Главная › Рождение ребенка › Хачатур абовян - раны армении. Хачатур Абовян «Тот жалок народ, чья рука слаба…

Хачатур абовян - раны армении. Хачатур Абовян «Тот жалок народ, чья рука слаба…

В.А. ДАРЬЯН. ХАЧАТУР АБОВЯН НА АРАРАТЕ

Статья из сборника «Побежденные вершины»

В 1829 г. в Араратскую долину прибыла группа дерптского профессора Фридриха Паррота, ставившая себе целью — восхождение на вершину. 12 сентября путники начали подъем, остановившись на ночлег неподалеку от снеговой линии. С рассветом восхождение возобновилось. Ученые и сопровождавший их охотник селения Ахури Исаак (фамилия его в описаниях не сохранилась) вышли на восточную сторону Арарата, достигнув вскоре склона, ведущего к самой вершине. Скалистые гребни, нагромождения льда, глубокие трещины затрудняли поиски пути для неопытных в альпинистских переходах путников. Вскоре они достигли снежного склона, который насколько видел глаз, тянулся вплоть до вершины. Не имея никаких приспособлений для подъема по фирну и снегу, восходители взяли направление к скальному гребню, по которому они рассчитывали подняться на вершину.

Хачатур Абовян родился в селении Канакер близ города Еревана в 1809 году. Получив первоначальное образование в Эчмиадзине1, он учился затем в Нерсисянской семинарии в Тифлисе.

Война между Россией и Персией (1826 г.) прервала его учебу. Вместе со всеми армянами молодой Абовян от души желал победы русскому оружию над шахской Персией, которая, как и султанская Турция, обрекала армянский народ на вырождение и гибель. Русские войска победили, и большая часть Армении была присоединена к России.

При содействии приезжавших в Армению для изучения Арарата ученых Абовян получил возможность поступить в Дерптский (ныне Тартуский) университет. Перед юношей, в совершенстве изучившем к этому времени французский и немецкий языки, получившем широкое образование, открылись новые горизонты. Он приобщается к передовым идеям своего времени. Свободолюбивый и одаренный Абовян возвращается в Ереван, чтобы отдать свой талант и знания великому делу просвещения родного народа.

В Ереване молодого демократа преследуют представители феодально-клерикальных кругов. Тогда он поступает смотрителем уездного училища в Тифлисе, в открытом им частном пансионе проводит новые, передовые методы обучения и воспитания детей. Вместо библии и других церковных книг, он знакомит молодое поколение с классиками научной и художественной литературы, обучает по им же составленным учебникам на армянском языке, таковы его учебная книга по географии, «Теоретическая и практическая грамматика на русском языке», учебное пособие по литературе «Предтропье» и др.

С 1843 г. его переводят в Ереван, где он снова выступает как неутомимый борец за пробуждение национального самосознания армянского народа, за развитие его культуры.

Хачатур Абовян, как это констатирует в цитированной выше статье С.К. Карапетян, «наносит первый серьезный удар по феодально-клерикальной идеологии. Хотя он и не поднялся до революционного демократизма, до материализма и атеизма, но то, что он успел сделать, незыблемо легло в основу дальнейшего развития передового демократического направления в армянской культуре». Однажды на рассвете он вышел из дома и больше не вернулся в него. До сего дня причины его исчезновения остались загадкой. Борец за свободу армянского народа, без сомнения, пал жертвой николаевской реакции, которая свела в могилу современных ему великих сынов русского народа — А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.С. Грибоедова.

Ереван и Арарат

Для альпинистов имя великого просветителя особенно дорого тем, что оно связано с первым восхождением на одну из высочайших вершин Кавказа — Арарат (5156 м), с изучением и освоением в течение ряда лет массива этого потухшего вулкана.

Государственный герб Армянской союзной республики украшают белоснежные главы Арарата, Массиса, как с незапамятных времен зовут эту вершину армяне, видевшие в ней символ единства своего народа. С освобождением в 1827 г. значительной части Армении, присоединенной к России, открылись возможности для изучения и покорения потухшего вулкана.

Вулканическая система Арарата, имеющая в окружности более 100 км, состоит из двух конусов: северо-западного и юго-восточного, разделенных обширной седловиной, длиной в 11 км. Северо-западный конус носит название Большого Арарата, юго-восточный — Малого Арарата. Несмотря на большую площадь снеговых полей, с Арарата не берет начало ни один сколько-нибудь значительный горный поток, даже ручьи и те редки на его склонах. Рыхлые вулканические породы поглощают все воды, образующиеся при таянии снегов. Безводность привела и к скудной растительности на склонах вулкана.

Паррот и Абовян в открыточном оформлении

Паррот и его спутники, выбивая своими пастушьими посохами ступени в свежем снегу, достигли гребня. Теперь они шли вдоль скалистой гряды по наметенному ветром снегу. К трем часам дня они достигли высшей точки гребня. Но вершина была еще далека, а путники обессилели от долгого пребывания на высоте. Ночлег на вершине Арарата для них, не имевших ни палаток, ни спальных мешков, грозил серьезными опасностями. К тому же продукты были на исходе. Пришлось отступить.

Отдохнув в Эчмиадзине, профессор решил предпринять новую попытку восхождения: ведь отсутствие надежных выносливых спутников было одной из причин неудачи первой его попытки. Парроту рекомендовали молодого Абовяна, который сразу же произвел на него самое благоприятное впечатление. Профессор увидел пытливого, тянущегося к знаниям человеке, который упорно изучал свою родную страну, ее историю и природу. Он свободно владел русским, персидским и татарским языками. Кроме Абовяна и двух дерптских студентов, на восхождение направились крестьяне села Ахури Ованес Айвазьян, Мурад Погосян, сельский староста Степан-ага, солдаты 41 егерского полка Алексей Здоровенко и Матвей Чалпанов. По совету Абовяна и Степана-ага было решено подняться по более пологому, западному склону.

По левому берегу долины экспедиция подошла к подножью снежного великана. Преодолев первую скальную гряду, участники достигли после пятичасового пути травянистого плато Кип-гель. Здесь они остановились на отдых, после чего продолжали восхождение.

