Брудастый характеристика. Салтыков-Щедрин: История города: Органчик

• Категория: Сочинения по роману "История одного города"

Дементий Варламович Брудастый является восьмым по счету градоначальником, поставленным править злосчастным городом Глуповым. В «Описи градоначальников» дается его краткая, но емкая характеристика: «Назначен был впопыхах и имел в голове некоторое особливое устройство… Это не мешало ему, впрочем, привести в порядок недоимки, запущенные его предместником».
В этих саркастических словах заключен и смысл деятельности сего «великого мужа», и отношение в этой деятельности автора.
Молчаливый и угрюмый Брудастый знал лишь одно слово - «Не потреплю!» Его правление началось с того, что он «пересек уйму ямщиков». Да и впоследствии Брудастый создавал видимость самой бурной деятельности – сутками он, запершись у себя в кабинете, что-то «скреб пером». Последствия этого бумагомарания наводили ужас на все население Глупова: «Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают...»
В этих шести глаголах заключалась суть деятельности Брудастого, не отличавшейся, впрочем, от деятельности других градоначальников. Насилие, жестокость, глупость, косность, преклонение перед чинами и презрение к народу – вот черты правления всех глуповских градоначальников, и Брудастого, в частности.
Образ этого персонажа символичен. Вспомним, что его прозвали «Органчиком» за то, что вместо головы он имел некое механическое устройство. Голову Брудастого необходимо было наполнять искусственным содержимым, иначе она являлась просто оболочкой, лишенной мозгов: «…градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова...»
Таким образом, с помощью емкого образа Щедрин показывает, что правители - всего лишь марионетки, которыми руководят злые инстинкты, глупость, косность, предрассудки. Но и без таких руководителей не может жить русский народ. Пока Брудастый лежал без головы – в ожидании очередного органчика, в городе наступили анархия и разруха. Однако вскоре глуповцы - «в награду» за все страдания - получили сразу двух правителей – с «железными бащками». Такой финал правления Брудастого в очередной раз подчеркивает мысль автора о том, что все правители Глупова одинаковы – одинаково ничтожны, безлики, ужасны.

Вопрос двоемирия интересовал человечество с древности. Не существовало ни одной языческой религии, не верящей в загробный мир. Отсюда такое мистическое отношение к смерти, переходу из одного состояния в другое. И наравне с учением о дуализме в человеческом сознаний появляется понятие “душа”. Но если в язычестве душа была только тем, что находится в теле, то с возникновением христианства тело стало земной оболочкой души. Такая перемена “обновила” и все мировоззрение людей. Это не могло не отразиться в искусстве. Непонятная и непостижимая душа становится главным объектом изучения. И уже в средни

Роман В. В. Набокова Лолита Роман Владимира Набокова Лолита был написан в 1955г. на английском языке. Перевод был осуществлен самим автором. Этот роман принес писателю широкую известность. Лолита. Исповедь Светлокожего Вдовца таково было двойное название, под которым автор получил этот странный текст. Если не считать исправления явных описок, да тщательного изъятия некоторых цепких деталей, которые, несмотря на все старания самого Гумберта Гумберта, еще уцелели в тексте, как некие памятники и вехи, можно считать, что эти примечательные записки оставлены в неприкосновенности. Причудливый псевдо

Мало у нас оружия, но самое верное, закаленное оружие в нас самих, в нашей воле, в наших судьбах... О. Гончар Роман Олеся Гончара “Человек и оружие” - произведение, в котором рассказывается о Великой Отечественной войне, но направлено оно против войн, против бессмысленной гибели лучшего, что есть на свете, - человека. Эта идея выражена в последних строках романа: “Даже погибая, будем твердо верить, что после нас станет иначе и все это больше не повторится, и счастливый человек, разряжая в солнечный день победы последнюю бомбу, скажет: это был последний кошмар на земле!” Как всем участник

Какой бывает снег? (Сочинение-описание) Какой бывает снег? «Белый, холодный», - скажете вы. Но это так скучно! Я хочу вам рассказать, каким я видел снег течение лишь одного зимнего дня. Утром я проснулся и подошел к окну. С неба, кружась, медленно падали крупные снежинки. Издалека их нельзя было разглядеть. Я вышел на улицу, протянул руку. На ладонь упало несколько снежинок. Какие они красивые! «Снег бывает узорчатым», - подумал я. Днем выглянуло солнышко, и город, засыпанный снегом, заискрилось в его лучах. Я посмотрел вокруг и увидел снег переливался и играл на солнце. Он сверкал также и

Валентина ШЕНКМАН,
г. Пермь

“Неразрушимый вечно город Глупов...”

Об использовании ролевой игры при изучении “Истории одного города” М.Е. Салтыкова-Щедрина

В гротескном, фантастическом мире Салтыкова-Щедрина возможно всё...

Однажды ожили и сошли со страниц его книги господа градоначальники, в разное время с разным успехом управлявшие небезызвестным городом Глуповом. На исходе XX века вознамерились они встретиться с представителями средств массовой информации, очевидно для того, чтобы те не замедлили рассказать всему свету о жизни и деяниях сих славных особ.

И что ж вы думаете? К вящему удовольствию вышеозначенных лиц в мгновение ока слетелись на встречу с ними многочисленные служители пера и диктофона.

Пресс-конференция состоялась.

Господа градоначальники поведали о том, какие разнообразные методы и средства борьбы с наро... простите, средства управления народом применяли они, будучи на своём посту.

Господа журналисты умудрились задать интервьюируемым великое множество вопросов, зачастую весьма и весьма провокационных, от которых майорам, бригадирам и прочим бывым прохвостам становилось не по себе и хотелось поскорее вернуться на такие уютные для них страницы книги...

Вот такая невероятная история произошла однажды. Где и когда? На уроке литературы в 10-м классе. При изучении книги М.Е. Салтыкова-Щедрина “История одного города”, книги трудной, интересной и удивительно современной. В роли градоначальников и журналистов выступили сами десятиклассники, а учитель выполнял функцию ведущего и, в случае необходимости, комментатора.

Я думаю, многие коллеги согласятся с тем, что чтение указанного произведения даётся нашим детям с известным трудом. Да и учителя, к сожалению, не всегда выбирают эту книгу для изучения, несмотря на то что она входит в число лучших щедринских сочинений и имеет непреходящую культурную ценность. Тому есть объяснения.

“История одного города”, пожалуй, самое демонстративное по своей художественной условности произведение русской классики XIX века. Воспитанные в основном на жизнеподобии классического реализма, мы зачастую побаиваемся погрузиться в столь необычный художественный мир “Истории...”. И упускаем великолепный шанс литературного исследования, игры, возможность просто получить эстетическое наслаждение от изумительного творения великого писателя, умевшего совместить острейшую боль за многие явления общественной жизни с буйством фантасмагорических образов, стихией хоть и горького, но всепобеждающего смеха.

Да, безусловно, “Историю одного города” читать трудно. На первых порах приходится буквально “продираться сквозь туман”. Но не интересно ли? И, уж коли мы зачастую подходим к литературе прагматически, не полезно ли? Интересно. Небесполезно в разных смыслах: и в развитии грамотного читателя, и в воспитании человека, гражданина, личности. К тому же значение творчества Салтыкова-Щедрина как поистине талантливого, великого художника слова не ограничивается рамками современной писателю эпохи, а характеризуется удивительным внеисторизмом, вневременностью. И задача учителя - сделать так, чтобы юные читатели не считали эту книгу безнадёжно устаревшей, разоблачающей какой-то самодержавный строй, чтобы поняли и оценили блестящее остроумие, неистощимую фантазию сатирика, почувствовали “глубочайшее страдание” (М.А. Булгаков), скрытое под язвительным, саркастическим смехом, чтобы и сами испытали “сердечную боль” любви к России.

В недавнем прошлом сатиру Щедрина прочно связывали только с дооктябрьским периодом истории нашей страны. Может, потому и не изучалась “История...” в школе, что никак не укладывалась она в прокрустово ложе конкретно-исторической интерпретации. Как узнаваемы в ней не только события и лица прошлого, щедринского и “дощедринского” периодов, но и множественные аналогии советской и постсоветской действительности!

В 1871 году Салтыков-Щедрин, отвечая на обвинения его в “исторической сатире”, писал в редакцию журнала “Вестник Европы”, что он имел в виду “совершенно обыкновенную сатиру”, “направленную против тех характеристических черт русской жизни, которые делают её не вполне удобною” и “производят результаты... весьма дурные, а именно: необеспеченность жизни, произвол, непредусмотрительность, недостаток веры в будущее и т.п.”. Перечисленные “результаты”, как это ни печально, в той или иной мере традиционно свойственны нашей “русской жизни”.

Показывая действительность второй половины XIX века, писатель вскрыл вечные российские проблемы. Город Глупов - не просто обобщённый, аллегорический образ современной автору России, это - универсальная картина российской жизни при любом государственном устройстве. Страшную характеристику этому городу дал Игорь Северянин в медальоне, посвящённом сатирику (см. полностью далее): “Неразрушимый вечно город Глупов - // Прорусенный, повсюдный, озорной...”

Б удет ли продолжаться это разложение?.. Поймём ли мы “неблагозвучьем звучного трубадура”?..

Верю, Салтыков-Щедрин нужен нам сегодня как никогда.

Размышляя над тем, как оживить процесс изучения “Истории...”, приблизить её к современности, желая найти оригинальную форму урока, более или менее адекватную содержанию и художественному своеобразию книги, как-то неожиданно для себя я пришла к идее провести ролевую игру. (Замечу, что эта идея возникла не на пустом месте. Форму ролевой игры начала пропагандировать С.М. Иванова. См.: “Литература”, 2001, № 40.) Пресс-конференция - вот что может замечательно соответствовать материалу урока “Образы градоначальников в “Истории одного города”! Возможно, на это косвенно натолкнули меня многочисленные пресс-конференции и выступления наших нынешних политиков. А ведь кое-какие их черты легко узнаваемы в глуповских градоначальниках! Кстати говоря, наши школьные артисты это почувствовали и наделили своих героев до боли знакомыми жестами, интонациями и другими штрихами портретов современных “градоначальников” и их предшественников. После урока я поняла, что не ошиблась в выборе формы. (Эту форму впоследствии успешно использовали и некоторые другие учителя, подтвердившие её результативность. А дети, несколько лет назад окончившие школу, всё ещё помнят подробности изучения творчества Салтыкова-Щедрина.)

Рассмотрим место данного занятия в системе уроков по изучению “Истории одного города” и особенности его подготовки и проведения.

Ролевая игра может быть проведена после двухчасового урока, посвящённого общей характеристике книги, на котором рассматриваются тема, жанр, композиция, определяется основной конфликт, анализируется система образов и образ рассказчика, выявляются средства художественной изобразительности и выразительности, приёмы сатиры, текстуально изучаются первые главки. С главы “Органчик” начинается укрупнённое, детализированное изображение отдельных градоначальников и их отношений с глуповцами. Материалом для занятия являются главы от “Органчика” и до конца книги.

В целом система уроков по произведению может быть выстроена следующим образом (количество уроков на каждом этапе определяется конкретными условиями):

Этап	Тема	Содержание урока	Возможные формы и методы
1	Общая характеристика произведения	История создания и функционирования произведения. Обзор жанровых, композиционных и других особенностей.	Беседа, комментированное чтение, сообщения учащихся по отдельным вопросам, групповая работа.
2	Образы градоначальников в произведении	Монографический анализ глав по выбору. Средства создания и значение образов.	Групповая работа, самостоятельная аналитическая работа, ролевая игра.
3	Значение сатиры	Обобщение и углубление знаний о конфликте, проблематике, идейной направленности произведения, языковых особенностях.	Коллоквиум (доклады и сообщения учащихся).

Уроки, посвящённые анализу образов градоначальников, можно построить по-разному. Возможные пути:

Монографический поглавный анализ (коллективно, фронтально);

Сообщения учащихся на основе самостоятельного анализа отдельных глав;

Сочетание первого и второго, например: 1-й урок - коллективный анализ главы “Органчик”, 2-й урок - семинар (групповые доклады), 3-й урок - самостоятельная работа (анализ образа Угрюм-Бурчеева).

Как один из вариантов урока в сильном классе возможна ролевая игра, для проведения которой требуется достаточно длительная подготовка (см. приложение “Место и значение ролевой игры на уроке”). В более слабых классах рекомендуется провести её как внеклассное мероприятие. Частично игру можно использовать как фрагмент урока, включая одну-две театрализованные миниатюры.

