Карлейль герои. Книга: Томас Карлейль «Герои, почитание героев и героическое в истории

Авантюрный роман

Авантюрный роман

Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература . Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .

Авантю́рный рома́н

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. - М.: Росмэн . Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006 .

Авантюрный роман

АВАНТЮРНЫЙ РОМАН . Единственный поэтический вид, развившийся преимущественно на европейской почве, роман, - что бы ни стояло в центре его - любовь, мистическая идея или дела чести, - возникает в первые века нашей эры (эллинистический роман, напр., Ямблих Вавилонские рассказы , Харитон из Афродисии Хайрей и Коллироя , знаменитый латинский роман Апулея Золотой осел ) и укрепляется в средние века, - главным образом в форме авантюрного романа - романа приключений. Коренясь в народно-устном творчестве, все ранние образцы авантюрного романа предстают нам в неразделимых сплавах с этим последним. Эллинистический роман со всех сторон оплетают восточные сказки и легенды любовно-авантюрного типа, доставляющие ему не только неисчерпаемый сюжетный материал, но подсказывающие и основную его схему; рыцарские романы (Бретонский цикл или романы «Круглого стола» и Каролингский цикл) целиком вырастают на героическом эпосе кельтов и франков, существуют долгое время исключительно в устной традиции. Всего лишь записями этой устной традиции являются и «романы» ранних средневековых поэтов (так наз. цикл о Граале, образуемый произведениями поэтов XII и начала XIII в. - Робера де Боррона Иосиф Аримафейский, Мерлин и Парсифаль ; Вальтера Мапа Святой Грааль , Кретьена до Труа, Персеваль или Сказание о Граале , Вольфрама фон Эшенбаха Парцифаль - эта, по словам позднейших исследователей «песнь песней рыцарства», вмещающая в себя около 25.000 стихов; обработка легенды о Тристане и Изольде и некот. др.). Романами в собственном смысле этого слова все эти произведения могут быть названы так же мало, как и эпические поэмы Ариосто, Боярдо, Тассо. Однако, ими был в совершенстве развит тот аппарат приключений, который целиком воспринял позднейший авантюрный роман. Несколько ближе к собственно романам подходят относящиеся к тому же времени и распространившиеся по всей Европе переложения на современные рыцарские нравы сюжетов о Троянской войне (Бенуа де Септ Mop Roman de Troi) и Александра Македонского (обработка Lambert le Court и Alexandre de l"ernay, легшая в основу многочисленных европейских Александрий), и истории проводимой через самые разнообразные испытания, но неизменной и, в конце концов, торжествующей над всеми препятствиями любви - мотив знаменитой вставной новеллы Апулея Амур и Психея (Флос и Бланшфлос, Окассен и Николетта и др.).

Как самостоятельный обособившийся жанр, роман пробивается в литературу только к концу средних веков.

Автором первого такого романа является португальский рыцарь Васко де Лобейра, написавший своего знаменитого Амадиса Гальского, в оригинале не сохранившегося (известен ближайший испанский перевод начала XVI в.), но определившего собой все дальнейшие романы о странствующих рыцарях (Chevaliers errants). Все эти, получившие особенно благоприятную почву для своего развития в Испании и оттуда растекавшиеся по всей Европе, романы, в качестве основного приема, позволявшего легко нанизывать приключение на приключение, употребляют находящий себе такое благодарное применение в позднейшем романе путешествий (см.) мотив перемены места, скитаний своего героя. Время Амадисов совпадает с периодом упадка рыцарской культуры, живой только в воображении авторов рыцарских романов, примагничивающих к себе тысячи сочувственных читателей. Эпоха роста городов, накопления ими богатств, зарождения буржуазного общества требовала более реалистически настроенных героев. Рыцарские романы героизируют память отходящего феодального быта, представители нового класса бьют его по пяткам палочными ударами сатиры.

В отмену героического эпоса в основу ново возникающих произведений кладется эпос о животных. Быт животных рисуется точным слепком феодальных отношений. Герой романов этого рода (Изенгрим, Нивардуса из Рента, «Похождения Ренара», Пьера до Сен-Клу, «Рейнар», Виллема и др.), хитрый, неистощимый в проделках, сопровождающихся полным успехом, торжествующий реалист - Лис является точным прообразом будущих испанских литературных плутов - picaro. На родине рыцарских романов, в Испании, реалистический роман приключений, явившийся естественной антитезой возвышенной символике Амадисов, и расцветает с наибольшим блеском. Начало испанскому плутовскому роману (Novella picaresca или Schelmenroman) положила в 1553 г. небольшая книжечка неизвестного автора «Жизнь Лазарильо из Тормоз и его удачи и неудачи» (русский перевод И. Гливенки, 1897), сделавшаяся после Дон-Кихота наиболее читаемой в Испании книгой, с огромным успехом в десятках переводов разошедшаяся по всей Европе (один из английских переводов Lasarillo выдержал, напр., 20 изд.) и породившая ряд подражаний в самой Испании (наиболее замечательны романы Алемана Gusman de Alfarache 1599 г., Леона, La picara Justina, история женщины плута, 1605 г., Эспинеля - «Жизнь и похождения Обрегона» 1618, Квеведо - «История и жизнь великого плута Павла из Сеговии» 1627 г. и др.); в Англии конца XVI в. (ряд повестей из быта conycatchers, ловцов кроликов - продувных людей, Грина: «Жизнь Джека Пильтона», «Наша» и др.); в Германии (скрестивший в себе испанское влияние с традициями народных сборников вроде знаменитого Тилля Эйленшпигеля солдатский роман Гриммельсгаузена Simplicissimus, 1669 - этот «Фауст тридцатилетней войны», вызвавший в свою очередь бесконечное количество подражаний), во Франции XVII в. (Сорель, La vraye histoire comique de Francion, Скаррон, Roman comique и др.). Во Франции же с начала XVIII в. estilo picaresco засверкал с новой силой в творчестве Лесажа (романы «Хромой дьявол» и в особенности знаменитый «Жиль Блаз»), усвоившего испанскую литературную традицию настолько, что на нем до сих пор тяготеет обвинение в плагиате. «Жиль Блаз» в свою очередь перекинулся рядом подражаний в соседние литературы (напр., в русской литературе, где в XVIII в. «Жиль Блаз» выдержал 8 изданий и был одной из любимых книг, романы М. Чулкова Пересмешник, Пригожая повариха , И. Крылова Ночи , и др.). Завершается у нас эта лесажевская струя в начале XIX в. романами Булгарина и в особенности Нарежного: «Российский Жиль Блаз» 1814, и некот. др., оказавшими в свою очередь влияние на Гоголя. Должно отметить, что в России тип picaro имеет и свою местную традицию, коренящуюся в повести XVII в. (о Фроле Скобееве). Все герои плутовских романов принадлежат обязательно к низшему сословию, проходят всевозможные профессии, оказываются в самых причудливых положениях, в результате чего, обыкновенно, достигают почета и богатства. Все это позволяет авторам, водя читателей вслед своему герою - через хижины и дворцы - производить как бы поперечный разрез жизни современного общества, давать яркую и живую картину нравов, быта, что делает плутовской роман подлинным предтечей позднейшего реального романа. Возвышенная рыцарская идеология и противоположная ей изворотливая мораль героя-плута, остающиеся на протяжении всего развития авантюрного романа двумя его основными темами, в начале XVII в. объединились на испанской же почве в одно из наиболее замечательных произведений мировой литературы, роман Сервантеса «Дон-Кихот». В реалистическом окружении буржуазных XVI-XVII в.в. символический идеализм рыцарства, преследующего мировое зло под сказочными формами всех этих волшебников и великанов, казался безумной борьбой с ветряными мельницами. Пафос романа - несоответствие характера и среды, великого духа, погруженного в мелкие дни. Однако, самая форма романа построена по типу плутовских новелл, что знаменует окончательную победу этого жанра. В дальнейшем развитии европейский роман подвергается самой разнообразной дифференциации, но основная композиционно-сюжетная схема его - лабиринт похождений - принимается вплоть до XVIII в. большинством авторов совершенно независимо от того, какая, - психологическая, бытовая, социальная, сатирическая и т. п. - побежит по его извилинам нить. Таковы в XVII в. французские галантно-героические романы Гомбервилля, Кальпренеда, Скюдери, дидактическая поэма-роман Фенолона, любовно-психологические романы Прево, сатирические, приближающиеся одновременно к типу романа-утопии: «Гаргантюа и Пантагрюэль», Раблэ, в Англии - «Путешествия Гулливера», Свифта, отчасти, знаменитый вскормленный современными ему политико экономическими теориями роман Дефо «Робинзон Крузо», положивший начало бесчисленным робинзонадам и образовавший новый жанр экзотического романа приключений. В течение XVIII в. обособляется в качестве совершенно особого жанра роман психологический.