От этой «почти горизонтальной равнины», как называют плато старые путеводители, начинался крутой подъем. Все же ишаки и конь Степана-ага несли грузы экспедиции вплоть до группы скал на высоте около 4 тыс. м, где участники расположились на ночлег.

Утром началось утомительное продвижение по снеговым и фирновым склонам. Вскоре темп подъема снизился до 100-150 метров в час. До вершины по расчетам Паррота и Абовяна оставалось еще не менее трех часов пути, когда начался сильный ветер, предвещавший близкую метель. Паррот решил прекратить восхождение. Установив крест на высшей, достигнутой точке, группа начала спуск.

Паррот был крайне удручен: дважды пытался он достичь вершины Казбека, дважды штурмовал Арарат, но тщетно, каждый раз он вынужден был отступить. Но Абовян не терял надежды. Он справедливо утверждал (это мнение подтверждено теперь всей практикой альпинизма), что успех восхождения в значительной мере зависит от того, насколько высоко будет поднят ночной бивуак: надо за один день достичь вершины, чтобы засветло вернуться в лагерь.

Было решено запастись топориками для вырубания ступеней, взять теплую, но не затрудняющую движений одежду.

26 сентября началось новое, третье по счету, восхождение. Переночевав в скалах, расположенных значительно выше, чем при восхождении 18 сентября, группа в предрассветный час начала подъем. Сказывалась осень, и свежий снег, по которому шли восходители девять дней назад, превратился в плотный фирн. Уже к 10 часам утра был достигнут снежный выступ, от которого они начали спуск при прошлой попытке. Абовян радостно отметил, что экспедиция уже выгадывала более двух часов по сравнению с прошлым восхождением.

Под камнями, по которым ступали люди, журчали невидимые ручьи. Громоздились огромные скалы, сверкал язык ледника, сползающего с вершины. Временами от пригретого солнцем ледника отрывались глыбы льда.

Каменные утесы сменились крутыми ледяными склонами, подымавшимися к вершине. Пришлось рубить ступени. Путники заметно устали, все чаще останавливались на отдых. Хачатур прокладывал путь, двигаясь первым по ледяным полям, отполированным ветром. Он умело находил трещины, прикрытые тонким слоем снега, отыскивал наиболее безопасный путь. Большинство участников страдало от горной болезни. Отраженные снегом и льдом лучи высоко поднявшегося солнца слепили глаза.

Но вершина приближалась. Она была совсем рядом. Измученные люди приободрились, ускорили шаг, но их радость оказалась преждевременной. Далеко за крутым выступом, который они приняли за вершину, сверкал серебристый купол Арарата.

Медленно, шаг за шагом, продолжали они подъем. Но вот Абовян, ушедший далеко вперед, остановился, к нему подошли и остальные участники. Вершина!

Усталые, но счастливые люди радостно обнимали друг друга. Впервые на вершине Арарата, на пятикилометровой высоте зазвучали человеческие голоса. 27 сентября 1829 года Арарат был покорен!

Необозримая панорама открылась перед людьми. За седловиной виднелся остроконечный пик Малого Арарата. На огромном пространстве раскинулась Араратская долина. У подножья горы искрились, зажатые в ущелье, бурные воды Аракса. Далеко на севере виднелись вершины Большого Кавказа. На юге теснились покрытые лесом горы, у подошвы Арарата желтели болота.

Оглянувшись, Паррот не нашел молодого друга, он тревожно окликнул его. Абовян осторожно пробирался по краю ледяного холма к северному выступу вершины. Здесь, на возвышенности, хорошо видной из села Ахури, был установлен знак, подтверждающий восхождение: черный деревянный крест, внесенный на вершину Абовяном. Вернувшись к спутникам, Хачатур отколол несколько кусков льда вулканической породы и бережно завернул их в ткань.

Но теперь, когда, казалось бы, все трудности остались позади, Абовяну и Парроту пришлось вступить в борьбу с теми реакционерами от науки, которые начали травлю участников восхождения. Царский чиновник, некий Шопен, управлявший тогда доходами и казенными имуществами Армянской области, выступил с грязной клеветой, беря под сомнение самую возможность восхождения греховного человека на священную гору, где по библейским преданиям пристал ковчег. (Кстати сказать, сам Шопен дважды потерпел полную неудачу в попытке восхождения). Со времен Ноя, утверждал клеветник, никто еще не был на вершине Арарата.

Вызванный «для допроса под присягой» Абовян своим правдивым рассказом, убедительными деталями подъема засвидетельствовал факт восхождения. Но завеса клеветы была окончательно развеяна лишь после восхождений Абиха, Ходзько и других путешественников, чьи наблюдения подтвердили правдивость описаний вершины, сделанных первыми восходителями.

Лето 1840 г. было ознаменовано опустошительным землетрясением, превратившим в пустыню населенную долину с селением Ахури, насчитывавшим более 1500 жителей. Хлынувший в долину огромный силевый поток смыл селение, монастырь, покрыл слоем грязи сады и пашни. Прибывший сюда академик Абих увидел каменистую пустыню, по которой прокладывал свое русло ледниковый ручей. Вместе с Абихом и другими путешественниками Хачатур Абовян совершал новые свои восхождения на Арарат.

Абовян, Хачатур Аветикович

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Место рождения: Канакер, Армения

Хачату́р Авети́кович Абовя́н (р. 15 октября 1809, Канакер — пропал без вести 14 апреля 1848?) — великий армянский писатель, основоположник новой армянской литературы и нового литературного языка, педагог, этнограф.

Биография

Родился в селе Канакер в эпоху господства Персии, принадлежал старинному и знатному роду Абовенц.

1818—1822 — обучение в Эчмиадзине

1824—1826 — учёба в армянской школе Нерсисян в Тифлисе. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени — Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян

1827—1828 — преподаёт в Санаинском монастыре

С мая 1828 работает в Эчмиадзине переводчиком и секретарём армянского католикоса

27 сентября 1829 с экспедицией во главе с профессором Дерптского университета Ф. Парротом поднимается на вершину Арарата

1830—1836 — обучение в Дерптском университете

1836 — возвращение на родину, отказ от духовного звания

1837 — июнь 1843 — смотритель местного уездного училища в Тифлисе, одновременно открывает частную школу с целью подготовки учителей для народных школ

C августа 1843 — смотритель местного уездного училища в Ереване.