Рассмотрим ход работы. Повествование о каждом из градоначальников является относительно завершённым, самостоятельным (иногда в пределах одной главы можно выделить несколько частей, или несколько глав бывают посвящены истории одного градоначальника): “Органчик” (Брудастый); “Сказание о шести градоначальницах”; “Известие о Двоекурове”; “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник” (Фердыщенко); “Войны за просвещение” (Бородавкин); “Эпоха увольнения от войн” (Микаладзе, Беневоленский, Прыщ); “Поклонение мамоне и покаяние” (Иванов, дю Шарио, Грустилов); “Подтверждение покаяния. Заключение” (Угрюм-Бурчеев). Для анализа можно использовать общую схему, достаточно традиционную: 1) конкретные черты того или иного градоначальника, яркие, запоминающиеся его особенности (параллельно рассматриваются приёмы и средства создания образа), 2) обобщённый смысл образа, его типизирующее значение. При характеристике градоначальников можно придерживаться приблизительно такой последовательности:

Особенности внешности и характера;

Речь, выражение в речи взглядов и идеалов;

Суть административной деятельности, основные поступки;

Взаимоотношения с глуповцами (жизнь глуповцев во время его правления).

М атериалы к анализу и интерпретации образа Органчика .

Салтыков-Щедрин преимущественно называет своего героя по прозвищу, но дополнительно к прозвищу даёт и полное имя своего персонажа - Брудастый Дементий Варламович. Прозвище указывает на механистичность мышления и действий персонажа, фамилия - на крайнюю его жестокость (брудастые - порода русских гончих собак, отличающихся большим ростом, злобным нравом и мёртвой хваткой преследуемой жертвы). В своей совокупности два наименования героя создают ужасающий воображение тип.

- “Молчалив и угрюм”, “сверкнул глазами”, “фыркнул - и затылок показал”. “Имел в голове некоторое особливое устройство”. “На плечах вместо головы была пустая посудина”. “Градоначальниково тело, облечённое в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова”. В основе образа - гротеск и реализация метафоры “пустая голова”. Значение приёма иронически комментируется автором: в истории бывали примеры, когда власть имущие имели “на плечах хотя и не порожний, но всё равно как бы порожний сосуд”.

- “Не потерплю!” и “Разорю!” - вся речь героя представляет собой эти две “пьесы”, которые мог исполнять небольшой органчик, вставленный в порожнюю голову градоначальника. Автор обнажает нечеловеческую жестокость героя, обличает неспособность его вникать в суть происходящего, запрограммированность действовать и управлять угрозами, насилием, принуждением.

- “Едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересёк уйму ямщиков”. “...Не ел, не пил и всё что-то скрёб пером... Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города: частные пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали...” Сатирик подчёркивает, что при Органчике особенно активизировалась полицейская машина как основное и единственное средство управления, в городе воцарился полицейский произвол: “Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают... А градоначальник всё сидит и выскребает всё новые и новые понуждения...” Действия героя полностью вытекают из содержания двух “пьес”, лишний раз подтверждая его жестокую механистичность. Особенная острота и напряжённость возникают в тот момент, когда Органчик приказывает наказать глуповцев, выступивших в его защиту. Понятно, что такой Органчик ни перед чем не остановится в своём градоначальническом рвении.

Глуповцы сначала ликовали по одной только причине, “что он новый”, потом “ужаснулись”. “Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные и изнурённые лица, тотчас же хоронились”; “Чувствовали только страх, зловещий и безотчётный страх”. Снова автор использует гиперболу, перерастающую в гротеск. Чувство жалости к глуповцам сочетается с негодованием, вызванным их тупой покорностью и “начальстволюбием”. При всём происходящем в городе они пытались объяснить необходимость жестокого произвола Брудастого: “А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник?” Оставшись без градоначальника, “из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами”. ““Куда ты девал нашего батюшку?” - завопило разозлённое до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал перед ним”. Рабское сознание глуповцев вызывает горечь у читателей, как того, вероятно, и хотел автор.

К аналогичному результату при изучении образов глуповских градоначальников можно прийти и в ходе ролевой игры.

Готовясь к “пресс-конференции”, учащиеся досконально изучают текст одной или нескольких глав о “своём” градоначальнике и драматизируют его. Лучше, если подготовка начнётся заранее, возможно, за неделю-две до урока, так как необходимо будет настроиться, вжиться в образ, придумать какие-либо изюминки для выступления. Методически оправданным представляется предварить изучение “Истории” анализом сказок, несмотря на хронологическую непоследовательность. Сказки облегчат ученику путь в мир Салтыкова-Щедрина, так как знакомство с ними началось еще в 7-м классе, они относительно невелики по объёму и, главное, несут специфические черты художественного мира писателя.

Работа выполняется в небольших группах, в которых один человек будет градоначальником, а остальные (2–4) - журналистами. Роли градоначальников преимущественно достаются юношам. Для пресс-конференции готовятся специальные таблички - визитные карточки с именами героев. Наиболее благодатный материал дают следующие персонажи:

- Брудастый Дементий Варламович (№ 8 по “Описи градоначальникам”, глава “Органчик”);

- Фердыщенко Пётр Петрович (№ 11, главы “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник”);

- Бородавкин Василиск Семёнович (№ 12, глава “Войны за просвещение”, “оправдательный документ” № 1);

- Микаладзе Ксаверий Георгиевич № 14, глава “Эпоха увольнения от войн”, “оправдательный документ” № 2);

- Беневоленский Феофилакт Иринархович (№ 15, глава “Эпоха увольнения от войн”, “оправдательный документ” № 3);

- Прыщ Иван Пантелеич (№ 16, глава “Эпоха увольнения от войн”);

- Дю Шарио Ангел Дорофеевич (№ 18, глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

- Грустилов Эраст Андреевич (№ 20, глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

- Угрюм-Бурчеев (№ 21, глава “Подтверждение покаяния. Заключение”).

На “пресс-конференции” “градоначальник” рассказывает о себе, о своей жизни, о своих действиях и поступках, об отношении с глуповцами и об их жизни во время его правления. На долю “журналистов” достаётся “компромат”, то есть такая информация, которая не может быть высказана устами персонажа, поскольку порочит его. “Градоначальник” и “журналисты” готовятся обязательно вместе, общими усилиями они создают целостное художественное впечатление об образе щедринского градоначальника. В случае разрозненной подготовки необходимый результат не будет достигнут. Концепция такого занятия не в том, чтобы проверить знание текста и способность учащихся отвечать на неизвестные им заранее вопросы по тексту, а в том, чтобы совместно выявить особенности образов героев книги, но только достигается эта цель нетрадиционным способом. В условном мире игры участники пресс-конференции, конечно же, антагонистичны, но в реальной жизни они союзники и решают общие задачи.

Результатом подготовительной работы каждой из творческих групп является сценарий (коллективное драматическое сочинение) для мини-спектакля, который и разыгрывается на уроке. Этот спектакль ярко и выпукло показывает характерные черты героя, с интересом смотрится и запоминается как неординарное событие. Живости и объёмности восприятия главных участников “пресс-конференции” способствует обязательная индивидуализация их речи в соответствии с авторским текстом. Надо сказать, что некоторые исполнители вызывали своей игрой восторженные аплодисменты всего класса.

А уж простор для выдумки и творчества здесь не ограничен. Кто-то увидел в своём герое сходство с ныне здравствующими деятелями и показал это, кто-то изобразил характерный акцент, использовал выразительные детали костюма, специфические атрибуты, даже приёмы эксцентрики (например, когда “Брудастый” стучал себе по лбу, раздавался звук пустой металлической ёмкости: ассистент-шумовик бил по ведру). Некоторые читающие эту статью, возможно, подумают: зачем это надо было делать? Мы ответим: таким образом произошло очень живое знакомство с героями Салтыкова-Щедрина, был сломан барьер на пути к его книге. И главным героем на уроке стал смех. А ведь не секрет, что парадоксом школьного изучения литературы является именно его отсутствие при изучении сатирических произведений русской классики: современные дети зачастую не воспринимают комическое в сатирическом тексте. Я думаю, это как раз тот случай, когда активизация эмоциональной сферы школьников способствует пробуждению их разума, подготавливает глубоко осмысленную дальнейшую работу над произведением.

Следующий урок (семинар) призван синтезировать и углубить сведения о произведении, в том числе об образах градоначальников.

В качестве домашнего задания к нему целесообразно предложить вопросы для размышления индивидуально или в группах. Примерные темы:

• “И Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие...” (Доказать единую сущность всех градоначальников - их враждебность народу.)
• “Мы люди привышные! Мы претерпеть могим”. (Показать типичные черты глуповцев.)
• Проблема народа и власти в изображении М.Е. Салтыкова-Щедрина.
• Роль гиперболы и гротеска в “Истории одного города”.
• “Говорящие” имена и фамилии персонажей как средство их характеристики.
• “Неразрушимый вечно город Глупов...” (Определить, какие явления нашей жизни в XX веке иносказательно “отражены” в “Истории одного города”.)

Для тех, кто не вышел из образа героя пресс-конференции, могут быть предусмотрены такие варианты письменных творческих работ: статья в газету, очерк, репортаж и тому подобное (для журналистов) либо речь, выступление от лица градоначальника на какую-то тему, например, предвыборная программа на пост главы города. (Кстати, ещё один вариант для ролевой игры.)

Завершить семинар можно размышлением над сонетом Игоря Северянина (1926):

САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

Не жутко ли, - среди губернских дур
И дураков, туземцев Пошехонья,
Застывших в вечной стадии просонья,
Живуч неумертвимый помпадур?

Неблагозвучьем звучен трубадур,
Чей голос, сотрясая беззаконье,
Вещал в стране бесплодье похоронье,
Чей смысл тяжёл, язвителен и хмур.

Гниёт, смердит от движущихся трупов
Неразрушимый вечно город Глупов -
Прорусенный, повсюдный, озорной.

Иудушки из каждой лезут щели.
Страну одолевают. Одолели.
И нет надежд. И где удел иной?

Примерные сценарии ролевой игры

С ценарии предлагаются как иллюстрации к содержанию урока или внеклассного мероприятия в форме ролевой игры. Они составлены на основе текста Салтыкова-Щедрина и включают отдельные обороты как речи героев, так и речи повествователя. Диалог предваряется, по возможности, лаконичным описанием главного героя по типу гоголевских “замечаний для господ актёров”. Считаю нужным предостеречь учителей, если они решатся применить описанную форму работы в учебных целях, от раздачи приведённых сценариев для заучивания и дальнейшего разыгрывания, предлагаемые материалы рекомендуется использовать лишь как ориентир для учителя. В то же время они могут быть основой для спектакля на вечере, посвящённом творчеству М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Брудастый Дементий Варламович (Органчик)

(На материале главы “Органчик”)

Говорит резко, отрывисто, не улыбается, сердито вращает глазами. Может неожиданно вскочить и подбежать к окну. Периодически выкрикивает “Не потерплю!” или “Разорю!”. Иногда у него словно заклинивает какой-либо сустав и речь. При прикосновении к голове раздаётся звук пустой металлической ёмкости; возможно, что голова даже перепачкана грязью и в нескольких местах побита.

Журналист. Господин Брудастый, расскажите, пожалуйста, о своих достижениях на посту градоначальника.

Брудастый. Во-первых. Во время своего правления. Я привёл в порядок все недоимки. Которые запустил мой предместник. Во-вторых. Город при мне был спокойным и тихим. Ни пьянства. Ни разврата. Никаких сборищ за воротами домов. Ни щёлканья подсолнухов. Я не потерплю. Чтобы народ болтался зря. Играл в бабки. Люди только по нужде оставляли свои дома. Кругом царил порядок. Я сразу организовал неслыханную деятельность. Частные пристава поскакали. Квартальные поскакали. Заседатели поскакали. Будочники позабыли, что значит путём поесть. Так с тех пор и хватают куски на лету.

Журналист. Но ведь вы нагнали на людей такой страх! Город опустел, и даже хищные звери ходили по нему без боязни...

Брудастый. Что такое?! Молчать! Какие звери?! При мне был порядок и покой. Даже псы не лаяли.

Журналист. От голода?

Брудастый. Не потерплю... п...п...плю!

Журналист. Уважаемый Дементий Варламович! А как к вам относился народ? Не бунтовал?

Брудастый. Народ?! Народ меня любил! Я ещё не приехал в город. А он уже ликовал. Все поздравляли друг друга с радостью. Называли меня “красавчиком” и “умницей”. Но это чушь. Не потерплю! Народ должен не любить своего градоначальника. А бояться. Поэтому. Едва только я появился в городе. Ещё на самой границе. Я пересёк уйму ямщиков. К тому же обыватели с благоговением ждут каждого моего слова... Раз-зорю!!! Они готовы с утра до вечера стоять на моём дворе. С кульками под мышками. Они без меня дня прожить не могут. Однажды случилось... Когда меня не было в городе по важным делам. Глуповцы такой бунт подняли. Чуть не растерзали моего помощника. “Куда ты девал нашего батюшку? Куда девал батюшку?” Не потерплю... плю! Но я вовремя появился. Унял этих смутьянов.

Журналист. Как? Ведь они ради вас!

