Николай некрасов коробейники. "Коробейники" (Некрасов): анализ поэмы (2 вариант)

Первое пореформенное лето Некрасов провел, как обычно, в Грешневе, в кругу своих приятелей, ярославских и костромских крестьян. Осенью он вернулся в Петербург с целым "ворохом стихов". Его друзей интересовали настроения пореформенной деревни: к чему приведет недовольство народа грабительской реформой, есть ли надежда на революционный взрыв? Некрасов отвечал на эти вопросы поэмой "Коробейники". В ней поэт выходил на новую дорогу. Предшествующее его творчество было адресовано в основном читателю из образованных слоев общества.

В "Коробейниках" он смело расширил предполагаемый круг своих читателей и непосредственно обратился к народу, начиная с необычного посвящения: "Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)". Поэт предпринял и второй беспримерный шаг: на свой счет он напечатал поэму в серии "Красные книжки" и распространял ее в народе через коробейников - торговцев мелким товаром. "Коробейники" - поэма-путешествие. Бродят по сельским просторам деревенские торгаши - старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни тревожного пореформенного времени. Сюжет дороги превращает поэму в широкий обзор российской провинциальной действительности. Все, что происходит в поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор.

О подлинной народности поэмы свидетельствует и то обстоятельство, что первая глава ее, в которой торжествует искусство некрасовского "многоголосия", искусство делать народный взгляд на мир своим, вскоре стала популярнейшей народной песней - "Коробушкой". Главные критики и судьи в поэме - не патриархальные мужики, а "бывалые", много повидавшие в своей страннической жизни и обо всем имеющие собственное суждение.

Создаются колоритные живые типы "умственных" крестьян, деревенских философов и политиков. В России, которую судят мужики, "все переворотилось": старые устои разрушаются, новое еще в брожении и хаосе. Картина развала начинается с суда над "верхами", с самого батюшки-царя. Вера в его милости была устойчивой в крестьянской психологии, но Крымская война у многих мужиков эту (*183) веру расшатала. Устами старого Тихоныча дается следующая оценка антинародных последствий затеянной самодержавием войны:

Царь дурит - народу горюшко!

Точит русскую казну,

Красит кровью Черно морюшко,

Корабли валит ко дну.

Перевод свинцу да олову,

Да удалым молодцам.

Весь народ повесил голову,

Стон стоит по деревням.

В годину народного бедствия появляется в России целый легион прихвостней, ловких мошенников, наживающихся на крестьянском горе. Одной рукой бездарное правительство творит "душегубные дела", а другой спаивает несчастных мужиков дешевой сивухой через рыжих целовальников калистратушек. С крестьянской точки зрения, народное пьянство - первый признак глубокого общенационального кризиса, первый сигнал надвигающейся катастрофы:

Ой! ты, зелие кабашное,

Да китайские чаи.

Да курение табашное!

Бродим сами не свои.

С этим пьянством да курением

Сломишь голову как раз.

Перед светопреставлением,

Знать, война-то началась.

Вкладывая в уста народа такие резкие антиправительственные настроения, Некрасов не погрешил против правды. Многое тут идет от старообрядческой семьи Гаврилы Захарова, костромского крестьянина. Старообрядцы не употребляли вина, не пили чаю, не курили табаку. Оппозиционно настроенные по отношению к царю-антихристу и его чиновникам, они резко отрицательно оценивали события Крымской войны. Картину развала крепостнической России дополняют наблюдения коробейников над праздной жизнью господ, проматывающих в Париже народные денежки на дорогие безделушки, а завершает история Титушки-ткача.

Крепкий, трудолюбивый крестьянин стал жертвой всероссийского беззакония и превратился в "убогого странника" - "без дороги в путь пошел". Тягучая, заунывная его песня, сливающаяся со стоном российских сел и деревень, со свистом холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в поэме трагическую развязку. В глухом костромском лесу коробейники гибнут от рук отчаявшегося лесника, напоминающего и внешне "горе, лычком подпоясанное". Это убийство - стихийный бунт потерявшего веру в жизнь человека. Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями коробейников. Это очень совестливые мужики.

Они стыдятся своего торгашеского ремесла. Трудовая крестьянская мораль подсказывает им, что, обманывая своих же братьев-мужиков, они творят неправедное дело, "гневят Всевышнего".

Их приход в село - дьявольское искушение для бедных девок и баб. Вначале они - "красны девушки-лебедушки", "жены мужние - молодушки", а после "торга рьяного" - "посреди села базар", "бабы ходят точно пьяные, друг у дружки рвут товар".

И по мере того как набивают коробейники свои кошельки, все тревожнее они себя чувствуют, все прямее, все торопливее становится их путь и все значительнее препятствия. Поперек их пути становится не только русская природа, не только отчаявшийся лесник, напоминающий лешего. Как укор коробейнику Ваньке - чистая любовь его невесты Катеринушки, той самой, которая предпочла всем щедрым подаркам "бирюзовый перстенек". В трудовых крестьянских заботах топит Катеринушка свою тоску по суженому. Вся пятая главка поэмы, воспевающая самозабвенный труд и самоотверженную любовь,- упрек торгашескому делу коробейников, которое уводит их из родимого села на чужую сторону, отрывает от трудовой жизни и народной нравственности.

В ключевой сцене выбора дороги окончательно определяется трагический исход жизни коробейников. Они сами готовят свою судьбу. Опасаясь за сохранность тугих кошельков, они решают идти в Кострому "напрямки". Этот выбор не считается с непрямыми русскими дорогами. Против коробейников как бы восстают дебри лесов, топи болот, сыпучие пески. Тут-то и настигает их ожидаемое, сбываются их роковые предчувствия... Примечательно, что преступление "христова охотничка", убивающего коробейников, совершается без всякого расчета: деньгами, взятыми у них, он не дорожит. Тем же вечером, в кабаке, рассказывает он всему народу о случившемся и покорно сдает себя в руки властей.

Не случайно в "Крестьянских детях", созданных одновременно с "Коробейниками", Некрасов воспевает суровую прозу и высокую поэзию крестьянского детства и призывает хранить в чистоте вечные нравственные ценности, рожденные трудом на земле,- то самое "вековое наследство", которое поэт считает истоком русской национальной культуры.

Период "трудного времени". Поэма "Мороз, Красный нос"

Вскоре после крестьянской реформы 1861 года в России наступили "трудные времена". Начались преследования и аресты. Сослан в Сибирь поэт М. Л. Михайлов, арестован Д. И. Писарев. Летом 1862 года заключен в Петропавловскую крепость Чернышевский. Нравственно чуткий Некрасов испытывал неловкость перед друзьями, их драматическая была для него укоризной. В одну из бессонных ночей, в нелегких раздумьях о себе и опальных друзьях выплакалась у Некрасова великая "песнь покаяния" - лирическая поэма "Рыцарь на час".

Когда он писал ее, вспомнились задевшие его в свое время в письме покойного Добролюбова от 23 августа 1860 года укор и упрек: "И подумал я: вот человек - темперамент у него горячий, храбрости довольно, воля твердая, умом не обижен, здоровье от природы богатырское, и всю жизнь томится желанием какого-то дела, честного, хорошего дела... Только бы и быть ему Гарибальди в своем месте". Ушел из жизни Добролюбов, сгорев на подвижнической журнальной работе, попал в крепость Чернышевский... А Некрасову стать "русским Гарибальди" так и не пришлось. И не потому, что не хватало твердости воли и силы характера: обостренным чутьем народного поэта он ощущал неизбежный трагизм революционного подвига в России. этот требовал безоглядной веры.

У Некрасова такой веры не было. А революционное "рыцарство" с оглядкой неминуемо оказывалось "рыцарством на час".

Жизни деревенской России и её крестьянства посвящена и великолепная поэма «Коробейники» (Некрасов), анализ которой мы проведем. Она была создана в год крестьянской реформы. Это была наиболее ранняя из поэм Некрасова о народе.

Поэма «Коробейники» непосредственно обращена к крестьянской аудитории, написана для народа, и примечательно, что уже само посвящение «другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)» как бы подчеркивает, кому адресованы сцены и строки этого произведения. Народность поэмы проявляется в необычайно щедром использовании русского фольклора, крестьянского лубка, сказки, поговорок, пословиц и особенно песен. Каждая глава произведения предваряется фольклорным эпиграфом. А сама первая главка текста вскоре станет народной песней — знаменитой «Коробушкой». В произведении же в целом отражены коренные интересы крестьянства в период реформы 1861 года, активное неприятие им преступного зла, выражено народное мировосприятие и понимание крестьянами общественных явлений. Всем событиям, людским порокам и достоинствам даётся народная оценка, крестьянский приговор произносится в адрес «верхов», тузов-помещиков, чиновников, этих «черных воронов», подлецов-целовальников, спаивающих народ, и купцов-стяжателей.