Весной 1848 готовился к отъезду в Тифлис, чтобы принять должность директора школы Нерсисян, но пропадает без вести.

Открыл первое в Армении училище, основанное на европейских педагогических принципах, носившее совершенно светский характер (что в значительной мере восстановило против Абовяна церковных деятелей). Впервые преподавал и составлял учебники на разговорном языке (ашхарабар).

Первым в Армении начал заниматься научной этнографией, изучал быт и обычаи крестьян родного селения Канакер, жителей Еревана, а также собирал и изучал армянский, азербайджанский и курдский фольклор.

Роман «Раны Армении»

Главное его произведение — исторический роман «Раны Армении» (1841, издан 1858), — первый армянский светский роман на разговорном языке. Посвящен освободительной борьбе армянского народа в период русско-иранской войны 1826—1828 и написан на живом народном армянском языке. Само название говорит о его патриотическом и политическом характере.

Абовян рисует тяжёлое положение армян при персидском владычестве.

Герой романа Агаси открывает галерею образов того «идеального гражданина и патриота», той положительной личности, воспроизведением которой были заняты и многие другие писатели; Агаси — предшественник будущих патриотов-народолюбцев второй половины XIX века.

Это произведение Абовяна завоевало право гражданства в литературе новому армянскому языку (до этого пользовались древнеармянским, так называемым «грабаром») и стало началом восточной новоармянской литературы.

Роман «Раны Армении» интересен также своей политической тенденцией и содержащимся в нём материалом по фольклору Армении (Абовян — противник Персии, ориентирующийся на Россию).

Абовян был также хорошим знатоком курдского языка, фольклора и быта; некоторые из его работ в этой области появились в печати на русском языке (в тифлисской газете «Кавказ», 1848).

Великий армянский писатель, основоположник новой армянской литературы и нового литературного языка, педагог, этнограф.

Родился в селе Канакер в эпоху господства Персии, принадлежал старинному и знатному роду Абовенц.

1818-1822 - обучение в Эчмиадзине

1824-1826 - учёба в армянской школе Нерсисян в Тифлисе. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени - Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян

1827-1828 - преподаёт в Санаинском монастыре

С мая 1828 работает в Эчмиадзине переводчиком и секретарём армянского католикоса

1830-1836 - обучение в Дерптском университете

1836 - возвращение на родину, отказ от духовного звания

1837 - июнь 1843 - смотритель местного уездного училища в Тифлисе, одновременно открывает частную школу с целью подготовки учителей для народных школ

C августа 1843 - смотритель местного уездного училища в Ереване

Весной 1848 готовился к отъезду в Тифлис, чтобы принять должность директора школы Нерсисян, но пропадает без вести

Его деятельности посвящено 5 (1948, 1955, 1964, 1969, 1984) биографических фильмов.

Произведения

Роман «Раны Армении»

Главное его произведение - исторический роман «Раны Армении» (1841, издан 1858), - первый армянский светский роман на разговорном языке. Посвящен освободительной борьбе армянского народа в период русско-иранской войны 1826-1828 и написан на живом народном армянском языке. Само название говорит о его патриотическом и политическом характере.

Абовян рисует тяжёлое положение армян при персидском владычестве.

Герой романа Агаси открывает галерею образов того «идеального гражданина и патриота», той положительной личности, воспроизведением которой были заняты и многие другие писатели; Агаси - предшественник будущих патриотов-народолюбцев второй половины XIX века.

Роман «Раны Армении» интересен также своей политической тенденцией и содержащимся в нём материалом по фольклору Армении (Абовян - противник Персии, ориентирующийся на Россию).

Музей

С 1937 г. в Канакере, в старинном доме, где родился Абовян, был открыт его музей. Позже к дому было пристроено современное выставочное здание. В музее собраны личные вещи, редкая коллекция рукописей, книг и периодики. Перед музеем установлен памятник Абовяну.

(1805- а 1848) - великий армянский писатель, демократ-просветитель, педагог, основоположник новой армянской литературы и нового армянского литературного языка. Абовян испытал благотворное влияние русской демократической культуры, таких её представителей, как Грибоедов, и др. Во время пребывания в Дерптском университете (1830-1836) Абовян близко познакомился с передовой русской общественной мыслью и литературной жизнью пушкинской эпохи. Это имело огромное значение для формирования его мировоззрения. Его друг - азербайджанский просветитель был лично связан с декабристами.

Абовян является автором романа «Раны Армении» (написан в 1840, первое издание - 1856) и ряда других произведений, в которых он с огромной силой отразил героику национально-освободительной борьбы армянского народа против персидских и турецких завоевателей. Он отстаивал право человека на свободу, в том числе на свободу национальную. Понимая свободу как следствие естественного равенства людей, Абовян отвергал христианскую мораль непротивления злу и утверждал идею активности народа. Указывая, что в христианской идеологии надо видеть одну из причин «несчастия нашей нации», он утверждал, что народ вправе применить оружие против своих врагов. Произведения Абовяна проникнуты глубокой верой в силу народа.

В своих произведениях Абовян разоблачает жестокость эксплуататоров-крепостников, попов, монахов, богатеев, показывает пробуждение духа протеста у крепостных. Однако слабое развитие классовой борьбы в 30-40-хгодах XIX в. в Армении не позволило Абовяну довести антикрепостническую идеологию до революционного демократизма, до требования революционного свержения крепостничества.

В философских высказываниях Абовяна имеется материалистическая тенденция. Не осмеливаясь ещё ставить под сомнение религиозно-идеалистические вымыслы, согласно которым мир порождён богом, «мировым духом», Абовян, однако, с большим вниманием относился к естественно-научным гипотезам об образовании солнечной системы, возникновении растительного и животного мира. Всем своим творчеством Абовян стремился приковать внимание людей к «земным делам» и с нескрываемой иронией говорил о «потустороннем» мире. Духовное для Абовяна есть свойство только некоторых тел. «Дерево есть, существует, но не осознаёт своё существование, животное осознаёт, но смутно; человек есть, существует, осознаёт своё существование потому, что мыслит».