Брудастый. Не потерплю! Разорю!

Журналист. Господин Брудастый! Всем известно, что у вас есть прозвище “Органчик”. Правда ли, что ваша голова представляет собой некий механизм?

Брудастый. Кто сказал? Не потерплю!

Журналист. Часовщик Байбаков утверждает, что как-то ночью его разбудили и, перепуганного, привели к вам. Вы сняли с себя собственную голову и подали её Байбакову. Далее зачитываю показание Байбакова:

“Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашёл, что он заключает в одном углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес этих было две: “разорю!” и “не потерплю!” Но так как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градоначальник не могли говорить внятно или же говорили с пропуском букв и слогов”. Впоследствии Байбаков, как он утверждает, ежедневно рассматривал вашу голову и вычищал из неё сор.

Брудастый. Вор! Разбойник! Смутьян! Разорю!!! Не потерплю... плю...плю!!!

Журналист. Есть и другие свидетели. Например, заседатель Толковников однажды врасплох зашёл к вам в кабинет и увидел, как вы играете своею собственной головой. А заседатель Младенцев видел однажды вашу голову в окружении слесарного и столярного инструмента, когда шёл мимо мастерской Байбакова и заглянул в окно.

Брудастый. П...п...плю! П...п...плю...

Журналист. Похоже, новая голова Органчика тоже неисправна. Так неаккуратно её доставили из Петербурга, что градоначальник вновь потерял дар речи. Вместо того чтобы держать её бережно на весу, неопытный посланец кинул её на дно телеги, а когда был укушен за икру, выбросил на дорогу. И вообще, настоящий ли это Брудастый? Вы не помните, на какой щеке у него было раньше родимое пятно?

Фердыщенко Пётр Петрович

(На материале глав “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник”)

Одет в новый вицмундир. Производит впечатление ласкового и приветливого человека, но изредка кричит не своим голосом. Косноязычен.

Ведущий. Господа журналисты, прошу адресовать ваши вопросы градоначальнику Фердыщенко Петру Петровичу.

Фердыщенко. Ну, братики-сударики, вот что: я пока выйду, а как обратно зайду, так сейчас в тазы бейте, зачинайте меня поздравлять. Ну и дары бы я от вас какие-нибудь принял, да побольше!

Ведущий. Господин Фердыщенко, не забывайтесь! Вы не в городе Глупове.

Фердыщенко. Ну чего вы, глупенькие, на меня осерчали? Задавайте свои вопросы.

Журналист. Какие проблемы вам приходилось решать в период вашего правления?

Фердыщенко. А какие проблемы? Ведь с Богом спорить не приходится. Пожар, говорите? Было такое. Горело. А я при чём? Эти бездельные люди, глуповцы, собрались ко мне на двор и стали меня нудить и на коленки становить, дабы я прошение принёс. Эх, миленькие, Бог дал - Бог взял. Написал, конечно, как не написать. Команда и пришла: “Ту-ру! Ту-ру!” Вразумил народ. Какие проблемы?

Журналист. Стояла ли перед вами продовольственная проблема?

Фердыщенко. Какая, говоришь, продо... вольственная? Ну, братики-сударики, засуха была. А я что сделаю? Людишки осунулись, конечно, ходили с понурыми головами. Но я приказал таких забирать на съезжую. Народ ободрять надо. Ну, пикничок устроили в загородной роще, фейерверк пустили. А вот Алёнке я платок новый купил, драдедамовый. Красота!

Журналист. И это в то время, когда в городе царил страшный голод?! Когда город почти обезлюдел, потому что молодые все до одного разбежались, потому что церкви переполнялись гробами, а трупы людей худородных валялись по улицам неприбранными?!

Фердыщенко. В кандалы! В Сибирь!

Журналист. Вы боитесь выслушать правду?

Фердыщенко. Ладно, миленькая, не сердись. Только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе с правдой дома сидеть, чем беду на себя накликать. Правда... Как бы ей, правде-то твоей, не набежать на рожон!

Журналист. А всё-таки, Пётр Петрович, накормили вы народ?

Фердыщенко. А как же! Пришлось писать. Писал много, писал всюду. Рапортовал так: коли хлеба не имеется, так по крайности пускай хоть команда прибудет. А глуповцы, братики-сударики, с каждым днём становились назойливее и назойливее. Я как рассуждаю? Убеждениями с этим народом ничего не поделаешь! Тут не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо... команда! А ведь команда-то лучше! Ту-ру, ту-ру! Вот она скоро и прибыла.

Журналист. Значит, господин Фердыщенко, в любых ситуациях вы предпочитаете использовать силовые методы решения важных вопросов?

Фердыщенко. Сила-то силой, а вот ты, молодка, хочешь со мною в любви жить?

Журналист. ?!

Фердыщенко. А ежели я тебя велю высечь?

Журналист. Господин Фердыщенко! Мы располагаем сведениями, что вы привыкли добиваться своего любыми средствами, во что бы то ни стало. Нам известно, что даже понравившихся вам женщин вы приказывали пороть, чтобы принудить их к сожительству с вами.

Фердыщенко. Это вы зря, братики-сударики. Это не я. Время-то у нас какое? Вот толкуют о пользе выборного начала. И я не своей единоличной властью распоряжаюсь. Соберу этак своих излюбленных глуповцев, изложу вкратце дело да и потребую назначить немедленного наказания ослушников. А уж какое количество кому назначат, я наперёд согласен. Может, кому столько, сколько звёзд на небе, а кому, может, и больше.

Журналист. Скажите, пожалуйста, а почему вы вдруг занялись активной деятельностью? Ведь первые шесть лет правления вы ничего не делали, ни во что не вмешивались, довольствовались умеренными данями, ходили по кабакам, играли в карты, да и вместо мундира носили замасленный халат. В это время город не горел, не голодал, не испытывал повальных болезней, и граждане благодарили вас за это. Впервые они поняли, что жить “без утеснения” лучше, чем жить “с утеснением”.

Фердыщенко. Ах ты, дурья порода, учить меня? Я сам знаю, что мне делать! Хочу - на крыльце сижу, хочу - путешествовать буду! А ведь я, братики-сударики, путешествовал раз. По городскому выгону. Старички мне достопримечательности показывали...

Журналист. Какие же? По нашим сведениям, там ничего достопримечательного нет, кроме одной навозной кучи.

Фердыщенко. Ну да! А я, думаете, зачем поехал?! Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветёт скотоводство, объявятся пути сообщения!.. Что-то не помню, утучнились или нет... Вы не подскажете? Кажется, братики-сударики, вы больше меня знаете...

Журналист. Знаем, Пётр Петрович, умерли вы.

Фердыщенко. Как?

Журналист. От объедения! Пили-ели вы до того, что вам сделалось дурно. Однако вы превозмогли себя и съели ещё гуся с капустой. И после этого вам перекосило рот. Вздрогнула на лице вашем какая-то административная жилка, дрожала-дрожала и вдруг замерла...

Фердыщенко. !!!

Прыщ Иван Пантелеич

(На материале главы “Эпоха увольнения от войн”)

Вид имеет румяный и бодрый. Плечист. Во время разговора производит быстрые жесты. Отличается благодушеством и миролюбием. Источает специфический, весьма стойкий колбасный запах, возбуждая аппетит у находящихся вблизи него людей.

Журналист. Иван Пантелеич! Говорят, что при вашем градоправлении наступило такое изобилие, какого не было с самого основания города. Какие меры вы принимали, чтобы достичь этого?

Прыщ. Я человек простой-с, и программа у меня простая-с. Моя обязанность - наблюсти, чтобы законы были в целости и не валялись по столам.

Журналист. А какие законы вы издали в первую очередь?

Прыщ. Я законов не издавал и издавать не буду-с. Пусть все живут с Богом! В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного: чтобы закон был старый. Новых законов не люблю-с. И вообще никаких новых идей не принимаю и не понимаю. Не понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.

Журналист. Неужели у вас никогда не было ни одной идеи?

Прыщ. Почему же? Была. И есть. Отдохнуть-с! И я твёрдо следовал по избранному пути: ходил по гостям, принимал обеды и балы, охотился на зайцев, лисиц и ещё кое на кого-с.

Журналист. То есть вы вели политику абсолютного невмешательства в обывательские дела?

Прыщ. Да-с! Я сказал своим обывателям: не трогайте вы меня, и я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы - что же-с! всё это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте - я и в этом препятствовать не стану!

Журналист. И никаких ограничений в свободе действий подчинённых?

Прыщ. Как же-с без ограничений? Нужно с огнём осторожнее обращаться, потому что тут недолго и до греха. Имущество своё попалите, сами погорите - что хорошего?

Журналист. Получается, что именно благодаря вашему невмешательству выросло благосостояние города?

Прыщ. Именно так-с! За год-другой всякого добра у глуповцев явилось уж и не вдвое, не втрое, а вчетверо. Пчела роилась необыкновенно, так что мёду и воску было отправлено в Византию почти столько же, сколько при великом князе Олеге. А сколько кожи спровадили в Византию! И за всё получили чистыми ассигнациями. А хлеба родилось столько, что все ели хлеб настоящий, а не в редкость бывали даже у простых наймитов и щи с приварком.

Журналист. А как отразилось общее благополучие на вашем состоянии?

Прыщ. О! Я был беспредельно рад! Амбары мои ломились от приношений, сундуки не вмещали серебра и золота, а ассигнации просто валялись на полу-с.

Журналист. А как к вам относились глуповцы? Наверное, очень любили и уважали?

Прыщ. Ну-с, жили мы мирно, пока местный предводитель дворянства не пронюхал...

Журналист. Что не пронюхал?

Прыщ. Знаете ли вы-с, что этот предводитель был великий гастроном, проще говоря-с, обжора-с? Ведь у него было такое изощрённое обоняние, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша. И ведь угадал, каналья!

Журналист. Непонятно, какое отношение имеет это к вам. Какой-то фарш, обоняние. Предводитель...

Прыщ. Да вот-с... Ходил вокруг, облизывался и напал однажды...

Журналист. Так, значит, это правда, что предводитель съел вашу фаршированную голову? Теперь понятно, почему в городе ходили слухи, будто вы спите на леднике, а не в обыкновенной спальне, будто вы даже, когда ложитесь спать, тело кругом обставляете мышеловками!

Прыщ. Ну что же-с?.. Зато благосостояние-с...

Журналист. А ведь точно пахнет от него! Как в колбасной лавке!

Дю Шарио Ангел Дорофеич

(На материале главы “Поклонение мамоне и покаяние”)

Жизнерадостен, улыбчив, время от времени напевает весёленькие мелодии. Говорит с акцентом, вставляет в свою речь французские словечки. Склонен проявлять кокетство, на плече возможен женский шарф типа боа, в руках веер и... лягушка (игрушечная). Щедро рассылает воздушные поцелуи.

Дю Шарио. О, медам и месье! Бонжур! Бонжур! Прошю вас, задавайт свой вопрос! О, шарман!

Журналист. Господин дю Шарио, каким образом вы оказались на посту градоначальника города Глупова?

Дю Шарио. Силъ ву пле, ма шер! Эти глюповски пироги с нашинкой! О! Я очшень хотеть есть. Я быть голоден. О пироги, а ту при!

Журналист. А что вы сделали для процветания города?

Дю Шарио. Я делать очшень много! Я есть объяснять этим грубиянам - фуй! - права человек. Какие дураки, сэ мюжик дэ Глюпофф. Они не зналь, что можно есть лягушка! Ха-ха-ха!

Журналист. Но при чём здесь права человека? Кстати, историки указывают, что вы действительно начали однажды объяснять права человека, но только кончили тем, что объяснили права Бурбонов. В другой раз вы начали с того, что убеждали глуповцев уверовать в богиню Разума, а кончили тем, что просили признать непогрешимость папы. Похоже, у вас не было никаких убеждений, и вы готовы были защищать что угодно, если за это вам перепадал лишний четвертак.

Дю Шарио. О! Анфан терибль. Ты очшень плохой деть! Как сметь так говорить! Я есть сын XVIII века! О богиня Разума! И глюповски мюжик быль сперва такой дурак! Но я возбудить у них дух исследования!

Журналист. Виконт! История свидетельствует: вы только развратили глуповских обывателей. Они стали креститься неистовым обычаем и бросать хлеб под стол. Они с дерзостью говорили: “Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим - тот же хлеб будет!” И в этом вы видели дух исследования! Ведь из-за вас глуповцы покатились вниз в своём развитии. Они при вашем преступном попустительстве и даже поддержке совсем перестали работать: мнили, что во время их гульбы хлеб вырастет сам собой, и поэтому перестали возделывать поля. Уважение к старшим исчезло; глуповцы агитировали вопрос, не следует ли, по достижении людьми известных лет, устранять их из жизни, но решили - вы только подумайте! - продавать стариков и старух в рабство, чтобы иметь с этого какую-нибудь выгоду! И вы не чувствуете своей вины перед ними?