Центральными персонажами поэмы «Коробейники» (Некрасов), анализ которой нас интересует, оказываются коробейники, деревенские торгаши, странствующие по бескрайним просторам русской земли, что даёт повод им всё увидеть, всех узнать, а автору — ввести в структуру целого многочисленные картины, сцены и эпизоды. Эти коробейники (отсюда и название поэмы) цементируют своими хождениями отдельные сочные зарисовки произведения. Старый Тихоныч и юный его сотоварищ Ванька являются выходцами из крепостных крестьян и тесно связаны с мужиками и родом своих занятий, и знанием обычаев мужиков, и пребыванием в их деревнях, ночевкой в крестьянских избах, и, наконец, романтическими отношениями младшего из них с Катеринушкой, для чего и понадобилось автору ввести в текст побочный любовный сюжет. Старший из них, Тихоныч, интересен своими суждениями и отрицательным отношением к деревенской буржуазии и «спесивым» помещикам. Младший — Ванька — примечателен своим жизнелюбием, поэтической настроенностью, веселостью, богатством сил. Но коробейники, презирающие богатеев и деревенскую буржуазию, сами являются носителями новых, вошедших в жизнь тогдашней России буржуазных нравов.

Их ремесло держится на обмане, цель их занятий — накопительство и погоня за наживой. Собрав добрую сумму, коробейники начинают бояться встречных и сторонятся людей, выбирая окольные, окружные пути-дороги. Правда, оба коробейника стыдятся своего «обманного» дела, торгашеского промысла; они понимают, что творят безбожное дело, когда надувают простых мужиков и их молодиц. Тем не менее занятия своего они не оставляют, и именно деньги, накопленные ими, становятся причиной гибели коробейников. Драматический эпизод их убийства лесником обнажает сокровенный смысл конфликта поэмы — противопоставления богатства и беспросветной бедности, торгашества и поэзии. Лесник, застреливший коробейников, отнюдь не традиционный убийца и не удалой разбойник: это жалкий, тщедушный, преследуемый нуждой крепостной крестьянин, который отнимает у торгашей полученное ими обманным путем. Образ «христова охотничка» нарисован поэтом и с убедительной психологической достоверностью, и в известной мере с легким юмором, когда в трактире этот «молодец» выбалтывает, где хранятся у него добытые в лесу деньги.

Однако Некрасова в его поэме интересует не столько сюжетное развертывание истории коробейников, сколько широкая картина народной жизни. Эпическое начало становится здесь главенствующим и торжествует над драматизмом заключительного эпизода. Поэт тесно сопрягает жизнь крестьянства с происходящим в России, и оценки мудрыми мужиками властей и гибельной войны становятся в поэме особенно значительными. Существенным в «Коробейниках» является и внесюжетный эпизод — рассказ Тихоныча о Титушке-ткаче, печальную судьбу которого определили неправедные судьи, словно «черные вороны» выклевавшие «очи» этого странника. Огромной эмоциональной силой отличается сочиненная Титушкой «Песня убитого странника», построенная на вопросах, обращенных к голодным и холодным мужикам, и их ответах, подхваченных природой — лесами и заунывным ветром. Эта песня воспроизводит безотрадную участь крестьянской России и тот стон, который стоял по её бесчисленным деревням и в свою очередь звался «песней».

Но поэма «Коробейники» (Некрасов), анализ которой нас интересует, отличается и исключительной силы лиризмом, более всего связанный с ещё одним побочным сюжетом — историей любви Катеринушки и Ванюши. Некрасов рисует сильную, крепкую, цветущую женщину, образ которой овеян высокой поэзией искренней любви и красоты, тем более, что Катеринушка всю свою жизнь проводит в неустанном труде крестьянки. Образ героини предваряет таких крестьянских женщин-тружениц, как Дарья из поэмы «Мороз, Красный Нос» и Матрёна Тимофеевна из «Кому на Руси жить хорошо». В то же время образы любящих в «Коробейниках» генетически связаны с песенной «красной девушкой» и сказовым «добрым молодцем». И оттого так мощно фольклорная, песенная стихия пронизывает ткань поэмы, наиболее ярко проявляясь в песне «Коробушка», такой задорной, жизнерадостной, исполненной молодецкой удали, раскрепощенности и одновременно легкой грусти. Песня органически связана с характером чувств любящих героев, которые сделали свой свободный выбор по взаимной симпатии и влечению. В то же время Катеринушка и противопоставлена Ванюше-коробейнику: в отличие от него ей приходится своё глубокое чувство выстрадать в долгом ожидании бесшабашного парня; она занята напряженным крестьянским трудом, от которого далёк торгашеский промысел коробейника. Ему не суждено вернуться к любимой — горе обрушится на молодую крестьянку, и тогда в песне «Коробушка» на первый план выйдет щемящая нота печали. Так в творчестве Некрасова родился шедевр уникального жанра: поэма, сотканная из песен, баллад и вставных новелл, основанная на мотиве путешествия, давшего возможность автору показать глубокий социальный срез жизни народа. Написанная легким, мелодическим стихом, насыщенная юмором и народной речью, словами ласкательными и грубовато-просторечными, образными выражениями, воспринятыми из фольклора, поэма «Коробейники» необычайно раздвинула представления читателей о тяготах и поэзии крестьянской жизни.

Кумачу я не хочу,
Китайки не надо.
(Песня)

«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую —
Все товары разложу.
Цены сам платил не малые,
Не торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»

Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу, идет!- пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!

«Ой! легка, легка коробушка,
Плеч не режет ремешок!
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенек.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок — рубаху белую
Подпоясать в сенокос —
Всё поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!»
То-то, дуры вы, молодочки!
Не сама ли принесла
Полуштофик сладкой водочки?
А подарков не взяла!
Так постой же! Нерушимое
Обещаньице даю:
Опорожнится коробушка,
На Покров домой приду
И тебя, душа-зазнобушка,
В божью церковь поведу!»

Вплоть до вечера дождливого
Молодец бежит бегом
И товарища ворчливого
Нагоняет под селом.
Старый Тихоныч ругается:
«Я уж думал, ты пропал!»
Ванька только ухмыляется —
Я-де ситцы продавал!

2
Зачали-почали
Поповы дочери
(припев деревенских торгашей)

«Эй,Федорушки! Варварушки!
Отпирайте сундуки!
Выходите к нам, сударушки,
Выносите пятаки!»

Жены мужние — молодушки
К коробейникам идут,
Красны девушки-лебедушки
Новины свои несут.
И старушки вожеватые,
Глядь, туда же приплелись.

«Ситцы есть у нас богатые,
Есть миткаль, кумач и плис.
Есть у нас мыла пахучие —
По две гривны за кусок,
Есть румяна нелинючие —
Молодись за пятачок!
Видишь, камни самоцветные
В перстеньке как жар горят.
Есть и любчики заветные —
Хоть кого приворожат!»

Началися толки рьяные,
Посреди села базар,
Бабы ходят словно пьяные,
Друг у дружки рвут товар.
Старый Тихоныч так божится
Из-за каждого гроша,
Что Ванюха только ежится:
«Пропади моя душа!
Чтоб тотчас же очи лопнули,
Чтобы с места мне не встать,
Провались я!..»Глядь — и хлопнули
По рукам! Ну, исполать!
Не торговец — удивление!
Как божиться-то не лень…

Долго, долго всё селение
Волновалось в этот день.
Где гроши какие медные
Были спрятаны в мотках,
Всё достали бабы бедные,
Ходят в новеньких платках.
Две снохи за ленту пеструю
Расцарапалися в кровь.
На Феклушку, бабу вострую,
Раскудахталась свекровь.
А потом и коробейников
Поругала баба всласть:
«Принесло же вас, мошейников!
Вот уж подлинно напасть!
Вишь вы жадны, как кутейники.
Из села бы вас колом!..»

Посмеялись коробейники
И пошли своим путем.