Душа человека - свойство его тела, она появляется с ним и разрушается с ним, поэтому пустыми являются разговоры о потустороннем мире. Бессмертие человека- в его делах. Абовян понимал, что его идеи направлены против религии и идеализма, но сам он атеистических выводов не делал. Это свидетельствует о противоречивости философских взглядов Абовяна. Материалистические тенденции его философии особенно ясно выступают в вопросе о познании. Источник познания - предметы объективного мира. «Нам надо сначала чувственно выявлять предметы, а затем мыслью понять их порядок». «Сначала проверяй на опыте, а потом уже запирайся в комнату», - говорил он.

Рассматривая искусство как отражение жизни, Абовян требовал, чтобы армянская литература оставила религиозные темы и обратилась к жизни народа, воспевала его мудрость, героизм, отвагу и благородство. Высшая цель искусства - служить народу.

Одна из основных идей в творчестве Абовяна-идея нерушимой дружбы армянского народа с русским народом. «Могут миры столкнуться с мирами, народы могут прийти и исчезнуть, но пока у армянина есть дыхание и язык, как может забыть он тот час, когда русские освободили армянскую страну». Идеи Абовяна о вековечной дружбе армянского народа с русским народом, с народами Закавказья, как и другие его идеи, сыграли в истории армянской культуры огромную роль. Они вошли в сокровищницу демократической армянской культуры XIX в. и, будучи развиты революционным демократом

О почестях я не вздыхал с тоской,
Не жалел, что славы лишен мирской,
Но как перед смертью нам не вздыхать?
Ведь тысячи дум надо в землю взять!

Ни длительной жизни я не желал,
Ни богатств у мира я не просил.
Но каждый вздох мне смертью бывал.
Коль его я народу не приносил.

Лишь затем желал я власти, честей,
Лишь затем я жаждал сиянья венца,
Чтобы тысячам тысяч несчастных людей
Слезы с глаз стереть, облегчить сердца.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тот жалок народ, чья рука слаба,
Жалка страна, что врагу – раба.
Народа, что землю свою и жизнь
Разбойникам предал, жалка судьба.