Дю Шарио. О! Как вы сказаль? Разврат? Это же удовольствие - не работать, а только гулять, петь, веселиться! О ля-ля! Ви тоже глюпий, как глюповски мюжик? А пропо, где тут у вас есть место весело проводить время? Я очшень хорошо пою гривуазный песенка и танцую канкан! Я хотеть и вас научить этому! Я очшень добрый человек. Я хотеть, чтобы вы весело жить, развлекаться. Это есть ком иль фо ! Вам нужно сделать ку д"эта ! Зачшем свой короткий жизнь портить на работе? Надо быть умный человек! Как я! Я вам говориль, что я есть сын богини Разума?

Журналист. Извините, господин дю Шарио, с вами трудно разговаривать, поэтому мы хотим задать вам последний вопрос. Назовите ваш основополагающий жизненный принцип.

Дю Шарио. Ха-ха-ха-ха! Шарман! Шарман! Ви наконец понять, что нада скорей идти гулять. Это я внушиль вам дух свободы и научиль права человека! Мой девиз не переводить на ваш грубый язык. Но вы всё равно не понимай такие умный вещи. Один наш король говориль очшень хороший слова. Можно сказать, это я сказаль: апрэ ну лё дэлюж. Теперь понять, глюпий дурак? Апрэ ну лё дэлюж!!! О рэвуар! Шерше ля фам! Ха-ха-ха!!!

Примечания: Силь ву пле, ма шер - пожалуйста, дорогая; а ту при - любой ценой; анфан терибль - ужасный ребёнок; а пропо - кстати; ку д"эта - государственный переворот; апрэ ну лё дэлюж - после нас хоть потоп (искаж. франц. ).

Приложение

Место и значение ролевой игры на уроке

Уже прочно в практику школьного обучения вошла игра. Диапазон игр, применяемых на уроке и во внеурочное время, весьма широк: от кроссвордов, ребусов, викторин до сюжетно-ролевых (заседание ученого (редакционного) художественного совета; дискуссия сторонников и противников какой-либо идеи, лица, явления).

Можно говорить об игре на уроке как приёме педагогической техники и даже как об основе самостоятельной педагогической технологии. Но обязательно нужно помнить о том, что игра остаётся лишь средством обучения, развития, воспитания, способным активизировать и интенсифицировать образовательный процесс, недопустимо превращать её в самоцель, использовать необоснованно. Особенно это касается ролевой игры. Сюжетно-ролевая игра является высшей формой развития игровой деятельности. Её целесообразно применять в исключительных случаях, когда привычные, традиционные формы работы не ведут к желаемому результату.

Использование ролевой игры на уроке становится событием неординарным, запоминающимся. Естественно, что повседневная жизнь не может состоять из большого количества праздников, чем, по сути, оказывается проведение игры. К тому же подобное занятие требует серьёзной, тщательной подготовки. Следует подчеркнуть особо, что успех игры на её основном этапе предопределяется качеством подготовительной работы на этапе доигровом. Ни в коем случае не стоит проводить ролевую игру, если она подготовлена недостаточно хорошо, иначе всё мероприятие оставит жалкое впечатление, не реализует ни одной из богатых потенциальных возможностей игры, не достигнет цели, а именно целенаправленность является основным условием её применения в педагогическом процессе. Если же игра подготовлена качественно, то она одновременно решает несколько задач. Рассмотрим некоторые из них.

Дидактическая задача игры - способствовать усвоению новых знаний, развитию общеучебных и частнопредметных умений и навыков, в первую очередь умений и навыков речемыслительной деятельности, сопряжённой и с процессами развития воображения, интуитивной сферы. Все исследователи психологии игры отмечают её несомненное значение для развития личности. Особенно чётко дидактическую функцию игры должен осознавать учитель как организатор образовательного процесса, так как он перспективно ориентируется на результативность конкретной игровой деятельности.

Развлекательная же задача игры является наиболее актуальной для детей, которые вовлекаются в процесс, получая удовольствие, сиюминутную радость. Развлекательность - основное свойство игры по определению, поэтому использование игры способствует созданию благоприятной атмосферы, воодушевлению каждого участника, снятию эмоционального напряжения. Мастерство и такт учителя должны помочь ему сделать игру для детей не принудительной формой работы, а желанной, способной пробудить интерес к изучаемому таким способом материалу. Авторитарный стиль при организации и проведении игры не приведёт к положительному результату. Сам учитель также включается в процесс игры в какой-либо роли, что помогает решению ещё одной задачи.

Коммуникативная задача игры связана с установлением эмоциональных и деловых контактов, с объединением коллектива в общем процессе, с построением особой структуры взаимоотношений всех участников. Ролевая игра относится к сфере субъектно-субъектных отношений, то есть для неё главным является общение участников, протекающее одновременно в двух плоскостях: реальной и условной (разыгрываемой, воображаемой). При использовании ролевой игры познавательная деятельность осуществляется в коллективной форме, при которой каждый из членов коллектива, выполняя свою задачу при наличии общей цели, участвует в обучении всех. Данная организационная форма является современной, продуктивной, развивающей, распространяется в последние годы в разных модификациях и противопоставляется традиционной фронтальной форме. Работа каждого учащегося оказывается коллективно значимой. В связи с этим нужно обдуманно отнестись к распределению ролей, учесть множество факторов: желание детей и их психологические особенности, характер способностей, межличностные отношения в коллективе.

Основная нагрузка при подготовке и проведении ролевой игры ложится, как правило, на одарённых детей. В доигровой период особое значение могут иметь творчески одарённые ученики, для которых характерны оригинальность и гибкость мышления, пытливость ума и дотошность: для того чтобы драматизировать исходный текст, создать на его основе собственное произведение, требуются исследовательская активность, умение переструктурировать информацию. На игровом этапе стоит опираться на детей с художественно-исполнительскими способностями, а на послеигровом - с интеллектуальными.

По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин)

Скоро, однако ж, обыватели убедились, что ликования и надежды их были, по малой мере, преждевременны и преувеличенны. Произошел обычный прием, и тут в первый раз в жизни пришлось глуповцам на деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное начальстволюбие. Все на этом приеме совершилось как-то загадочно. Градоначальник безмолвно обошел ряды чиновных архистратигов, сверкнул глазами, произнес: «Не потерплю!» - и скрылся в кабинет. Чиновники остолбенели; за ними остолбенели и обыватели.

Несмотря на непреоборимую твердость, глуповцы - народ изнеженный и до крайности набалованный. Они любят, чтоб у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные прибаутки, и недоумевают, когда уста эти только фыркают или издают загадочные звуки. Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, то имя его никогда не сделается популярным. Бывали градоначальники истинно мудрые, такие, которые не чужды были даже мысли о заведении в Глупове академии (таков, например, штатский советник Двоекуров, значащийся по «описи» под №9), но так как они не обзывали глуповцев ни «братцами», ни «робятами», то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые - таких не бывало, - а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.

Так было и в настоящем случае. Как ни воспламенились сердца обывателей по случаю приезда нового начальника, но прием его значительно расхолодил их.

Что ж это такое! - фыркнул - и затылок показал! нешто мы затылков не видали! а ты по душе с нами поговори! ты лаской-то, лаской-то пронимай! ты пригрозить-то пригрози, да потом и помилуй! - Так говорили глуповцы, и со слезами припоминали, какие бывали у них прежде начальники, всё приветливые, да добрые, да красавчики - и все-то в мундирах! Вспомнили даже беглого грека Ламврокакиса (по «описи» под №5), вспомнили, как приехал в 1756 году бригадир Баклан (по «описи» под № 6), и каким молодцом он на первом же приеме выказал себя перед обывателями.

Натиск, - сказал он, - и притом быстрота, снисходительность, и притом строгость. И притом благоразумная твердость. Вот, милостивые государи, та цель или, точнее сказать, те пять целей, которых я, с Божьею помощью, надеюсь достигнуть при посредстве некоторых административных мероприятий, составляющих сущность или, лучше сказать, ядро обдуманного мною плана кампании!

И как он потом, ловко повернувшись на одном каблуке, обратился к городскому голове и присовокупил:

А по праздникам будем есть у вас пироги!

Так вот, сударь, как настоящие-то начальники принимали! - вздыхали глуповцы, - а этот что! фыркнул какую-то нелепицу, да и был таков!

Увы! последующие события не только оправдали общественное мнение обывателей, но даже превзошли самые смелые их опасения. Новый градоначальник заперся в своем кабинете, не ел, не пил, но все что-то скреб пером. По временам он выбегал в зал, кидал письмоводителю кипу исписанных листков, произносил: «Не потерплю!» - и вновь скрывался в кабинете. Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города; частные пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали; будочники позабыли, что значит путем поесть, и с тех пор приобрели пагубную привычку хватать куски на лету. Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают... А градоначальник все сидит, и выскребает всё новые и новые понуждения... Гул и треск проносятся из одного конца города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!»

Глуповцы ужаснулись. Припомнили генеральное сечение ямщиков, и вдруг всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый город выпорет! Потом стали соображать, какой смысл следует придавать слову «не потерплю!» - наконец, прибегли к истории Глупова, стали отыскивать в ней примеры спасительной градоначальнической строгости, нашли разнообразие изумительное, но ни до чего подходящего все-таки не доискались.

И хоть бы он делом сказывал, по скольку с души ему надобно! - беседовали между собой смущенные обыватели, - а то цыркает, да и нá-поди!

Глупов, беспечный, добродушно-веселый Глупов, приуныл. Нет более оживленных сходок за воротами домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет игры в бабки! Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные и изнуренные лица, тотчас же хоронились. Нечто подобное было, по словам старожилов, во времена тушинского царика, да еще при Бироне, когда гулящая девка, Танька Корявая, чуть-чуть не подвела всего города под экзекуцию. Но даже и тогда было лучше; по крайней мере, тогда хоть что-нибудь понимали, а теперь чувствовали только страх, зловещий и безотчетный страх.

В особенности тяжело было смотреть на город поздним вечером. В это время Глупов, и без того мало оживленный, окончательно замирал. На улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома, и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал, далеко за полночь, зловещий свет. Проснувшийся обыватель мог видеть, как градоначальник сидит, согнувшись, за письменным столом, и все что-то скребет пером... И вдруг подойдет к окну, крикнет «не потерплю!» - и опять садится за стол, и опять скребет...

Начали ходить безобразные слухи. Говорили, что новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь. Разумеется, все это повествовалось и передавалось друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и просить прощенья, но и тех взяло раздумье. А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник? Соображения эти показались до того резонными, что храбрецы не только отреклись от своих предложений, но тут же начали попрекать друг друга в смутьянстве и подстрекательстве.

И вдруг всем сделалось известным, что градоначальника секретно посещает часовых и органных дел мастер Байбаков. Достоверные свидетели сказывали, что однажды, в третьем часу ночи, видели, как Байбаков, весь бледный и испуганный, вышел из квартиры градоначальника и бережно нес что-то обернутое в салфетке. И что всего замечательнее, в эту достопамятную ночь никто из обывателей не только не был разбужен криком «не потерплю!», но и сам градоначальник, по-видимому, прекратил на время критический анализ недоимочных реестров и погрузился в сон.

Возник вопрос: какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове, который, кроме того что пил без просыпа, был еще и явный прелюбодей?

Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба, и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.

Более ничего узнать не могли. Между тем таинственные свидания градоначальника с Байбаковым участились. С течением времени Байбаков не только перестал тосковать, но даже до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета в солдаты, если он каждый день не будет выдавать ему на шкалик. Он сшил себе новую пару платья и хвастался, что на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру в нос бросится.

Среди всех этих толков и пересудов, вдруг как с неба упала повестка, приглашавшая именитейших представителей глуповской интеллигенции, в такой-то день и час, прибыть к градоначальнику для внушения. Именитые смутились, но стали готовиться.

То был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали; собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились на дворе градоначальнической квартиры и с трепетом ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.

Он вышел, и на лице его в первый раз увидели глуповцы ту приветливую улыбку, о которой они тосковали. Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и на него (по крайней мере, многие обыватели потом уверяли, что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки). Он по очереди обошел всех обывателей, и хотя молча, но благосклонно принял от них все, что следует. Окончивши с этим делом, он несколько отступил к крыльцу и раскрыл рот... И вдруг что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза. «П...п...плю!» - наконец вырвалось у него из уст... С этим звуком он в последний раз сверкнул глазами и опрометью бросился в открытую дверь своей квартиры.

Читая в «Летописце» описание происшествия столь неслыханного, мы, свидетели и участники иных времен и иных событий, конечно, имеем полную возможность отнестись к нему хладнокровно. Но перенесемся мыслью за сто лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде этих вращающихся глаз и этого раскрытого рта, из которого ничего не выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов. Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков, что, как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию, и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градоначальника.