Однако, авантюрная традиция поддерживается с прежней силой по только английским бытовым романом Фильдинга («История и приключения Джосефа Андрью и его друга господина Авраама Линкольна», «История Тома Джонса, найденыша») и Смолетта («Родерик Рэндом», «Перегрин Пикль» и др.) и сатирическим вольтеровским «Кандидом», не только наполняет знаменитые в свое время «таинственные» романы Радклифф («Удольфские тайны», 1794 г. и др.) и «разбойничьи» Шииса, Крамера, Цшокке, но проникает и в психологический роман Гете «Ученические и страннические годы Вильгельма Мейстера». Этот последний, в качество образцового романа и высшего достижения современной литературы канонизованный романтиками, даст многочисленные отражения в их творчество «Гейнрих фон-Офтердинген», Новалиса, «Странствования Франца Штернбальда», Тика), с другой стороны, своим мотивом невидимых покровителей через роман Жан-Поля (Рихтера) «Невидимая ложа», 1793 и типичные авантюрные романы Жорж-Занд - «Консуэло» и «Графиня Рудольштадт» - кладет начало современному оккультному роману. В XIX в. в эволюции романа; выдвигается решительно на первое место реальный роман. Формы романа приключений встречают нас в «Несчастных» Гюго, в немецких общественных романах Гуцкова, применившего новую схему развития авантюрного романа - вместо следующих друг за другом приключений (Roman des Nacheinander) приключения, развертывающиеся параллельно (Roman des Nebeneinander), в исторических романах Вальтер Скотта и позднее, Г. Сенкевича, в брызжущих весельем «Записках Пиквикского клуба» Диккенса (см. его же уголовный роман «Оливер Твист») и «Тартарэниаде» А. Додэ, в социальном романе Бичер Стоу «Хижина дяди Тома», у нас в «Мертвых душах» Гоголя и т. п. Однако, чистые авантюрные романы - на историческом фоне А. Дюма-отца (1802-1870): роман «плаща и шпаги» типа «Трех мушкетеров», уголовно-авантюрный роман «Граф Монте-Кристо» - и Фенимора Купера (1789-1851): романы из жизни Краснокожих (цикл «Кожаного чулка» и морской роман, начало которому он положил одновременно с кап. Марриэтом (1792-1848) - пользовавшиеся исключительным успехом и завоевавшие себе громадную аудиторию, все же оказываются на периферии литературного развития. Почти на рубеже художественной литературы находятся авантюрные романы Е. Сю («Вечный жид» 1844 и «Парижские тайны», прообраз «Петербургских трущоб» В. Крестовского 1864-7 г.г.), печатавшиеся в виде фельетонов и давшие толчок развитию так назыв. бульварно-романической литературы (см. бульварный роман), типа уголовно-порнографических романов Ксавье де Монтепэна (после 1848 г.) и др. Начало уголовному роману положил английский романист Бульвер-Литтон (1803-73), давший в других своих романах Zanoni (1842) и «Странная история» (1862) образцы оккультного романа, в «Расе будущего», воскресивший роман утопию XVII в. Традиция уголовного романа продолжается в творчестве Габорио (1835-73), автора многочисленных романов с таинственным преступлением и сыщиком, его раскрывающим, в центре почти каждого из них (знаменитый цикл Лекока). Энциклопедией уголовного романа, совершающего свое развитие в течение всего XIX в. почти по ту сторону художественной литературы (что не помешало, однако, уголовно-бульварной традиции достигнуть высшей художественности под руками Достоевского), а в XX в. вспыхнувшего с новой силой в сыщицком или детективном (см. это слово) романе (Конан-Дойль, «Шерлок Холмс» которого вышел из блестящих уголовных новелл Э. По, в своем «Рассказе Артура Гордона Пима» давшего блестящий образец и чистого романа приключений, Морис Леблон, «пинкертоновщина» и т. п.) явилось шестнадцатитомное и тем не менее оставшееся незаконченным произведение французского романиста Понсона дю Террайля «Похождения Рокамболя», в первой половине романа являющегося неутомимым героем всякого рода преступлений и уголовных авантюр, а во второй (Воскресший Рокамболь), раскаявшегося и добровольно взявшего на себя задачу борьбы с преступным миром. Вторым руслом, по которому пошло развитие авантюрного романа, являются так назыв. романы «приключений на суше и на море», авторы которых (Майн Рид, Райдер Хаггард, Густав Эмар, Жаколио, Буссенар и др., за последнее время Джек Лондон, у нас Грин) пошли по намеченному Фенимором Купером пути, и изображают сильные подчеркнуто-героические характеры всевозможных искателей золота и приключений в протекающей по большей части в экзотической обстановке победоносной борьбе с людьми и природой. Сюда же относятся научно-утопические романы Жюля Верна, Уэльса, оккультные романы (вышепоименованный Бульвер Литтон, у нас В. С. Соловьев, Крыжановская (Рочестер), тонкая стилизация Gusto picaresco Калиостро, М. Кузьмина и др., отчасти «Мистерии» Гамсуна), революционный роман приключений (напр., роман Войнич «Овод» и др.) и т. п. За последнее время (после войны) наблюдается новый прилив интереса к авантюрному роману со стороны авторов и читателей. Новые произведения этого рода по большой части оперируют традиционными сюжетами (в нашумевшем романе Бэрроуза «Тарзан» имеем робинзоновскую историю англичанина, воспитанного на необитаемом острове обезьянами; автор не менее сенсационных романов «Атлантида», «Дорога гигантов» и др. П. Бенуа с поразительной ловкостью рук выкидывает карты из традиционной колоды авантюрных романов: путешествие в утопическую страну, экзотическая царица, награждающая смертью своих возлюбленных, выслеженные шпионы и т. п.). Некоторое освежение сюжета имеем только в появившемся незадолго до войны своеобразном романе Честертона «Когда я был четвергом» (навеянная Азефовщиной тома провокации). У нас той же теме с характерным героизированием провокатора посвящено отзывающееся в форме авантюрного романа на самую живую современность недавнее произведение Ильи Эренбурга «Хулио Хуренито». См.: Тиандер - «Морфология романа», Вопр. теории и психол. творчества, т. ІІ, и Сиповский - «Очерки из истории русского романа».

Д. Благой. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. - М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель , 1925

Смотреть что такое "Авантюрный роман" в других словарях:

Авантюрный роман - АВАНТЮРНЫЙ РОМАН. Единственный поэтический вид, развившийся преимущественно на европейской почве, роман, что бы ни стояло в центре его любовь, мистическая идея или дела чести, возникает в первые века нашей эры (эллинистический роман, напр.,… … Словарь литературных терминов

Приключенческая (авантюрная) литература типичный и очень распознаваемый литературный жанр; на протяжении всей сюжетной линии, автор помещает героя в рискованные проблематичные положения, из которых он выбирается на глазах у читателя; следует… … Википедия

авантюрный роман - богатый приключениями; приключенческий … Универсальный дополнительный практический толковый словарь И. Мостицкого

АВАНТЮРНЫЙ РОМАН - АВАНТЮРНЫЙ РОМАН, в ст. Приключенческая литература … Литературный энциклопедический словарь

Роман. История термина. Проблема романа. Возникновение жанра. Из истории жанра. Выводы. Роман как буржуазная эпопея. Судьбы теории романа. Специфичность формы романа. Зарождение романа. Завоевание романом обыденной действительности … Литературная энциклопедия

-------
| сайт collection
|-------
| Надежда Тэффи
| Авантюрный роман
-------

«Pourquot occuper le Tribunal
de ce chetif b… la», – cria une
voix de la Montagne…
La Revolution.
Louis Madelin