Уж ты пей до дна, коли хошь добра,
а не хошь добра, так не пей до дна.
Старинная былина

За селом остановилися,
Поделили барыши
И на церковь покрестилися,
Повздыхали от души.
«Славно, дядя, ты торгуешься!
Что не весел? ох да ох!»
-«В день теперя не отплюешься,
Как еще прощает бог:
Осквернил уста я ложию —
Не обманешь — не продашь!»
И опять на церковь божию
Долго крестится торгаш.
«Кабы в строку приходилися
Все-то речи продавца,
Все давно бы провалилися
До единого купца —
Сквозь сырую землю-матушку
Провалились бы… эх-эх!»
-«Понагрел ты Калистратушку.»
-«Ну, его нагреть не грех,
Сам снимает крест с убогого».
-«Рыжий, клином борода».
-«Нашим делом нынче многого
Не добыть — не те года!
Подошла война проклятая
Да и больно уж лиха,
Где бы свадебка богатая —
Цоп в солдаты жениха!
Царь дурит — народу горюшко!
Точит русскую казну,
Красит кровью Черно морюшко,
Корабли валит ко дну.
Перевод свинцу да олову,
Да удалым молодцам.
Весь народ повесил голову,
Стон стоит по деревням.
Ой! бабье неугомонное,
Полно взапуски реветь!
Причитанье похоронное
Над живым-то рано петь!
Не уймешь их! Как отпетого
Парня в город отвезут.
Бабы сохнут с горя с этого,
Мужики в кабак идут.
Ты попомни целовальника,
Что сказал — подлец седой!
«Выше нет меня начальника,
Весь народ — работник мой!
Лето, осень убиваются,
А спроси-ка, на кого
Православные стараются?
Им не нужно ничего!
Всё бессребренники, сватушка,
Сам не сею и не жну,
Что родит земля им, матушка,
Всё несут в мою казну!»

«Пропилися, подоконники,
Где уж баб им наряжать!
В город едут, балахонники,
Ходят лапти занимать!

Ой, ты зелие кабашное,
Да китайские чаи,
Да курение табашное!
Бродим сами не свои.
С этим пьянством да курением
Сломишь голову как раз.
Перед светопреставлением,
Знать, война-то началась.
Грянут, грянут гласы трубные!
Станут мертвые вставать!
За дела-то душегубные
Как придется отвечать?
Вот и мы гневим всевышнего…»
-«Полно, дядя! Страшно мне!
Уж не взять рублишка лишнего
На чужой-то стороне?..»

Ай, барыня! барыня!
(Песня)

«Эй вы, купчики-голубчики,
К нам ступайте ночевать!»
Ночевали наши купчики,
Утром тронулись опять.
Полегоньку подвигаются,
Накопляют барыши,
Чем попало развлекаются
По дороге торгаши.
По реке идут — с бурлаками
Разговоры заведут:
«Кто вас спутал?»- и собаками
Их бурлаки назовут.
Поделом вам, пересмешники,
Лыком шитые купцы!..

Потянулись огурешники,
«Эй! просыпал огурцы!»
Ванька вдруг как захихикает
И на стадо показал:
Старичонко в стаде прыгает
За савраской,- длинен, вял,
И на цыпочки становится,
И лукошечком манит —
Нет! проклятый конь не ловится!
Вот подходит, вот стоит.
Сунул голову в лукошечко,-
Старичок за холку хвать!
«Эй! еще, еще немножечко!»-
Нет! урвался конь опять
И, подбросив ноги задние,
Брызнул грязью в старика.
«Знамо в стаде-то поваднее,
Чем в косуле мужика!
Эх ты, пареный да вяленый!
Где тебе его поймать?
Потерял сапог-то валяный,
Надо новый покупать?»
Им обозники военные
Попадались иногда:
«Погляди-тко, турки пленные,
Эка пестрая орда!»
Ванька искоса поглядывал
На турецких усачей
И в свиное ухо складывал
Полы свиточки своей:
«Эй вы, нехристи, табашники,
Карачун приходит вам!..»

Попадались им собашники:
Псы носились по кустам,
А охотничек покрикивал,
В роги звонкие трубил,
Чтобы серый зайка спрыгивал,
В чисто поле выходил.
Остановятся с ребятами:
«Чьи такие господа?»
-«Кашпирята с Зюзенятами…
Заяц! вон гляди туда!»
Всполошилися борзители:
«Ай! а-ту его! а-ту!»
Ну собачки! Ну губители!
Подхватили на лету…

Посидели на пригорочке,
Закусили как-нибудь
(Не разъешься черствой корочки)
И опять пустились в путь.
«Счастье, Тихоныч, неровное,
Нынче выручка плоха».
-«Встрелось нам лицо духовное —
Хуже не было б греха.
Хоть душа-то христианская,
Согрешил — поджал я хвост».
-«Вот усадьбишка дворянская,
Завернем?..»-«Ты, Ваня, прост!
Нынче баре деревенские
Не живут по деревням,
И такие моды женские
Завелись.. куда уж нам!
Хоть бы наша: баба старая,
Угреватая лицом,
Безволосая, поджарая,
А оделась — стог стогом!
Говорить с тобой гнушается:
Ты мужик, так ты нечист!
А тобой-то кто прельщается?
Долог хвост, да не пушист!
Ой ты, барыня спесивая,
Ты стыдись глядеть на свет!
У тебя коса фальшивая,
Ни зубов, ни груди нет,
Всё подклеено, подвязано!
Город есть такой: Париж,
Про него недаром сказано:
Как заедешь — угоришь.
По всему по свету славится,
Мастер по миру пустить;
Коли нос тебе не нравится,
Могут новый наклеить!
Вот от этих-то мошейников,
Что в том городе живут,
Ничего у коробейников
Нынче баре не берут.
Черт побрал бы моду новую!
А бывало в старину
Приведут меня в столовую,
Все товары разверну;
Выдет барыня красивая,
С настоящею косой,
Вожеватая, учтивая,
Детки выбегут гурьбой,
Девки горничные, нянюшки,
Слуги высыплют к дверям.
На рубашечки для Ванюшки
И на платья дочерям
Всё сама, руками белыми
Отбирает не спеша,
И берет кусками целыми —
Вот так барыня-душа!
«Что возьмешь за серьги с бусами?
Что за алую парчу?»
Я тряхну кудрями русыми,
Заломлю — чего хочу!
Навалит покупки кучею,
Разочтется — бог с тобой!..

А то раз попал я к случаю
За рекой за Костромой.
Именины были званые —
Расходился баринок!
Слышу, кличут гости пьяные:
«Подходи сюда, дружок!»
Подбегаю к ним скорехонько.
«Что возьмешь за короб весь?»
Усмехнулся я легохонько:
«Дорог будет, ваша честь».
Слово за слово, приятели
Посмеялись меж собой
Да три сотни и отпятили,
Не глядя, за короб мой.
Уж тогда товары вынули
Да в девичий хоровод
Середи двора и кинули:
«Подбирай, честной народ!»
Закипела свалка знатная.
Вот так были господа:
Угодил домой обратно я
На девятый день тогда!»

— Много ли верст до Гогулина?
— Да обходами три, а прямо-то шесть)
(Крестьянская шутка)

Хорошо было детинушке
Сыпать ласковы слова,
Да трудненько Катеринушке
Парня ждать до Покрова.
Часто в ночку одинокую
Девка часу не спала,
А как жала рожь высокую,
Слезы в три ручья лила!
Извелась бы неутешная,
Кабы время горевать,
Да пора страдная, спешная —
Надо десять дел кончать.
Как ни часто приходилося
Молодице невтерпеж,
Под косой трава валилася,
Под серпом горела рожь.
Изо всей-то силы-моченьки
Молотила по утрам,
Лен стлала до темной ноченьки
По росистым по лугам.
Стелет лен, а неотвязная
Дума на сердце лежит:
«Как другая девка красная
Молодца приворожит?
Как изменит? как засватает
На чужой на стороне?»
И у девки сердце падает:
«Ты женись, женись на мне!
Ни тебе, ни свекру-батюшке
Николи не согрублю,
От свекрови, твоей матушки,
Слово всякое стерплю.
Не дворянка, не купчиха я,
Да и нравом-то смирна,
Буду я невестка тихая,
Работящая жена.
Ты не нудь себя работою,
Силы мне не занимать,
Я за милого с охотою
Буду пашенку пахать.
Ты живи себе гуляючи
За работницей женой,
По базарам разъезжаючи,
Веселися, песни пой!
А вернешься с торгу пьяненький —
Накормлю и уложу!
«Спи пригожий, спи, румяненький!»-
Больше слова не скажу.
Видит бог, не осердилась бы:
Обрядила бы коня
Да к тебе и подвалилась бы:
«Поцелуй, дружок, меня!..»
Думы девичьи заветные,
Где вас все-то угадать?
Легче камни самоцветные
На дне моря сосчитать.
Уж овечка опушается,
Чуя близость холодов,
Катя пуще разгорается…
Вот и праздничек Покров!

«Ой, пуста, пуста коробушка,
Полон денег кошелек.
Жди-пожди, душа-зазнобушка,
Не обманет мил-дружок!»

Весел Ванька. Припеваючи,
Прямиком домой идет.
Старый Тихоныч, зеваючи,
То и дело крестит рот.
В эту ночку не уснулося
Не минуточку ему.
Как мошка-то пораздулася,
Так бог знает почему
Всё такие мысли страшные
Забираются в башку.
Прощелыги ли кабашные
Подзывают к кабаку,
Попадутся ли солдатики —
Коробейник сам не свой:
«Проходите с богом, братики!»-
И ударится рысцой.
Словно пятки-то иголками
Понатыканы — бежит.