И откуда к нам экой прохвост выискался! - говорили обыватели, изумленно вопрошая друг друга и не придавая слову «прохвост» никакого особенного значения.

Смотри, братцы! как бы нам тово... отвечать бы за него, за прохвоста, не пришлось! - присовокупляли другие.

И за всем тем спокойно разошлись по домам и предались обычным своим занятиям.

И остался бы наш Брудастый на многие годы пастырем вертограда сего, и радовал бы сердца начальников своею распорядительностью, и не ощутили бы обыватели в своем существовании ничего необычайного, если бы обстоятельство совершенно случайное (простая оплошность) не прекратило его деятельности в самом ее разгаре.

Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова... Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.

Побежали за помощником градоначальника и за старшим квартальным. Первый прежде всего напустился на последнего, обвинил его в нерадивости, в потворстве наглому насилию, но квартальный оправдался. Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника, и что в деле этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка. Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную голову? и 3) возможно ли предположить, чтобы градоначальническая голова, однажды упраздненная, могла впоследствии нарасти вновь с помощью какого-либо неизвестного процесса? Эскулап задумался, пробормотал что-то о каком-то «градоначальническом веществе», якобы источающемся из градоначальнического тела, но потом, видя сам, что зарапортовался, от прямого разрешения вопросов уклонился, отзываясь тем, что тайна построения градоначальнического организма наукой достаточно еще не обследована.

Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.

Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами, и сверх того боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах, вместо головы, была пустая посудина.

Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.

B клубе, вечером, все наличные члены были в сборе. Волновались, толковали, припоминали разные обстоятельства и находили факты свойства довольно подозрительного. Так, например, заседатель Толковников рассказал, что однажды он вошел врасплох в градоначальнический кабинет по весьма нужному делу и застал градоначальника играющим своею собственною головою, которую он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить к надлежащему месту. Тогда он не обратил на этот факт надлежащего внимания, и даже счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах собственного облегчения, по временам снимал с себя голову и вместо нее надевал ермолку, точно так как соборный протоиерей, находясь в домашнем кругу, снимает с себя камилавку и надевает колпак. Другой заседатель, Младенцев, вспомнил, что однажды, идя мимо мастерской часовщика Байбакова, он увидал в одном из ее окон градоначальникову голову, окруженную слесарным и столярным инструментом. Но Младенцеву не дали докончить, потому что, при первом упоминовении о Байбакове, всем пришло на память его странное поведение и таинственные ночные походы его в квартиру градоначальника...

Тем не менее из всех этих рассказов никакого ясного результата не выходило. Публика начала даже склоняться в пользу того мнения, что вся эта история есть не что иное, как выдумка праздных людей, но потом, припомнив лондонских агитаторов и переходя от одного силлогизма к другому, заключила, что измена свила себе гнездо в самом Глупове. Тогда все члены заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд? Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.

Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и, сверх того, пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание:

«Василием зовут меня, Ивановым сыном, по прозванию Байбаковым. Глуповский цеховой; у исповеди и святого причастия не бываю, ибо принадлежу к секте фармазонов, и есмь оной секты лжеиерей. Судился за сожитие вне брака с слободской женкой Матренкой, и признан по суду явным прелюбодеем, в каковом звании и поныне состою. В прошлом году, зимой, - не помню, какого числа и месяца, - быв разбужен в ночи, отправился я, в сопровождении полицейского десятского , к градоначальнику нашему, Дементию Варламовичу, и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сторону мерно помавáющим . Обеспамятев от страха и притом будучи отягощен спиртными напитками, стоял я безмолвен у порога, как вдруг господин градоначальник поманили меня рукою к себе и подали мне бумажку. На бумажке я прочитал: „Не удивляйся, но попорченное исправь“. После того господин градоначальник сняли с себя собственную голову и подали ее мне. Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашел, что он заключает в одном углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес этих было две: „разорю!“ и „не потерплю!“ Но так как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градоначальник не могли говорить внятно, или же говорили с пропуском букв и слогов. Заметив в себе желание исправить эту погрешность и получив на то согласие господина градоначальника, я с должным рачением завернул голову в салфетку и отправился домой. Но здесь я увидел, что напрасно понадеялся на свое усердие, ибо как ни старался я выпавшие колки утвердить, но столь мало успел в своем предприятии, что при малейшей неосторожности или простуде колки вновь вываливались, и в последнее время господин градоначальник могли произнести только: п-плю! В сей крайности, вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности. С тех пор прошло уже довольно времени, в продолжение коего я ежедневно рассматривал градоначальникову голову и вычищал из нее сор, в каковом занятии пребывал и в то утро, когда ваше высокоблагородие, по оплошности моей, законфисковали принадлежащий мне инструмент. Но почему заказанная у господина Винтергальтера новая голова до сих пор не прибывает, о том неизвестен. Полагаю, впрочем, что за разлитием рек, по весеннему нынешнему времени, голова сия и ныне находится где-либо в бездействии. На спрашивание же вашего высокоблагородия о том, во-первых, могу ли я, в случае присылки новой головы, оную утвердить, и, во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать? ответствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих мыслей иметь не может. К сему показанию явный прелюбодей Василий Иванов Байбаков руку приложил».

Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.

Но все ухищрения оказались уже тщетными. Прошло после того и еще два дня; пришла, наконец, и давно ожидаемая петербургская почта; но никакой головы не привезла.

Началась анархия, то есть безначалие. Присутственные места запустели, недоимок накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в казенный ящик, разинул рот, да так на всю жизнь с разинутым ртом и остался, квартальные отбились от рук и нагло бездействовали; официальные дни исчезли. Мало того, начались убийства, и на самом городском выгоне поднято было туловище неизвестного человека, в котором, по фалдочкам, хотя и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного отделения, как ни бились, не могли отыскать отделенной от туловища головы.

В восемь часов вечера помощник градоначальника получил по телеграфу известие, что голова давным-давно послана. Помощник градоначальника оторопел окончательно.

Проходит и еще день, а градоначальниково тело все сидит в кабинете и даже начинает портиться. Начальстволюбие, временно потрясенное странным поведением Брудастого, робкими, но твердыми шагами выступает вперед. Лучшие люди едут процессией к помощнику градоначальника и настоятельно требуют, чтобы он распорядился. Помощник градоначальника, видя, что недоимки накопляются, пьянство развивается, правда в судах упраздняется, а резолюции не утверждаются, обратился к содействию штаб-офицера. Сей последний, как человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по начальству, и по телеграфу же получил известие, что он, за нелепое донесение, уволен от службы.

Услыхав об этом, помощник градоначальника пришел в управление и заплакал. Пришли заседатели - и тоже заплакали; явился стряпчий, но и тот от слез не мог говорить.

Между тем Винтергальтер говорил правду, и голова действительно была изготовлена и выслана своевременно. Но он поступил опрометчиво, поручив доставку ее на почтовых мальчику, совершенно не сведущему в органном деле. Вместо того чтоб держать посылку бережно на весу, неопытный посланец кинул ее на дно телеги, а сам задремал. В этом положении он проскакал несколько станций, как вдруг почувствовал, что кто-то укусил его за икру. Застигнутый болью врасплох, он с поспешностью развязал рогожный кулек, в котором завернута была загадочная кладь, и странное зрелище вдруг представилось глазам его. Голова разевала рот и поводила глазами; мало того: она громко и совершенно отчетливо произнесла: «Разорю!»

Мальчишка просто обезумел от ужаса. Первым его движением было выбросить кладь на дорогу; вторым - незаметным образом спуститься с телеги и скрыться в кусты.

Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова, пролежав некоторое время на дороге, была бы со временем раздавлена экипажами проезжающих и, наконец, вывезена на поле в виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантастического, что сами глуповцы - и те стали в тупик. Но не будем упреждать событий и посмотрим, что делается в Глупове.

Глупов закипал. Не видя несколько дней сряду градоначальника, граждане волновались и, нимало не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.

Наконец глуповцы не вытерпели; предводительствуемые излюбленным гражданином Пузановым, они выстроились в каре перед присутственными местами и требовали к народному суду помощника градоначальника, грозя в противном случае разнести и его самого, и его дом.

Противообщественные элементы всплывали наверх с ужасающею быстротой. Поговаривали о самозванцах, о каком-то Степке, который, предводительствуя вольницей, не далее как вчера, в виду всех, свел двух купеческих жен.

Куда ты девал нашего батюшку? - завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал перед ним.

Атаманы-молодцы! где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт! - уговаривал толпу объятый трепетом чиновник, вызванный событиями из административного оцепенения. В то же время он сердечно мигнул Байбакову, который, увидев этот знак, немедленно скрылся.

Но волнение не унималось.

- Врешь, переметная сума! - отвечала толпа, - вы нарочно с квартальным стакнулись, чтоб батюшку нашего от себя избыть!

И бог знает, чем разрешилось бы всеобщее смятение, если бы в эту минуту не послышался звон колокольчика и вслед за тем не подъехала к бунтующим телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом... исчезнувший градоначальник!

На нем был надет лейб-кампанский мундир; голова его была сильно перепачкана грязью и в нескольких местах побита. Несмотря на это, он ловко выскочил с телеги и сверкнул на толпу глазами.

Разорю! - загремел он таким оглушительным голосом, что все мгновенно притихли.

Волнение было подавлено сразу; в этой, недавно столь грозно гудевшей, толпе водворилась такая тишина, что можно было расслышать, как жужжал комар, прилетевший из соседнего болота подивиться на «сие нелепое и смеха достойное глуповское смятение».

Зачинщики вперед! - скомандовал градоначальник, все более возвышая голос.

Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей, и уже набрали человек с десяток, как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу совсем другой оборот.

В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборищу незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который, за минуту перед тем, был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.

Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.

Самозванцы встретились и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и в молчании разошлась.

Первая, которая замыслила похитить бразды глуповского правления, была Ираида Лукинишна Палеологова, бездетная вдова, непреклонного характера, мужественного сложения, с лицом темно-коричневого цвета, напоминавшим старопечатные изображения. Никто не помнил, когда она поселилась в Глупове, так что некоторые из старожилов полагали, что событие это совпадало с мраком времен. Жила она уединенно, питаясь скудною пищею, отдавая в рост деньги и жестоко истязуя четырех своих крепостных девок. Дерзкое свое предприятие она, по-видимому, зрело обдумала. Во-первых, она сообразила, что городу без начальства ни на минуту оставаться невозможно; во-вторых, нося фамилию Палеологовых, она видела в этом некоторое тайное указание; в-третьих, не мало предвещало ей хорошего и то обстоятельство, что покойный муж ее, бывший винный пристав, однажды, за оскудением, исправлял где-то должность градоначальника. «Сообразив сие, - говорит „Летописец“, - злоехидная оная Ираидка начала действовать».

Не успели глуповцы опомниться от вчерашних событий, как Палеологова, воспользовавшись тем, что помощник градоначальника с своими приспешниками засел в клубе в бостон, извлекла из ножен шпагу покойного винного пристава и, напоив, для храбрости, троих солдат из местной инвалидной команды, вторглась в казначейство. Оттоль, взяв в плен казначея и бухгалтера, а казну бессовестно обокрав, возвратилась в дом свой. Причем бросала в народ медными деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»

Когда, на другой день, помощник градоначальника проснулся, все уже было кончено. Он из окна видел, как обыватели поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Затем хотя он и попытался вновь захватить бразды правления, но так как руки у него тряслись, то сейчас же их выпустил. В унынии и тоске он поспешил в городовое управление, чтоб узнать, сколько осталось верных ему полицейских солдат, но на дороге был схвачен заседателем Толковниковым и приведен пред Ираидку. Там уже застал он связанного казенных дел стряпчего, который тоже ожидал своей участи.

Признаёте ли вы меня за градоначальницу? - кричала на них Ираидка.

Если ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаю, - твердо отвечал мужественный помощник градоначальника. Казенных дел стряпчий трясся всем телом и трясением этим как бы подтверждал мужество своего сослуживца.

Не о том вас спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а о том, признаете ли вы меня градоначальницей? - пуще ярилась Ираидка.

Если более ясных доказательств не имеешь, то не признаю, - столь твердо отвечал помощник градоначальника, что стряпчий защелкал зубами и заметался во все стороны.

Что с ними толковать! на раскат их! - вопил Толковников и его единомышленники.