Кирджали был родом булгар.
А. Пушкин

Шофер гнал вовсю, как ему и было приказано. Тяжелая машина, жужжа, как гигантский шмель, обгоняла бесконечную вереницу автомобилей, возвращавшихся в Париж.
Пассажиры – два манекена модного дома «Манель» и управляющий этого же дома мосье Брюнето – напряженно молчали.
Молчала манекен Наташа (коммерческий псевдоним Маруси Дукиной), потому что злилась на неудачную поездку, на дождь в Довиле, на скуку и на манекена Вэра (коммерческий псевдоним француженки Люси Боль), которая стала разводить драму с мосье Брюнето. Нашла тоже время!
Вэра поджимала губы и отворачивалась от Брюнето, который, как будто в чем-то виноватый, лебезил перед ней, прикрывая ей ноги пледом, и что-то шептал.
«Ссорятся, – думала Наташа. – Что-то она из него выматывает».
Брюнето приходилось, по-видимому, туго. Подъезжая к Парижу, он снял шляпу, и Наташа с удивлением увидела, что плешивый с начесом лоб его был совсем мокрый.
– Милая Наташа, – сказал он. – Мы, конечно, пообедаем все вместе. Мне только надо на одну минутку заехать… Вэра поедет со мной… надо урегулировать… вообще подсчитать. Милая Наташа, мы с Вэра сейчас выйдем, а шофер отвезет вас на Монмартр, он знает куда. Возьмите бутылку шампанского, если хотите, танцуйте и ждите нас. Я вас очень прошу!
Он обращался к Наташе, но смотрел на Вэра и при словах «очень прошу» нагнулся и прижался лицом к руке Вэра.
Та молча закрыла глаза.
Он схватил телефонную трубку и сказал шоферу:
– Авеню Монтень. Ко мне.
Был уже десятый час, когда Наташа подъезжала к ресторану.
– Возвращайтесь на авеню Монтень, – сказала она шоферу.
В подъезд одновременно с ней входил высокий молодой человек. Он торопливо пропустил ее вперед, с тихим восклицанием благоговейного удивления.
Поднимаясь по лестнице, Наташа видела в огромном зеркале томную изящную даму в серебристо-белом манто, отделанном черной лисицей. На длинной гибкой шее две нитки розового жемчуга. Крупные черные локоны плотно облегали затылок.
– Господи! До чего же я красива! Как странно, что дураку Брюнето нравится пухлая Вэра!
Она села за столик, заказала вино и стала ждать.
Чувствовала себя спокойной, довольной, богатой.

Главное – хорошо, что спокойной. Можно себе представить, какую сейчас истерику закатывает Вэра несчастному Брюнето. А в понедельник, когда патронша Манельша узнает обо всех штучках (уж, конечно, шофер насплетничает!), обрушится на бедную его плешивую голову такая буря, из которой ему живому не выскочить.
Скучно все это, нудно.
Наташа пила маленькими глотками вино, курила, слушала воющий джаз.
– Хорошо быть свободной!
За соседним столиком уселся тот самый молодой человек, которого она встретила при входе. Место, очевидно, далось ему не даром. Он что-то долго хлопотал и спорил с метрдотелем.
Наташа поняла, что это делается из-за нее, и украдкой следила за соседом.
Он был еще очень молод, лет двадцати пяти, не больше. Белокурый, сероглазый, с пухлыми щеками и надутой верхней губой, как это бывает у детей, когда они что-нибудь очень внимательно делают. Он медленно тянул вино из стакана, закидывая голову, и беспокойно глядел на Наташу. Видимо, хотел заговорить и не знал, как за это приняться.
Но вот зажглись в зале красные лампочки, погас верхний свет и начался «номер». Две очень похожие друг на друга полуголые смуглые танцовщицы плясали фантастический танец. Плясали больше на руках, чем на ногах. Бриллиантовые каблуки сверкали в воздухе.
Публика зааплодировала.
Вихляя боками, танцовщицы пробирались между столиками к выходу.
– Шурка! – вскрикнула Наташа, поймав за тюлевую юбку ту плясунью, что была поменьше.
– Наташка! Ты как сюда попала?
– Тише! Пусть думают, что я богатая англичанка. Жду своих. Ты давно здесь танцуешь?
– Вторую неделю. У меня новая сестра. Еще больше на меня похожа, чем прошлогодняя. Хорош наш номер? Ну, я бегу. Заходи!
Она убежала. За ней следом, роняя стулья, кинулся молодой человек с надутой губой. Вернулись вместе. Шурка, запыхавшаяся, пролепетала на чудовищном франзуском языке:
– Мадам, вуаси мосье ве презенте…
Прыснула и убежала.
Молодой человек растерянно раскланивался, приглашая танцевать.
Танцевал он изумительно.
«Уж не профессионал ли?» – подумала Наташа.
И лицо у него вблизи было совсем славное. Детское – веселое и доброе и слегка смущенное.
Говорил по-французски с акцентом.
– Вы не француз? – спросила Наташа.
– Угадайте! – ответил он.
– Вы… – начала она и остановилась.
Кто он, действительно?
– А ваше имя?
Он помолчал, точно придумывал.
– Гастон Люкэ.
– Значит, все-таки француз?
Он опять ответил «угадайте» и прибавил:
– А я сразу узнал, что вы англичанка.
– Почему?
– По вашему акценту, по вашей внешности и по вашим жемчугам.
Наташа улыбнулась.
– Это наследственные.
– Ну нет! – засмеялся он. – Это только фальшивые так называют. А у вас настоящие.
– Ну конечно, – сухо ответила Наташа.
Как же можно было сомневаться, когда мадам Манель продавала это великолепное изделие по шестьсот франков за нитку, и то только хорошим клиентам к хорошим платьям.
Танцевали много. Мальчик был не красноречив. Больше улыбался, чем говорил. Но улыбался так счастливо, и у самых уголков его рта делались крошечные ямки.
– А вы не уедете в вашу Англию? – спросил он вдруг.
– Нет еще. Не скоро.
Тогда он покраснел, засмеялся и сказал:
– Я вас люблю.
Было уже около двенадцати, и Наташа стала беспокоиться отсутствием Вэра и Брюнето, когда неожиданно явился шофер и подал ей письмо.
Брюнето писал, что приехать не может, рассыпался в извинениях и благодарил заранее «за все, за все». Наташа поняла за что. За то, чтобы она не проболталась патронше. В конце письма сказано было, что она может располагать автомобилем, и был приколот булавкой пятисотфранковый билет.
– Я скоро уеду, – сказала Наташа шоферу. – Подождите немножко.
Мальчик опять звал кружиться.
– Последний танец, – сказала она. – Пора домой.
Он даже остановился.
– Вам уже надоело? Вам скучно? Да, я сам знаю. Здесь тесно и душно. Поедем в другое место. Хотите? Я вам покажу… под Парижем. Там чудесно. Еще не поздно… Умоляю вас!
Наташа представила себе свою скучную отельную комнатку. Отчего не остаться еще хотя на часок «богатой англичанкой», раз это так забавно? Еще часок, другой – и конец. Навсегда.
– Ну хорошо, едем, – решила она. – Мой шофер внизу. Вы скажите ему адрес.
Он покраснел от удовольствия, засуетился…
Наташа подошла к своему столику, заплатила за вино и, накинув заученным грациозно-манекенным жестом свое сверкающее манто, спустилась с лестницы.