Так пламенно, страстно и с нескрываемой душевной болью писал наш великий предок Хачатур Абовян (1809-1848) в стихотворении “Человек, любящий свой народ, перед своей смертью”, ставшем, наряду с другими, своеобразной программой жизни “неистового Хечана”. Светлая личность, родившаяся в неведомом миру канакерском тихом уголке под Ереваном, открывшая глаза армянам на современный ему мир и наметившая яркую путеводную звезду исторического грядущего для разделенного и стонущего под игом иноземных деспотий несчастного, забитого народа, чью судьбу он разделил сполна, и, наконец, с загадочным и до сих пор невыясненным концом жизненного пути…
Хачатур Абовян начальное образование получил в Эчмиадзине, затем учился в тифлисской духовной семинарии Нерсисян. Были среди его учителей широко мыслящие люди с передовыми взглядами, пробуждавшие в нем интерес к знаниям, любовь к наукам. В эти годы в сердце мечтательного юноши созрела пламенная любовь к простому народу, прозябавшему в невежестве, в вечном страхе за свое физическое существование под властью иноверцев.
После присоединения Восточной Армении к Российской империи в 1828 г., уже в тридцатые, Абовян – студент прославленного Дерптского университета (Тарту, Эстония), в котором было довольно сильно немецкое влияние. Здесь он оказывается в кругу образованнейших людей с европейским мышлением – преподавателей и студентов, что явно сказалось на духовном и творческом облике будущего педагога и писателя-демократа. В Дерпте, в частности, он познакомился с В. Жуковским, сыновьями Карамзина…
По окончании университета, полный новых идей, Абовян возвращается на Кавказ. Увы, благородные порывы молодого интеллигента натолкнулись на равнодушие местных властей: как в центре края и средоточия армянской общественно-культурной жизни – в Тифлисе, так и в родном Ереване. Повсюду он встречает препятствия, недоверие тех, кто занимался вопросами образования, культуры, печати… Чтобы в какой-то мере претворить в жизнь свои новаторские идеи в педагогике, Абовян создает частное учебное заведение. Он старается привить своим воспитанникам возвышенные, патриотические чувства, готовит их к просветительской деятельности. На него и его дела смотрят косо…
Тем не менее он не отчаивается: в эти годы пишет также стихи, рассказы, очерки, статьи и, наконец, создает в начале сороковых годов на доступном простому народу языке, ашхарабаре, бессмертный памятник армянской литературы – роман “Раны Армении. Плач патриота”.
“Раны Армении” – шедевр новой армянской литературы, оригинальное по форме и содержанию воплощение ее эпических и художественных традиций.
Микаэл Налбандян подчеркивал, что в романе — “подлинное воплощение национальной поэзии”, “душа нации, современное положение нации, представления нации” и если “Раны Армении” обладают “какими-либо достоинствами и если эти достоинства можно оценить – то именно только с точки зрения европейских канонов, которые исходят всегда из замысла произведения и из того, насколько удачно понял и разрешил автор поставленную перед самим собой задачу… Выдающийся писатель-демократ XIX века в ответ тем, кто пренебрежительно считал сочинение Абовяна “мужицким”, написанным “для простого народа и простонародным слогом”, прямо парировал: “Не согласен! Оно написано для всей нации!”
Патриарх армянской поэзии Ованес Туманян высоко ценил роман и, в частности, писал: “…это и вопль патриота, исполненный скорби и стенаний, и национальная эпопея, дышащая силой и гордостью, и панегирик облагодетельствованного и спасенного, полный слез радости, благодарственных возгласов и благословений. И все, что исходит из его сердца, из его уст, из-под его пера, искренне, сердечно и правдиво…”
Мариэтта Шагинян, тонкий литературовед и одна из одареннейших и мудрейших армянских женщин-художников современности, писала: “Хачатур Абовян занимает почетное место в ряду гениальных сынов человечества. Подобно всем великим основоположникам национальных литератур на заре XIX в., он создал для своего родного армянского народа литературный язык, дал на этом языке многожанровые образцы литературы, показал своей жизнью самоотверженный пример служения родине. Его бессмертный роман “Раны Армении” до сих пор нельзя читать без волненья. Он исполнен глубокого гуманизма, потрясает своею любовью к родному народу и на века завещал армянам беречь и хранить нерушимую дружбу с великим русским народом”.
Об основоположнике новой армянской литературы написаны тома научных исследований, книг и статей начиная, пожалуй, почти с самого покрытого мраком его исчезновения из родного дома. Хачатур Абовян – многранная и мощная по интеллекту фигура, в полной мере отразившая литературно-культурные и общественно-политические реалии Армении и России начала XIX века, впитавшая ростки нового европейского мировоззрения и мироощущения, философию бытия и быта, столь отличные от турецко-персидского менталитета, навязанного армянам долгим мусульманским окружением и политическим диктатом, служила примером подлинного патриотизма, верности и преданности нации, символом духовного возрождения армянского народа.
Молодой Абовян воодушевленно восклицал: “Жить и умереть для Отечества – вот задача, выбранная мною с самых юных лет! Будучи еще отягченным как бременем деспотизма, так и невежества, не имея еще никакого понятия о европейском образовании, опоры, и даже никаких средств к достижению цели, одну я эту питал в душе мысль. Одним я этим возгорался желанием”.
К своему 200-летию великий сын Армении пришел отнюдь не в ореоле “ветхого набальзамированного” классика, чьи заветы и наказы давно уже преданы забвению и подвергаются ревизии “новых идеологов” и “вершителей судеб”. Абовян, пожалуй, злободневен и в наше неспокойное время, когда в калейдоскопе непредсказуемых глобальных событий и неожиданных зигзагов исторической судьбы вновь проходит испытание весь уклад привычного, казалось бы, устоявшегося мира, в том числе и закавказского… Истины, высказанные просветителем уже позапрошлого века, напоминают о себе и обретают “кровь и плоть” и в наши дни…
Хачатур Абовян родился и жил в удивительную историческую эпоху. Возможно, родись он в “благостные и добронравные времена”, — вырос бы заурядным провинциальным человечком, “не лезшим поперек батьки в пекло”, став добросовестным учителем -“варжапетом”, сносно или даже очень хорошо учил бы детишек грамоте, радовался своим нехитрым и скромным житьем-бытьем в кругу любимых домочадцев. Но мальчик был любопытен, смышлен, расторопен, страстно тянулся к иной жизни и иному миру. А мир этот уже диктовал свои условия… Невозможно говорить о присоединении Восточной Армении к России и не вспомнить сразу же об Абовяне и его святом завете – “навеки с Россией”. Уникальный роман “Раны Армении” – шедевр армянской литературы нового времени, пронизанный острой болью за поруганный родной народ и в то же время воодушевляющий и поднимающий его на борьбу с поработителями всех мастей, — квинтэссенция его духовной и нравственной мощи! Властитель дум армян – Ованес Туманян, говоря о всенародном желании присоединиться к России, очень точно определял роман Абовяна как “правдивое отражение исторического настроения армян, их давнего желания видеть свою страну в составе России”.
Действительно, Абовян – великий и самый вдохновенный выразитель русской ориентации армянского народа. Он глубже и многостороннее других понимал и объяснял значение этого присоединения. Вспомним: детство будущего писателя-патриота было омрачено безотрадной мусульманской тиранией, накладывавшей отпечаток на всю восточноармянскую действительность. В бегстве от безысходности и в поисках “светлой полосы” в жизни и “глотка свежего воздуха” он уезжает на учебу в столицу единоверной Грузии, ставшей с присоединением ее к России еще в 1801 году форпостом самодержавия в Закавказье. В русско-персидскую войну 1827-1828 гг. Абовян был в горниле войны, почувствовал “душой и телом” страдания родного народа, стал очевидцем всего происходящего. Все чувства, переживания и тяготы, осмысленные под пером талантливого писателя вылились в бессмертные страницы эпопеи “Раны Армении”.
