоровяка Тендрякова меня ошеломило. Значит, это может произойти в любой момент, без предупреждения, без крошечной отсрочки на прощание, слёзы, на какие-то итоговые признания. Тендряков прожил чистую литературную жизнь… Строгий моралист, он считал себя вправе судить всех без разбору. При этом он умудрился не запятнать себя ни одной сомнительной акцией, хотя бы подписанием какого-нибудь серьёзного письма протеста. Очень осмотрительный правдолюбец, весьма осторожный бунтарь. Но было в нём и хорошее, даже трогательное. Тем не менее, он был настоящий русский писатель, а не деляга, не карьерист, не пролаза, не конъюнктурщик. Это серьёзная утрата для нашей скудной литературы».

Владимир Тендряков был похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

Текст подготовила Елена Побегайло

Использованные материалы

Материалы сайта www.famhist.ru
Материалы сайта www.booksite.ru
Материалы сайта www.litrossia.ru
Материалы сайта www.rudocs.exdat.com
Материалы сайта www.soch1871.narod.ru Официальный сайт МОУ СОШ п.Подосиновец
Материалы сайта www.podosinovets.ru
Материалы сайта www.asmolovpsy.ru
Материалы сайта www.pahra.ru
Материалы сайта www.lit.lib.ru
Материалы сайта www.belousenko.com
Александр Рекемчук «Пир в Одессе после холеры»
Фильм "Владимир Тендряков" из цикла "Экология литературы"

, повесть

Влади́мир Фёдорович Тендряко́в (5 декабря , д. Макаровская , Вологодская губерния - 3 августа , Москва) - русский советский писатель, автор остроконфликтных повестей о духовно-нравственных проблемах современной ему жизни, острых проблемах советского общества, о жизни в деревне.

Биография

Родился 5 декабря 1923 года в деревне Макаровская (ныне Шелотское сельское поселение Верховажского района Вологодской области) в семье народного судьи, затем ставшего прокурором. В декабре 1941 года был призван в РККА и направлен в школу младших командиров, по окончании которой получил званиe младшего сержанта-радиста. В июле 1942 отправлен на фронт. Первое ранение получил под Сталинградом. В августе 1943 года под Харьковом был ранен вторично, на этот раз тяжело и после лечения в госпитале демобилизован в январе 1944. Обосновался в Кировской области , работал школьным учителем (преподавал военное дело), затем был секретарём Подосиновского райкома комсомола .

В студенческие годы начинает писать рассказы, некоторые из которых были опубликованы в период с 1948 по 1953 год в журнале «Огонёк» . С 1955 года стал профессиональным писателем, полностью отдавшись литературному труду.

Начиная с 1960-х годов практически все произведения Тендрякова сталкиваются с советской цензурой. Многие из них были опубликованы только в годы Перестройки, уже после смерти писателя.

С 1964 года являлся членом редакционной коллегии журнала «Наука и религия ».

Отзывы современников

Сочинения

• Падение Ивана Чупрова (1953) - повесть
• Среди лесов (1953) - повесть
• Ненастье (1954) - повесть
• Не ко двору (1954) - повесть
• Тугой узел (1956) - роман
• Ухабы (1956) - повесть
• Чудотворная (1958) - повесть
• За бегущим днём (1959) - роман
• Суд (1960) - повесть
• Тройка, семёрка, туз (1961) - повесть
• Чрезвычайное (1961) - повесть
• Короткое замыкание (1962) - повесть
• Белый флаг (1962, совместно с К. Икрамовым) - пьеса
• Путешествие длиной в век (1964) - фантастическая повесть
• Свидание с Нефертити (1964) - роман
• Находка (1965) - повесть
• Подёнка - век короткий (1965)
• Кончина (1968)
• Апостольская командировка (1969) - повесть
• Донна Анна (1969, опубликован в 1988) - рассказ
• Хлеб для собаки (1969) - повесть
• Охота (1971, опубликован в 1988) - рассказ
• Шестьдесят свечей (1972) - повесть
• Весенние перевёртыши (1973)
• Совет да любовь (1973) - пьеса
• Три мешка сорной пшеницы (1973)
• Ночь после выпуска (1974) - повесть
• На блаженном острове коммунизма (1974, опубликовано в 1988)
• Люди или нелюди (1975-1976, опубликовано в журнале «Дружба народов», 1989, № 2)
• Затмение (1977) - повесть
• Расплата (1979) - повесть
• Покушение на миражи (1979-1982, опубликован в 1987) - роман
• Чистые воды Китежа (впервые опубликована в 1986) - повесть

Экранизации и сценарии

Инсценировки

Библиография

• Тендряков В. Ф. Избранные произведения. Т. 1-2, М., Гослитиздат, 1963.
• Тендряков В. Ф. Собрание сочинений в четырёх томах. М., Художественная литература, 1978-1980.
• Тендряков В. Ф. Собрание сочинений в пяти томах. М., Художественная литература, 1987-1989.
• Клюсов Б. На передней линии: Очерк творчества Владимира Тендрякова. Минск, 1963
• Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. М., 2000.