Er war ein Dieb,
Sie war…
H. Heine

Ресторан, к которому привез Наташу Гастон Люкэ, оказался совсем близко за Сеной. Он занимал небольшой двухэтажный домик, весь окруженный стеклянной верандой, изукрашенной гирляндами и цветными фонариками, весь пылающий, как бенгальский костер, среди темных тихих домиков пригорода.
Глухие удары оркестрового барабана доносились на площадь, всю уставленную автомобилями.
– Вот здесь будет уютно! – сказал Гастон, когда Наташа отпустила шофера.
Внизу помещался бар. Наверху – ужинали, пили и плясали. Еле нашелся свободный столик.
На маленьком пространстве, уделенном для танцев, давя друг друга ногами и локтями, колыхались голые спины, голые плечи, распаренные лица.
Оркестр вела дама-пианистка, вела мастерски. Смеялась, выкрикивала английские словечки, гримасничала, хлопала по боку пианино. Гладко зализанная остролицая голова с локонами, вылезающими из-под ушей, делала ее похожей на веселую борзую собаку.
В каше танцующих выделялся негр, выкидывавший какие-то особые коленца, не очень красивые, но всегда неожиданные. Одет негр был грязновато, и Наташу удивило, что он, пристально посмотрев в их сторону, весело мигнул Гастону. Странное знакомство.
– Вы знаете этого негра? – спросила она.
– Нет, – ответил тот как-то испуганно.
– Мне показалось, что он вам поклонился.
Гастон покраснел:
– Это вам показалось. Он просто так ломается. Он, наверное, в вас влюбился.
– А скажите, вы давно знаете Шуру?
– Шуру? Какую?
– Танцовщицу.
– Да… то есть я видал ее очень часто… раза два.
Попробовали танцевать, но в этой давке трудно было двигаться.
Негр, вытягивая шею, следил за ними. Он все время танцевал с молоденькой блондинкой, выламывая ее в разные стороны. И нельзя было разобрать, танцует он или просто дурит.
– Здесь ужасно душно, – сказала Наташа. – Пора домой.
Гастон встревожился:
– Посидим еще. Я вам сейчас принесу чудесный коктейль. Здешняя специальность. Вы только попробуйте. Умоляю вас! Я сейчас принесу…
Он стал пробираться между танцующими.
Наташа вынула зеркальце, пудру, подкрасила губы. Заметила на платье пятнышко от вина и очень встревожилась. Платье принадлежало «мэзону» и было надето на нее, чтобы демонстрировать его в Довилле во время обеда, не состоявшегося из-за ссоры Вэра с мосье Брюнето. Из-за этого пятнышка могут быть неприятности, особенно если патронша будет в дурном настроении.
«Ну сейчас не стоит об этом думать. Надо веселиться».
Именно «надо веселиться», подумала она, и тут же почувствовала, что вовсе ей не весело, а только беспокойно, тревожно и пора все это кончить. Богатой англичанкой она себя не чувствовала, поддерживать это недоразумение было бессмысленно и скучно. Подозрительный Гастон оказался глупым и мало забавным.
Она стала искать его глазами и увидела за дверью, у лестницы, ведущей в бар. За его спиной стоял негр и, скосив глаза вбок, что-то говорил, нагнувшись близко, очевидно шептал.
«Значит, он знаком с этим негром?»
Потом оба скрылись, должно быть, спустились в бар.
Толпа танцующих немножко поредела. С улицы доносилось жужжание пускаемых в ход моторов.
Наташа открыла сумочку, чтобы отобрать деньги для такси. Подкладка оказалась мокрой: флакон духов раскупорился, и перчатки, платок и даже деньги оказались в зеленых пятнах от полинявшего зеленого шелка пудреницы.
– Ну вот, попробуйте! – раздался голос Гастона.
Он нес, улыбаясь ямочками рта, два бокала оранжевого питья с торчащими из него соломинками. Один бокал поставил перед Наташей, из другого, выбросив соломинку, хлебнул большим глотком, зажмурил глаза и засмеялся:
– Чудесно!
Наташа попробовала коктейль. Да, вкусно и даже не очень крепко.
Оркестр играл «Ce n’est que votre main, madame» .
И вдруг Гастон, все смеясь и заглядывая ей в лицо, стал подпевать чуть-чуть хриплым, чувственным и странным голосом:
– «Madame, I love you!»
Он наклонился близко, и Наташа чувствовала запах его духов, душный, глухой, совсем незнакомый и очень беспокойный.
«Если любить его, – подумала она, – то от этих духов с ума сойти можно».
– А ведь вы разговаривали с негром? – сказала она, слегка от него отстраняясь.
– «And I will never in my life forget you»! – напевал он, не отвечая.
He слышал? Или не хотел ответить? Да и не все ли равно.
– Коктейль вкусный. Как он называется?
– Я знаю очень много вкусных вещей, – отвечал Гастон. – Мы как-нибудь поедем с вами на один островок… довольно далеко. Там одна малаечка что-то вам покажет, чего у вас в Англии совсем не знают.
– Странный вы человек, Гастон Люкэ. Скажите мне, чем вы вообще занимаетесь?
– Вами. Я вами занимаюсь.
Он взял ее руки и, смеясь, поднес к губам.
И тут она обратила внимание на его пальцы. Они были грубые, с маленькими плоскими ногтями, хорошо отделанными, но некрасивой формы. Но главное уродство, пугающее, как смутное воспоминание о каком-то страшном рассказе, – был далеко отставленный, несоразмерно длинный большой палец, почти доходящий до первого сустава указательного.
«Рука душителя», – подумала Наташа и все смотрела и не могла отвести глаз, но смотрела исподтишка, словно, если он заметит, что «узнан», тут и произойдет нечто ужасное, чего она не знает и представить себе не смеет.
Он поднял бокал и сунул ей в рот соломинку:
– Ну, еще! Ну, еще! Вкусно! Весело! Чудесно!
И беспокойный запах его духов вошел в нее как хлороформ, против которого каждый усыпляемый инстинктивно борется и которому сладко и безвольно покоряется, когда почувствует, что нет уже для него в жизни другого дыхания, кроме этого, нежеланного, единственного, блаженного.
– У вас странные руки! – говорила Наташа и почему-то смеялась. – Я очень устала. Я сегодня ездила в Довилль.
Ей хотелось рассказать ему обо всем, чтобы вместе посмеяться над недоразумением с «богатой англичанкой». Но говорить было лень. От крепкого коктейля билось сердце, кружилась голова и начинало тошнить.
Она вспомнила, что не обедала, что в ресторане только выпила шампанского.
– Надо скорее домой.
Она приподнялась, но сейчас же опустилась на стул и чуть не упала. Цветные лампочки закачались, зазвенело в голове… Глаза закрылись, тошнота сдавила горло.
«Гук! Гук! Гук!» – глухо гукало что-то, не то барабан оркестра, не то ее сердце. Должно быть, сердце, потому что больно было в груди…
– Ну что вы! Что вы! – говорил взволнованный голос.
Это Гастон. Милый мальчик!
– Даме немножко дурно. Коктейль был слишком крепкий.
Кому он говорил?
Наташа с трудом открыла глаза.
Негр!
Негр стоит около ее столика. Вблизи он маленький, с серыми, брезгливо распущенными губами. Невзрачный. Лакейчик!
У него в руках Наташин пустой бокал.
– Тогда не надо больше пить. Я унесу коктейль, – говорит он и уносит пустой бокал.
– Попробуйте встать, – говорит Гастон. – Здесь есть комнатка. Вы минутку полежите, и все пройдет.
Он ведет ее. Ноги у нее движутся странно легко, но пола она не чувствует. Глаза не смеет открыть: чуть приоткроет – все зазвенит, закружится, и удержаться на ногах уже нельзя.
– Даме дурно! – слышится голос Гастона.
– Сюда, сюда, – отвечает кто-то.
Ее несут.
Потом она чувствует упругое прохладное прикосновение к затылку и правой щеке, такое знакомое, простое, спокойное.
Мелькнули в глазах ярко-желтые бусы, длинной бахромой падающие откуда-то сверху, и жуткое, смертельно бледное, почти белое женское лицо с квадратно сложенным твердым полотенцем на голове.
Потом острый, тонкий звон.
Потом… ничего.
Сон без снов…
И вот – шорох, шепот.
Что-то чуть-чуть пощекотало шею…
Наташа с трудом открывает глаза и не совсем понимает тот сон, который вдруг видит.
Снится ей розовый туман, снится негр. Он нагнулся над чем-то, что лежит на ночном столике… И еще кто-то спиной к ней, и она не видит его лица. Негр распялил губы брезгливой гримасой, что-то злобное сказал, звякнул чем-то…
– Шют! – шепнул другой и быстро обернулся. И вдруг отчаянно, почти громко воскликнул:
– Она смотрит!
Лицо его Наташа не видела. Розовый туман не был неподвижен. Он плыл, мерцал… Мелькнуло ослепительно бледное женское лицо, с белым квадратным полотенцем на темени… Большая теплая рука легла на глаза Наташи… Но она все равно больше не могла бы смотреть. Шум, звон, плещущие искры заполнили мир, и тяжелые веки опустились прежде, чем закрыла их эта рука. Последнее, что почувствовала она, – был запах странных духов, как будто уже знакомых, таких душных, сладких, блаженных, что, теряя сознание, она улыбнулась им как счастью.

– Qui est-ce votre père spirituel?
– Le chevalier de Casanova.
– Un gentilhomme espagnol?
– Non, un aventurier benitien.
Sonate de Printemps.
Valee Inclan