Нет сомнения, что участь этих оставшихся верными долгу чиновников была бы весьма плачевна, если б не выручило их непредвиденное обстоятельство. В то время, когда Ираида беспечно торжествовала победу, неустрашимый штаб-офицер не дремал и, руководясь пословицей: «Выбивай клин клином», научил некоторую авантюристку, Клемантинку де Бурбон, предъявить права свои. Права эти заключались в том, что отец ее, Клемантинки, кавалер де Бурбон, был некогда где-то градоначальником и за фальшивую игру в карты от должности той уволен. Сверх сего, новая претендентша имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски. Без труда склонив на свою сторону четырех солдат местной инвалидной команды и будучи тайно поддерживаема польскою интригою, эта бездельная проходимица овладела умами почти мгновенно. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Тимошку да третьего Ивашку, потом пошли к Трубочистихе и дотла разорили ее заведение, потом шарахнулись к реке и там утопили Прошку да четвертого Ивашку.

В таком положении были дела, когда мужественных страдальцев повели к раскату. На улице их встретила предводимая Клемантинкою толпа, посреди которой недреманным оком бодрствовал неустрашимый штаб-офицер. Пленников немедленно освободили.

Что, старички! признаете ли вы меня за градоначальницу? - спросила беспутная Клемантинка.

Ежели ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаём, - мужественно отвечал помощник градоначальника.

Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей! - кротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась к дому, в котором укрепилась Ираидка.

Произошло сражение; Ираидка защищалась целый день и целую ночь, искусно выставляя вперед пленных казначея и бухгалтера.

Сдайся! - говорила Клемантинка.

Покорись, бесстыжая! да уйми своих кобелей! - храбро отвечала Иpаидка.

Однако к утру следующего дня Ираидка начала ослабевать, но и то благодаря лишь тому обстоятельству, что казначей и бухгалтер, проникнувшись гражданскою храбростью, решительно отказались защищать укрепление. Положение осажденных сделалось весьма сомнительным. Сверх обязанности отбивать осаждающих, Ираидке необходимо было усмирять измену в собственном лагере. Предвидя конечную гибель, она решилась умереть геройскою смертью и, собрав награбленные в казне деньги, в виду всех взлетела на воздух вместе с казначеем и бухгалтером.

Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.

Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.

Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.

Атаманы-молодцы! - говорил Пузанов, - однако ведь мы таким манером всех людишек перебьем, а толку не измыслим.

Правда! - согласились опомнившиеся атаманы-молодцы.

Стой! - кричали другие, - а зачем Ивашко галдит? галдеть разве велено?

Пятый Ивашко стоял ни жив ни мертв перед раскатом, машинально кланяясь на все стороны.

В это время к толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами, которые вели взятую в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш была полная, белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.

Ишь толстомясая! пупки́-то нагуляла! - раздалось в разных местах.

Но Штокфиш, очевидно, заранее взвесила опасности своего положения и поторопилась отразить их хладнокровием.

Атаманы-молодцы! - гаркнула она, молодецки указывая на обезумевшую от водки Клемантинку, - вот беспутная оная Клемантинка, которую велено, сыскав, представить! видели?

Видели! - шумела толпа.

Точно видели? и признаёте ее за ту самую беспутную оную Клемантинку, которую велено, сыскав, немедленно представить?

Видели! признаем!

Так выкатить им три бочки пенного! - воскликнула неустрашимая немка, обращаясь к солдатам, и, не торопясь, выехала из толпы.

Вот она! вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь! - гаркнули атаманы-молодцы вслед уезжающей.

В этот день весь Глупов был пьян, а больше всех пятый Ивашко. Беспутную оную Клемантинку посадили в клетку и вывезли на площадь; атаманы-молодцы подходили и дразнили ее. Некоторые, более добродушные, потчевали водкой, но требовали, чтобы она за это откинула какое-нибудь коленце.

Легкость, с которою толстомясая немка Штокфиш одержала победу над беспутною Клемантинкой, объясняется очень просто. Клемантинка, как только уничтожила Раидку, так сейчас же заперлась с своими солдатами и предалась изнеженности нравов. Напрасно пан Кшепшицюльский и пан Пшекшицюльский, которых она была тайным орудием, усовещивали, протестовали и угрожали - Клемантинка через пять минут была до того пьяна, что ничего уж не понимала. Паны некоторое время еще подержались, но потом, увидев бесполезность дальнейшей стойкости, отступились. И действительно, в ту же ночь Клемантинка была поднята в бесчувственном виде с постели и выволочена в одной рубашке на улицу.

Неустрашимый штаб-офицер (из обывателей) был в отчаянии. Из всех его ухищрений, подвохов и переодеваний ровно ничего не выходило. Анархия царствовала в городе полная, начальствующих не было, предводитель удрал в деревню; старший квартальный зарылся с смотрителем училищ на пожарном дворе в солому и трепетал. Самого его, штаб-офицера, сыскивали по городу и за поимку назначено было награды алтын. Обыватели заволновались, потому что всякому было лестно тот алтын прикарманить. Он уж подумывал, не лучше ли ему самому воспользоваться деньгами, явившись к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство дало делу совершенно новый оборот.

Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.

Было свежее майское утро, и с неба падала изобильная роса. После бессонной и бурно проведенной ночи глуповцы улеглись спать, и в городе царствовала тишина непробудная. Около деревянного домика невзрачной наружности суетились какие-то два парня и мазали дегтем ворота. Увидев панов, они, по-видимому, смешались и спешили наутек, но были остановлены.

Что вы тут делаете? - спросили паны.

Да вот, Нелькины ворота дегтем мажем! - сознался один из парней, - оченно она ноне на все стороны махаться стала!

Паны переглянулись и как-то многозначительно цыркнули. Хотя они пошли далее, но в головах их созрел уже план. Они вспомнили, что в ветхом деревянном домике действительно жила и содержала заезжий дом их компатриотка, Анеля Алоизиевна Лядоховская, и что хотя она не имела никаких прав на название градоначальнической помпадурши, но тоже была как-то однажды призываема к градоначальнику. Этого последнего обстоятельства совершенно достаточно было, чтобы выставить новую претендентшу и сплести новую польскую интригу.

Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили с раската и утопили в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.

Кто ты? и с чем к нам приехал? - спрашивали глуповцы у чиновника.

Чиновник из губернии (имярек), - отвечал приезжий, - и приехал сюда для розыску бездельных Клемантинкиных дел!

Врет он! Он от Клемантинки, от подлой, подослан! волоките его на съезжую! - кричали атаманы-молодцы.

Напрасно протестовал и сопротивлялся приезжий, напрасно показывал какие-то бумаги, народ ничему не верил и не выпускал его.

Нам, брат, этой бумаги целые вороха показывали - да пустое дело вышло! а с тобой нам ссылаться не пригоже, потому ты, и по обличью видно, беспутной оной Клемантинки лазутчик! - кричали одни.

Что с ним по пустякам лясы точить! в воду его - и шабаш! - кричали другие.

Несчастного чиновника увели в съезжую избу и отдали за приставов.

Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась; назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой. Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.

Ну, что, старички? одумались? признаёте меня? - спросила она их благосклонно.

Ежели имеешь мужа и можешь доказать, что он наш градоначальник, то признаем! - твердо ответствовал помощник градоначальника.

Ну, Христос с вами! пасите гусей! - сказала толстомясая немка и проследовала далее.

К вечеру полил такой сильный дождь, что улицы Глупова сделались на несколько часов непроходимыми. Благодаря этому обстоятельству, ночь минула благополучно для всех, кроме злосчастного приезжего чиновника, которого, для вернейшего испытания, посадили в темную и тесную каморку, исстари носившую название «большого блошиного завода», в отличие от малого завода, в котором испытывались преступники менее опасные. Наставшее затем утро также не благоприятствовало проискам польской интриги, так как интрига эта, всегда действуя в темноте, не может выносить солнечного света. «Толстомясая немка», обманутая наружною тишиной, сочла себя вполне утвердившеюся и до того осмелилась, что вышла на улицу без провожатого и начала заигрывать с проходящими. Впрочем, к вечеру она, для формы, созвала опытнейших городских будочников и открыла совещание. Будочники единогласно советовали: первое, беспутную оную Клемантинку, не медля, утопить, дабы не смущала народ и не дразнила; второе, помощника градоначальника и стряпчего пытать и, в-третьих, неустрашимого штаб-офицера, сыскав, представить. Но таково было ослепление этой несчастной женщины, что она и слышать не хотела о мерах строгости и даже приезжего чиновника велела перевести из большого блошиного завода в малый.

Между тем глуповцы мало-помалу начинали приходить в себя, и охранительные силы, скрывавшиеся дотоле на задних дворах, робко, но твердым шагом, выступали вперед. Помощник градоначальника, сославшись с стряпчим и неустрашимым штаб-офицером, стал убеждать глуповцев удаляться немкиной и Клемантинкиной злоехидной прелести и обратиться к своим занятиям. Он строго порицал распоряжение, вследствие которого приезжий чиновник был засажен в блошиный завод, и предрекал Глупову великие от того бедствия. Сила Терентьев Пузанов, при этих словах, тоскливо замотал головой, так что если б атаманы-молодцы были крошечку побойчее, то они, конечно, разнесли бы съезжую избу по бревнышку. С другой стороны, и «беспутная оная Клемантинка» оказала немаловажную услугу партии порядка...

Дело в том, что она продолжала сидеть в клетке на площади, и глуповцам в сладость было, в часы досуга, приходить дразнить ее, так как она остервенялась при этом неслыханно, в особенности же когда к ее телу прикасались концами раскаленных железных прутьев.

Что, Клемантинка, сладко? - хохотали одни, видя, как «беспутная» вертелась от боли.

А сколько, братцы, эта паскуда винища у нас слопала - страсть! - прибавляли другие.

Ваше я, что ли, пила? - огрызалась беспутная Клемантинка, - кабы не моя несчастная слабость да не покинули меня паны мои милые, узнали бы вы у меня ужó, какова я есть!

Толстомясая-то тебе небось прежде, какова она есть, показала!

Тo-то «толстомясая»! Я, какова ни на есть, а все-таки градоначальническая дочь, а то взяли себе расхожую немку!

Призадумались глуповцы над этими Клемантинкиными словами. Загадала она им загадку.

А что, братцы! ведь она, Клемантинка, хоть и беспутная, а правду молвила! - говорили одни.

Пойдем, разнесем толстомясую! - галдели другие.

И если б не подоспели тут будочники, то несдобровать бы «толстомясой», полететь бы ей вниз головой с раската! Но так как будочники были строгие, то дело порядка оттянулось, и атаманы-молодцы, пошумев еще с малость, разошлись по домам.

Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.

Сильная рука пана Кшепшицюльского крепко держала ее за стан, а Нелька Лядоховская, «разъярившись неслыханно», требовала к ответу.

Правда ли, девка Амалька, что ты обманным образом власть похитила и градоначальницей облыжно называть себя изволила и тем многих людишек в соблазн ввела? - спрашивала ее Лядоховская.

Правда, - отвечала Амалька, - только не обманным образом и не облыжно, а была и есмь градоначальница по самой сущей истине.

И с чего тебе, паскуде, такое смехотворное дело в голову взбрело? и кто тебя, паскуду, тому делу научил? - продолжала допрашивать Лядоховская, не обращая внимания на Амалькин ответ.

Амалька обиделась.

Может быть, и есть здесь паскуда, - сказала она, - только не я.

Сколько затем ни предлагали девке Амальке вопросов, она презрительно молчала; сколько ни принуждали ее повиниться - не повинилась. Решено было запереть ее в одну клетку с беспутною Клемантинкой.

«Ужасно было видеть, - говорит „Летописец“, - как оные две беспутные девки, от третьей, еще беспутнейшей, друг дpугу на съедение отданы были! Довольно сказать, что к утру на другой день в клетке ничего, кроме смрадных их костей, уже не было!»

Проснувшись, глуповцы с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все вышли на улицу и стали поздравлять друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые просили опохмелиться.

Ах, ляд вас побери! - говорил неустрашимый штаб-офицер, взирая на эту картину. - Что ж мы, однако, теперь будем делать? - спрашивал он в тоске помощника градоначальника.

Надо орудовать, - отвечал помощник градоначальника, - вот что! не пустить ли, сударь, в народе слух, что оная шельма Анелька, заместо храмов Божиих, костелы везде ставить велела?

И чудесно!

Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События следовали за событиями с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька-толстопятая, а в стрелецкой слободе такую же претензию заявила Матренка-ноздря. Обе основывали свои права на том, что и они не раз бывали у градоначальников «для лакомства». Таким образом, приходилось отражать уже не одну, а разом трех претендентш.

И Дунька, и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.

Глуповцы просто обезумели от ужаса. Опять все побежали к колокольне, и сколько тут было перебито и перетоплено тел народных - того даже приблизительно сообразить невозможно. Началось общее судбище; всякий припоминал про своего ближнего всякое, даже такое, что тому и во сне не снилось, и так как судоговорение было краткословное, то в городе только и слышалось: шлеп-шлеп-шлеп! К четырем часам пополудни загорелась съезжая изба; глуповцы кинулись туда и оцепенели, увидав, что приезжий из губернии чиновник сгорел весь без остатка. Опять началось судбище; стали доискиваться, от чьего воровства произошел пожар, и порешили, что пожар произведен сущим вором и бездельником пятым Ивашкой. Вздернули Ивашку на дыбу, требуя чистосердечного во всем признания, но в эту самую минуту в пушкарской слободе загорелся тараканий малый заводец, и все шарахнулись туда, оставив пятого Ивашку висящим на дыбе. Зазвонили в набат, но пламя уже разлилось рекою и перепалило всех тараканов без остачи. Тогда поймали Матренку-ноздрю и начали вежливенько топить ее в реке, требуя, чтоб она сказала, кто ее, сущую бездельницу и воровку, на воровство научил и кто в том деле ей пособлял? Но Матренка только пускала в воде пузыри, а сообщников и пособников не выдала никого.

Среди этой общей тревоги об шельме Анельке совсем позабыли. Видя, что дело ее не выгорело, она, под шумок, снова переехала в свой заезжий дом, как будто за ней никаких пакостей и не водилось, а паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский завели кондитерскую и стали торговать в ней печатными пряниками. Оставалась одна толстопятая Дунька, но с нею совладать было решительно невозможно.

А надо, братцы, изымать ее беспременно! - увещевал атаманов-молодцов Сила Терентьич Пузанов.

Да! поди, сунься! ловкой! - отвечали молодцы.

Был, по возмущении, уже день шестый.

Тогда произошло зрелище умилительное и беспримерное. Глуповцы вдруг воспрянули духом и сами совершили скромный подвиг собственного спасения. Перебивши и перетопивши целую уйму народа, они основательно заключили, что теперь в Глупове крамольного гpexa не осталось ни на эстолько. Уцелели только благонамеренные. Поэтому всякий смотрел всякому смело в глаза, зная, что его невозможно попрекнуть ни Клемантинкой, ни Раидкой, ни Матренкой. Решили действовать единодушно и прежде всего снестись с пригородами. Как и следовало ожидать, первый выступил на сцену неустрашимый штаб-офицер.

Сограждане! - начал он взволнованным голосом, но так как речь его была секретная, то весьма естественно, что никто ее не слыхал.

Тем не менее глуповцы прослезились и начали нудить помощника градоначальника, чтобы он принял бразды правления; но он, до поимки Дуньки, с твердостью от того отказался. Послышались в толпе вздохи; раздались восклицания: «Ах! согрешения наши великие!» - но помощник градоначальника был непоколебим.

Атаманы-молодцы! в ком еще крамола осталась - выходи! - гаркнул голос из толпы.

Толпа молчала.

Все! все! - загудела толпа.

Крестись, братцы!

Bce перекрестились, объявлено было против Дуньки-толстопятой общее ополчение.

Пригороды между тем один за другим слали в Глупов самые утешительные отписки. Все единодушно соглашались, что крамолу следует вырвать с корнем и для начала прежде всего очистить самих себя. Особенно трогательна была отписка пригорода Полоумнова. «Точию же, братие, сами себя прилежно испытуйте, - писали тамошние посадские люди, - да в сердцах ваших гнездо крамольное несвиваемо будет, а будете здравы, и пред лицом начальственным не злокозненны, но добротщательны, достохвальны и прелюбезны». Когда читалась эта отписка, в толпе раздавались рыдания, а посадская жена Аксинья Гунявая, воспалившись ревностью великою, тут же высыпала из кошеля два двугривенных и положила основание капиталу, для поимки Дуньки предназначенному.

Но Дунька не сдавалась. Она укрепилась на большом клоповном заводе и, вооружившись пушкой, стреляла из нее как из ружья.

Ишь, шельма, каки́ артикулы пушкой выделывает! - говорили глуповцы, и не смели подступиться.

Ах, съешь тя клопы! - восклицали другие.

Но и клопы были с нею как будто заодно. Она целыми тучами выпускала их против осаждающих, которые в ужасе разбегались. Решили обороняться от них варом, и средство это как будто помогло. Действительно, вылазки клопов прекратились, но подступиться к избе все-таки было невозможно, потому что клопы стояли там стена стеною, да и пушка продолжала действовать смертоносно. Пытались было зажечь клоповный завод, но в действиях осаждающих было мало единомыслия, так как никто не хотел взять на себя обязанность руководить ими, - и попытка не удалась.

Сдавайся, Дунька! не тронем! - кричали осаждающие, думая покорить ее льстивыми словами.

Но Дунька отвечала невежеством.

Так шло дело до вечера. Когда наступила ночь, осаждающие, благоразумно отступив, оставили, для всякого случая, у клоповного завода сторожевую цепь.

Оказалось, однако, что стратагема с варом осталась не без последствий. Не находя пищи за пределами укрепления и раздраженные запахом человеческого мяса, клопы устремились внутрь искать удовлетворения своей кровожадности. В самую глухую полночь Глупов был потрясен неестественным воплем: то испускала дух толстопятая Дунька, изъеденная клопами. Тело ее, буквально представлявшее сплошную язву, нашли на другой день лежащим посреди избы, и около нее пушку и бесчисленные стада передавленных клопов. Прочие клопы, как бы устыдившись своего подвига, попрятались в щелях.

Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но, несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.

Наконец, в два часа пополудни седьмого дня он прибыл. Вновь назначенный, «сущий» градоначальник был статский советник и кавалер Семен Константинович Двоекуров.

Он немедленно вышел на площадь к буянам и потребовал зачинщиков. Выдали Степку Горластого да Фильку Бесчастного.

Супруга нового начальника, Лукерья Терентьевна, милостиво на все стороны кланялась.

Так кончилось это бездельное и смеха достойное неистовство; кончилось и с тех пор не повторялось.

Композитор Игорь Назарук Оператор Людмила Крутовская Сценаристы Валентин Караваев , Сергей Алимов , Михаил Салтыков-Щедрин

• За эскизы к этой мультипликационной картине художник-постановщик Сергей Алимов удостоился почетной награды – серебряной медали от Академии художеств СССР. Заняться иллюстрированием романа «История одного города» было его мечтой.
• ю годами позже создания описываемого мультипликационного кино эскизы к нему стали экспонатами крупной выставки, организованной Международной конфедерацией союза художников. Это знаковое мероприятие приурочили к семидесятилетию Сергея Алимова.
• Мультфильм озвучил Олег Табаков.

Сюжет

Осторожно, текст может содержать спойлеры!

Мультипликационное повествование начинается с приезда в самобытный город Глупов нового градоначальника – Дементия Варламовича Брудастого (так называемого Органчика). Горожане возлагают на него большие надежды, мечтают увидеть в этом правителе умного и порядочного чиновника… Но как-то не стыкуются эти их мечтания с надменностью и суровостью прибывшего городничего, от которого то и дело разносятся фразы: «Разорю!», «Не потерплю!»… Что именно хотел сказать этим загадочный и угрюмый Брудастый? И чем объяснить столь необычное поведение, нагонявшее страх на многих жителей?

А разгадка-то вскоре нашлась. Как оказалось, всему виной механический органчик, встроенный в голову Дементия Варламовича. Он-то и выдавал эти запрограммированные фразы. Кроме этого, новоиспеченный начальник то и дело строчил какие-то указы, наказы и прокламации. И вот что любопытно – самое главное писалось мельчайшим шрифтом, а крупный текст повествовал о несущественном.

Органчик, встроенный в голову – вещь странная и ненадежная. Однажды сломавшись, она повергла в смятение весь чиновничий аппарат, ведь как объяснить пропажу градоначальника народу и что тут предпринять? Как только не старался местный мастер починить сломавшуюся голову, ничего путного не выходило! И дабы прекратить волнения народа, предупредить анархию и разруху, пришлось предъявлять людям чиновничью «фигуру» со сломанной головой. Несложно догадаться, что при этой встрече Брудастого с глуповцами случился неприятный конфуз. Бедные жители и на сей раз остались ни с чем – не везёт им с правителями, как ни крути!

Замысел книги сформировался у Салтыкова-Щедрина постепенно, в течение нескольких лет. В 1867 году писатель сочинил и выставил на суд публики новый сказочно-фантастический «Рассказ о губернаторе с фаршированной головой» (он ложится в основу известной нам главы под названием «Органчик»). В 1868 году автор начал работу над полномасштабным романом. Этот процесс занял чуть больше года (1869-1870 гг). Первоначально произведение было озаглавлено «Глуповский Летописец». Название «История одного города», ставшее окончательным вариантом, появилось позже. Литературный труд был опубликован по частям в журнале «Отечественные записки».

Книгу Салтыкова-Щедрина некоторые люди по неопытности считают рассказом или сказкой, но это не так. Такая объемная литература не может претендовать за звание малой прозы. Жанр произведения «История одного города» масштабнее и называется «сатирический роман». Он представляет собой некое хронологическое обозрение о выдуманном местечке Глупов. Судьба его записана в летописях, которые находит автор и издает, сопровождая их собственными комментариями.

Также к данной книге можно применить такие термины, как «политический памфлет» и «сатирическая хроника», но она лишь вобрала в себя некоторые черты этих жанров, а не является их «чистокровным» литературным воплощением.

О чем произведение?

Писатель иносказательно передал историю России, которую оценивал критически. Жителей российской империи он назвал «глуповцами». Они являются жителями одноименного города, жизнь которого описана в «Глуповской летописи». Данный этнос произошел от древнего народа под названием «головотяпы». За свое невежество они были переименованы соответствующе.

Головотяпы враждовали с соседними племенами, а также между собой. И вот устав от ссор и беспорядков, они решили найти себе правителя, который устроил бы порядок. Через три года они нашли подходящего князя, который согласился править ими. Вместе с приобретенной властью люди основали город Глупов. Так писатель обозначил формирование Древней Руси и призвание Рюрика на княжение.

Сначала правитель послал им наместника, но тот проворовался, и тогда он прибыл самолично и навел жесткие порядки. Так Салтыков-Щедрин представлял себе период феодальной раздробленности в средневековой России.

Далее писатель прерывает повествование и перечисляет биографии знаменитых градоначальников, каждая из которых – отдельная и законченная история. Первым был Дементий Варламович Брудастый, в голове которого располагался органчик, что играл лишь две композиции: «Не потерплю!» и «Разорю!». Потом у него сломалась голова, и настало безначалие – смута, которая пришла после смерти Ивана Грозного. Именно его автор изобразил в образе Брудастого. Далее появились одинаковые самозванцы-близнецы, но их вскоре убрали – это появление Лжедмитрия и его последователей.

Воцарилась анархия на неделю, в течение нее друг друга сменяли шестеро градоначальниц. Это эпоха дворцовых переворотов, когда в Российской Империи правили одни женщины и интриги.

Семен Константинович Двоекуров, который учредил медоварение и пивоварение, скорее всего, является прообразом Петра Первого, хоть данное предположение и идет вразрез с исторической хронологией. Но реформаторская деятельность и железная рука правителя очень уж похожи на характеристику императора.

Начальники сменялись, их самомнение росло пропорционально градусу абсурда в произведении. Откровенно безумные реформы или же безысходный застой губили страну, народ скатывался в нищету и невежество, а верхушка то пировала, то воевала, то охотилась за женским полом. Чередование непрекращающихся ошибок и поражений привело к ужасающим последствиям, сатирически описанным автором. В конце концов, последний правитель Угрюм-Бурчеев умирает, и после его кончины повествование обрывается, а из-за открытого финала брезжит надежда на изменения к лучшему.

Так же Нестор описал историю возникновения Руси в «Повести временных лет». Эту параллель автор проводит специально, чтобы намекнуть, кого же он подразумевает под глуповцами, и кто все эти градоначальники: полет фантазии или реальные русские правители? Писатель четко дает понять, что описывает не весь род человеческий, а именно Россию и ее порочность, переиначивая ее судьбу на свой лад.

Композиция выстроена в хронологической последовательности, в произведении классическое линейное повествование, но каждая глава – вместилище полноценного сюжета, где есть свои герои, события и итоги.

Описание города

Глупов находится в далекой провинции, об этом мы узнаем, когда в дороге портится голова Брудастого. Это небольшой населенный пункт, уезд, ведь двух самозванцев приезжают забирать из губернии, то есть городок является лишь незначительной ее частью. В нем нет даже академии, зато стараниями Двоекурова процветает медоварение и пивоварение. Он делится на «слободы»: «Пушкарская слобода, за ней слободы Болотная и Негодница». Там развито сельское хозяйство, так как засуха, обрушавшаяся от грехов очередного начальника, сильно задевает интересы жителей, они даже готовы идти на бунт. При Прыще же увеличиваются урожаи, что безмерно радует глуповцев. «История одного города» пестрит драматическими событиями, причиной которых является аграрный кризис.

Угрюм-Бурчеев воевал с рекой, из чего мы делаем вывод, что уезд находится на берегу, в холмистой местности, так как градоначальник уводит народ в поисках равнины. Главным местом в данном регионе является колокольня: с нее сбрасывают неугодных граждан.

Главные герои

1. Князь – иностранный правитель, согласившийся принять власть над глуповцами. Он жестокий и недалекий, ведь посылал вороватых и никчемных наместников, а после руководил с помощью одной лишь фразы: «Запорю». С него началась история одного города и характеристика героев.
2. Дементий Варламович Брудастый – замкнутый, угрюмый, молчаливый обладатель головы с органчиком, который проигрывает две фразы: «Не потерплю!» и «Разорю!». Его аппарат для вынесения решений отсырел в дороге, его не смогли починить, поэтому послали за новым в Петербург, но исправная голова задержалась и так и не приехала. Прообраз Ивана Грозного.
3. Ираида Лукинична Палеологова – жена градоначальника, которая день властвовала над городом. Намек на Софью Палеолог, вторую жену Ивана IIII, бабушку Ивана Грозного.
4. Клемантинка де Бурбон – мать градоначальника, ей тоже довелось править один день.
5. Амалия Карловна Штокфиш – помпадурша, которой тоже хотелось задержаться во власти. Немецкие имена и фамилии женщин – юмористический взгляд автора на эпоху немецкого фаворитизма, а также на ряд коронованных персон иностранного происхождения: Анна Иоановна, Екатерина Вторая и т.д.
6. Семен Константинович Двоекуров – реформатор и просветитель: «Он ввёл медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа. Еще он хотел открыть Академию наук, но не успел довершить начатые преобразования.
7. Петр Петрович Фердыщенко (пародия на Алексея Михайловича Романова)– трусливый, слабохарактерный, любвеобильный политический деятель, при котором в Глупове 6 лет был порядок, но потом он влюбился в замужнюю женщину Алену и сослал ее мужа в Сибирь, чтобы она уступила его натиску. Женщина поддалась, но судьба обрушила на народ засуху, и люди начали погибать от голода. Случился бунт (имеется в виду соляной бунт 1648 года), в результате которого погибла любовница правителя, ее сбросили с колокольни. Тогда градоначальник пожаловался в столицу, ему прислали солдат. Восстание подавили, а он нашел себе новую пассию, из-за которой опять произошли бедствия – пожары. Но и с ними справились, а он, отправившись в путешествие по Глупову, умер от переедания. Очевидно, что герой не умел сдерживать свои желания и пал их безвольной жертвой.
8. Василиск Семенович Бородавкин – подражатель Двоекурова, насаждал реформы огнем и мечом. Решительный, любит планировать и учреждать. Изучал, в отличие от коллег, историю Глупова. Однако и сам был недалек: учредил военный поход на собственный народ, в темноте «свои бились со своими». Потом провел неудачное преобразование в армии, заменив солдат на оловянные копии. Своими битвами довел город до полного изнеможения. После него разграбление и разорение завершил Негодяев.
9. Черкешенин Микеладзе – страстный охотник за женским полом, занимался лишь тем, что устраивал свою насыщенную личную жизнь за счет служебного положения.
10. Феофилакт Иринархович Беневоленский (пародия на Александра Первого) – друг Сперанского (знаменитого реформатора) по университету, который по ночам сочинял законы и разбрасывал их по городу. Любил умничать и пускать пыль в глаза, но ничего полезного не сделал. Уволен за государственную измену (отношения с Наполеоном).
11. Подполковник Прыщ – обладатель фаршированной трюфелями головы, которую съел в голодном порыве предводитель дворянства. При нем был расцвет сельского хозяйства, так как в жизнь подопечных он не вмешивался и не мешал им работать.
12. Статский советник Иванов – прибывший из Петербурга чиновник, который «оказался столь малого роста, что не мог вмещать ничего пространного» и лопнул от натуги постичь очередную мысль.
13. Эмигрант виконт де Шарио – иностранец, который вместо работы только веселился и закатывал балы. Вскоре за безделье и растрату был выслан за границу. Позже выяснилось, что он женского пола.
14. Эраст Андреевич Грустилов – любитель покутить за государственный счет. При нем население перестало работать на полях и увлеклось язычеством. Но жена аптекаря Пфейфера пришла к градоначальнику и навязала ему новые религиозные воззрения, он начал вместо пирушек организовывать чтения и конфессиональные сборище, и, узнав об этом, высшее начальство лишило его поста.
15. Угрюм-Бурчеев (пародия на Аракчеева, военного чиновника) – солдафон, который замыслил всему городу придать казарменный вид и порядок. Он презирал образование и культуру, зато хотел, чтобы у всех граждан были одинаковые дома и семьи на единообразных улицах. Чиновник разрушил весь Глупов, перенес его в низину, но тогда случился природный катаклизм, и чиновника унесла буря.

На этом список героев заканчивается. Градоначальники в романе Салтыкова-Щедрина являются людьми, которые по адекватным меркам никак не способны управлять хоть каким-либо населенным пунктом и быть олицетворением власти. Все их действия совершенно фантастичны, бессмысленны и часто противоречат одно другому. Один правитель строит, другой все разрушает. Один приходит на место другого, но в народной жизни ничего не меняется. Не происходит никаких существенных перемен или улучшений. Политические деятели в «Истории одного города» имеют общие черты - самодурство, ярко выраженная порочность, мздоимство, алчность, глупость и деспотизм. Внешне же персонажи сохраняют обычный человеческий облик, тогда как внутреннее содержание личности таит в себе жажду подавления и угнетения народа с целью наживы.

Темы

• Власть. Это основная тема произведения «История одного города», которая по-новому раскрывается в каждой главе. Главным образом, она видится через призму сатирического изображения современного Салтыкову-Щедрину политического устройства России. Сатира здесь направлена на две стороны жизни – показать, насколько губительно самодержавие и выявить пассивность народных масс. По отношению к самодержавию она носит полное и беспощадное отрицание, то по отношению к простым людям ее цель заключалась в исправлении нравов и просветлении умов.
• Война. Автор заострил внимание на губительности кровопролития, которое лишь разоряет город и убивает людей.
• Религия и фанатизм. Писатель иронизирует насчет готовности народа поверить любому самозванцу и в любых идолов, лишь бы переложить на них ответственность за свою жизнь.
• Невежество. Народ не образован и не развит, поэтому правители манипулируют им, как хотят. Жизнь Глупова не становится лучше не только по вине политических деятелей, но и из-за нежелания людей развиваться и учиться осваивать новые навыки. Например, ни одна из реформ Двоекурова не прижилась, хоть и многие из них несли положительный результат для обогащения города.
• Раболепство. Глуповцы готовы терпеть любой произвол, лишь бы не было голода.

Проблематика

• Разумеется, автор затрагивает вопросы, касающиеся управления государством. Основная проблема в романе - это несовершенство власти и ее политических приемов. В Глупове правители, они же градоначальники, сменяются один за другим. Но при этом они не привносят чего-то нового в жизнь народа и в устройство города. В их обязанности входит забота лишь о своем благополучии, интересы жителей уезда градоначальников не волнуют.
• Кадровый вопрос. На должность управленца некого назначить: все кандидаты порочны и не приспособлены к бескорыстной службе во имя идеи, а не ради наживы. Ответственность и стремление устранить насущные проблемы им и вовсе чужды. Это происходит оттого, что общество изначально несправедливо разделено на касты, и никто из простых людей не может занять важный пост. Правящая элита, ощущая отсутствие конкуренции, живет в праздности ума и тела и не работает на совесть, а просто выжимает из чина все, что тот может дать.
• Незнание. Политики не понимают проблем простых смертных, и даже если хотят помочь, не могут сделать это правильно. Во власти нет людей из народа, между сословиями глухая стена, поэтому даже самые гуманные чиновники бессильны. «История одного города» — лишь отражение реальных проблем Российской Империи, где были талантливые правители, но им не удалось в силу оторванности от подданных благоустроить их жизнь.
• Неравенство. Народ беззащитен перед произволом управленцев. Например, мужа Алены городоначальник без вины отправляет в ссылку, злоупотребляя своим положением. А женщина сдается, так как даже не рассчитывает на правосудие.
• Ответственность. За свои разрушительные деяния чиновники не наказываются, и их приемники чувствуют себя в безопасности: что бы ты ни сделал, ничего серьезного за это не будет. Всего лишь снимут с должности, и то в крайнем случае.
• Чинопочитание. Народ является великой силой, не в ней нет толку, если он согласен во всем слепо подчиняться начальству. Свои права он не отстаивает, своих людей не защищает, по сути, превращается в инертную массу и по своей же воле лишает себя и своих детей счастливого и справедливого будущего.
• Фанатизм. В романе автор заостряет внимание на теме чрезмерного религиозного рвения, которое не просвещает, а ослепляет людей, обрекая их на празднословие.
• Казнокрадство. Все наместники князя оказались ворами, то есть система прогнила настолько, что позволяет своим элементам безнаказанно проворачивать любые махинации.

Главная мысль

Авторский замысел состоит в изображении государственного строя, в котором общество примиряется со своим вечно угнетенным положением и считает, что это в порядке вещей. В лице общества в повести выступает народ (глуповцы), «угнетателем» же являются градоначальники, которые сменяют друг друга с завидной скоростью, при этом успевая разорить, разрушить свои владения. Салтыков-Щедрин иронично замечает, что жителями движет сила «начальстволюбия», и без правителя они незамедлительно впадают в анархию. Таким образом, идея произведения «История одного города» - это стремление показать историю русского общества со стороны, как люди на протяжении многих лет переносили всю ответственность за устройство своего благополучия на плечи почитаемого монарха и неизменно обманывались, ведь один человек не может изменить целую страну. Перемены не могут прийти извне, пока народом правит сознание того, что самодержавие - есть высший порядок. Люди должны осознать свою личную ответственность перед родиной и ковать свое счастье сами, но тирания не позволяет им проявить себя, а они горячо ее поддерживают, ведь пока она есть, ничего делать не надо.

Несмотря на сатирическую и ироничную основу повествования, в нем заложена очень важная суть. В произведении «История одного города» смысл - показать, что только при наличии свободного и критического видения власти и ее не несовершенств возможны перемены к лучшему. Если общество живет по правилам слепой покорности, то притеснения неизбежны. Автор не призывает к восстаниям и к революции, в тексте нет ярых бунтовских стенаний, но суть одна - без народного осознания своей роли и ответственности нет пути к переменам.

Писатель не просто критикует монархический строй, он предлагает альтернативу, выступая против цензуры и рискуя своей государственной должностью, ведь издание «Истории…» могло повлечь для него не только отставку, но и тюремное заключение. Он не просто говорит, а своими действиями призывает общество не бояться власти и открыто говорить ей о наболевшем. Основная мысль Салтыкова-Щедрина – привить людям свободу мысли и слова, чтобы они могли улучшать свою жизнь сами, не дожидаясь милости градоначальников. Он воспитывает в читателе активную гражданскую позицию.

Художественные средства

Особенность повествованию предает своеобразное переплетение мира фантастического и реального, где соседствуют фантастический гротеск и публицистический накал актуальных и реальных проблем. Необычные и невероятные происшествия и события подчеркивают абсурдность изображаемой реальности. Автор мастерски использует такие художественные приемы, как гротеск и гипербола. В жизни глуповцев все невероятно, преувеличено, смешно. Например, пороки градоначальников разрослись до колоссальных масштабов, они намеренно выведены за рамки действительности. Писатель сгущает краски для того, чтобы искоренить реально существующие проблемы через осмеяние и публичное поругание. Ирония также является одним из средств выражения авторской позиции и его отношения к происходящему в стране. Люди любят посмеяться, и серьезные темы лучше преподносить в юмористическом стиле, иначе произведение не найдет своего читателя. Роман Салтыкова-Щедрина «История одного города», прежде всего, смешной, поэтому он пользовался и пользуется популярностью. В то же время он безжалостно правдив, он больно бьет по злободневным вопросам, но читатель уже заглотил наживку в виде юмора и не может оторваться от книги.

Чему учит книга?

Глуповцы, которые олицетворяют народ, находятся в состоянии бессознательного поклонения власти. Они беспрекословно подчиняются капризам самодержавия, абсурдным приказам и самодурству правителя. При этом они испытывают страх и благоговение перед покровителем. Власть же в лице градоначальников использует свой инструмент подавления на полную силу, не считаясь с мнением и интересами горожан. Поэтому Салтыков-Щедрин указывает на то, что простой люд и его вождь друг друга стоят, ведь пока общество не «дорастет» до более высоких стандартов и не научится отстаивать свои права, государство не изменится: оно будет отвечать примитивному спросу жестоким и несправедливым предложением.

Символическая концовка «Истории одного города», в которой погибает деспотичный градоначальник Угрюм - Бурчеев, призвана оставить послание, что у российского самодержавия нет будущего. Но нет и определенности, постоянства в вопросах власти. Остается только терпкий привкус тирании, за которым, возможно, последует что-то новое.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!