Как-то Ов.Туманян заметил, что у Абовяна “была возможность увидеть и оценить истинную картину жизни нашего народа и создать художественную летопись той поры”; он же предложил и обосновал верное прочтение романа “Раны Армении” – это “отображение и история великой войны, это и душевное страдание, причиненное армянскому народу”. Проницательный Туманян подчеркивал, что роман вобрал в себя “муки и мечты армянского народа в последний период его истории, и именно в этом кроется тайна того, что она считается у нас священной”. Оценивая непревзойденный труд своего великого предшественника, Туманян заключает: “Наш народ любит “Раны Армении” прежде всего потому, что они являются огненными устами, выразившими протест всей нации против грубой и темной азиатской тирании, верным толкователем исторических настроений армянина – его давнего желания жить под покровительством русских…” Другой мэтр армянской поэзии, Ав.Исаакян, заметил, что шедевр творчества Абовяна – роман “Раны Армении” в то же время “наш сердечный договор с великим русским народом, ставший заветным в смертельных схватках за жизнь”.
Будучи европейски образованной, тонкой и проницательной личностью, Абовян, конечно же, отлично осознавал истинные цели русского царизма на Кавказе – это была, естественно, не столько забота об интересах и благополучии “туземных народов”, сколько в первую очередь продвижение и закрепление Российской империи “на перекрестке миров” – на подступах к Средиземноморью и Ближнему Востоку. Но в то же время Абовян, как и почти все деятели литературы и искусства того времени, не представлял будущего армянского народа (по крайней мере – его восточной ветви) и его культуры вне связи с мощной северной державой и великой русской культурой. И именно в этом его безусловная историческая заслуга. Более того, в армянской действительности он сам был первым ярким деятелем, испытавшим благотворное влияние русской духовности, и в то же время убежденным проводником литературы и культуры России, подчеркивал исключительную важность русского языка в приобщении раздвоенного армянского народа к высотам общечеловеческой культуры.
Хачатур Абовян, вращавшийся в кругах передовой интеллигенции России и Кавказа со студенческих лет, проявлял интерес и к языкам, довольно хорошо владея некоторыми их них. В частности, высоко ценил русский язык, относя его к одному из “самых богатых и самых необходимых языков мира”. Придерживаясь мнения, что вообще цель изучения любого языка – “подружиться с духом того народа, которого языку мы учимся”, армянский просветитель особо выделяет русский язык, считая его одним из важнейших для армянского народа: “И какой из восточных или западных языков может в этом отношении способствовать нашей нации более всех, как не русский, которого польза и качества заставили и образованных народов нашего времени заниматься им, тем более армян, которые видят всю необходимость изучения его”.
Армянский писатель общался с некоторыми выдающимися деятелями русской культуры. Так, он с душевным трепетом писал поэту В.Жуковскому: “Еще на заре детства к Вам были направлены благороднейшие чувства и порывы моего сердца. И если существует настоящая гармония в человеческих сердцах, связь, которая соединяет миры, находящиеся на расстоянии миллионов миль друг от друга, и уносит в вечность все скудное и невесомое мира сего, то никогда разлука в этом мире не может послужить причиной, чтобы я перестал уважать, почитать и любить Вас. То, чем Вы являетесь для меня, не может сравниться ни с чем на свете”. Таким образом, Хачатур Абовян выражал искреннюю любовь своей возвышенной души не только к самому поэту Жуковскому, но и ко всей боготворимой им прогрессивной России, разделяющей радости и горести многострадального армянского народа.
Высоко ценили патриотический подвиг и творческое наследие Х.Абовяна русские друзья армян и в советский период. Благодаря проводимой Кремлем активной и сплачивающей народы Советского Союза взвешенной, хотя и далеко неоднозначной, национальной политике, имя и дело верного глашатая армяно-русской дружбы особенно пропагандировалось в связи со столетием со дня смерти Хачатура Абовяна, широко и торжественно отмечавшегося во всесоюзном масштабе в 1948 г. Заметим, страна только-только приходила в себя после кровопролитной и долгой мировой войны, и тем не менее тогда в Союзе нашлись силы и средства широко отметить значимую и знаменательную дату в культурной жизни одного из древних народов – в Москве, Ленинграде, Ереване и других крупных городах проводились научные конференции, писательские форумы, различные памятные мероприятия… “Высадился русский десант” в те незабываемые дни золотой армянской осени 48-го и в Ереване – на приуроченном к абовяновским торжествам совещании правления Союза писателей Армении состоялся большой разговор о роли и значении выдающегося армянского просветителя и вехах развития армянской литературы. Приехали такие корифеи русской советской литературы и возглавлявшие СП СССР писатели, как Н.Тихонов и К.Симонов, литературовед В.Кирпотин, переводчики произведений Абовяна С.Шервинский и В.Звягинцева, другие видные деятели русской культуры. Так, Н.Тихонов, в своей речи при посещении селения Канакер, в частности, заметил: “Меня волнует то обстоятельство, что я нахожусь на родине великого Абовяна и имею возможность обратиться к вам от имени Союза советских писателей СССР. Абовян призывал к священной дружбе армянского народа с русским народом. Его мечта осуществилась!”
Другой верный друг Армении, К.Симонов, писал: “120 лет прошло со времени событий, которые описывает Абовян в своем романе “Раны Армении”, но до сих пор невозможно читать этот, написанный кровью израненного сердца, роман без глубокого волнения, без того, чтобы твое собственное сердце не билось в груди сильней – то одержимое чувством любви, то одержимое чувством ненависти. Великий писатель, умерший 100 лет назад, являл собой пример настоящего народолюбца и демократа, человека, который горячо и страстно верил, что будущее армянского народа лежит на путях дружбы и братства с русским народом”.
Сергей Шервинский, маститый русский переводчик, потрудившийся на славу и подаривший в 1948 г. “Раны Армении” русскому и всесоюзному читателю в преддверии памятной даты Абовяна, писал позднее в своей серьезной и объемистой литературоведческой статье “О стиле “Ран Армении” (1955): “Когда мы читаем “Раны Армении”, у нас остается впечатление полного единства этой книги, как целого. Между тем сколько-нибудь внимательный читатель без труда усмотрит в романе смешение различных, порою вроде бы не вяжущихся друг с другом литературных стилей. Почему же это не мешает единству? Не мешает потому, что замысел романа и его душевное напряжение столь значительны, столь поглощают ум и сердце читателя, что он готов простить автору не только стилистический разнобой, но и неровность изложения, слабость отдельных сцен. Неровность и пестрота романа “Раны Армении” бывали не раз отмечены. Задача – раскрыть мучительную судьбу армянского народа, привлечь к нему внимание культурного человечества, а также провозгласить во всеуслышание неизбежность и благодатность сближения с русским народом – выполнена была Абовяном в его романе с неуклонной последовательностью, с той безудержной страстностью, которой нельзя не восхищаться при чтении этой патриотической исповеди”. Касаясь жанра, структуры и стилистики произведения, Шервинский профессионально замечает, что это едва ли роман в обычном понимании этого термина: страницы, подходящие под это понятие, перемежаются в нем с большими отрывками художественного очерка, исторического повествования, философских рассуждений, со всякого рода отступлениями, которыми так богата эта книга. Однако, убежден переводчик, без своей пестроты “Раны Армении” потеряли бы “горячность своей непосредственности” – подобного “извержения чувств, взрыва темперамента”, пожалуй, не встретить во всей мировой литературе. С.Шервинский напоминает, что Абовян не подверг свой роман окончательной доработке (“в сыром виде” переписывалась книга почитателями автора и последователями его идей, а опубликован роман был только в 1858 г., т. е. спустя десять лет после таинственного исчезновения писателя), а авторское предисловие к роману справедливо называют “литературным манифестом” писателя-патриота. “Именно в нем, — подчеркивает переводчик, — Абовян пылко и убежденно высказал тезисы, которые считал основными в свой литературной деятельности: писать надо для народа и о народе и писать на языке, понятном народу”. С.Шервинский отмечает, что Абовян, избрав своим героем молодого крестьянина Агаси и его среду, тем самым заложил основу демократического направления в армянской прозе. Он акцентирует внимание на том, что роман написан не на “мертвом грабаре”, а на живом ереванском диалекте, с элементами гюмрийского и карабахского говоров. Автор статьи, давая скрупулезный анализ произведения, выделяет в “Ранах Армении” несколько стилистических пластов, не только не близких друг другу, но иногда и прямо противоречивых. Здесь “уживаются” ораторская речь и “протокольный стиль”, художественно-риторические приемы и элементы народности, реалистический народно-бытовой очерк и страницы, окрашенные “прямым сентиментализмом”, сплетающиеся с “условно-романтической струей”. Русский переводчик и литератор вполне рассудительно считает, что в армянском романе не следует искать следов прямых подражаний или буквальных влияний, но несомненно, что великие писатели, главным образом русские (прежде всего Гоголь), “предоставили” Абовяну материал для творческого выражения мыслей и чувств, “запали” в его душу. “На заре новой армянской литературы, — пишет Шервинский, — Абовян бросил в ее почву урожайнейшие сорта семян, взятые преимущественно из запасов русской литературы… При всей склонности к сентиментализму и риторике Абовян был прежде всего художником-реалистом: когда бы не это, едва ли “Раны Армении” сохранили бы для нас нынешний животрепещущий интерес не только как документ общественно-политический, но как факт художественного творчества”.
Хачатур Абовян хорошо знал и любил русскую литературу, был одаренным переводчиком. Его переводы были сделаны на ашхарабаре – “переводил я так, чтобы по душе было нашему народу”. Абовян обратился к творчеству Карамзина, Хемницера, Крылова, идейное содержание и политическая направленность которых, несомненно, импонировали настроениям и взглядам самого переводчика.
Передовая русская культура, блестящее образование позволили Абовяну стать одним из самых эрудированных людей армянского общества того времени, что дало ему возможность развернуть активную просветительскую деятельность, бороться по мере своих возможностей против господствующей клерикально-феодальной идеологии. Однако, как известно, чересчур неистовых борцов и “ершистых” правдолюбцев не любят ни в какие времена, даже если во мраке они зажигают искры просвещения, надежды, истины… Душная атмосфера эпохи, провинциализм, косность чинуш разного калибра сделали свое дело: во цвете лет Абовян, уставший от несправедливости мира и вероломности людей, вышел из дому и… не вернулся. Никто не знает, где его могила. Версий много (вплоть до той, что он просто тайно был сослан царскими властями на Сахалин – за крайнее вольнодумство и чрезмерно активную национально-патриотическую деятельность), достоверных и доказанных фактов – нет …
Армянской интеллигенции того времени (и тем более в более поздний период) грех было жаловаться на невнимание российского образованного общества к Армении, к армянскому народу вообще и к памяти Х.Абовяна в частности. Так, талантливый русский писатель С.Дангулов (тоже армянских кровей!) позднее писал об Абовяне: “Наверно, армянский народ не единствен, чья устремленность к свету, а вместе с тем самосознание, пробуждались и росли вместе с приходом в его жизнь личности яркой, символизирующей и незаурядный талант, и истинную энциклопедичность познаний, как правило, в сочетании с необыкновенной судьбой, подчас судьбой трагической. Кем бы ни было это лицо: крупным писателем, выдающимся ученым, государственным человеком, ниспровергателем отживших канонов – народ справедливо зовет его просветителем. Народ вкладывает в это имя свой смысл, неотторжимый от веры в будущее. Стоит ли говорить, что просветитель не возникал сам по себе, его творили мысль и деяния народа, по своей сути революционные. Когда я думаю о Хачатуре Абовяне, то он, великий писатель и педагог, представляется мне классическим образом просветителя, чья жизнь и творчество символизируют значительную веху в сознании Армении. Быть может, характерной чертой истинно великой личности является ее способность утвердить своим деянием то характерное, что свойственно времени, в котором личность живет; вобрать главное, что типично для твоих современников. Как свидетельствует провидица-история, действенность мысли в этом случае утраивается, а пророчество обретает силу невиданную. В ряде необыкновенных качеств Хачатура Абовяна, смею думать, было именно это достоинство: он прозрел будущее потому, что его мысль в полной мере постигла то значительное, что было свойственно его времени. Не мыслю себе художника и педагога, не постигшего это правило, тем более оно обязательно для человека, который вошел в историю своего народа в высоком звании просветителя”.
Искренний друг армян, современный поэт М.Дудин также восторгался гением писателя и реформатора: “Хачатур Абовян! Кто он и что он сделал в истории? Он был заступником народа, был борцом за справедливость, он был пророком истины. Он показал миру раны своей Армении в прямом понимании этого слова и, как гласит одна из легенд, ушел в туман истории в заоблачные вершины на Арарат. У каждого человека есть своя вершина. У Хачатура Абовяна есть Арарат – вершина его творческого духа. Как он собирался на эту вершину, дело воображения. Он шел к вершине своего творческого духа путем познания… Он был человеком, имеющим сердце Прометея. У него слово не расходилось с делом. Слово Абовяна было сутью действия его души, огнем Прометея, освещающим дорогу армянскому народу в диких ущельях вражды и ненависти. Слушайте и читайте, что говорит Хачатур Абовян о самой сути своей души, о ее любви. Как же мне не благодарить его за эту искреннюю любовь, которая во всей своей первозданной свежести дошла и до моего сердца”.
Абовян и спустя два столетия именно то крепкое духовное звено, которое связывало, связывает и, вне сомнения, еще долго будет связывать дружественные единоверные армянский и русский народы, армянскую и русскую литературы, Россию и Армению.
Абовян завещал своему народу: “…Живите душа в душу, любите друг друга. Ведь вы – порождение той самой страны, дети того самого народа, который удивил весь мир и еще впредь удивит. Берегите же друг друга, как берегли ваши предки, уважайте друг друга взаимно – вспомните предков ваших! Поклоняйтесь вашей земле и вашему народу”…
Будем верны этим благословенным заветам Просветителя и Патриота, не потерявшим смысла и в наши дни.

Хачатур Абовян

Раны Армении

Скорбь патриота

(исторический роман)

Введение

Хачатур Абовян и его «Раны Армении»

Великий перелом в истории армянского освободительного движения наметился в начале XVIII века, когда дальновидные деятели армянского народа, прислушавшись к голосу народа, навсегда связали с Россией надежды на освобождение родины. Исраел Ори, Минас Вардапет, Петрос Гиланенц, Давид Бек, Есаи Гасан Джалалянц, Иосиф Эмин, Симеон Ереванци, Ованес Лазарянц, Овсеп Аргутян, Нерсес Аштаракеци, Арутюн Аламдарян и многие другие приложили поистине титанические усилия, чтобы воплотить в реальность мечту многих поколений.

И всякий раз, когда русские войска, предводительствуемые Петром Великим, а позже А. В. Суворовым, П. А. Зубовым, П. Д. Цициановым, И. В. Гудовичем, А. П. Ермоловым и др., начинали продвижение на юг или вступали в Закавказье и Араратскую долину, армяне устремлялись им навстречу, оказывая всяческое содействие, а армянское боевое ополчение, сформированное из народных мстителей, сражаясь под русским флагом, совершало чудеса храбрости и героизма.

Многие десятилетия армянский народ боролся, стоически ждал того часа, когда, наконец, зазвучат колокола свободы, и русские вступят на армянскую землю.

Ровно сто пятьдесят лет назад, 13 октября 1827 года (по новому стилю), героическая русская армия завоевала последнее пристанище кизильбашей в Восточной Армении - Ереванскую крепость. Благодаря этому большая часть армянского народа, сбросив, наконец, персидско-турецкое иго и окончательно перейдя под покровительство России, избавилась от политического рабства и опасности ассимиляции и истребления.

В последующие десятилетия армянский народ стал постепенно собираться на родине, восстанавливать разрушенное хозяйство страны. Началось сближение его с великим русским народом, вовлечение в сферы духовной и экономической жизни России. Размышления о собственных судьбах, о будущем, о независимой государственности у прогрессивных армянских деятелей связывались с присоединением к России. Но процесс этот протекал медленно, был исполнен глубокого драматизма. Очень скоро пережитая под ярмом персидско-турецкого деспотизма трагедия, вековые устремления и чаяния армян, животрепещущие проблемы современности и завтрашнего дня народа, - нашли отклик и воплощение в художественной литературе. Его высшим выражением считается бессмертный роман основоположника новой армянской литературы Хачатура Абовяна - «Раны Армении».

Безусловно, прав был великий армянский поэт и мыслитель Ав. Исаакян, когда писал об этом творении Абовяна: «Разумеется, «Раны Армении» не книга в обычном смысле. Она, действительно, как раны, раны несчастнейшего армянского народа, нанесенные ему варварскими кровожадными ордами турок, арабов, кизильбашей и их главарей… «Раны Армении» - это одновременно героическая повесть нашего протеста, нашего бунтарства, нашего бытия, блистательный эпос нашего века, богатырское сказание о наших подвигах в борьбе с злодеяниями персов.

Она - наш сердечный договор с великим русским народом, освященный в сражениях не на жизнь, а на смерть».

Хачатур Абовян был истинным патриотом и сторонником русской ориентации, выразителем чаяний армянского народа, апологетом дружбы и братства народов, великим гуманистом, педагогом, мыслителем и просветителем-демократом. Он родился в октябре 1809 года в селе Канакер, происходя из старинного и знатного рода Абовенц, чьи благородные деяния, семейные предания в дальнейшем послужили материалом для литературно-этнографических трудов писателя.

Дед Абовяна был одним из участников созванного в Ереване весною 1784 года тайного совещания, где было решено начать переговоры с Россией, с которой участники-единомышленники связывали надежды на освобождение Армении. С этой целью в Петербург был отправлен посланец. Сохранились соответствующие документы, под которыми имеются подпись и печать деда Абовяна - парона (господина) Абова.

Начальные вехи биографии Абовяна мало чем отличались от жизненного пути первых армянских просветителей, воспитывавшихся в монастырской среде. По стародавнему обычаю родители дали обет посвятить своего отрока Эчмиадзинскому монастырю. Поэтому в 1819 году его отправляют в монастырь для обучения и принятия духовного сана. Абовян обучается там до 1822 года, после чего духовные наставники отправляют его в Тифлис, в армянскую школу Нерсисян, которую он и оканчивает в феврале 1826 года. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени - Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян.

Первые юношеские мечты Абовяна расцвели и увяли в суровую пору персидского владычества. Еще совсем молодым, испытав ужасы чужеземного деспотизма, он задумывался над вопросами освобождения и просвещения родины. В одном из таких размышлений, возвращаясь к своим переживаниям тех дней и высшей цели грядущей жизни, Абовян признавался: «Жить и умереть для отечества - вот задача, выбранная мною еще с самых юных лет! Будучи еще отягченным как бременем деспотизма, так и невежества, не имея еще никакого понятия о влиянии европейского образования, опоры и, даже никаких средств к достижению предначертанной мною цели, одну я эту питал в душе мысль, одним я этим возгорался желанием… Первая клятва, данная мною пред алтарем святых наших отцов, горькие слезы, пролитые над их гробом, вздохи глубокие, посвященные дорогому их праху - были то - да быть им тайными моими ангелами-хранителями и открыть мне путь пожертвовать собою в пользу оставленных ими, осиротелых их детей».

Знания, мировосприятие и опыт, приобретенные Абовяном в отечественных учебных заведениях - в Эчмиадзинском монастыре и в Тифлисской школе Нерсисян, были скудны и недостаточны для осуществления его стремлений. Он сам великолепно сознавал это, когда годы спустя писал: «Не просвещая себя прежде, так говорил во мне внутренний голос, невозможно будет мне быть угодным к чему-нибудь».

Вот почему, вдохновленный личностью, творениями и деяниями армянских просветителей - патриотов прошлых веков, он решает во что бы то ни стало уехать в Европу или Россию, чтобы продолжить образование и одновременно просить у христианских монархов помощи для освобождения «несчастного своего отечества».

Он был уже в дороге, когда 16 июля 1826 года началась русско-персидская война. Около двух лет Абовян находился в горах Лори, изведав все бедствия войны. Трепетные строки об этом мы находим в его романе «Раны Армении». Короткий период с 1827 по 1828 год он учительствует в Санаинском монастыре, а с мая 1828 года вновь обосновывается в Эчмиадзине, работая под началом высших духовных чинов. Ровно через год Абовян становится переводчиком и секретарем армянского католикоса, получив возможность общаться с высокопоставленными гостями монастыря, узнавать через них о происходящих в мире событиях.