Какая бывает чудесная жизнь!
Две дамы в малиновых платьях, длинных, твердых, широких, танцуют, жеманно подобрав юбки пальчиками. Под малиновым кустом сидит малиновый пастушок и играет на дудочке…
Чудные, кудрявые, малиновые облака… А за ними малиновая лодочка, и в ней мечтательная дама в малиновом платье. Она опустила руку в воду. А перед ней малиновый кавалер в завязанных бантами подвязках читает что-то по книжечке.
Какая счастливая жизнь!
Подальше на островке два барана… Еще дальше – снова пляшут пышные дамы под свирель пастушка…
Закрыть глаза и потом посмотреть повнимательнее.
Теперь все ясно. Это не жизнь. Это просто обои.
Наташа повернула голову и увидела прямо перед собой лицо сегодняшней ночи: ослепительно белое женское лицо.
Оно было меньше, чем казалось ночью, и принадлежало гипсовому бюсту итальянки, украшавшему камин маленькой уютной комнаты со спущенными розовыми шторами, с розовым абажуром в желтых бусах на висячей лампе и на лампочке ночного столика. Кто-то засмеялся за стеной, и веселый женский голос быстро что-то затараторил.
Послышался звонок, мелкие шаги за дверью. Живой разговор. Все было так просто, как во всех маленьких отельчиках. Совсем не жутко. Наташа приподнялась и увидела, что лежит в платье, в сверкающем вечернем туалете, «креасион» мэзона «Манель» .
Это было первое, что она ясно поняла. Она лежит в вечернем платье. Она смяла чудесное вечернее платье, которое должна сдать в полном порядке.
От этого профессионального шока в усталой, одурманенной голове мысли задвигались – вспомнился весь вчерашний день, поездка в Довилль, шампанское в ресторане, Гастон, вечер, негр.
– Я напилась?
И вдруг вспомнились ночь, негр, шепот:
«Она смотрит!»
Рука…
Наташа опустила ноги с кровати. Голова слегка кружилась.
Что они смотрели на столике – негр и тот, другой?
На столике лежали ее розовый жемчуг и сумочка. Больше ничего. Может быть, негр думал, что жемчуг настоящий, и хотел обокрасть ее?
И вдруг она спохватилась.
Где манто?
На манто был дорогой мех!
Украли!
Она вскочила.
О-о-о! Вот это действительно было бы ужасно!
Чуть не плача, обошла она комнату.
– Слава богу!
Манто завалилось между кроватью и стеной.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату заглянула приветливо улыбающаяся пожилая горничная в белой наколке.
– Мадам уже встала? Мадам хочет кофе?
Она подбежала к окну и отдернула занавески.
– Я сейчас принесу.
Из окна видны были площадь, трамвай, набережная. Все такое простое, обычное. И горничная так приветливо улыбалась. Ничего, значит, особенного не произошло. А уж одну минуту мелькнула у нее мысль – не подсыпали ли ей чего-нибудь в коктейль… Может быть, даже и негр не приходил ночью… И все это был сон.
Горничная принесла кофе с круассанами.
– У вас много жильцов? – спросила Наташа.
– Да, с субботы на воскресенье многие здесь ночуют. Приезжают танцевать и остаются.
Наташа спокойно выпила свой кофе.
Хорошо, что сегодня воскресенье. Она успеет к завтрему привести платье в порядок.
Подошла к зеркалу, достала из сумочки пудру и карандаши. В другом отделеньице, куда она прятала духи, платок и деньги, были только духи и платок. Три стофранковых билета, оставшиеся от денег, присланных мосье Брюнето в ресторан, пропали. В ресторане она их потерять не могла, потому что помнила, как здесь, в дансинге, заметила, что мокрая подкладка подкрасила их зелеными пятнами. Значит, они пропали здесь.
Она открыла еще раз отделение, где были карандаши и пудра, и нашла полтораста франков, смятые комочком. Это были ее собственные деньги, которые она везла из Довилля.
Итак, все-таки ее обокрали. Кто? Негр? Гастон? Или тот, другой, чьего лица она не видела? Да ведь это, пожалуй, и был Гастон…
Жалко было денег.
Вот и повеселилась «богатая англичанка»! Значит, и им тоже несладко живется. Хорошо еще, что не задушили. Надо будет нарочно пойти когда-нибудь на Монмартр, в тот ресторан, и посмотреть этому Гастону прямо в глаза.
Какой от этого будет толк, она себе ясно не представляла. Спросить про деньги все равно не решится…
Из трамвая выпрыгнул элегантный молодой человек и стал переходить площадь. Приблизившись к отелю, он поднял голову и обвел глазами окна.
– Гастон!
Гастон. И шел, очевидно, сюда, в отель. Как же он осмелился?..
Она накинула свое чудесное манто и вышла в коридор. Гастон поднимался по лестнице.

Конкурс Копирайта -К2
Жанр приключений – самый популярный, его предпочитают наибольшее количество читателей. Причем читателей самых разных возрастов, уровня интеллекта и социального статуса. Приключения читают все – от пионеров до пенсионеров.
Однако признаваться в этом не особо спешат. И так было всегда. Еще в позапрошлом веке интеллигенция с трибуны заявляла, что признает исключительно Шпенглера, хотя, на самом деле, взахлеб читала Поль де Кока. С той поры много чего поменялось в науке, технике и общественном устройстве, однако по итогам I полугодия 2012 года самым продаваемым романом стал детектив Марининой «Бой тигров в долине». Против цифр не попрешь.

А литературоведы как не любили приключенческий роман, так и продолжают убеждать нас, что приключения – это литература второй свежести. Так ответим же этим, прости господи, филологам на ихнем языке!

Разделение литературы на «серьезную» и какую-то другую является искусственным.
Есть одно понятие литературы как искусства с различным родовым, жанровым содержанием.
Приключенческие жанры входят в общий литературный процесс и не могут рассматриваться вне контекста его развития.
Более того, сам литературный процесс в значительной степени направляется эволюцией приключенческих – низких, по мнению филологов, - жанров.
Вот!

Ну, а теперь, когда этих надоедал сплавили, поговорим о приключенческом жанре всерьез.

Приключенческий жанр включают в себя практически все атрибуты, необходимые для интересного и увлекательного чтения – динамичность и сложность сюжета, храбрых и красивых героев, любовные перипетии и неожиданные повороты.

Как жанр приключенческий роман сформировался в середине XIX века.
Предшественниками авантюрного романа XIX века были произведения Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Виктора Гюго. А блеск жанру придали, конечно же, Дюма и Стивенсон.
Конец XIX - начало XX века – золотой век приключений. Писатели пошли косяками. Это Луи Буссенар, Эдгар По, Мелвилл, Саббатини, Теофиль Готье, Джек Лондон, Брэм Стокер, Жюль Верн, Конан Дойл, Майн Рид, Герберт Уэллс и многие другие.
В России в приключенческом жанре работали А. Грин, В. Каверин, А. Толстой, А. Беляев, Г. Адамов, А. Рыбаков.
Какие имена! Классики! Все они прошли испытание временем и, бесспорно, стали именами в истории литературы.

Массовую любовь к приключенческой литературе принято рассматривать как ответную реакцию на литературу приземленную (то есть реализм), которую интересовали только будни обыденной жизни. А читатели хотели раздвинуть мир, им нужны были произведения, в которых бы кипели страсти, действовали необыкновенные герои, со сказочной легкостью проходящие через самые сложные испытания и добивающиеся успеха. Короче, нужен был удивительный, таинственный, захватывающий мир приключений.

«Более всего ей нравится в романах длинная, хитро задуманная и ловко распутанная интрига, великолепные поединки, перед которыми виконт развязывает банты у своих башмаков в знак того, что он не намерен отступить ни на шаг от своей позиции, и после которых маркиз, проткнувши насквозь графа, извиняется, что сделал отверстие в его прекрасном новом камзоле; кошельки, наполненные золотом, небрежно разбрасываемые налево и направо главными героями, любовные приключения и остроты Генриха IV, - словом, весь этот пряный, в золоте и кружевах, героизм прошедших столетий французской истории» (Куприн. Яма)

Что же отличает приключенческий жанр от прочих?

Прежде всего, ФАБУЛА.
При внешнем сюжетном многообразии приключенческих произведений фабула их довольно проста. Это – бегство, путешествие, плен, чудесное спасение.
Любовная история может присутствовать, однако в центре внимания лежат не психология отношений влюбленных, а преодоление внешних обстоятельств, которые мешают их счастливому воссоединению.

Как правило, главный герой пускается на поиски – любимого человека, сокровища, зачарованного места или какой-то идеи.

Сходу вспоминаются:
Конан Дойл. «Затерянный мир». Профессор Челленджер с компанией отправляется в Южную Америку на поиски некоего горного плато, где, по слухам, обитают динозавры и примитивные люди каменного века.
Джек Лондон. «Сердца трех». Молодой потомок пирата Моргана, который оставил ему богатое наследство, отправляется на поиски сокровищ своего предка.
Жюль Верн. «Вокруг света за 80 дней». Филеас Фогг побился об заклад, что сумеет обогнуть земной шар в срок не более 80 дней, что было в то время предельно возможной скоростью.

Как вариант – герой попадает в затруднительное положение и чтобы выбраться из него, герою предстоит преодолеть множество препятствий. (Дюма. Граф Монте-Кристо. Майн Рид. Всадник без головы)

Все мы прекрасно помним эти (и другие) романы благодаря ВЫСОКОМУ ЭМОЦИОНАЛЬНОМУ НАКАЛУ ДЕЙСТВИЯ.
Героя ждут экстраординарные события – стрельба, хищники, природные катаклизмы.