Напишите отзыв о статье "Тендряков, Владимир Фёдорович"

Примечания

Литература

• Огрызко В. // Литературная Россия . 2006. № 27 (7 июля)
• Беляев А. . .
• Смирнов М., Круг П. // Независимая газета . - 21.10.2009.

Ссылки

• в Библиотеке Максима Мошкова .
• в Библиотеке Александра Белоусенко.
• .

Отрывок, характеризующий Тендряков, Владимир Фёдорович

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.

(5. 12. 1923, д. Макаровская Вологодской губ. - 3. 08. 1984, Москва)
Прозаик, сценарист, драматург.
Тендряков Владимир Фёдорович родился в семье советских служащих. После окончания средней школы добровольцем ушёл на фронт, был комиссован после тяжёлого ранения. Учительствовал в школе, был комсомольским работником.

В 1945 г. поступил на художественный факультет во ВГИК (Всероссийский государственный институт кинематографии), в 1946 г. перешёл в Литературный институт им. М. Горького, в семинар К. Г. Паустовского. После окончания учебы (1951) работал в Вологде и Грязовце корреспондентом журнала «Огонек».

Стал печататься в 1940-х гг., но известность ему принесли повести о колхозной деревне 1950-х гг.: «Падение Ивана Чупрова» (1953) и «Не ко двору» (1954). В дальнейшем писатель жил и работал в Москве, был членом правления Союза писателей СССР и Союза писателей РСФСР, членом редколлегии атеистического журнала «Наука и религия». С Вологодской писательской организацией связь не поддерживал, в родной деревне был лишь однажды. Имя Тендрякова присвоено Вологодской юношеской библиотеке.

В. Ф. Тендряков был одним из предшественников «деревенской» прозы, но не стал писателем-«деревенщиком», стремился исследовать различные стороны современной ему действительности. В критической литературе чаще всего выделяют следующие циклы в его прозе: «деревенский», «школьный» и «атеистический». «Деревенский» цикл не был оценен в полной мере - как при жизни автора, так и после его смерти (исключение -произведения, посвящённые теме коллективизации). Цикл «атеистический» оказался «неподъемным» и для читателей, и для самого Тендрякова из-за нерешённых, внутренне противоречивых мировоззренческих проблем (по его собственным словам, он «как писатель старался показать, что религию никогда не интересовало и не интересует, в какие условия поставлена человеческая личность, что её конкретно радует, волнует, тревожит»). «Школьный» же цикл принёс В. Тендрякову заслуженную славу.

Тендряков - автор остросюжетных и остросоциальных рассказов, повестей и романов, в которых предпринята попытка решить мировоззренческие и этические проблемы (сам Тендряков констатировал: «Моё поколение их не решило»).
Так, в повести «Ухабы» (1956) показано, к каким трагическим последствиям приводит формальное, бессердечное руководство людьми. В повестях «Чудотворная» (1958), «Чрезвычайное» (1961), «Апостольская командировка» (1969), «Затмение» (1977) дан анализ народно-религиозного сознания в самый неблагоприятный в этом отношении период нашей истории. В рассказе «Донна Анна» (1971, опубликован в 1988) и в повести «Три мешка сорной пшеницы» (1972) главным является столкновение романтического идеала с реальной действительностью.

В «Весенних перевертышах» (1973) рассказано о сложностях «переходного» (от детства к юности) этапа человеческой жизни, поиска себя как личности, автор размышляет о времени, о вечности, о загадке бытия. Главный герой повести Дюшка Тягунов впервые сталкивается с «проклятыми» философскими вопросами: «Что такое жизнь? Есть ли бессмертие? В чем смысл человеческого пути?». Он испытывает неведомые ему ранее эмоции (страницы повести овеяны свежестью и полнотой первой любви), впервые узнает, что в одном и том же человеке необъяснимым образом совмещаются добрые и злые начала. Авторское знание психологии подростка было подлинным и глубоким, сами дети спрашивали учителей: «Откуда Тендряков всё это знает? Как сумел проникнуть в наше тайное тайных?» (Из письма учительницы Горюхиной из Новосибирска.)

В центре повестей «Ночь после выпуска» (1974) и «Расплата» (1979) представлен конфликт с совестью на фоне изображенного автором главного изъяна советской школы - отсутствия полноценной духовной основы в воспитании и образовании. Так, учитель литературы Аркадий Памятнов («Расплата») признаёт, что его воспитательные принципы («Не смей мириться с плохим, воюй с подлостью любыми средствами») терпят крах. Один из его учеников, Коля Корякин, убивает собственного отца.

Особое место в творчестве Тендрякова занимают опубликованные лишь в 1980-е гг. произведения, посвящённые теме коллективизации («Хлеб для собаки» - 1970, «Пара гнедых» - 1971, «Параня» - 1971), репрессий («Охота» - 1970), волюнтаризма («На блаженном острове коммунизма» - 1974) и др. Они оказались в ряду «возвращённой» литературы, однако их проблематика в целом не выходила за общие рамки тендряковской прозы. Исключением стал роман «Покушение на миражи» (1982, опубликован в 1987), в котором Тендряков подвёл итог своих многолетних нравственно-философских исканий. Первоначальное название романа - «Евангелие от компьютера» - отсылает читателя к его сюжету. Герои, программисты-экспериментаторы, решили ввести в машину всю историю человечества, исключив из неё Христа, однако Богочеловек «воскресает» в программе совершенно необъяснимым образом, «смертию смерть поправ». Эта кульминация достаточно неожиданна для тендряковского текста, в целом весьма далёкого от подлинного христианства.

Приметы неповторимого стиля прозы Тендрякова - сложные психологические коллизии, обстоятельства, в которых оказываются герои, постоянные споры, драматические, а то и трагические развязки, страстное авторское слово. Эти качества художественных произведений, созданных Тендряковым, оказались востребованными не только в литературе, но и в киноискусстве. Многие из них экранизированы.
«Если люди будущего захотят узнать, как и чем мы жили в середине XX века, то без книг Тендрякова они этого не поймут», - писал К. Икрамов.

Сочинения
Падение Ивана Чупрова (1953) - повесть
Ненастье (1954) - повесть
Не ко двору (1954) - повесть
Тугой узел (1956) - роман
Ухабы (1956) - повесть
Чудотворная (1958) - повесть
За бегущим днем (1959) - роман
Суд (1960) - повесть
Тройка, семерка, туз (1961) - повесть
Чрезвычайное (1961) - повесть
Путешествие длиной в век (1964) - фантастическая повесть
Свидание с Нефертити (1964) - роман
Находка (1965) - повесть
Поденка - век короткий (1965)
Кончина (1968)
Апостольская командировка (1969) - повесть
Донна Анна (1969, опубликован в 1988) - рассказ
Охота (1971, опубликован в 1988) - рассказ
Белый флаг (1962, совместно с К. Икрамовым) - пьеса
Шестьдесят свечей (1972) - повесть
Весенние перевёртыши (1973)
Совет да любовь (1973) - пьеса
Три мешка сорной пшеницы (1973)
Ночь после выпуска (1974)
На блаженном острове коммунизма (1974, опубликовано в 1988)
Затмение (1977) - повесть
Расплата (1979) - повесть
Покушение на миражи (1979-82, опубликован в 1987) - роман

Экранизации и сценарии
«Чужая родня» (Ленфильм, 1955) по повести «Не ко двору», сценарий В. Тендрякова.
«Саша вступает в жизнь» (Мосфильм, 1957) по роману «Тугой узел», сценарий В. Тендрякова.
«Чудотворная» (Мосфильм, 1960) по одноименной повести, сценарий В. Тендрякова.
«49 дней» (Мосфильм, 1962) сценарий Ю. Бондарева и В. Тендрякова.
«Суд» (Мосфильм, 1962) по одноименной повести, сценарий В. Тендрякова.
«Весенние перевертыши» (Ленфильм, 1974), сценарий В. Тендрякова, удостоен премии за лучший сценарий на VIII Всесоюзном кинофестивале в Кишинёве (1975)

Инсценировки
«Без креста» (1963) - инсценировка Московского театра «Современник» по повести «Чудотворная».
«Три мешка сорной пшеницы» (1975) - постановка Ленинградского Большого драматического театра.

Библиография
Тендряков В.Ф. Избранные произведения. Т. 1-2, М., 1963.
Тендряков В.Ф. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1978-80.
Тендряков В.Ф. Собрание сочинений в пяти томах. М., 1987-89.
Кончина: Повести, Рассказы. - М., 1990;
Охота. - М., 1991;
Неизданное: Проза. Публицистика. Драматургия. - М., 1995.

Литература о писателе:
Владимир Федорович Тендряков. Библиографический указатель. - Вологда, 1993;
Клюсов Б. На передней линии: Очерк творчества Владимира Тендрякова. Минск, 1963
Горшенин А. В. Человек среди людей. - Новосибирск, 1982.
Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. М., 2000.