В Кострому идут проселками,
По болоту путь лежит,
То кочажником, то бродами.
«Эх пословица-то есть:
Коли три версты обходами,
Прямиками будет шесть!
Да в Трубе, в селе, мошейники
Сбили с толку, мужики:
«Вы подите, коробейники,
В Кострому-то напрямки:
Верных сорок с половиною
По нагорной стороне,
А болотной-то тропиною
Двадцать восемь». Вот оне!
Черт попутал — мы поверили,
А кто версты тут считал?»
-«Бабы их клюкою меряли,-
Ванька с важностью сказал.-
Не ругайся! Сам я слыхивал,
Тут дорога попрямей».
-«Дьявол, что ли, понапихивал
Этих кочек да корней?
Доведись пора вечерняя,
Не дойдешь — сойдешь с ума!
Хороша наша губерния,
Славен город Кострома,
Да леса, леса дремучие,
Да болота к ней ведут,
Да пески, пески сыпучие…»
-«Стой-ка, дядя, чу, идут!»

Только молодец и жив бывал.
(Старинная былина)

Не тростник высок колышется,
Не дубровушки шумят,-
Молодецкий посвист слышится,
Под ногой сучки трещат.
Показался пес в ошейничке,
Вот и добрый молодец:
«Путь-дорога, коробейнички!»
-«Путь-дороженька, стрелец!»
-«Что ты смотришь?» -«Не прохаживал
Ты, как давеча в Трубе
Про дорогу я расспрашивал?»
-«Нет, почудилось тебе.
Трои сутки не был дома я,
Жить ли дома леснику?»
-«А кажись, лицо знакомое»,-
Шепчет Ванька старику.
«Что вы шепчетесь?» — «Да каемся,
Лучше б нам горой идти.
Так ли, малый, пробираемся
В Кострому?» — «Нам по пути,
Я из Шуньи». — «А далеко ли
До деревни, до твоей?»
-«Верст двенадцать. А по многу ли
Поделили барышей?»
-«Коли знать всю правду хочется,
Весь товар несем назад».
Лесничок как расхохочется!
«Ты, я вижу, прокурат!
Кабы весь, небось не скоро бы
Шел ты, старый воробей!»-
И лесник приподнял коробы
На плечах у торгашей.
«Ой! легохоньки коробушки,
Всё повыпродали, знать?
Наклевалися воробушки,
Полетели отдыхать!»
-«Что, дойдем в село до ноченьки?»
-«Надо, парень, добрести,
Сам устал я, нету моченьки —
Тяжело ружье нести.
Наше дело подневольное,
День и ночь броди в лесу».
И с плеча ружье двуствольное
Снял — и держит на весу.
«Эх вы, стволики-голубчики!
Больно вы уж тяжелы».
Покосились наши купчики
На тяжелые стволы:
Сколько ниток понамотано!
В палец щели у замков.
«Неужели, парень, бьет оно?»
-«Бьет на семьдесят шагов».
Деревенский, видно, плотничек
Строит ложу — тяп да ляп!
Да и сам христов охотничек
Ростом мал и с виду слаб.
Выше пояса замочена
Одежонка лесника,
Борода густая склочена,
Лычко вместо пояска.
А туда же пес в ошейнике,
По прозванию Упырь.
Посмеялись коробейники:
«Эх ты, горе-богатырь!..»

Час идут, другой. «Далеко ли?»
-«Близко».-«Что ты?» У реки
Курапаточки закокали.
И детина взвел курки.
«Ай, курочки! важно щелкнули,
Хоть медведя уложу!
Что вы, други, приумолкнули?
Запоем для куражу!»

Коробейникам не пелося:
Уж темнели небеса,
Над болотом засинелася,
Понависнула роса.
«День-деньской и так умелешься,
Сам бы лучше ты запел…
Что ты?.. эй! в кого ты целишься?»
-«Так, я пробую прицел…»

Дождик, что ли собирается,
Ходят по небу бычки,
Вечер пуще надвигается,
Прытче идут мужики.
Пес бежит сторонкой, нюхает,
Поминутно слышит дичь.
Чу! как ухалица ухает,
Чу! ребенком стонет сыч.
Поглядел старик украдкою:
Парня словно дрожь берет.
«Аль спознался с лихорадкою?»
-«Да уж три недели бьет,-
Полечи!»- А сам прищурился,
Словно в Ваньку норовит.
Старый Тихоныч нахмурился.
«Что за шутки!- говорит.-
Чем шутить такие шуточки,
Лучше песни петь и впрямь.
Погодите полминуточки —
Затяну лихую вам!
Знал я старца еле зрячего,
Он весь век с сумой ходил
И про странника бродячего
Песню длинную сложил.
Ней от старости, ней с голоду
Он в канавке кончил век,
А живал богато смолоду,
Был хороший человек,
Вспоминают обыватели.
Да его попутал бог:
По ошибке заседатели
Упекли его в острог:
Нужно было из Спиридова
Вызвать Тита Кузьмича,
Описались — из Давыдова
Взяли Титушку-ткача!
Ждет сердечный: «Завтра, нонче ли
Ворочусь на вольный свет?»
Наконец и дело кончили,
А ему решенья нет.
«Эй, хозяйка! нету моченьки.
Ты иди к судьям опять!
Изойдут слезами оченьки,
Как полотна буду ткать?»
Да не то у Степанидушки
Завелося на уме:
С той поры ее у Титушки
Не видали уж в тюрьме.
Захворала ли, покинула,-
Тит не ведал ничего.
Лет двенадцать этак минуло —
Призывают в суд его.
Пред зерцалом, в облачении
Молодой судья сидел.
Прочитал ему решение,
Расписаться повелел
И на все четыре стороны
Отпустил — ступай к жене!
«А за что вы, черны вороны,
Очи выклевали мне?»
Тут и сам судья покаялся:
«Ты прости, прости любя!
Вправду ты задаром маялся,
Позабыли про тебя!»

Тит — домой. Поля не ораны,
Дом растаскан на клочки,
Продала косули, бороны,
И одежу, и станки,
С барином слюбилась женушка,
Убежала в Кострому.
Тут родимая сторонушка
Опостылела ему.
Плюнул! Долго не разгадывал,
Без дороги в путь пошел.
Шел — да песню эту складывал,
Сам с собою речи вел.
И говаривал старинушка:
«Вся-то песня — два словца,
А запой ее, детинушка,
Не дотянешь до конца!
Эту песенку мудреную
Тот до слова допоет,
Кто всю землю, Русь крещеную,
Из конца в конец пройдет».
Сам ее христов угодничек
Не допел — спит вечным сном.
Ну! подтягивай, охотничек!
Да иди ты передом!

ПЕСНЯ УБОГОГО СТРАННИКА

Я лугами иду — ветер свищет в лугах:

Я лесами иду — звери воют в лесах:

Я хлебами иду — что вы тощи, хлеба?

Я стадами иду: что скотинка слаба?

Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!

Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!

Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?
С холоду, странничек, с холоду,
С холоду, родименькой, с холоду!

Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?
С голоду, странничек, с голоду,
С голоду, родименькой, с голоду!

Я опять во луга — ветер свищет в лугах:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!

Я опять во леса — звери воют в лесах:
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!

Я опять во хлеба,-
Я опять во стада»,-
и т. д.

Пел старик, а сам поглядывал:
Поминутно лесничок
То к плечу ружье прикладывал,
То потрогивал курок.
На беду, ни с кем не встретишься!
«Полно петь… Эй, молодец!
Что отстал?.. В кого ты метишься?
Что ты делаешь, подлец!»
-«Трусы, трусы вы великие!»-
И лесник захохотал
(А глаза такие дикие!).
«Стыдно!- Тихоныч сказал.-
Как не грех тебе захожего
Человека так пугать?
А еще хотел я дешево
Миткалю тебе продать!»
Молодец не унимается,
Штуки делает ружьем,
Воем, лаем отзывается
Хохот глупого кругом.
«Эй, уймись! Чего дурачишься?-
Молвил Ванька.- Я молчу,
А заеду, так наплачешься,
Разом скулы сворочу!
Коли ты уж с нами встретился,
Должен честью проводить».
А лесник опять наметился.
«Не шути!» — «Чаво шутить!»-
Коробейники отпрянули,
Бог помилуй — смерть пришла!
Почитай что разом грянули
Два ружейные ствола.
Без словечка Ванька валится,
С криком падает старик…

В кабаке бурлит, бахвалится
Тем же вечером лесник:
«Пейте, пейте, православные!
Я, ребятушки, богат;
Два бекаса ныне славные
Мне попали под заряд!
Много серебра и золотца,
Много всякого добра
Бог послал!» Глядят, у молодца
Точно — куча серебра.
Подзадорили детинушку —
Он почти всю правду бух!
На беду его — скотинушку
Тем болотом гнал пастух:
Слышал выстрелы ружейные,
Слышал крики… «Стой! винись!..»

И мирские и питейные
Тотчас власти собрались.
Молодцу скрутили рученьки.
«Ты вяжи меня, вяжи,
Да не тронь мои онученьки!»
-«Их-то нам и покажи!»
Поглядели: под онучами
Денег с тысячу рублей —
Серебро, бумажки кучами.
Утром позвали судей,
Судьи тотчас всё доведали
(Только денег не нашли!),
Погребенью мертвых предали,
Лесника в острог свезли…

Сочинение

Новым словом в поэзии Некрасова явилась поэма «Коробейники», написанная в 1861 году. Главным ее достоинством явилась народность, раскрытая поэтом со многих сторон. Уже сам» посвящение: «Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)» - задает тон повествованию. «Коробейники» - о крестьянах и для них; Некрасов мечтал о времени, когда народ будет грамотным и стане читать хорошие книги: Эх! Эх! Придет ли времечко, Когда (приди, желанное!..), Когда мужик не Блюхера И не милорда глупого - Белинского и Гоголя С базара понесет? Но Николай Алексеевич Некрасов не просто бесплодно мечтал, а своей подвижнической деятельностью и творчеством приближал это время. Хотя произведение предназначалось для массового народного чтения, оно не стало от этого менее замечательным в художественном плане. Ни о каком упрощении нет и речи. «Эй, Федорушки! Варварушки! Отпирайте сундуки! Выходите к нам, сударушки, Выносите пятаки!» Жены мужние - молодушки К коробейникам идут. Красны девушки-лебедушки Новины свои несут. Сам сюжет поэмы выхвачен из народной жизни Гавриле Яковлевичем Захаровым и рассказан автору. Но содержание произведения не ограничивается трагической судьбой коробейников Это эпическая поэма, охватывающая многие стороны народной русской жизни. Царь дурит - народу горюшко! Точит русскую казну, Красит кровью Черно морюшко, Корабли валит ко дну. Как видим, в поэме отразились и события русско-турецкой войны. В «Коробейниках» слышится подлинно народное отношение к этому кровавому событию. Перевод свинцу да олову, Да удалым молодцам. Весь народ повесил голову, Стон стоит по деревням. Поэма достаточно многопланова, важную роль в ней играет любовь, в которой раскрылись глубины души одного из самых привлекательных женских образов в поэзии Некрасова - крестьянки Катеринушки. Хорошо было детинушке Сыпать ласковы слова, Да трудненько Катеринушке Парня ждать до Покрова. ‘«Ой, легка, легка коробушка, плеч не режет ремешок! всего взяла зазнобушка Бирюзовый перстенек…» «Ты женись, женись на мне! Ни тебе, ни свекру-батюшке Николи не согрублю, От свекрови, твоей матушки. Слово всякое стерплю. Не дворянка, не купчиха я, Да и нравом-то смирна. Буду я невестка тихая. Работящая жена…» Любовь вызвала к жизни могучую песенную стихию. Известно, как глубоко вошла в сознание, стала и по бытованию народной чисто литературная некрасовская «Коробушка», по определению А. Блока, «великая песня». «Ой, полна, полна коробушка, Есть и ситцы и парча. Пожалей, моя зазнобушка, Молодецкого плеча! Выди, выди в рожь высокую! Там до ночки погожу, А завижу черноокую - Все товары разложу…» Но поэма дает и эпические картины русской жизни с зарисовками помещичьего быта, с массовыми крестьянскими сценами. История о Титушке-ткаче, «Песня убогого странника», пропетая на одной томительной рыдающей ноте с однообразным припевом, органично входят в состав поэмы, которая все время как бы растет изнутри, «обрастая» новыми и новыми эпизодами. Не случайно в основу ее заложен сюжет - путешествие, дающий возможность широко и всесторонне охватить русскую народную жизнь. «Эй вы, купчики-голубчики, К нам ступайте ночевать!» Ночевали наши купчики, Утром тронулись опять. Полегоньку подвигаются, Накопляют барыши. Некрасов не идеализирует народную жизнь. Она скудна и сурова, порой драматична. В темном лесу от рук лихого лесника гибнут коробейники. Коробейники отпрянули, Бог помилуй - смерть пришла! Почитай что разом грянули Два ружейные ствола. Без словечка Ванька валится, С криком падает старик… ‘ Это уникальная поэма. В самом ее ритме заложен песенный мотив. Известный русский критик Аполлон Григорьев писал: «Одной этой поэмы достаточно, чтобы убедить каждого, насколько Некрасов поэт почвы, поэт народный, то есть насколько поэзия его «органически связана с жизнью».

Дождик, что ли, собирается,

Ходят по небу бычки,

Вечер пуще надвигается,

Прытче идут мужички.

Пес бежит сторонкой, нюхает,

Поминутно слышит дичь,

Чу! как ухалица ухает,

Чу! ребенком стонет сыч.

Лирический герой Некрасова почти всегда человек надломленный, раздираемый внутренними противоречиями, мучимый своим несовершенством. Этот глубокий духовный конфликт самого поэта, в котором он постоянно исповедовался читателю, заставлял его искать среди предшественников и современников свой идеал, неустанно созидать высокий образ «рыцаря без страха и упрека».

То, что мы привыкли определять как «образ положительного героя’, и в малой степени не передает возвышенный идеал некрасовской лирики, воплощенный то в собирательном образе Гражданина, призывающего Поэта: «на благо ближнего живи», то в образе пламенного певца, умевшего «любить – ненавидя ‘…

Образ ГЕРОЯ в творчестве Некрасова постоянно меняется: ведь меняется время, меняется Россия, меняется и сам поэт. Особые черты обретает этот ГЕРОЙ в пореформенную эпоху, в некрасовском творчестве 6О-х годов.

Прошло совсем немного времени после проведения демократических реформ – и стало ясно: общество обмануто. И Некрасов, так поверивший было в исполнение заветных мечтаний о свободе, возвращается к прежним темам: по сути, освобождение не состоялось. Однако теперь в поэзии Некрасова, в самом его тоне звучит нечто новое: надлом, разочарование. И не только в возможности все разом изменить: переживший крушение главных своих надежд поэт сомневается в том, во имя кого жил и боролся,

В самом НАРОДЕ:

Некрасовский ГЕРОИ не абстрактен, это не воплощение вечных человеческих добродетелей – он меняется. в зависимости от требований эпохи, в зависимости от сиюминутных задач своего дела: «жизни во имя народа». Каков же должен быть ГЕРОИ теперь, когда народ увиделся Некрасову не только страдающим, но и забитым, лишенным воли к счастью, любящим собственное рабство?!

Некрасов первый из русских литераторов так близко подошел к пониманию всей противоречивой глубины народного характера. Ведь 60-е годы – время особой увлеченности народной темой: в народе искали ответы на все вопросы, в нем видели исток и надежду, полагая, что все – и духовное, и социальное – сосредоточено в этом совершенно непознанном субъекте, в terra incognita – в демосе.

В лирике Некрасова в то время призывы к освобождению народа от крепостной зависимости стоят рядом с размышлениями о том, что даст народу эта свобода, как он ее примет, как осознает. Посмотрите: его персонажи сейчас – подчеркнуто безответные,

забитые люди, безропотно принимающие любые унижения. Таковы и строители железной дороги («Железная дорога», 1864 г.), которые, подобно древним рабам Египта, отдали здоровье, силы, а многие и жизнь на строительстве, а потом легко позволили себя обмануть управляющему; и ходоки («Размышления у парадного подъезда», 1858 г,): шли

в столицу за правдой и легко уходят, непущенные даже на порог «роскошных палат…» Автор не только и не столько жалеет их, сколько пишется понять, в чем причина их долготерпения, где его предел и есть ли он:

Где народ, там и стон… Эх, сердечный!

Что же значит твой стон бесконечный?

Ты проснешься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону,

Все, что мог, ты уже совершил, -

Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?.

(«Размышления у парадного подъезда», 1858г’.)

Одним из главных духовных ориентиров Некрасова был Лермонтов. Вспомните горестную лермонтовскую «благодарность»: «За жар души, растраченный в пустыне»; вспомните его Пророка – осмеянного, побиваемого каменьями за то, что посмел провозглашать «любви и правды чистые ученья ‘. Та же мука впустую растраченного душевного жара, то же неизбывное страдание пророка, не услышанного своим народом, не узнанного им, звучат в каждой строке некрасовской «Элегии» 1874 года.

Художественное своеобразие поэмы «Кому на Руси жить хорошо?»

Поэма «Кому на Руси жить хорошо?» занимает центральное место в творчестве Некрасова. Она стала своеобразным художественным итогом более чем тридцатилетней работы автора. Все мотивы лирики Некрасова развиты в поэме; заново осмыслены все волновавшие его проблемы; использованы высшие его художественные достижения.

Некрасов не только создал особый жанрсоциально-философской поэмы. Он подчинил его своей сверхзадаче: показать развивающуюся картину России в ее прошлом, настоящем и

будущем. Начав писать «по горячим следам», то есть сразу после реформы 1862 года, поэму об освобождающемся, возрождающемся народе, Некрасов бесконечно расширил первоначальный замысел.

Поиски «счастливцев» на Руси увели его из современности к истокам: поэт стремится осознать не только результаты отмены крепостного права, но и саму философскую природу понятий СЧАСТЬЕ, СВОБОДА, ЧЕСТЬ, ПОКОЙ, ибо вне этого философского осмысления невозможно понять суть настоящего момента и увидеть будущее народа.

Принципиальная новизна жанра объясняет фрагментарность поэмы, построенной из внутренне открытых глав. Объединенная образом-символом дороги, поэма распадается на истории, судьбы десятков людей. Каждый эпизод сам по себе мог бы стать сюжетом песни или повести, легенды или романа. Все вместе, в единстве своем, они составляют судьбу русского народа, его исторический путь от рабства к свободе. Именно поэтому лишь в последней главе появляется образ «народного заступника» Гриши Добросклонова – того, кто поведет людей на волю.

Авторская задача определила не только жанровое новаторство, но и все своеобразие поэтики произведения. Некрасов многократно обращался в лирике к фольклорным мотивам и образам. Поэму о народной жизни он целиком строит на фольклорной основе. Обратите внимание: в «Кому на Руси жить хорошо?» в той или иной степени «задействованы» все основные жанры фольклора: сказка, песня, былина, сказание.
Каково же место и значение фольклора в поэме? У фольклора свои особые идеи, стиль, приемы, своя образная система, свои законы и свои художественные средства. Самое же основное отличие фольклора от художественной литературы – отсутствие в нем авторства: народ слагает, народ рассказывает, народ слушает. В фольклоре авторскую позицию заменяет нечто принципиально иное – общенародная мораль. Индивидуальная авторская точка зрения чужда самой природе устного народного творчества.

Авторская литература обращается к фольклору, когда необходимо глубже проникнуть в суть общенародной морали; когда само произведение обращено не только к интеллигенции (основная часть читателей Х1Х века), но и к народу. Обе эти задачи ставил перед собою Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо?»

И еще один важнейший аспект отличает авторскую литературу от фольклора. Изустное творчество не знает понятия «канонический текст»: каждый слушатель становится соавтором произведения, по-своему пересказывая его. К такому активному сотворчеству автора и читателя и стремился Некрасов. Именно поэтому его поэма написана «свободным языком, максимально приближенным к простонародной речи. «Стих поэмы исследователи называют «гениальной находкой» Некрасова. Свободный и гибкий стихотворный размер, независимость от рифмы открыли возможность щедро передать своеобразие народного языка, сохранив всю его меткость, афористичность и особые поговорочные обороты; органически вплести в ткань поэмы деревенские песни, поговорки, причитания, элементы народной сказки (волшебная скатерть-самобранка потчует странников); искусно воспроизвести и задорные речи подвыпивших на ярмарке мужиков, и выразительные монологи крестьянских ораторов, и вздорно-самодовольные рассуждения самодура-помещика,

Красочные народные сцены, полные жизни и движения, множество характерных лиц и фигур… – все это создает неповторимое многоголосие некрасовской поэмы, в которой как бы исчезает голос самого автора, а вместо него слышны голоса и речи бесчисленных его персонажей» .

Коробейники

Другу-приятелю
Гавриле Яковлевичу
(крестьянину деревни Шоды
Костромской губернии)

Как с тобою я похаживал
По болотинам вдвоем,
Ты меня почасту спрашивал:
Что строчишь карандашом?

Почитай-ка! Не прославиться,
Угодить тебе хочу.
Буду рад, коли понравится,
Не понравится - смолчу.

Не побрезгуй на подарочке!
А увидимся опять,
Выпьем мы по доброй чарочке
И отправимся стрелять.

Н. Некрасов

Кумачу я не хочу,
Китайки не надо.
(Песня)

«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую -
Все товары разложу.
Цены сам платил не малые,
Не торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»

Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу, идет! - пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!

«Ой! легка, легка коробушка,
Плеч не режет ремешок!
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенек.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок - рубаху белую
Подпоясать в сенокос -
Всё поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!»
То-то, дуры вы, молодочки!
Не сама ли принесла
Полуштофик сладкой водочки?
А подарков не взяла!
Так постой же! Нерушимое
Обещаньице даю:
Опорожнится коробушка,
На Покров домой приду
И тебя, душа-зазнобушка,
В божью церковь поведу!»

Вплоть до вечера дождливого
Молодец бежит бегом
И товарища ворчливого
Нагоняет под селом.
Старый Тихоныч ругается:
«Я уж думал, ты пропал!»
Ванька только ухмыляется -
Я-де ситцы продавал!

Зачали-почали
Поповы дочери
(припев деревенских торгашей)

«Эй,Федорушки! Варварушки!
Отпирайте сундуки!
Выходите к нам, сударушки,
Выносите пятаки!»

Жены мужние - молодушки
К коробейникам идут,
Красны девушки-лебедушки
Новины свои несут.
И старушки вожеватые,
Глядь, туда же приплелись.

«Ситцы есть у нас богатые,
Есть миткаль, кумач и плис.
Есть у нас мыла пахучие -
По две гривны за кусок,
Есть румяна нелинючие -
Молодись за пятачок!
Видишь, камни самоцветные
В перстеньке как жар горят.
Есть и любчики заветные -
Хоть кого приворожат!»

Началися толки рьяные,
Посреди села базар,
Бабы ходят словно пьяные,
Друг у дружки рвут товар.
Старый Тихоныч так божится
Из-за каждого гроша,
Что Ванюха только ежится:
«Пропади моя душа!
Чтоб тотчас же очи лопнули,
Чтобы с места мне не встать,
Провались я!..» Глядь - и хлопнули
По рукам! Ну, исполать!
Не торговец - удивление!
Как божиться-то не лень…

Долго, долго всё селение
Волновалось в этот день.
Где гроши какие медные
Были спрятаны в мотках,
Всё достали бабы бедные,
Ходят в новеньких платках.
Две снохи за ленту пеструю
Расцарапалися в кровь.
На Феклушку, бабу вострую,
Раскудахталась свекровь.
А потом и коробейников
Поругала баба всласть:
«Принесло же вас, мошейников!
Вот уж подлинно напасть!
Вишь вы жадны, как кутейники.
Из села бы вас колом!..»

Посмеялись коробейники
И пошли своим путем.

Уж ты пей до дна, коли хошь добра,
а не хошь добра, так не пей до дна.
(Старинная былина)

За селом остановилися,
Поделили барыши
И на церковь покрестилися,
Повздыхали от души.
«Славно, дядя, ты торгуешься!
Что не весел? ох да ох!»
- «В день теперя не отплюешься,
Как еще прощает бог:
Осквернил уста я ложию -
Не обманешь - не продашь!»
И опять на церковь божию
Долго крестится торгаш.
«Кабы в строку приходилися
Все-то речи продавца,
Все давно бы провалилися
До единого купца -
Сквозь сырую землю-матушку
Провалились бы… эх-эх!»
- «Понагрел ты Калистратушку.»
- «Ну, его нагреть не грех,
Сам снимает крест с убогого».
- «Рыжий, клином борода».
- «Нашим делом нынче многого
Не добыть - не те года!
Подошла война проклятая
Да и больно уж лиха,
Где бы свадебка богатая -
Цоп в солдаты жениха!
Царь дурит - народу горюшко!
Точит русскую казну,
Красит кровью Черно морюшко,
Корабли валит ко дну.
Перевод свинцу да олову,
Да удалым молодцам.
Весь народ повесил голову,
Стон стоит по деревням.
Ой! бабье неугомонное,
Полно взапуски реветь!
Причитанье похоронное
Над живым-то рано петь!
Не уймешь их! Как отпетого
Парня в город отвезут.
Бабы сохнут с горя с этого,
Мужики в кабак идут.
Ты попомни целовальника,
Что сказал - подлец седой!
«Выше нет меня начальника,
Весь народ - работник мой!
Лето, осень убиваются,
А спроси-ка, на кого
Православные стараются?
Им не нужно ничего!
Всё бессребренники, сватушка,
Сам не сею и не жну,
Что родит земля им, матушка,
Всё несут в мою казну!»

«Пропилися, подоконники,
Где уж баб им наряжать!
В город едут, балахонники,
Ходят лапти занимать!

Ой, ты зелие кабашное,
Да китайские чаи,
Да курение табашное!
Бродим сами не свои.
С этим пьянством да курением
Сломишь голову как раз.
Перед светопреставлением,
Знать, война-то началась.
Грянут, грянут гласы трубные!
Станут мертвые вставать!
За дела-то душегубные
Как придется отвечать?
Вот и мы гневим всевышнего…»
- «Полно, дядя! Страшно мне!
Уж не взять рублишка лишнего
На чужой-то стороне?..»

Ай, барыня! барыня!
(Песня)

«Эй вы, купчики-голубчики,
К нам ступайте ночевать!»
Ночевали наши купчики,
Утром тронулись опять.
Полегоньку подвигаются,
Накопляют барыши,
Чем попало развлекаются
По дороге торгаши.
По реке идут - с бурлаками
Разговоры заведут:
«Кто вас спутал?» - и собаками
Их бурлаки назовут.
Поделом вам, пересмешники,
Лыком шитые купцы!..

Потянулись огурешники,
«Эй! просыпал огурцы!»
Ванька вдруг как захихикает
И на стадо показал:
Старичонко в стаде прыгает
За савраской, - длинен, вял,
И на цыпочки становится,
И лукошечком манит -
Нет! проклятый конь не ловится!
Вот подходит, вот стоит.
Сунул голову в лукошечко, -
Старичок за холку хвать!
«Эй! еще, еще немножечко!»-
Нет! урвался конь опять
И, подбросив ноги задние,
Брызнул грязью в старика.
«Знамо в стаде-то поваднее,
Чем в косуле мужика!
Эх ты, пареный да вяленый!
Где тебе его поймать?
Потерял сапог-то валяный,
Надо новый покупать?»
Им обозники военные
Попадались иногда:
«Погляди-тко, турки пленные,
Эка пестрая орда!»
Ванька искоса поглядывал
На турецких усачей
И в свиное ухо складывал
Полы свиточки своей:
«Эй вы, нехристи, табашники,
Карачун приходит вам!..»

Попадались им собашники:
Псы носились по кустам,
А охотничек покрикивал,
В роги звонкие трубил,
Чтобы серый зайка спрыгивал,
В чисто поле выходил.
Остановятся с ребятами:
«Чьи такие господа?»
- «Кашпирята с Зюзенятами…
Заяц! вон гляди туда!»
Всполошилися борзители:
«Ай! а-ту его! а-ту!»
Ну собачки! Ну губители!
Подхватили на лету…

Посидели на пригорочке,
Закусили как-нибудь
(Не разъешься черствой корочки)
И опять пустились в путь.
«Счастье, Тихоныч, неровное,
Нынче выручка плоха».
- «Встрелось нам лицо духовное -
Хуже не было б греха.
Хоть душа-то христианская,
Согрешил - поджал я хвост».
- «Вот усадьбишка дворянская,
Завернем?..» - «Ты, Ваня, прост!
Нынче баре деревенские
Не живут по деревням,
И такие моды женские
Завелись.. куда уж нам!
Хоть бы наша: баба старая,
Угреватая лицом,
Безволосая, поджарая,
А оделась - стог стогом!
Говорить с тобой гнушается:
Ты мужик, так ты нечист!
А тобой-то кто прельщается?
Долог хвост, да не пушист!
Ой ты, барыня спесивая,
Ты стыдись глядеть на свет!
У тебя коса фальшивая,
Ни зубов, ни груди нет,
Всё подклеено, подвязано!
Город есть такой: Париж,
Про него недаром сказано:
Как заедешь - угоришь.
По всему по свету славится,
Мастер по миру пустить;
Коли нос тебе не нравится,
Могут новый наклеить!
Вот от этих-то мошейников,
Что в том городе живут,
Ничего у коробейников
Нынче баре не берут.
Черт побрал бы моду новую!
А бывало в старину
Приведут меня в столовую,
Все товары разверну;
Выдет барыня красивая,
С настоящею косой,
Вожеватая, учтивая,
Детки выбегут гурьбой,
Девки горничные, нянюшки,
Слуги высыплют к дверям.
На рубашечки для Ванюшки
И на платья дочерям
Всё сама, руками белыми
Отбирает не спеша,
И берет кусками целыми -
Вот так барыня-душа!
«Что возьмешь за серьги с бусами?
Что за алую парчу?»
Я тряхну кудрями русыми,
Заломлю - чего хочу!
Навалит покупки кучею,
Разочтется - бог с тобой!..

А то раз попал я к случаю
За рекой за Костромой.
Именины были званые -
Расходился баринок!
Слышу, кличут гости пьяные:
«Подходи сюда, дружок!»
Подбегаю к ним скорехонько.
«Что возьмешь за короб весь?»
Усмехнулся я легохонько:
«Дорог будет, ваша честь».
Слово за слово, приятели
Посмеялись меж собой
Да три сотни и отпятили,
Не глядя, за короб мой.
Уж тогда товары вынули
Да в девичий хоровод
Середи двора и кинули:
«Подбирай, честной народ!»
Закипела свалка знатная.
Вот так были господа:
Угодил домой обратно я
На девятый день тогда!»

Много ли верст до Гогулина?
- Да обходами три, а прямо-то шесть
(Крестьянская шутка)

Хорошо было детинушке
Сыпать ласковы слова,
Да трудненько Катеринушке
Парня ждать до Покрова.
Часто в ночку одинокую
Девка часу не спала,
А как жала рожь высокую,
Слезы в три ручья лила!
Извелась бы неутешная,
Кабы время горевать,
Да пора страдная, спешная -
Надо десять дел кончать.
Как ни часто приходилося
Молодице невтерпеж,
Под косой трава валилася,
Под серпом горела рожь.
Изо всей-то силы-моченьки
Молотила по утрам,
Лен стлала до темной ноченьки
По росистым по лугам.
Стелет лен, а неотвязная
Дума на сердце лежит:
«Как другая девка красная
Молодца приворожит?
Как изменит? как засватает
На чужой на стороне?»
И у девки сердце падает:
«Ты женись, женись на мне!
Ни тебе, ни свекру-батюшке
Николи не согрублю,
От свекрови, твоей матушки,
Слово всякое стерплю.
Не дворянка, не купчиха я,
Да и нравом-то смирна,
Буду я невестка тихая,
Работящая жена.
Ты не нудь себя работою,
Силы мне не занимать,
Я за милого с охотою
Буду пашенку пахать.
Ты живи себе гуляючи
За работницей женой,
По базарам разъезжаючи,
Веселися, песни пой!
А вернешься с торгу пьяненький -
Накормлю и уложу!
«Спи пригожий, спи, румяненький!» -
Больше слова не скажу.
Видит бог, не осердилась бы:
Обрядила бы коня
Да к тебе и подвалилась бы:
«Поцелуй, дружок, меня!..»
Думы девичьи заветные,
Где вас все-то угадать?
Легче камни самоцветные
На дне моря сосчитать.
Уж овечка опушается,
Чуя близость холодов,
Катя пуще разгорается…
Вот и праздничек Покров!

«Ой, пуста, пуста коробушка,
Полон денег кошелек.
Жди-пожди, душа-зазнобушка,
Не обманет мил-дружок!»

Весел Ванька. Припеваючи,
Прямиком домой идет.
Старый Тихоныч, зеваючи,
То и дело крестит рот.
В эту ночку не уснулося
Не минуточку ему.
Как мошка-то пораздулася,
Так бог знает почему
Всё такие мысли страшные
Забираются в башку.
Прощелыги ли кабашные
Подзывают к кабаку,
Попадутся ли солдатики -
Коробейник сам не свой:
«Проходите с богом, братики!» -
И ударится рысцой.
Словно пятки-то иголками
Понатыканы - бежит.

В Кострому идут проселками,
По болоту путь лежит,
То кочажником, то бродами.
«Эх пословица-то есть:
Коли три версты обходами,
Прямиками будет шесть!
Да в Трубе, в селе, мошейники
Сбили с толку, мужики:
«Вы подите, коробейники,
В Кострому-то напрямки:
Верных сорок с половиною
По нагорной стороне,
А болотной-то тропиною
Двадцать восемь». Вот оне!
Черт попутал - мы поверили,
А кто версты тут считал?»
- «Бабы их клюкою меряли, -
Ванька с важностью сказал. -
Не ругайся! Сам я слыхивал,
Тут дорога попрямей».
- «Дьявол, что ли, понапихивал
Этих кочек да корней?
Доведись пора вечерняя,
Не дойдешь - сойдешь с ума!
Хороша наша губерния,
Славен город Кострома,
Да леса, леса дремучие,
Да болота к ней ведут,
Да пески, пески сыпучие…»
- «Стой-ка, дядя, чу, идут!»

Только молодец и жив бывал.
(Старинная былина)

Не тростник высок колышется,
Не дубровушки шумят, -
Молодецкий посвист слышится,
Под ногой сучки трещат.
Показался пес в ошейничке,
Вот и добрый молодец:
«Путь-дорога, коробейнички!»
- «Путь-дороженька, стрелец!»
- «Что ты смотришь?» - «Не прохаживал
Ты, как давеча в Трубе
Про дорогу я расспрашивал?»
- «Нет, почудилось тебе.
Трои сутки не был дома я,
Жить ли дома леснику?»
- «А кажись, лицо знакомое», -
Шепчет Ванька старику.
«Что вы шепчетесь?» - «Да каемся,
Лучше б нам горой идти.
Так ли, малый, пробираемся
В Кострому?» - «Нам по пути,
Я из Шуньи». - «А далеко ли
До деревни, до твоей?»
- «Верст двенадцать. А по многу ли
Поделили барышей?»
- «Коли знать всю правду хочется,
Весь товар несем назад».
Лесничок как расхохочется!
«Ты, я вижу, прокурат!
Кабы весь, небось не скоро бы
Шел ты, старый воробей!» -
И лесник приподнял коробы
На плечах у торгашей.
«Ой! легохоньки коробушки,
Всё повыпродали, знать?
Наклевалися воробушки,
Полетели отдыхать!»
- «Что, дойдем в село до ноченьки?»
- «Надо, парень, добрести,
Сам устал я, нету моченьки -
Тяжело ружье нести.
Наше дело подневольное,
День и ночь броди в лесу».
И с плеча ружье двуствольное
Снял - и держит на весу.
«Эх вы, стволики-голубчики!
Больно вы уж тяжелы».
Покосились наши купчики
На тяжелые стволы:
Сколько ниток понамотано!
В палец щели у замков.
«Неужели, парень, бьет оно?»
- «Бьет на семьдесят шагов».
Деревенский, видно, плотничек
Строит ложу - тяп да ляп!
Да и сам христов охотничек
Ростом мал и с виду слаб.
Выше пояса замочена
Одежонка лесника,
Борода густая склочена,
Лычко вместо пояска.
А туда же пес в ошейнике,
По прозванию Упырь.
Посмеялись коробейники:
«Эх ты, горе-богатырь!..»

Час идут, другой. «Далеко ли?»
- «Близко». - «Что ты?» У реки
Курапаточки закокали.
И детина взвел курки.
«Ай, курочки! важно щелкнули,
Хоть медведя уложу!
Что вы, други, приумолкнули?
Запоем для куражу!»

Коробейникам не пелося:
Уж темнели небеса,
Над болотом засинелася,
Понависнула роса.
«День-деньской и так умелешься,
Сам бы лучше ты запел…
Что ты?.. эй! в кого ты целишься?»
- «Так, я пробую прицел…»

Дождик, что ли собирается,
Ходят по небу бычки,
Вечер пуще надвигается,
Прытче идут мужики.
Пес бежит сторонкой, нюхает,
Поминутно слышит дичь.
Чу! как ухалица ухает,
Чу! ребенком стонет сыч.
Поглядел старик украдкою:
Парня словно дрожь берет.
«Аль спознался с лихорадкою?»
- «Да уж три недели бьет, -
Полечи!» - А сам прищурился,
Словно в Ваньку норовит.
Старый Тихоныч нахмурился.
«Что за шутки! - говорит. -
Чем шутить такие шуточки,
Лучше песни петь и впрямь.
Погодите полминуточки -
Затяну лихую вам!
Знал я старца еле зрячего,
Он весь век с сумой ходил
И про странника бродячего
Песню длинную сложил.
Ней от старости, ней с голоду
Он в канавке кончил век,
А живал богато смолоду,
Был хороший человек,
Вспоминают обыватели.
Да его попутал бог:
По ошибке заседатели
Упекли его в острог:
Нужно было из Спиридова
Вызвать Тита Кузьмича,
Описались - из Давыдова
Взяли Титушку-ткача!
Ждет сердечный: «Завтра, нонче ли
Ворочусь на вольный свет?»
Наконец и дело кончили,
А ему решенья нет.
«Эй, хозяйка! нету моченьки.
Ты иди к судьям опять!
Изойдут слезами оченьки,
Как полотна буду ткать?»
Да не то у Степанидушки
Завелося на уме:
С той поры ее у Титушки
Не видали уж в тюрьме.
Захворала ли, покинула, -
Тит не ведал ничего.
Лет двенадцать этак минуло -
Призывают в суд его.
Пред зерцалом, в облачении
Молодой судья сидел.
Прочитал ему решение,
Расписаться повелел
И на все четыре стороны
Отпустил - ступай к жене!
«А за что вы, черны вороны,
Очи выклевали мне?»
Тут и сам судья покаялся:
«Ты прости, прости любя!
Вправду ты задаром маялся,
Позабыли про тебя!»

Тит - домой. Поля не ораны,
Дом растаскан на клочки,
Продала косули, бороны,
И одежу, и станки,
С барином слюбилась женушка,
Убежала в Кострому.
Тут родимая сторонушка
Опостылела ему.
Плюнул! Долго не разгадывал,
Без дороги в путь пошел.
Шел - да песню эту складывал,
Сам с собою речи вел.
И говаривал старинушка:
«Вся-то песня - два словца,
А запой ее, детинушка,
Не дотянешь до конца!
Эту песенку мудреную
Тот до слова допоет,
Кто всю землю, Русь крещеную,
Из конца в конец пройдет».
Сам ее христов угодничек
Не допел - спит вечным сном.
Ну! подтягивай, охотничек!
Да иди ты передом!

Песня убогого странника

Я лугами иду - ветер свищет в лугах:

Я лесами иду - звери воют в лесах:

Я хлебами иду - что вы тощи, хлеба?

Я стадами иду: что скотинка слаба?

Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!

Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!

Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?
С холоду, странничек, с холоду,
С холоду, родименькой, с холоду!

Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?
С голоду, странничек, с голоду,
С голоду, родименькой, с голоду!

Я опять во луга - ветер свищет в лугах:
Холодно, странничек, холодно,
Холодно, родименькой, холодно!

Я опять во леса - звери воют в лесах:
Голодно, странничек, голодно,
Голодно, родименькой, голодно!

Я опять во хлеба, -
Я опять во стада», -
и т. д.

Пел старик, а сам поглядывал:
Поминутно лесничок
То к плечу ружье прикладывал,
То потрогивал курок.
На беду, ни с кем не встретишься!
«Полно петь… Эй, молодец!
Что отстал?.. В кого ты метишься?
Что ты делаешь, подлец!»
- «Трусы, трусы вы великие!» -
И лесник захохотал
(А глаза такие дикие!).
«Стыдно! - Тихоныч сказал. -
Как не грех тебе захожего
Человека так пугать?
А еще хотел я дешево
Миткалю тебе продать!»
Молодец не унимается,
Штуки делает ружьем,
Воем, лаем отзывается
Хохот глупого кругом.
«Эй, уймись! Чего дурачишься? -
Молвил Ванька. - Я молчу,
А заеду, так наплачешься,
Разом скулы сворочу!
Коли ты уж с нами встретился,
Должен честью проводить».
А лесник опять наметился.
«Не шути!» - «Чаво шутить!» -
Коробейники отпрянули,
Бог помилуй - смерть пришла!
Почитай что разом грянули
Два ружейные ствола.
Без словечка Ванька валится,
С криком падает старик…

В кабаке бурлит, бахвалится
Тем же вечером лесник:
«Пейте, пейте, православные!
Я, ребятушки, богат;
Два бекаса ныне славные
Мне попали под заряд!
Много серебра и золотца,
Много всякого добра
Бог послал!» Глядят, у молодца
Точно - куча серебра.
Подзадорили детинушку -
Он почти всю правду бух!
На беду его - скотинушку
Тем болотом гнал пастух:
Слышал выстрелы ружейные,
Слышал крики… «Стой! винись!..»

И мирские и питейные
Тотчас власти собрались.
Молодцу скрутили рученьки.
«Ты вяжи меня, вяжи,
Да не тронь мои онученьки!»
- «Их-то нам и покажи!»
Поглядели: под онучами
Денег с тысячу рублей -
Серебро, бумажки кучами.
Утром позвали судей,
Судьи тотчас всё доведали
(Только денег не нашли!),
Погребенью мертвых предали,
Лесника в острог свезли…