Интрига, лежащая в основе произведения, предусматривает МНОЖЕСТВО СЮЖЕТНЫХ ОСЛОЖНЕНИЙ.
Герои постоянно попадают в из огня да в полымя. Например,

Экипаж шхуны «Пилигрим» погибает в результате схватки с китом (Жюль Верн. «Пятнадцатилетний капитан»). Командование принимает младший матрос Дик Сэнд. Все бы хорошо, да злобный кок Негоро оказывается агентом работорговцев и обманом меняет курс корабля (помните топор под компасом?). Герои вместо Южной Америки приплывают в Африку (ну, ошиблись маненько). И тут опять - злодей, на этот раз подельник Негоро. Он опять же обманом завлекает героев вглубь страны. Все попадают в рабство. Но один негр таки сбегает и спасает Дика. Снова опасные приключения, в результате которых герои спасают женщину с ребенком и малахольного ученого-энтомолога.

Или
Трансатлантический корабль «Вениамин Франклин» тонет во время шторма (А. Беляев. «Остров погибших кораблей»). Тонет, тонет, да не потонет. И герои оказываются занесенными куда-то во внутреннюю область Саргассова моря. А там не абы что, а целое государство, состоящее из непотонувших жертв кораблекрушений. Злодей губернатор (самозванный) хочет жениться на красавице героине, но положительный герой ему это сделать не дает. Герой быстренько чинит германскую подводную лодку, и вся компания отчаливает с острова. Возвращаются в Америку, и там выясняется, что положительный герой оправдан (до этого его обвиняли в преступлении, но все обошлось). Герои женятся и опять отправляются на Саргассово море (ну прям неймется им).
А за время их отсутствия там происходят драматические события. Все думают, что злодея губернатора пристрелили, и его преемник распоряжается строить мостки к соседним останкам кораблей. И тут объявляется этот самый убиенный губернатор, который, оказывается, выжил в заварушке. Его быстренько арестовывают, но пока приезжая экспедиция занимается исследованиями подводного мира, злодей сбегает и прячется на одном из заброшенных кораблей. Понятное дело, осада. В это время накурившийся опиума китаец взрывает резервуар с нефтью.

Или
После долгих мытарств экспедиция Горюнова (Обручев. «Земля Санникова») достигает искомой точки и даже завоевывает симпатии местных жителей – онкилонов. Вместе живут, даже сражаются рука об руку против вампу - людей каменного века. Да тут опять невезуха – начинаются землетрясения. Вулканический остров оказывается под угрозой исчезновения.

Приключение – происшествие, неожиданный случай в жизни (Ожегов).
Приключение - авантюрное похождение, рискованное предприятие (Ушаков).

Старые карты, хранящие тайны пиратских кладов, случайно найденные письма, подслушанные разговоры – все эти моменты являются отправными точками для длинной череды приключений, в которых испытывается сила воли героя и качества его характера – смелость, верность, способность к решительным действиям. Вот ГЛАВНАЯ ИДЕЯ в любой приключенческой книге.

ГЕРОИ, ПЕРСОНАЖИ, ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Герой приключенческого романа - именно герой в эпическом понимании этого слова, непогрешимый борец, отстаивающий идеалы добра и справедливости.
Приключенческая литература не подразумевает глубокого психологизма, поэтому, как правило, характеры герои отличаются цельностью и статичностью. Рефлексия героя не составляет для рассказчика особого интереса.

Раскрытие ОБРАЗА ГЕРОЯ происходит через ЗАОСТРЕНОСТЬ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ.
Главная характеристика героя – это его поступки.
По ходу действия героев всегда ждут испытания, препятствия, унижения, а в самом конце – исполнение желаний (положительных персонажей) и крушение или разочарование (для отрицательных).

Основные качества характера главного героя – это честность и смелость, преданность идеалам и способность к решительным действиям. Герой непоколебим и умеет совладать со своим страхом. Честь крайне важна для него, герой действительно живет именно по такому закону.

«- Посмотрите, милорд! - сказал Глостер, обращаясь к лорду Фоксгэму. - Вот странная пара. Когда я предложил юноше выбрать себе награду, он попросил помиловать старого пьяного моряка. Я предостерегал его, но он упорствовал в своей глупости. "На этом кончатся мои милости", - сказал я. А он ответил мне с дерзкой самоуверенностью: "Мне придется смириться с потерей ваших милостей". Ну что ж! Так тому и быть!» (Стивенсон. Черная стрела).

Как правило, главный герой молод и достаточно простодушен. А если немолод (как тот же профессор Челленджер), то все равно, его главные свершения - в будущем.
Главный герой не только активен, но еще и умен. Ум его – практический, выдает быстрые - даже молниеносные - схемы оптимального поведения в заданной ситуации.
Природных данных (интеллекта, смекалки, сообразительности) хватает, чтобы взять у жизни все, что она только может дать.

В приключенческой литературе очень силен авторитет инициативного начала и столь же сильно неприятие автоматической, рутинной деятельности. Даже, если главный герой был неприметным клерком, события развернутся таким образом, что ему, как минимум, придется выполнять функции адмирала. И герой с этим отлично справится. В приключенческом романе сухое книжное знание всегда отвергается в пользу активного творческого дела.

Главный герой обладает незаурядным чувством юмора. Остроумной эскападой он искупает неудачи, парирует удары судьбы, пригвождает к позорному столбу своих врагов.
Главный герой экстраверт, много двигается, стремится заполнить собой максимум пространства.
Герой может скитаться по свету из-за того, что оклеветан подлецами или не пожелал оставаться в затхлом мирке обывателей. В любом случае, он ничего не ищет для себя, а сражается за идею\свободу, защищает сирых и беззащитных.
Как вариант, герой может быть ученым, добрым чудаком, которого в путь позвала наука.

Призываю обратить внимание на такой интересный момент. С одной стороны, герой объят всепоглощающими, роковыми, непреодолимыми страстями, ослеплен любовью или ненавистью. Но, с другой, герой выказывает способность здраво рассуждать и обдуманно действовать. Не ищите в этом психологического несоответствия – так устроены все приключенческие романы.

Иногда автор позволяет своему герою быть более или менее безнравственным авантюристом и действовать под лозунгом «Цель оправдывает средства». Так, д"Артаньян обманом добивается интима с Миледи, да еще получает в награду дорогое кольцо. И заметьте, читателей этот факт нисколько не обескураживает.

Почти всегда главный герой не обременен семьей, если и есть родственники, то очень дальние и где-то не здесь.
Интересней рассмотреть любовную линию. Поиски любимой, которой еще не было или которая, напротив, была, но исчезла, могут составлять сюжет произведения. В данном случае финал странствий заранее известен. Это - страстное объятие влюбленных и брак. На чем, собственно, все приключения и кончаются, что роднит авантюрный роман со сказочным финалом: «Поженились они и жили долго и счастливо».

«Под пение труб, под лязг оружия, под топот лошадей уходившей армии Дик и Джоанна сидели рядом, любовно держась за руки, и со всевозрастающей нежностью глядели друг другу в глаза.
С тех пор грязь и кровь этой буйной эпохи текла в стороне от них. Вдали от тревог жили они в том зеленом лесу, где возникла их любовь» (Стивенсон. Черная стрела)

Главный герой очень любит поговорить, даже пооткровенничать. И дабы он не делал это с первым встречным, автор находит ему пару – как правило, персонаж, стоящий на самой нижней ступеньке иерархии произведения. Слуга, короче. Как Планше у д"Артаньяна или Консель у профессора Аронакса (Жюль Верн. Двадцать тысяч лье под водой).
Для чего это нужно? Разговаривая друг с другом, хозяин и слуга разглашают свою внутреннюю жизнь, делая излишними психологические интерлюдии. В отсутствие живого собеседника или исповедника, герой излагает свои замыслы в дневнике. Неплохой прием, кстати. Помогает автору избежать многих лишних объяснений.

Отрицательный герой является полярным повторением или искажением качеств главного героя. (Помните, Протагонист – Антагонист?)
Так вот, приключенческий роман в большей степени, чем прочие жанры, строится именно на противопоставлении героев. Автор заостряет достоинства положительных и умаляет заслуги отрицательных героев.
Практически во всех приключенческих романах наступает момент, когда положительный главный герой проявляет задатки сверхчеловека – совершает небывалое усилие, физическое или умственное, и спасает кого-либо\спасается сам.
У отрицательного героя также сильный характер (иногда – даже сверхъестественно сильный и злобный, типа профессора Мориарти), присутствует воля, ум, решительность и смелость. Но если в тот самый пресловутый критический момент положительный герой превосходит самого себя, то отрицательный - быстро сдувается и проигрывает.

Разработка психологически достоверных и оригинальных персонажей не является значимым для приключенческого романа, в котором все подчинено увлекательности интриги.
Персонажи могут быть типичными до карикатуры. Например, пираты – все, как один, пьяные и кровожадные. В романах Агаты Кристи обязательно присутствует отставной военный и парочка старых дев, у Конан Дойла – выходец из колоний, а у Гарднера – миллионер из Техаса и красотка, бывшая в прошлом танцовщицей. Но это не страшно, главное, что в разных комбинациях из однотипных фигур автор создает весьма оригинальные приключенческие сюжеты.

Рассказчик в приключенческой прозе зачастую выступает как ее герой, особенно когда повествование ведется от первого лица. Но и будучи третьим лицом, рассказчик может иметь регалии персонажа, пускай даже припрятанные.

ЯЗЫК приключенческих романов максимально доступный и живой, чтобы не отвлекать читателя от слежения за сюжетом.

ПОРТРЕТЫ ПЕРСОНАЖЕЙ ПОДАЮТСЯ ДИНАМИЧНО. Внимание акцентируется на наиболее ярких приметах внешности, особенностях поведения, деталях одежды и т.д.
«Из боковой комнаты вышел человек. Я сразу понял, что это и есть Долговязый Джон. Левая нога его была отнята по самое бедро. Под левым плечом он держал костыль и необыкновенно проворно управлял им, подпрыгивая, как птица, на каждом шагу» (Стивенсон. Остров сокровищ).

То же можно сказать о пейзажных зарисовках. Описание природы\погоды вводятся исключительно для того, чтобы читатель смог сориентироваться в декорациях и подготовиться к развитию сюжета на данном этапе повествования.

«Ландшафт, если только его можно так назвать, изменился, но не к лучшему. Все по-прежнему черно до самого горизонта. Только поверхность уже не ровная: она стала волнистой. Цепи холмов перемежаются долинами. Нельзя сказать, что здесь совсем нет деревьев, xoтя тo, что от них осталось, едва ли можно так назвать. Здесь были деревья до пожара - алгаробо, мескито и еще некоторые виды акации росли здесь в одиночку и рощами. Их перистая листва исчезла без следа, остались только обуглившиеся стволы и почерневшие ветки.
- Ты сбился с дороги, мой друг? - спрашивает плантатор, поспешно подъезжая к племяннику.
- Нет, дядя, пока нет. Я остановился, чтобы оглядеться. Нам нужно ехать вот по этой долине. Пусть караван продолжает путь. Мы едем правильно, я за это ручаюсь» (Майн Рид. Всадник без головы)

Большое значение играет МЕСТО ДЕЙСТВИЯ.

Герои, как правило, исследуют территорию, выходящую за границы их обычного обитания. Поэтому приключенческий роман можно назвать также и романом поисков.

Надо отметить, что современной приключенческой литературе возникла интересная тенденция.
В прошлом веке действие большинства приключенческих романов разворачивалось в средневековых замках, роскошных поместьях. Основным требованием к месту действия было наличие красоты – шикарные интерьеры, экзотическая природа становились фоном для стремительных событий и переживаний героев.
В наше демократическое время богатые виллы и особы королевских кровей (ровно, как и герцоги, графы и лорды) уже не в моде. Герои могут функционировать в более привычных для читателя местах. Вспомним хотя бы роман Глуховского «Метро», где действие разворачивается в московском метрополитене – самом большом противоатомном бомбоубежище на земле.

Изменилась и тактика выбора героев. Если в прошлом герой романа был человеком необыкновенным (ученым – редкая профессия, богачом – недосягаемость статуса, благородных кровей – сказочное везение родиться в нужной семье), то теперь герои – вполне обычные люди. Из толпы.
Прием весьма привлекателен тем, что позволяет автору показать читателю – это твой шанс! Все это могло бы случиться и с тобой, только читай!
Написала и подумала, что это не такая уж и современная тенденция. Вспомните роман Агаты Кристи «Человек в коричневом костюме» (1924), где простая девушка Энн из английской глубинки оказывается в центре международного шпионского заговора. И не где-нибудь, а в центре Африки!

Но что точно унаследовал современный приключенческий роман, так это ТЯГУ ГЕРОЕВ К ПЕРЕМЕЩЕНИЯМ.
Дэн Браун. «Код да Винчи». Герои последовательно посещают Лувр, американское посольство в Париже, Цюрих, Шато-Виллет (Франция), Кент (Англия), Вестминстерское аббатство (эх, везет же этим членам Евросоюза!) и, наконец, заканчивают в Шотландии.

Происходит быстрое – кинематографическое - мелькание декораций, на фоне которых сильные и красивые герои красиво противостоят злодеям (иногда тоже красивым). Возможно, это следует рассматривать как некий психотерапевтический прием, позволяющий нам компенсировать недостаточную эмоциональность повседневной жизни.

А теперь попробуем подвести итог.

Приключенческая литература была, есть и будет, несмотря на высоколобых эстетов, пытающихся заколоть ее своими вечными перьями. Вот насчёт будущности самих эстетов есть некоторые сомнения.

Приключенческая литература характеризуется стремительностью развития действия, сменой и остротой сюжетных поворотов, преувеличенностью переживаний героев, мотивами тайн, похищений и преследования.

Одной из основных задач приключенческой литературы является не столько поучать, сколько развлекать читателя. (В.С. Муравьев. «Приключенческая литература»).

«Есть люди, которые упорно стараются считать приключение чем-то вроде последнего пункта в программе культмассовых затей, в самом конце, следом за танцами. А приключение - тот оптимистический ритм, что помогает научному и художественному творчеству, обеспечивает успех сложной работе, требующей от своего исполнителя инициативы, дерзания, выдумки». (с)

От себя добавим, что очень хорошая приключенческая литература по ходу ещё и образовывает читателя. Хотя бы в области географии.

Вот, собственно, все, на что я хотела обратить ваше внимание в преддверии нового конкурса, который будет называться «Приключения»

С уважением к любителям разной литературы,
Ива

© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213013100491

«Демократия - это необходимость мириться с тем, что нами правят не герои»

«Я не верю в коллективную мудрость невежественных индивидов»

Томас Карлейль

Шотландский писатель, переводчик, историк.

Автор считал, что: «В каждой эпохе мировой истории мы обнаруживаем Великого Человека, которого можно назвать её спасителем, той искрой, из которой разгорается пламя. История мира была биографией великих людей». К таковым он относил: Наполеона , Кромвеля , Фридриха II , Шиллера , Гёте . А массы не должны соблазняться ложными героями, и ими должны руководить люди высшего порядка. Если же героическое начало в обществе ослабевает, неумолимо начинают действовать разрушительные силы народа, проявляющиеся в восстаниях и революциях (он отрицательно относился к Французской революции: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи»), пока общество вновь не обнаружит в себе «истинных героев».

Этой книгой Томас Карлейль во многом способствовал формированию «Культа героев» в истории и литературе.

«Жизнь великого человека - не весёлый праздник, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми княжествами. Его жизнь - не праздная прогулка по душистым апельсиновым рощам и зелёным цветущим лугам в сопровождении поющих муз и румяных гор, а суровое паломничество через знойные пустыни, через страны, покрытые снегом и льдом. Он странствует среди людей; он любит их неизъяснимой нежной любовью, смешанной с состраданием, любовью, какой они ему не могут ответить, но душа его живёт в одиночестве, в далеких областях мироздания».

Томас Карлейль, Теперь и прежде, М., «Республика», 1994 г., с. 337.

Его собрание сочинений насчитывает 34 тома.

К концу жизни, став знаменитым, Томас Карлейль отказался от почестей. Почему?

«Его не страшила нужда. Матери он писал: «Один французский писатель, Д"Аламбер (принадлежащий к немногочисленному кругу людей, действительно заслуживающих почетного титула честных), утверждает, что всякий посвящающий свою жизнь науке должен взять своим девизом следующие слова: «Свобода, истина, бедность», так как тот, кто боится бедности, никогда не может достигнуть ни свободы, ни истины». И Карлейль принимал бедность как нечто неизбежное для себя. […]

Великий человек остался твёрдым и несокрушимым, как алмазная скала, в своих верованиях, и мир пришёл к нему и предложил разные свои знаки отличия. Королева Виктория выразила Карлейлю глубокое соболезнование по поводу неожиданной смерти жены, а года через два пожелала и лично познакомиться с ним. Германский император пожаловал ему орден, дававшийся только за действительные заслуги, ввиду чего Карлейль не отказался принять его. Дизраэли , бывший тогда первым министром, со своей стороны хотел во что бы то ни стало наградить чем-нибудь великого человека и предложил ему на выбор баронетство или орден Подвязки.

Но суровый пуританин уважал только два звания: звание чернорабочего и звание мыслителя, мудреца, которых никто не может «подарить»; к тому же он был бездетен. Он отказался и от баронетства, и от ордена Подвязки и до конца дней сохранил свой простой, скромный образ жизни. Несмотря на всю свою суровость, на филиппики, которыми он разражался против общественной филантропии, это был в высшей степени чуткий и отзывчивый человек, никогда не отказывающий тем, кто обращался к нему за помощью. В последние годы его особенно осаждали просители, и он кому помогал деньгами, кому рекомендациями; больше же всего к нему обращались люди молодые или потёртые жизнью с вечным вопросом «что делать?» Он никому не отказывал в советах и всегда отвечал на письма».

Яковенко В.И., Томас Карлейль: его жизнь и литературная деятельность / Сервантес. Шекспир. Ж.-Ж. Руссо. И.-В. Гёте. Карлейль: Биографические повествования (переиздание биографической библиотеки Ф.Ф. Павленкова), Челябинск, «Урал», 1998 г., с. 424 и 487-488.

В 1898 году немцы А. Кюн и А. Кремер издали подборку высказываний из произвдений Томаса Карлейля , получившую название: Этика жизни.

Томас Карлейль был последователем идей И. Г. Фихте и Ф. В. Шеллинга (и даже опубликовал биографию последнего).

Томас Карлейль

Томас Карлейль

(1795-1881 гг.) историк, писатель,переводчик, публицист, просветитель, критик, философ Благословен тот, кто нашел свое дело в жизни; большего нам не дано. Благочестие и кислая мина - вещи разные. Богатство света состоит именно в оригинальных людях. Благодаря им и их произведениям свет именно свет, а не пустыня. Воспоминание о людях и история их жизни - сумма его силы, его священная собственность на вечные времена, поддерживающая его и насколько возможно помогающая ему проталкиваться вперед сквозь неизведанную еще глубину. Все обездоленные должны уяснить себе только одно: быть обездоленным глупо. (…) Всюду, постоянно должен человек «расплачиваться ценой жизни», он должен, как солдат, исполнять свое дело за счет своей жизни. (…) Всякий труд благороден, и благороден один лишь труд. Всякое величие бессознательно - в противном случае оно стоит малого или не стоит ничего. Гениальность - это прежде всего выдающаяся способность быть за все в ответе. Гении - наши настоящие люди, наши великие люди, вожди тупоумной толпы, следующей за ними, точно повинуясь велениям судьбы. (…) Они обладали редкой способностью не только «догадываться» и «думать», но знать и верить. По натуре они склонны были жить, не полагаясь на слухи, а основываясь на определенных воззрениях. В то время как другие, ослепленные одной наружной стороной вещей, бесцельно носились по великой ярмарке жизни, они рассматривали сущность вещей и шли вперед как люди, имеющие перед глазами путеводную звезду и ступающие по надежным тропам. (…) Сколько есть в народе людей, которые вообще могут видеть незримую справедливость неба и знают, что она всесильна на земле, - столько людей стоит между народом и его падением. Столько, и не больше. Всемогущая небесная сила посылает нам все новых и новых людей, имеющих сердце из плоти, не из камня, а тяжелое несчастье, и так уже довольно тяжелое, окажется учителем людей! (…) Главный орган человеческого тела, незыблемая основа, на которой держится душа, - это кошелек. Глупость и хорошее пищеварение - незаменимые качества для борьбы с лишениями. Двое - трое - это уже Общество. Один станет Богом, другой - дьяволом, один будет вещать с кафедры, другой - болтаться под перекладиной. Если человек знает меру, он знает все. Если вы желаете удержать человека от какого-нибудь поступка, заставьте его разговориться на эту тему: чем больше люди говорят, тем меньше у них склонности делать. Если сами мы холопы, то для нас не может быть героев. Если бы Иисус Христос явился сегодня, никто бы не стал его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись. Жизнь - короткое, очень короткое время между двумя вечностями… Здоровый человек - самое драгоценное произведение природы. Здоровье - великое дело как для того, кто им пользуется, так и для других. Жизнь великого человека не веселый танец, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми царствами. Из всех проявлений человеческого творчества самое удивительное и достойное внимания - это книги. В книгах живут думы прошедших времен; внятно и отчетливо раздаются голоса людей, прах которых давно разлетелся, как сон. Все, что человечество совершило, передумало, все, чего оно достигло, - все это сохранилось, как бы волшебством, на страницах книг. Я не верю в коллективную мудрость невежественных индивидов. Искреннюю радость доставляет человеку возможность восхищаться кем-нибудь; ничто так не возвышает его - хотя бы на короткое время - над всеми мелочными условиями, как искреннее восхищение. Золотой дождь размывает все границы. Заблуждения мудреца положительно более поучительны, чем истины глупца, ибо мудрый парит в возвышенных областях, откуда все далеко видно, глупый же топчется по низменным проторенным дорогам. Идеал в тебе самом. Препятствия к достижению его - в тебе же. Твое положение есть тот материал, из которого ты должен осуществить этот идеал. Из всех прав самое неопровержимое - это право умного (силой ли, уговорами ли) вести за собой дурака. Три главные составные части современной цивилизации: Порох, Печать и Протестантизм. Хорошо написанная жизнь - почти такая же редкость, как хорошо прожитая. Как бы часто нам ни внушали, что более близкое и подробное ознакомление с людьми и вещами уменьшит наше восхищение или что только темное и наполовину незнакомое может казаться возвышенным, мы все-таки не должны этому безусловно верить. И здесь, как и во многом другом, не знание, а лишь малое знание заставляет гордиться, и на место восхищения узнанным предметом ставит восхищение самим узнавшим. (…) Во Франции долго царил деспотизм, ограничиваемый эпиграммами. Жизнь - это слабый отблеск времени между двумя вечностями. При каждом споре, в тот момент, когда мы начинаем сердиться, мы перестаем бороться за истину и вступаем в спор уже за самих себя. Тот, кто ничего не совершил, ничего не знает. История мира - это биография великих людей. История - это квинтэссенция сплетни. Любая реформа, кроме моральной, бесполезна. Людям следует быть скромнее. Метафизика - это попытка ума подняться над умом. Можно обожать нечто, хотя бы оно было весьма незначительно; но невозможно обожать чистейшее, ноющее ничтожество. Молчание глубоко, как Вечность; разговоры мелки, как Время. Музыка своей мелодией доводит нас до самого края вечности и дает нам возможность в течение нескольких минут постичь ее величие. На нашем лучезарном небосклоне всегда сыщется темное пятно - и это наша собственная тень. Наличные - не единственная связь человека с человеком. Насколько человек побеждает страх, настолько он - человек. Настоящее - это суммарно взятое прошлое. Наше предназначение не в том, чтобы пытаться ясно разглядеть то, что удалено от нас и скрыто в тумане, но в том, чтобы трудиться над тем, что у нас под рукой. Не будьте рабом слов. Нет более печального доказательства ничтожности человека, чем неверие в великих людей. Нет между людьми закона более нравственного, чем закон власти и подчинения. Никто не знает, как поступит Толпа, тем более - она сама. Ничто так не научает, как сознание своей ошибки. Это одно из главных средств самовоспитания. Новая точка зрения всегда оказывается в меньшинстве… Опыт - самый лучший учитель, только плата за обучение слишком велика. Первая обязанность человека - преодолеть страх. Пока у человека трясутся поджилки, его действия останутся рабскими. Писатель - тот же священнослужитель. Поклонение героям должно выразиться в том, что сами мы будем героически настроены. Правильно во всех отношениях сказано: всякого человека судят по вере его. И по неверию. Природа не терпит лжи. Речь - удел человека; молчание - удел Бога; но и зверя, и смерти… А потому мы должны постигнуть оба искусства. С помощью цифр доказать можно все что угодно. Самая большая вина - не сознавать свою вину. Самое неприятное чувство - это чувство собственного бессилия. Самое страшное неверие - это неверие в себя. Самый несчастный из людей тот, для кого в мире не оказалось работы. Сентиментальные люди - самые бессмысленные из смертных… Слепой может объехать весь мир и ничего не заметить. Счастлив тот народ, чьи анналы отсутствуют в исторических книгам. Тяготы способны перенести сотни людей, благополучие - лишь единицы. Человек не должен жаловаться на времена; из этого ничего не выходит. Время дурное: ну что ж, на то и человек, чтобы улучшить его. Человек не может быть неисправимо плохим, если он хотя бы раз от души смеялся. Человек только и живет надеждой; надежда, по сути, его единственная собственность. Экономика - наука зловещая… Я думаю, что уважение к героям, в различные эпохи проявляющееся различным способом, является душой общественных отношений между людьми и что способ выражения этого уважения служит истинным масштабом нормальности или ненормальности господствующих на свете отношений. Я и не претендую на постижение вселенной - она во много раз больше, чем я… Величие великого человека обнаруживается в том, как он обращается с маленькими людьми. Книга - чистейшая сущность человеческой души.

(Источник: «Афоризмы. Золотой фонд мудрости.» Еремишин О. - М.: Просвещение; 2006.)

Другие книги схожей тематики: