Полонский в п о государственном издательстве. О временах и людях
Полонский, Вячеслав
[псевдоним Вячеслава Павловича Гусина , 1886-1932] - критик, историк, публицист. Род. в Ленинграде в семье ремесленника-часовщика. С 14 лет вынужден был содержать себя собственным трудом; все свободное время посвящал самообразованию. В 1907, сдав экзамен на звание учителя, поступил в Психоневрологический институт. В 1905 П. примкнул к меньшевикам. В 1918 порвал с меньшевиками, а затем вступил в РКП(б).
Первые литературные выступления П. относятся к годам студенчества. Но широко его литературно-общественная деятельность развернулась уже после Октябрьской революции. П. явился организатором ряда важных мероприятий в области советской журналистики, художественной литературы, критики, публицистики, исторической науки. С 1919 Полонский был в числе руководящих работников ЛИТО Наркомпроса, руководил литературно-издательским отделом ПУР. П. был членом Об-ва историков-марксистов, редактором и членом редакций ряда журналов и изданий - "Красный архив", "Историк-марксист", БСЭ и пр. Особую деятельность П. развил как редактор первого советского журнала критики и библиографии "Печать и революция" и литературно-художественного журн. "Новый мир" .
П.-историку принадлежит известная монография о Бакунине и трехтомное собрание "Материалов для биографии М. Бакунина", построенное на изучении русских и иностранных архивных документов. Но в центре деятельности П. находятся его литературно-критические работы. Книга П. "Очерки литературного движения революционной эпохи", несмотря на ряд ошибочных тезисов, положенных в основу работы, имеет определенное значение благодаря обилию умело использованных в ней фактических данных. В серии критических очерков-портретов советских писателей (частично собраны в книге "Очерки современной литературы") Полонский обнаружил наряду с ярким полемическим темпераментом публициста чутье критика, стремившегося в своей работе дать анализ классовых тенденций писателя в сочетании с характеристикой мастерства художника, его художественных приемов.
П. допустил ряд крупных литературно-политических ошибок, которые характеризуют его как выразителя правооппортунистических настроений. Основной ошибкой П. явилось отрицание возможности создания и развития пролетарской культуры и литературы в переходный от капитализма к социализму период. Эта ошибка была связана с принятием П. троцкистского тезиса о невозможности построения социализма в одной стране. Взгляды П. на пролетарскую литературу определили его ориентацию на "попутническую" литературу при недостаточном учете процессов классовой борьбы и дифференциации в рядах писателей мелкобуржуазной интеллигенции. Отсюда идеологическая смычка с А. Воронским (см. ) и литературной группой "Перевал" (см. ), защита их и непонимание значения пролетарских писателей.
Наиболее явно правооппортунистический характер воззрений П. сказался в его статьях о Есенине, Клычкове и Клюеве, в которых творчество кулацких писателей включалось П. в "единый поток" крестьянской литературы.
Серьезными ошибками страдают и теоретические взгляды Полонского. Конкретизируя широкое определение искусства как "оружия классового самосознания", П. сводит задачи художника к "систематизации чувств в образах". Искусство, с точки зрения П., - это прежде всего средство самовыражения художника, объективизация его внутреннего психологического мира. Область интуитивного и подсознательного П. вслед за Воронским рассматривал как первооснову творческой художественной практики. Тем самым П. умалял роль мировоззрения в творчестве художника, снижал значение сознательной идейно-политической направленности в деятельности писателей различных классов.
В 1931 Полонский признал ошибочность своих взглядов, расцененных им как правооппортунистические, и приступил к пересмотру своих теоретических позиций, что в известной мере сделано в его посмертной книге "Сознание и творчество".
Библиография: I. Максим Горький, Очерк, М., 1919; Жизнь Михаила Бакунина, Популярный очерк, М., 1920 (изд. 3, Л., 1926); М. А. Бакунин, Из истории русской интеллигенции, Исследование, т. I (1814-1861), М., 1922 (изд. 2, М., 1925; т. III - рукопись осталась незаконченной); Материалы для биографии М. Бакунина, По архивным делам III отд. и Морск. мин-ва, Ред., примеч. и вступ. ст. В. Полонского, т. I, М., 1923; "Уходящая Русь", Статьи об интеллигенции и эмиграции, М., 1924; Русский революционный плакат, Художественная монография, М., 1924; Спор о Бакунине и Достоевском (совместно с Л. П. Гроссманом), М., 1926; Марксизм и критика, Из литературных споров последних лет, М. - Л., 1927; На литературные темы, Статьи критические и полемические, М., 1927; О современной литературе, М. - Л., 1928 (изд. З, М., 1930); Очерки литературного движения революционной эпохи (1917-1927), М. - Л., 1928 (изд. 2,М. - Л., 1929); Материалы для биографии М. Бакунина, Бакунин в первом Интернационале, Ред., вступ. ст. и примеч. Вяч. Полонского, т. III, М., 1928; Литература и общество, Сб. статей, М., 1929; Архив Огаревых, Ред. и предисл. В. П. Полонского, М., 1930; Товарищ Батрак и его учитель Бескин, "Литературная газета", 1930, № 1; Записки журналиста. Осип Бескин и его учитель Булгарин, "Новый мир", 1930, № 1; О Маяковском, М., 1931; Магнитострой, М., 1932; Материалы для биографии М. Бакунина, По делам Гос. Архивов Москвы, Праги, Дрездена, Вены, Ред., вступ. ст., примеч. Вяч. Полонского, т. II, Москва - Ленинград, .
II. Козьмин Б., "Вестник труда", 1922, VI; Святловский В., "Записки Научного об-ва марксистов", 1924, VI (отзывы о "Материалах для биографии М. Бакунина", т. I); Гоpев Б., "Каторга и ссылка", № 45-46 (1928); Фридлянд Ц., "Литературный критик", 1933, V (о 2-м т. "Материалов..."); Бродский Н., "Каторга и ссылка", 1926, № 5 (26); Комарович В., "Былое", 1926, №№ 27-28 ("Спор о Бакунине и Достоевском"); Локс К., "Читатель и писатель", 1928, № 25 (об "Очерках литературного движения рев. эпохи"); Лузгин М., О характере некоторых ошибок, "На литературном посту", 1927, IX; Ермилов В., Против интеллигентской любительщины, там же, 1928, I; Селивановский А., "Старик обожал искусство", "Литературная газета", 1931, № 15, 19 марта; Батрак И., Против полонщины, в сб. статей "Наши позиции", М., 1931; Карпинский В., Наша платформа, там же; Тишин А., Борьба за ленинский этап в литературоведении и наши журналы, "РАПП", 1931, III; Бескин О., Кулацкий писатель и его правозаступник В. Полонский, в сб. статей автора: Кулацкая художественная литература и оппортунистическая критика, изд. 2, М., 1931; К Спорам о Бакунине - Письма в редакцию: П. Лепешинского, Ф. Кона и А. Лозовского. Ответ Ю. Стеклова. По поводу статьи Стеклова - Ц. Фридлянд, ред. Ив. Теодорович, "Каторга и ссылка", 1934, № 2.
III. Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, изд. 4. ред. Н. К. Пиксанова, М. - Л., 1928.
{Лит. энц.}
. 2009 .
Смотреть что такое "Полонский, Вячеслав" в других словарях:
- (Гусин). Род. 1886, ум. 1932. Критик, историк. Автор статей по теории литературы, на исторические темы. Опубликовал сборники "Уходящая Русь" (1924), "О современной литературе" (1928) … Большая биографическая энциклопедия
В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Полонский. В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Гусин. Вячеслав Павлович Полонский Имя при рождении: Вячеслав Павлович Гусин Псевдонимы: Полонский Дата рождения … Википедия
Настоящая фамилия Гусин (1886 1932), критик, историк. Книги о М. А. Бакунине, литературно теоретические, исторические статьи (сборники «Уходящая Русь», 1924, «О современной литературе», 1928). Редактор журнала «Печать и революция» (1921 29),… … Энциклопедический словарь
ПОЛОНСКИЙ (наст. фам. Гусин) Вячеслав Павлович (1886 1932) российский критик, историк. Книги о М. А. Бакунине, литературно теоретические, исторические статьи (сборники Уходящая Русь, 1924; О современной литературе, 1928) … Большой Энциклопедический словарь
Полонский (псевдоним; настоящая фамилия ‒ Гусин) Вячеслав Павлович , русский советский критик, журналист, историк. Член КПСС с 1919. С 1905 участвовал в революционном движении (примыкал к… …
- (наст. фам. Гусин; 1886–1932) – рус. критик, историк. Автор книг о М.А. Бакунине, литер. – теоретич., историч. статей (сб ки «Уходящая Русь», 1924; «О современной литературе», 1928) … Энциклопедический словарь псевдонимов
Полонский фамилия. Довольно часто встречается в России, на Украине и в Белоруссии. Так что нет ничего удивительного, что впервые фамилия «Полонский» (Połoński) упоминается в польских гербовниках XVI века как «старожитный род на Литве»… … Википедия
I Полонский Владимир Иванович (17.6.1893 30.10.1937), советский партийный и профсоюзный деятель. Член Коммунистической партии с 1912. Родился в Тобольске. Из мещан. С 1908 был матросом, чернорабочим, с 1912 рабочий электромонтёр в… … Большая советская энциклопедия
ПОЛОНСКИЙ - 1. (Яков Петрович (1819 1898) рус. поэт) С простертой дланью вдохновенно Полонский здесь (на вечерах у Анны Вревской) читал стихи. Какой то экс министр смиренно Здесь исповедывал грехи. АБ919 (III,319); 2. (Вячеслав Павлович (1886 1932) рус. лит … Собственное имя в русской поэзии XX века: словарь личных имён
Вячеслав Павлович Полонский (настоящая фамилия Гусин; 23 июня 1886, Санкт-Петербург - 24 февраля 1932) - российский, советский критик, редактор, журналист, историк.
Был редактором журналов «Красная нива», «Красный архив» и «Прожектор», главный редактор журналов «Новый мир» (1926-1931), «Печать и революция» (1921-1929).
Биография
Родился в Санкт-Петербурге в семье часовщика. С 14 лет содержал себя собственным трудом и занимался самообразованием. В 1907, сдал экзамен на учителя и поступил в Психоневрологический институт, откуда его исключили за участие в студенческой забастовке. С 1905 года участвовал в революционном движении, вступил в РСДРП (меньшевик). В 1918 вступил в РКП(б).
В 1918 - 1920 годах руководил Литературно-издательским отделом Политуправления Красной Армии, и был лично знаком с Троцким.
Литературная работа
Некоторое время до его закрытия в 1925 г. был директором Высшего литературно-художественный института.
В 1926 году вошёл в первую редколлегию журнала «Историк-марксист».
В феврале 1927 года поместил в газете «Известия» статью «Заметки журналиста. ЛЕФ или блеф?», в которой выступил с жёсткой критикой ЛЕФовцев, считавших себя единственными настоящими представителями революционного искусства и конкурировавших на этом поле с пролетарскими группами «Октябрь» и ВАПП.
Реакцией на статью Полонского стал диспут литераторов (23 марта 1927 г.) под председательством В. М. Фриче, на котором выступали В. В. Маяковский (вступительное и заключительное слово), В. П. Полонский (дважды), В. Б. Шкловский, М. Ю. Левидов, И. М. Нусинов, Н. Н. Асеев, Л. Л. Авербах. Полемика между Маяковским и Полонским продолжалась и далее.
Работа в «Новом мире»
Работая главным редактором «Нового мира», Полонский печатал много крупных и острых произведений русской литературы.
"Полонский напечатал в «Новом мире» целый массив из «Жизни Клима Самгина», «Море», «Жестокость», «Капитана Коняева», «Живую воду», «В грозу» Сергеева-Ценского, «Восемнадцатый год» и первую книгу «Петра Первого» Алексея Толстого, «Кащееву цепь» и «Журавлиную родину» Пришвина, главы из «России, кровью умытой» Артема Веселого, «М. П. Синягина» Зощенко, пьесу Бабеля «Закат», «Елень» Соколова-Микитова, «Лейтенанта Шмидта», отрывки из поэмы «Девятьсот пятый год» и лирику Пастернака, стихи Есенина, Маяковского, Багрицкого, Мандельштама, Павла Васильева."
Полонский часто атаковался группой РАПП, и он также активно полемизировал с ними, обвиняя их в передержках и извращении его высказываний.
«Новый мир» тогда достиг наибольшего тиража среди всех литературных журналов СССР.
Полонский также был директором "Музея изящных искусств" (1929-32), ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, и был исследователем революционного плаката.
Умер в поезде, возвращаясь из Магнитогорска в Москву. Похоронен в Москве.
В редакции «Нового мира» всю стену коридора занимают большие фотопортреты его редакторов. Среди них - Вячеслав Павлович Полонский (псевдоним; настоящая фамилия - Гусин , критик, журналист, историк. С 1905 года участвовал в революционном движении (примыкал тогда к меньшевикам). С 1907-го учился в психоневрологическом институте, откуда был исключен за участие в студенческой забастовке. В большевистскую партию вступил в 1919 году. Во время Гражданской войны (в 1918 - 1920 годах) руководил Литературно-издательским отделом Политуправления Красной Армии, откуда пошло его личное знакомство с Троцким. Впоследствии, в 1927 году, это откликнулось его исключением из партии, правда временным, - спустя несколько месяцев он был восстановлен.
Полонский редактировал «Новый мир» в 1926 - 1931 годах, добившись наибольшего тиража среди всех литературных журналов СССР. При нем была напечатана «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, ставшая причиной изъятия тиража журнала и перепечатки неразошедшейся части «Нового мира» с заменой «Повести…» сочинением А. Сытина «Стада Аллаха» о борьбе с басмачеством. Кроме того, Полонский с 1921 по 1929 год редактировал журнал «Печать и революция» - созданное им превосходное литературно-критическое издание, был организатором и председателем Дома печати (1919 - 1923), в 1925 году - ректором Литературно-художественного института им. В. Я. Брюсова, в 1926 - 1932 годах - редактором отдела литературы, искусства и языка 1-го издания БСЭ, а в дополнение ко всему с 1929 года по конец жизни - директором Музея изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Личность столь многосторонняя, он вдобавок как историк занимался изучением анархизма, в основ-ном фигурой Бакунина. Опубликовал его краткую биографию (1920, 3-е из-д. 1926), исследование «М. А. Бакунин. Жизнь, деятельность, мышление» (1922), о котором К. И. Чуковский писал автору: «Ваша книга о Бакунине - чудесная, талантливая, изящная и местами мудрая книга… Вы каждую минуту ясно видите своего героя, с ног до головы художественно ощущаете его, и оттого те главы, где он появляется персонально, - великолепны. <…> Вы страшно трезвы: видите сразу и величие Бакунина, и его мелкость…» (цит. по кн.: Полонский Вяч. На литературные темы. Избранные статьи. М., 1968, стр. 13).
В 1926 году Полонский выпустил книгу «Спор о Бакунине и Достоев-ском», где полемизировал с Л. Гроссманом, который доказывал, что в романе «Бесы» прототипом Ставрогина был именно Бакунин. Три тома «Материалов для биографии Бакунина» стали причиной скандальной полемики с Д. Б. Рязановым и Ю. М. Стекловым. Последние желали как бы «приватизировать» тему и признать работу Полонского «ненужной». В «открытых письмах», изданных отдельными брошюрами, авторы обменивались оскорблениями вроде «Дон Базилио Полонский», «литературный скунс», «суворинские молодцы» и т. п. Материалы специально созданной для разбора конфликта комиссии хранятся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ, ф. 384, карт. 7, д. 11). Так, Рязанов писал: «Главный редактор └Печати и революции”, полуредактор └Нового мира”, полуредактор └Красной нивы” <так! >, - он ходит, грудью вперед, нос вздернув - дозором в садах советской словесности и наводит порядок. Опечатка в литературе, описка в науке, обмолвка в искусстве, - наш Дон Базилио усердно собирает в свой блокнот опечатки, описки, обмолвки, ошибки пера, чтобы поставить их кому-нибудь в строку и увеличить таким образом число └впрыскиваемых” им строк» (там же, л. 80).
Приватные отзывы знавших Полонского подчас не слишком идеализируют эту яркую и реально много сделавшую для нашей литературы личность. Корней Чуковский писал о нем 2 марта 1932 года: «Умер Полонский. Я знал его близко. Сегодня его сожгут - носатого, длинноволосого, коренастого, краснолицего, пылкого. У него не было высшего чутья литературы; как критик он был элементарен, теоретик он тоже был домотканый, самоделковый, стихов не понимал и как будто не любил, но журнальное дело было его стихией, он плавал в чужих рукописях, как в море. Впрочем, его пафос, пафос журналостроительства, был мне чужд, и я никогда не мог понять, из-за чего он бьется. Жалко его жену Киру Александровну. Помню, во время полемики с тупоумцем Рязановым он часто приходил ко мне в гостиницу и читал статьи, направленные им против этого - в ту пору влиятельного человека. Статьи были плоховаты, но смелы» (Чуковский К. Дневник 1922 - 1935. М., 1994, стр. 50).
Анархист А. Боровой, отбывавший в то время ссылку, в своем дневнике отозвался на смерть Полонского так (запись от 3 марта 1932 года): «Длинноносый, тонконогий, самолюбивый, не в меру самоуверенный, любой ценой желающий играть роль, сильный перед слабыми, слабый перед сильными. Мелкое упрямое самолюбьишко так и било из него. Таково было первое впечатление. И все последующие встречи укрепили его. Все его историко-политические работы недурно и литературно сделаны (└Бакунин”, сборники материалов), но все они густо рекламны. И не во всем ему можно доверять (пользование └первоисточниками” из третьих рук и т. п.). Бакунинская └Исповедь” стала для него бенефисной истерией. Он кликушествовал на подмостках, в печати, сплетал гнусности с восторженными оговорками. В полемике со Стекловым он был не прав во всем, или почти во всем. Его полемика с Гроссманом (Бакунин - Ставрогин) была очень любопытна, потому что в ней столкнулись два махровых гешефтмахера от литературы. Гроссман, впрочем, еще более легкомысленный и крикливый. Полонскому было нетрудно побивать его дешевые сенсации. <…> Позже Полонский усиленно ёрзал, но его травили. И травили тем больше, чем больше он ёрзал. Напрасно он объ-единял, растолковывал, расшифровывал, увязывал, вилял… Его травили. И затравленным он умер» (РГАЛИ, ф. 1023, оп. 1, д. 17, л. 3 об. - 4 об.).
Вячеслав Полонский ушел из жизни до начала «большого террора», при котором погибло большинство упомянутых в его дневнике литераторов. Но доброго он успел сделать немало. Например, добился через сохранявшего еще власть и авторитет Троцкого пенсии бедствовавшему Федору Сологубу:
«Письмо председателя Высшего военного редакционного совета
В. П. Полонского председателю РВС СССР Л. Д. Троцкому
Лев Давыдович!
Мне сообщили, что Федор Сологуб в настоящее время крайне бедствует. Он очень стар. Средства, какие у него были, им прожиты, существовать же на литературный заработок он, разумеется, не может. Я не большой поклонник всех произведений Сологуба, но им написан └Мелкий бес”, произведение, по-моему, замечательное, которое останется надолго в литературе и которое с большой пользой и с большим наслаждением будет читать и наш молодой читатель. Если бы кроме этого произведения Сологуб не написал ничего больше (а у него есть несколько прекрасных стихотворений, собранных в книжке └Соборный благовест”), то этого одного романа, ярко отразившего быт русского провинциального дореволюционного мещанства, было бы достаточно, чтобы избавить его от ужаса и позора голодной нищеты.
Но ведь кроме литературной деятельности у Сологуба большой педагогический стаж. Он 25 лет непрерывно проучительствовал в низшей школе, не пропустив ни одного урока, и революция лишила его заработанной пенсии.
Сологуб нам чужд идеологически, несмотря на его стихи последних дней (└Звезда”, № 2), где он называет большевистскую Россию - └спасенной Россией”. Но его нельзя назвать человеком враждебным революции, не имеющим при этом никаких решительных заслуг, ни литературных, ни педагогических. Поэтому-то мне кажется, что не имеется серьезных препятствий для того, чтобы оказать ему поддержку в последние годы его жизни. Он, говорят, очень плох. Положение его тем более тяжело, что, как Вам известно, не так давно погибла его жена. Сейчас он одинок, беспомощен и [очень] болен.
Вопрос идет о назначении ему пенсии. Будучи убежден, что Вы не пройдете безучастно мимо судьбы этого писателя, обращаюсь к Вам с просьбой о содействии.
Я надеюсь, что Вы, Лев Давыдович, не рассердитесь на меня за это. Опыт с Кустодиевым показал, что из всех влиятельных товарищей Вы один приняли его дело близко к сердцу. Благодаря Вашему содействию удалось облегчить его положение. Это и заставляет меня вновь обратиться к Вам с настоящим письмом.
С коммунистическим приветом
Пред ВВРС В. Полонский».
(РГВА, ф. 33987, оп. 2, д. 195, л. 52. 3аверенная копия. То же: «De Visu», 1994, № 3/4 (15), стр. 72 - 73; без последнего, зачеркнутого автором, абзаца; новейшая публикация Н. А. Мышова: «Отечественные архивы», 2006, № 6).
Художник Кустодиев в последние годы жизни был разбит параличом, самостоятельно передвигаться не мог, и ходатайство за него Полонского перед Троцким дорогого стоит.
Вячеслав Полонский - автор нескольких сборников литературно-критических статей: «Уходящая Русь» (1924), «Марксизм и критика» (1927), «О современной литературе» (1928, 1929, 1930), «Сознание и творчество» (1934; посмертно) и др. Писал о творчестве Артема Веселого, Бабеля, Есенина, Олеши, Пильняка, Фурманова, Фадеева и других.
Впрочем, Корней Чуковский, между которым и Полонским, вероятно, со временем возникла личная неприязнь, записал в дневнике 25 декабря 1954 года в связи со смертью К. П. Полонской: «Клавдия Павловна - тишайшая старушка, седая, болезненная, сестра критика Вяч. Полонского, когда-то очень шумного, очень драчливого, устраивавшего публичные прения о Бакунине и Достоевском, редактировавшего журнал └Печать и Революция” и ушедшего из литературы бесследно» (Чуковский К. Дневник 1936 - 1969. М., 1994, стр. 218).
Думаю, это утверждение Чуковского не бесспорно. Даже если согласиться с тем, что критические статьи Полонского не выдержали испытания временем, его дневник сохраняет значение исторического источника первостепенной важности. Фрагменты из него уже появлялись в печати: большинство записей о Бабеле опубликовала вдова Полонского в сборнике «Воспоминания о Бабеле» (М., 1989); обширную часть (с 12 марта по 28 апреля 1931 года) под заглавием «Мне эта возня не кажется чем-то серьезно литературным…» опубликовала И. И. Аброскина в 9-м выпуске материалов РГАЛИ «Встречи с прошлым» (М., 2000), фрагмент о встрече с Есениным появился в «Политическом журнале» (2005, № 32). Однако полностью дневник не был опубликован.
Публикуемый текст хранится в РГАЛИ (ф. 1328, оп. 5, д. 9 - 11). Он представляет собой рукописную часть - разрозненные листки, сшитые ниткой, с многочисленными пропусками, частично перепутанные по хронологии (которая в настоящей публикации по возможности восстановлена), - и продолжающие рукопись два машинописных варианта; один из них несколько сокращен и подредактирован. Здесь публикуется более полный вариант. Редакторские конъектуры, в том числе пропущенные автором, но необходимые по смыслу слова, даны в угловых скобках. В комментариях публикатор стремился впервые ввести в научный оборот развернутые выдержки из архивных материалов, печатных изданий и периодики того времени.
Вчера, во время заседания у Каспаровой в «Национале» - около 6 ч. вечера - с улицы, откуда-то издалека, послышались глухие звуки, похожие на орудийные выстрелы. Несколько минут спустя они усилились настолько, что ошибиться было невозможно - под Москвой происходили взрывы - снарядов, или пороха, или динамита, но взрывы ужасной силы, так как вслед за каждым взрывом слышался звон бьющихся стекол. Минут 30 нельзя было ничего узнать толком. Я спустился к Подвойскому 1 - и у него узнал: горят наши артиллерийские склады на Ходынке - взрываются снаряды, динамит, пироксилин. Катастрофа ужасная. С балкона - по Тверской на горизонте пересекло небо густое и огромное облако дыма. Взрывы ухали, земля гудела, стекла разбивались давлением.
Вызвали машину. Вокруг Подвойского сновали детишки - мал мала меньше, - их у него чуть ли не дюжина, белобрысенькие, с голыми ножонками, по-летнему. На одном из диванов спокойно спал мальчик месяцев трех-четырех, - новейшее произведение Подвойского. Жена его, исхудалая, простоволосая, в капоте, то утирала нос какому-нибудь из своих птенцов, то висела на телефоне и требовала соединить с Московским Советом. Какая-то женщина, гостья случайная, седая, со шляпой набекрень и в потертом пальто, накинутом на плечи, - рассматривала, как сшито платье девочки, лет десяти, - которая по какому-то случаю была разодета в бантики и ленточки. Женщина со шляпой набоку что-то громко говорила насчет фасона платья. Гр. Закс 2 , только что зашедший, пожал плечами: «А она вот о чем». Взрывы ухали. Машину подали, и мы помчались к Ходынке. На улицах кучками собирались люди, выбегали из домов с обеспокоенными лицами, смотрели на клубы дыма, закрывшие солнце, и передавали друг другу различные предположения. Как мне потом рассказывали, первая мысль у всех на устах была: «поляки, польское дело». Казалось правдоподобным. Момент для взрыва с точки зрения польских белогвардейцев самый удачный 3 .
Через 15 минут мы около дороги, ведущей на радиостанцию, за которой расположены были склады. Здесь уже стояло несколько автомобилей. Был здесь Шарманов, комиссар Всеросглавснаба, Александров - начальник ПУРа. Стояли и смотрели, как за кружевными столбами радиостанции густыми черными и сизыми кудрями и завитками, будто словно из-под земли, вырывался дым. Под дымом - ало краснел и змеился огонь - горели постройки. Иногда - около дома, сбоку, взбрасывался из-под земли небольшой фонтан дыма, на мгновение замирал, затем быстро, кудрями и завитками, разбрасывался во все стороны - и спустя несколько секунд раздавался оглушающий взрыв. - «Новый погреб взорвался».
Стояние и смотрение было бесцельно. Но отсюда автомобиль не мог идти к радио. Пришлось искать другого пути. Мы поехали обходом - и за-ехали к радио с другой стороны, ближе. Мы были от радио в полуверсте приблизительно. Снаряды разрывались за станцией, на расстоянии приблизительно 1 / 2 версты, одной версты. Удивительное дело: не нашли более подходящего места для радио. Мы опасались, что станция погибла. Постройка, в которой находились машины, отсюда казалась охваченной огнем.
Встретили пожарных. Уверяли, что работать там невозможно. Летят оскол-ки снарядов, сами снаряды разрываются, как на поле сражения. Есть убитые и раненые. После первых взрывов паника была такова, что люди бежали как можно дальше от складов. Передавали, будто из Солдатенковской больницы раненые красноармейцы также дали тягу. Это понятно. Мы встретили на пути автомобиль, нагруженный людьми: то спешили в Москву из санатория гостившие там ответственные работники. Хотя санаторий был верстах в 6 - 8 от взрыва, однако испугались.
Неприятное впечатление производило то, что никто не предпринимал никаких мер. Просто - спасать здесь было ничего нельзя: дело мертвое. Первый же взрыв обрек на гибель все склады: никаких средств борьбы с ката-строфой нет; приходится сложить руки и с отчаянием смотреть, как взрыв за взрывом истребляются огромные количества затраченной энергии, как с каждым взрывом ослабляется наша боевая сила. Этот взрыв - стоит потери десятка Киевов. Это, пожалуй, самое крупное поражение, какое мы понесли за все время гражданской войны. «Еще 3 - 4 таких взрыва, - говорит Подвойский, - и война кончена».
Взрывы происходили непрерывно, так что были похожи на пулеметную трескотню, но трескотню страшной силы, оглушающую, гулкую. Земля дрожала, воздух давил на барабанные перепонки, и все время слышалось по всем направлениям беспокойное жужжание от пролетавших где-то наверху снарядов.
Надо было спасти радиостанцию. Никто о ней и не думал. Подвойский послал ряд пожарных, посулил (по моему совету) им награды, если они спасут радио. Те согласились, мы вернулись в Москву, чтобы сорганизовать отряды для спасения станции, и через час опять вернулись к взрывам. Была полночь. Над местом взрыва полыхало зарево. Догорали постройки, и языки огня оживленно возникали и пропадали, перебегая с места на место. Четко рисовались на огненном фоне сквозные железные столбы радиостанции. Вдали, в темном углу построек, где должны находиться машины, горел электрический фонарь: значит, провода остались целы. Пожарные, конечно, ничего не сделали. Мы их и не нашли. Встретили только караульного солдата, который рассказал, что был на радио, машины целы и опасности радио больше не угрожает. Я с Подвойским пошли на станцию. По-прежнему шутихами <взлетали> вверх снаряды, ухали взрывы, полыхало зарево. Мы пролезли сквозь колючую проволоку. Расчищенное поле было изрыто воронками от взорвавшихся снарядов. Кое-где попадались не взорвавшиеся: 6- и 7-дюймовые. Подвойский поднял один 6-дюймовый и стал рассматривать. «Товарищ комиссар, взорвется», - предупредил солдат. Подвойский с осторожностью положил его на место.
<1925>
<Начало отсутствует; запись сделана зелеными чернилами.>
…них глаз.
Приехал он <П. Е. Щеголев 4 . - С. Ш .> ко мне, встревоженный нахрапом Стеклова 5 . Последний, получив поручение от комиссии, возглавляемой Л. Ка-меневым, по изданию классиков - решил, что имеет поручение «от государства». Это значит, что он «все может». Старик Корнилов 6 , разбитый параличом, подвергся атаке Стеклова: отдай ему весь прямухинский архив 7 и все письма Бакунина, над которыми старик проработал около 20 лет. Стеклов при этом грозит: если не будут выданы добровольно, то ему придется применить другие методы. - «Какие? ГПУ? Обыск?»
Нахрап возмутительный и хлестаковский, - но Корнилов испугался. А так как у самого Щеголева есть бакунинские документы и так как они с Корниловым начали публиковать переписку Бакунина, то встревожился и он и прикатил ко мне. Ведет себя Стеклов возмутительно. Он не только требует «всё», хотя может требовать только те документы, которые опубликованы, но при этом требует подлинники ему на руки. Корнилов и Щеголев согласны выдать письма, но не на руки, а в музей, - Стеклов протестует: подай ему в руки! Он ведь такую же вещь сделал с манускриптом Неттлау (Бакунин, 3 тома) 8 . Единственный экземпляр, хранившийся в Петербургской библиотеке, он выписал в Москву в Румянцевский музей, но взял к себе на квартиру - и несколько лет не возвращал 9 .
В результате Щеголев решил, очевидно, поскорее опубликовать те документы, которые у него и Корнилова на руках. Стеклов так противен, что Щеголев и Корнилов готовы куда угодно сдать документы, только не ему. Некоторые из них Щеголев дает мне для журнала. Письма Бакунина опубликует Ионов отдельной книгой 10 . Кроме того - он предложил мне воспользоваться <нрзб.> копией Бакунина - в гранках, для 2-го издания моего Бакунина. Хотя я книгу сдал в печать, - я решил дополнить ее. Придется поработать в…
<Конец листа, продолжение отсутствует. На следующем листе начало другого отрывка, запись сделана черными чернилами.>
…жарит пьесу за пьесой - и хотя его не хвалят, но он в упоении 11 . Час доказывал мне, что он не может исполнять партийные обязанности, так как занимается более полезным делом: творит. Он хочет добиться, чтобы ЦК вынесло постановление: зачислять литературную работу как партийную. Шумит, грозит: вот только «Голгофу» кончу - иначе поговорю: ультиматум поставлю. Просто парень ищет случая выбраться из партии без сраму. В коммунизм его не верится. Он вообразил себя драматургом и полагает, что проживет и без партии. Наглая, самодовольная, но глупая фигура. У меня в «Печати и революции» идет заметка Обручева: указания на текстологические заимствования у Островского 12 . Я это сказал Ч<ижевско>му - он ответил, смутившись: «Да я не скрываю. Я вот сейчас трагедию пишу, └Голгофу”, - так по └Макбету” Шекспира». Новая тема исследования для Обручева.
Заехал к Красноглядову 13 - в Крюково. 4 года человек просидел в <заповеднике?> - в 40 верстах от Москвы, в эпоху революции! Вот тип обывателя, великого мещанина: от голода и холода - убил целых 4 года! Детей ему народила жена - когда-то курсистка. Помню, - она и еще какая-то шумели: мы новые женщины, современные, завоеватели жизни и т. д. Обабилась, располнела, но в глазах скука и злоба. Красноглядов поседел, - черт знает, так бездарно проволочить жизнь!
У него живет Крыленко 14 . Поздоровались. Маленький, седой, серый весь, точно посыпан густым слоем пыли, плешивый, взъерошенный, в рубахе с широким, открытым воротом, с прозрачными, безумными, светлыми глазами. Кто бы мог подумать (кто не знает его имени), что это страшный Крыленко, русский Сен-Жюст, беспощадный прокурор! Он с увлечением разбирал какую-то шахматную задачу из «Известий». Шахматист. Страстный охотник. Сделался заядлым юристом, знатоком законов. Извилистая карьера: в юности любимый оратор студенческих собраний, затем - провинциальный учитель гимназии. Война - прапорщик. Революция - главковерх. Затем - прокурор, зам. наркомюст.
24
Боязнь сильных. Рязанов 15 не хочет вместе со мной издавать новый том Бакунина, чтобы не рассердить Стеклова. Лошадь какая-нибудь вроде Яро-славского 16 напишет книгу о Ленине - плохую, дрянную, макулатура, - ее нельзя выбранить. Мещеряков 17 мне вчера советовал - обругать все, что надо, а Ярославского не трогать. Он член ЦКК. Революционная <ли> наша партия? Но психология такая - от революции или от реакции? Что же говорить об интеллигенции так называемой? Она продается, торгует собой, как баба на базаре бубликами.
12
Что же там будет, - говорит он, глядя на меня поверх очков и морща лоб, - если они пойдут на город. Они разнесут все в куски, камня на камне от культуры не останется.
Это - бакунист, ученик Бакунина!
Сажин не может простить мне - как это я доказывал, что альянс бакунинский - существовал. Бледнеет, <нрзб.>, путается: по его представлениям - одно, а по документам - другое. «Где документы? - говорит. - Документы лгут».
Его очень задела история со сборником «Памяти Бакунина». Сборник арестовали; за освобождение сборника хлопотали - он говорил с Гусевым 19 . Гусев обещал «завтра» освободить, <пригласил> прийти на заседание. Сажин пришел - но было поздно: сборник уже был уничтожен. Старик разводил руками. Его очень обидело, что ни Молотов, ни в ГПУ - его не приняли.
12
Ионов - встрепанный, электрический, кипит, торгуется, бранится, восхищается своими книжками. Хлопает книгой по столу, вертит перед глазами, щупает, ворошит страницы, сравнивает с прежними, хвастает дешевизной: «Вы посмотрите, как издавали раньше и как издаю я», - и тычет пальцем в цену, скрывая от неопытного, что рублевая книжка дореволюционная издавалась в 3000, а рублевая нынешняя в 30 000. Но хороший работник: влюблен в свое дело, энтузиаст. Таких мало было и раньше. Он и в самом деле верит, что книга победит смерть, как изображено на его ex libris.
Около него муравейник литераторов. Все жмутся, кланяются, просят: левиафан. Приходил при мне грузный, расплывшийся, белый, как лунь, И. Ясинский 20 . Просил увеличить ему гонорар с 35 рб. до 50 р. <за> лист. Ионов, против ожидания моего, без торгу согласился. Есенин терся, униженно льстя Ионову, не зная, куда девать руки, улыбаясь полусмущенно, точно сознаваясь перед всеми, что он льстит, лебезит, продается. Жалкое впечатление. Посвятил Ионову стихотворение, кое начинается словами: «Издатель славный…» Ионова слегка затошнило: «Удобно ли мне печатать?» - спрашивает. Он купил у Есенина собрание стихов - тот поэтому ходит перед ним на задних лапах 21 . Пресмыкается - очень больно, такой огромный талант, <но> алкоголик, без чувства достоинства. Мне он очень долго и витиевато говорил, что он от москвичей ушел, они «без идеологии», а он теперь переродился, он принял Советскую власть и без идеологии не может. Я почувствовал без труда, что он «подлизывается».
Вечером Ионов устроил в грузинском кабачке маленький ужин по случаю хорошей прибыли изд<ательст>ва. Пригласил меня: любопытно - пошел. Были Ионов с женой, Элиава 22 (предсовнарком Грузии, он же наркомвоен), Есенин, два-три служащих и какой-то грузин, затянутый в сюртук, с зычным голосом, который после второго стакана стал петь, удивляя присутствующих руладами. Он, вероятно, завсегдатай этого кабачка - на предмет увеселения персонала. Был еще хозяин - грузин, окончил университет, теперь кабачок содержит, Элиава с ним на «ты» - словом, друзья. Есенин после двух-трех стаканов завел разговор о том, что Ионов его обобрал, купил за 600 рб. полное собрание. Ионов, охмелевши, вспылил. «Дубина ты!» - кричал Есенину и приказывал своему помощнику: «Знаешь, где расторгнуть договор?» - и, для страху, записывал это в книжку. Есенин струхнул и стал униженно замаливать грех. Ионов все время покрикивал на него: «Дубина», - а он, улыбаясь, оправдывался, сводя все-таки разговор на то, что ему мало Ионов платит. «Ваше бы дело только торговать, вы как на рынке», - сказала ему жена Ионова.
Подвыпив, Есенин мне жаловался: «Не могу я, уеду из России, сил нет, очень меня притесняют. Денег не дают» и т. д. Жалкое зрелище.
Его вообще как-то третируют. Как раз вошел Элиава из соседнего кабинета, Есенин говорил со мной, - так он из-за стола смотрит на него надменным взглядом и говорит ему: «Есенин, я привык, чтобы со мною здо-ровались».
Печальна судьба этого человека. Дарование огромное, но гибнет безвоз-вратно, если не погиб. Ни культуры, ни самоуважения, ни своей среды, ни объем<ного?> взгляда на жизнь. Неудивительно, что пьет мертвецки. В пьяном виде стеклом вскрыл себе жилы по левой руке и не давался, когда хотели перевязать рану. Шрам остался ужасный, - он поэтому носит на руке шелковую повязку 23 . Но стихи все еще хороши. Сколько в них ощущения гибели, развала, разгрома. Деревня никогда еще не говорила таким поэтиче-ским языком. Но его жалко.
Щеголев толст, доволен, нетороплив. Не любит Стеклова. В пику ему дал мне для журнала письмо Бакунина Каткову, которое Стеклов усиленно ищет. В то же время Щеголев симпатизирует моей работе о Бакунине. Не <так> сам хотел, как мне. Даже хотел поцеловать. Был доволен, что мне удалось исхлопотать Сологубу пенсию 24 .
<1927>
Вчера очередное (3-е) собрание сотрудников «Нового мира». Чужие люди. Недоброжелатели. Качалов читал рассказ А. Дымова «Иностранцы» 25 . Неплохо: сатирическое изображение провинциального актерства, оторвавшегося от жизни, от революции, не понимающих, что кругом, мечтающих о прошлом (бенефисы, подношения, губернаторские балы, публика!!). Столкновение с действительностью - и гибель центральной фигуры Земнова. Прения - белиберда! «Нет положительных типов, не показано строительство» (Мещеряков). Гусеву рассказ противен - и т. д. В результате - рассказ талантливого начинающего писателя затоптали.
Качалов - великолепен. Маяковский - груб. Читал свои стихи, не принятые Степановым 26 , - без успеха. Зазывал «высказаться», - выступил Раковский 27 и показал, чем его стих («Послание молодежи») 28 реакционен, идеалистичен.
Подсел Пильняк: сегодня в «Правде» заметка о председателе правления Масложиртреста Попове (предан суду, исключен из партии). Как он поехал на денежки треста в Китай с Пильняком, что-то о публичных домах и т. п. 29 .
Вообще - не <веселит?> бездарность. Буданцев 30 громил за бездарность других авторов. <Толкни пролетария?> Никулин 31 старался показать себя независимым. <Недобрая тенденция?> Малашкин 32 бранит всех и все. Артем Веселый - дрянь, реакционер.
На днях <Малашкин> приходит ко мне. Сидит, нервничает, теребит шапку, дергаются губы, лицо мятое, испитое. Изо рта запах чесноку, все, как он разговаривает, ерзает, как на иголках… <фраза не закончена >. Упрашивает пропустить его большую повесть «Записки Анания Жмуркина» 33 . Повест-ь - плоха - он уверяет, что все превосходно. Успех вскружил ему голову.
- «Сатирикон», ну, - Петрония, знаете?
У меня хлеще!
Что хлеще?
Новый роман. Вы как, эротику любите?
Ну, тогда не дам. У меня эротики больше, чем у Петрония.
Ив. Ив. Скворцов рассказывал мне, как Маяковский громил его за фельетон Ольшевца о ЛЕФе 34 .
ЦК партии поручил мне это дело и одобряет, а вы ругаете.
Скворцов:
Я также - член ЦК, а не знаю, когда вам ЦК это поручил.
Маяковский ретировался.
Груб, нахален, невыносим.
Скворцов же рассказал: Н. Фатов 35 прислал ему книжку для отзыва с просьбой дать на отзыв ее кому-нибудь поумнее того, кто писал отзыв на другую его книжку. Скворцов ответил ему: «Уважаемый - и т. д. - Это я писал о тех ваших книжках».
<4 строки замазаны. >
В. Дынник 36 в возражении своем указала на гуманизм в рассказе Дымова: он жалеет даже такого кокаиниста, как Земнов.
Иван Иванович в своем слове советовал писателям взять котомку и идти в народ, на завод и т. п. Касательно же гуманизма сказал: «Если мы поддадимся этому гуманизму - мы бог знает до чего дойдем, в помойную яму прямо».
Обрывки разговоров с Малашкиным:
Все пишут дрянь. Барбюс - дрянь. Бабель дрянь. Русского языка не знают. Вот у меня язык - учиться будут.
Пишу роман. Это будет - вещь. Вот увидите.
Знаете - все пошли к черту. Возьму и застрелюсь. Ну их к черту.
Кр. зим. ерзает. Лицо дергается. Глаза лихорадочно начинают блестеть. В нем есть и хитреца, и подобострастие. Обещает следующую повесть посвятить мне - купить хочет?
Очень любит льнуть к товарищам, власть имеющим. Нередко слышишь: «Я и Вячеслав Михайлович», «Мой друг Вячеслав Михайлович», «Мы с Молотовым», «Молотов был у меня», «будет у меня».
20/II-27. Юбилей Фриче 37 (30 лет литературной деятельности). Актовый зал Университета (Моховая). Белые колонны. Длинный стол президиума. <До края?> уселись ученые. Вся остальная аудитория - студенчество. Впечатление такое, что ученые только представители обществ, которые чествуют, а просто пришедших на чествование - нет или очень мало.
Все гладко. Речи, речи, речи. Комплименты марксизму Фриче, даже из уст тех, кто от этого марксизма ох как страдает. Но внутренний холодок. Аудитория молодая, славная. Встречает всех аплодисментами. Одного Лебедева-Полянского 38 единодушным молчанием.
Почему? - спрашиваем Волгина 39 .
Дискредитирует марксизм. Единодушны все - и студенты, и профессора: считают, что Лебедев-Полянский предмета не знает, но самоуверен, груб, вульгарен. Читает русскую литературу.
Юбилей «Красной нови». Этот организован пошумней - писатели! Зал в Доме Герцена полон. Но писателей только часть. Никого из ЛЕФов (они значились на списке приветствующих), из МАППа, ВАППа. Но были «Кузница», «Вагранка», «Рабочая весна», рабкоры «Правды». Никаких приветствий от «Правды», «Известий», Отдела печати ЦК. Я спрашивал, почему от Скворцова нет? Ведь он к вам (Воронскому 40) относится хорошо?
Тот махнул рукой:
Ничего подобного. В глаза хвалит, а за глаза… <Одна строка за-мазана. >
В приветствиях (от «Круга» 41), в адресе от писателей намеки на то, что «кто-то» пытается Воронского снять с литературы, и писателям это очень не по вкусу - и они верят, что этого не будет.
Сакулин 42 поздравлял Воронского, что он действительный член русской литературы, но с избранием в <ОГИЛ?> Российской словесности 43 - не поздравил - странно. То же самое и Фриче - они не избраны в Общество. Говорил Сакулин также об общечеловеческих центрах литературы и о том, что Воронский так любит литературу, что забывает иногда о ее революцион-ности (это в похвалу Воронскому). Пришлось мне старика чуть-чуть оборвать.
Затянулось до 12 ч. Говорили <фамилия замазана >, Ярослав-ский. Послед-ний был сдержан, высказал надежду, что еще не один юбилей «Красной нови» будем справлять, что журнал этот сделается рабоче-крестьянским.
Затем - внизу - банкет. Пили, тосты и пр. Маленький инцидент. Багрицкий прочел пародию на Авербаха, в которой говорил о нем, Лелевиче - как о евреях 44 . Багрицкий сам еврей из Одессы, и шутка была просто еврейской <слово замазано >. <Вентлиз?> 45 побледнел, произнес громовой спич против антисемитов, которых-де люди вышвыривают на улицу, а не приглашают на банкет литераторов и коммунистов. Все опешили. А Ив. Евдокимов 46 с угодливой поспешностью заявил: «└Красная новь” здесь ни при чем». <2 фразы нрзб .> Я взял слово, разъяснил <фамилия замазана, вероятно, упомянутому Вентлизу >, что он не прав по отношению к Багрицкому. Через 5 минут он подошел к Багрицкому, жал ему руку и поцеловались.
А в общем - скучно. Пьяные писатели - плоские шутки, пьяный смех <1,5 строки замазаны>.
В 1 ч. пришел Качалов. Читал отрывки - Прометей - Алеша Карамазов - Есенин - все с теми же интонациями, жестами, заученное, мертвое. У него - своих слов нет, двух минут не скажет речь, - может только за-ученное, затертое, чужое.
Пытливый, внимательно осматривающий, как бы вынюхивающий Бабель. Сразу опьяневший, бурно и размашисто, Леонов, вылощенный Лидин. Гармонист. Мрачно пьющий Воронский. Скучно.
Пьяный Евдокимов лез и уверял, что он «без подлой лести» редактор, что все лгут, льстят, а он один говорит правду - и т. д.
Потом Орешин 47 лез с признаниями в любви и даже, изловив момент, поцеловал мне руку. Гадость.
В соседней комнате Радимов Павел 48 плясал вприсядку, прыгал <1 слово нрзб .> куда-то. Евдокимов, сговорив какую-то брюнетку, - вертелся с нею по комнате. Лиса Бабель внимательно вынюхивал что-то.
Это все русские писатели? - спросил он меня. - Это вся русская литература?
27/II. Ингулов 49 рассказал - что-то не верится. Демьян поссорился с Сосновским 50 . У Сосновского - секретарь - Иванкин 51 . Придравшись к случаю (у Иванкина оказался второй радиоприемник, незарегистрированный, но им он не пользовался), Демьян напечатал в «Известиях» или в «Правде» сатиру, в которой изругал Иванкина как шкурника. Это вызвало бурю среди журналистов - оказывается, Иванкин - уважаем. «Рабочая газета», где он сотрудничал, напечатала его письмо с примечанием редакции. Смысл примечания: Демьян пишет на темы, не имеющие общественного значения. Если у него много времени - пусть заглянет в письма рабкоров - там есть материал получше.
Демьян - взбешен - позвонил <фамилия замазана>. Тот согласился, что примечание недопустимое. Сталин и Молотов требуют будто бы, чтобы Н. И. Смирнов 52 напечатал, что примечание - напечатано по недоразумению. Тот отказался, истребовав постановления Оргбюро. Постановлением Оргбюро он снят. Среди журналистов смятение. Правда ли?
Про Демьяна говорят вообще несуразное. Будто живет он под Москвой чуть ли не в имении, - там у него и горничные, и цветочницы, и денщики - чуть ли не гайдуки. Будто зарабатывает он тысячи - а налогов платить не хочет и т. д.
Я не бывал у него - что-то не верится. Он производит хорошее впечатление.
Но слухи про него все-таки нехорошие. Ходило по рукам стихотворное послание Демьяну Бедному, будто бы написанное Есениным. Как-то выяснилось, что автор некий Горбачев из «Красной звезды». Говорят, Демьян позвонил Менжинскому 53 , и тот послал Горбачева в Новосибирск.
Здесь Горбачев будто бы обжился. Демьян узнал про это, повторил звонок <позлее?> - и Горбачева заправляют <так! > в Нарым - или куда-то в этом роде.
Все-таки эта история дошла до ЦКК. Горбачева вернули - хорошо. А то - безобразие 54 .
2/III. Странная вещь: звонит Дивильковский 55 . «Против вас, - говорит, - собирается туча».
Что такое?
Вы, - говорит, - председательствовали на контрольно-ревизионном собрании в Доме Печати, где обсуждалось поведение Демьяна Бедного и вынесли протест.
Что такое? Ничего подобного.
Говорят. Мне позвонил Демьян.
Звоню Демьяну. Он мне говорит, что кампанию против него ведет Сосновский, что на него клевещут, что во всех историях с Горбачевым и Иванкиным он ни при чем. Что ему позвонили и сказали, что Сосновский и Полонский против него и т. д.
Если верить Демьяну - на него, в самом деле, что-то наклепали. Со мной говорили о Бедном Ингулов и Малышкин. Оба размазывали его черными красками, сгущали <нрзб.>. Больше ни с кем я о Демьяне не говорил, - а с ними говорил с глазу на глаз. Кто же из них мог позвонить Бедному? И какую цель это имело, если оба они чернили Демьяна в моих глазах?
Что за чепуха! Разговор с Ингуловым велся у меня 27/II. Он упорно долбил, что Демьян разлагается, что он живет черт знает как, что он упрекает его, Ингулова, в том, что Ингулов его не защищает, и т. д. Сообщил он мне также, что Демьян не хотел платить подоходного налога - его обложили будто бы на 66 тысяч, - и ратовал создать специальную комиссию, которая разбирала <бы> этот вопрос и уменьшила налог до 4 тыс.
Неужели этот самый Ингулов и позвонил Демьяну? Что это такое?
Говорил Ивану Ивановичу об этом. Он обрадовался, что я ни при чем. Считает, что все-таки придется говорить об этом в ЦКК.
Малкин Б. Ф. 56 долго пенял меня за мои удары по ЛЕФу. Заметил он, между прочим: «└Известия” - газета мещанская, трибуна мещанства». Это «демократический», коммунистический подход к газете рабочей диктатуры?
Вчера в «Новом мире» Малашкин: бледен, расстроен. Оказывается, он подписал как-то протест против Д. Бедного - подписавшихся, кажется, тянут в ЦКК - он разволновался - «сниму подпись», «зря это сделал». И вдо-бавок - выходит из «Перевала». Нехорошая для большевика трусость: ну - подписал, сделал ошибку - признался - но вдобавок делает еще ряд ошибок - недостойно как-то.
Моя статья «Леф или блеф?» 57 - шумит (странно: я не думал, что они <лефовцы > так оторваны, - никакого сочувствия. Даже старые лефы - Д. Петровский 58 - и те довольны). Звонило несколько человек: «жали руку». Гладков, Кольцов <Вещагин?> и Рабинович (худ<ожественный?> театр) - также доволен. Но лефы - готовят гром. Посмотрим.
Комментарии
1 Подвойский Николай Ильич (1880 - 1948) - в ноябре 1919 - 1923 годов начальник Всевобуча и ЧОН (Частей особого назначения), существовавших параллельно регулярной Красной армии военно-партизанских отрядов.
2 Вероятно, имеется в виду Закс Григорий Давидович (1882 - 1937; расстрелян) - левый эсер, один из заместителей Дзержинского по ВЧК.
3 Ср. с дневником писателя А. С. Неверова, приехавшего в Москву как раз 9 мая 1920 го-да и 10 мая записавшего свои впечатления: «Первые взрывы за Москвой. Мы принимаем их за салюты. Облака дыма. Чувство тревоги. Выход на улицу. Скачущий автомобиль с пожарными. Взрывы сильнее. Дымовые кольца на громадной высоте. Тревога, недоумение среди населения. Лопанье стекол на Мясницкой. <…> Чувство боли за республику. Равнодушие обывателей. Обычные разговоры. Улыбки, смех. Как будто бы ничего не произо-шло. Жизнь бьет своим ключом. Слухи о повстанцах. Возвращение в номера. Сплошной гул, как от несущихся поездов. Редкие, но сильные взрывы. Головная боль. Стихание взрывов. <…> Отправляемся в └Дом Печати”. (Организатором и председателем Дома печати в 1919 - 1923 годах был Полонский. ) <…> Девицы, не похожие на поэтесс. Молодежь еврейского типа. <…> Первое впечатление от поэтов: └маленькие”, обыденные люди с налетом московской смелости и уверенности. <…> Взрывы продолжаются. О них никто не говорит. Это - нечто далекое. Пьют, едят. Говорю Дорогойченко: └Что это такое?” Он: └Деревья выкорчевывают за Москвой”. Кириллов: └Хорошо выкорчевыванье. Большое несчастье…” Журналист Литовский. <…> Сообщение Литовского о взрывах. Горят артиллерийские склады в Хорошеве. Через минуту об этом забывают. <…> Мы уходим. Улица живет своей жизнью. Три девицы на террасе в университетском саду танцуют, поют. Два поэта из провинции рассказывают, как в └Кафе поэтов” Есенин дал три пощечины импрессионисту Соколову на эстраде публично за то, что во время критики есенинских стихов Соколов сказал, что Есенин выкрал чужие образы кое-откуда и ничего не создал оригинального» (РГАЛИ, ф. 337, оп. 1, д. 179. С небольшими неточностями и сокращениями воспроизведено в кн.: «Александр Неверов. Из архива писателя. Исследования. Воспоминания». Куйбышев, 1972, стр. 76 - 77).
11 мая 1920 года в «Правде» появилась передовица «Паны поджигатели», где сообщалось: «9-го мая в окрестностях Москвы произошел взрыв склада артиллерийских снарядов. Этот взрыв показывает, что польские паны являются талантливыми учениками и подражателями наших русских белогвардейцев и антантовских громил. <…> Почти с полной достоверностью установлено теперь, что этот взрыв есть дело заговора, организованного панами и ксендзами. <…> Паны-разбойники думали, что пожар и взрывы, начавшись там, где их удалось устроить, распространятся далее, перейдут на другие склады, повредят железные дороги и уничтожат ненавистную им Красную Москву. К счастью, гнусный замысел панов-поджигателей не удался. Пожар и взрывы затронули только небольшие, неважные для нас склады. Дело обороны пострадало очень мало, число жертв оказалось невелико, железные дороги остались целыми. <…> Уцелела даже близко расположенная к месту взрыва радиостанция» и т. д. Там же: «Пожар на Ходынке. Беседа с тов. Каменевым». Председатель Моссовета заявил: «Взрыв этот показал, что даже и такие неожиданные потрясения не опасны для революционного порядка в Москве. Несмотря на разбитые стекла в некоторых витринах и домах, до сих пор никаких сведений о мародерстве ни в Москве, ни в окрестностях не поступало».
4 Щеголев Павел Елисеевич (1877 - 1931) - литературовед, пушкинист (автор книги «Дуэль и смерть Пушкина»), историк освободительного движения, редактор журнала «Былое».
5 Стеклов(Нахамкис) Юрий Михайлович (1873 - 1941; погиб в лагере) - политический и государственный деятель, историк, публицист. В 1917 году член Исполкома Петро-градского совета. Редактировал газету «Известия». В 1934 - 1935 годах публиковал собрание сочинений и писем Бакунина. Его богатый архив, конфискованный при аресте, исчез бесследно; запросы в КГБ, предпринятые сыном Стеклова и историком Н. М. Пирумовой в конце 70 - начале 80-х годов, результатов не дали. О столкновении Стеклова и Д. Б. Рязанова с Полонским на «бакунинской почве» см. в предисловии.
6 Корнилов Александр Александрович (1862 - 1925) - историк, до революции один из лидеров кадетской партии. Автор книг «Молодые годы Михаила Бакунина. Из истории русского романтизма» (М., 1915) и «Годы странствий Михаила Бакунина» (Л., 1925). В рецензии на последнюю Полонский писал: «Появление в печати этой книги является приятной неожиданностью. Материал, ее составивший, оказывается не чем иным, как премухин-ским <так! > архивом, который мы считали погибшим. Драгоценнейшие документы спокойнейшим образом хранились у А. А. Корнилова, который, оказывается, так крепко умел держать секреты, что в заметке своей в └Вопросах ленинизма” в 1921 г., посвященной └Исповеди” Бакунина, ни намеком не обмолвился о том, что в распоряжении его находятся подлинные письма Бакунина, имеющие самое близкое отношение к этому сенсационному документу» («Печать и революция», 1925, № 5/6, стр. 408).
7 Прямухинский архив М. А. Бакунина (по названию имения семьи Бакуниных Прямухино в Тверской области) как цельное собрание не сохранился. Н. М. Пирумова в 70 - 80-е годы выясняла его судьбу. Часть архива оказалась в Москве, часть в Ленинграде, часть в Твери, но далеко не все удалось найти: исчезли, например, дневники участника гарибальдий-ских походов Александра Бакунина. Об исчезновении бумаг Ю. Стек-лова после- его ареста говорилось выше. Найденное с помощью Натальи Михайловны составило основу бакунинской коллекции Тверского государственного музея (впервые экспонировалась в 1987 году), а также послужило основой для открывшегося в 2003 году Музея Бакуниных в Пря-мухине.
8 Неттлау Макс (1866 - 1944) - немецкий историк и теоретик анархизма. Речь идет о его труде «Жизнь и деятельность Михаила Бакунина» - трехтомной литографированной рукописи. Как писал Д. Б. Рязанов, «все еще остающаяся для наших бакуниноведов книгой за семью печатями монументальная монография Неттлау импонирует так сильно всякому компетентному читателю <…> именно потому, что в ней содержится колоссальный исследовательский труд - тысячи примечаний и масса совершенно новых материалов, извлеченных впервые из частных архивов и бесчисленных периодических изданий. <…> При тех странностях, которые отличают этого беззаветно преданного своей идее ученого чудака, мы вряд ли когда-нибудь получим возможность познакомиться с подлинными документами, которые он использовал для своей работы. Для науки они существуют только в тех копиях, которые он собственноручно сделал в своем литографированном труде» («Летописи марксизма», 1929, № 7, стр. 18). Не следует путать фундаментальную монографию Неттлау с его одноименной популярной брошюрой, выпущенной в 1920 году анархистским издательством «Голос труда».
9 На деле в СССР имелось три экземпляра книги Неттлау. Кроме экземпляра Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде еще по одному - в Институте Маркса и Энгельса и в московском Музее Кропоткина. Стеклов писал в Комиссию историков-марксистов:«Узнав в 1923 г., что существует такая интересная книга о Бакунине, как рукопись Неттлау, и готовясь уже выпустить большую └исследовательскую” работу о Бакунине, В. Полонский решил… не изучать всерьез Неттлау, о нет, а только взглянуть на него для того, чтобы, во-первых, на всякий случай заткнуть глотку тем зложелателям, которые сразу увидят, что с Неттлау он не знаком, а во-вторых, получить возможность в своей └большой” работе хоть разочек сослаться на Неттлау. Я охотно пошел ему навстречу. Не имея права по условию с Наркомпросом передавать эту рукопись, данную мне под расписку кому-либо другому, я избрал такой путь, который единственно был при этом возможен: я перенес рукопись в редакцию └Известий”, которою тогда ведал, и оставил рукопись там на ответственного секретаря редакции. Последний должен был всякий раз, когда того пожелает Полон-ский, предоставлять ему рукопись и помещение, в котором он мог бы рабо-тать. Это было установлено с согласия Полонского, тогда рассыпавшегося в благодарностях.
Вяч. Полонский добился своего: он получил возможность сделать одну ссылку на рукопись Неттлау. После чего он работу эту забросил.
Сказать откровенно, я видел, что Полонский не будет работать над Неттлау. Но что он так быстро испугается бездны премудрости, даже я не ожидал. Теперь он, продолжая ту же тактику напускания тумана, пытается уверить комиссию, будто └в продолжение довольно долгого времени ежедневно в свободные от работы часы - между 4 и 8 часами вечера - с лупой в руках изучал рукопись в секретарской комнате редакции”. Но спрошенный мною недавно по этому поводу тогдашний секретарь редакции сообщил мне, что Полонский заходил в редакцию так раза три-четыре, да и то на 1 - 1 1 / 2 часа. Что последнее более отвечает прозаической действительности, видно и из того, что больше цитат из Неттлау в книге Полонского нет (если мне не изменяет память). А уж он набрал бы цитаток, если бы действительно поработал над рукописью.
Словом, он позорно сбежал, увидев, что это за └гранит науки” - рукопись Неттлау. И если в предисловии к своей книге он в 1925 г. счел долгом выразить мне благодарность за предоставление ему возможности ознакомиться с рукописью Неттлау, то и это было сделано лишь для того, чтобы ввести в заблуждение читателей и внушить им мысль, будто Вяч. Полонский действительно └проработал”, выражаясь его стилем, эту рукопись, три тома которой он даже не перелистал. В этом смысле он прав, когда сейчас уверяет, что к этому выражению благодарности надлежит относиться только иронически. Конечно, у Вяч. Полонского умысел другой тут был: показать, что └и мы Неттлау читали”; для этого он пошел даже на такой шаг, как выражение благодарности собрату по перу за проявленную по отношению к нему любезность. Говоря словами Ривароля, он для достижения своей цели готов даже на честный поступок. <…>
Я в печати никогда не говорил о └внелитературных” мотивах, двигавших Полонским. Я и сейчас могу о них только догадываться, поскольку они касаются не его одного. Лично он руководится злобой за разоблачение его легкомыслия и невежества и страхом, что эти обличения станут достоянием широкой публики, перед которой он парадирует в качестве ученого исследователя. Поэтому он силится опорочить тех людей, которые по чисто литературным и научным мотивам разоблачают его ненаучность. Эта задача облегчается для него тем странным обстоятельством, что, при всей незначительности своего умственного багажа, этот человек какими-то судьбами держит или недавно держал в своих руках чуть ли не главные органы советской журналистики (редактор └Красного архива”, └Историка-марксиста”, └Печати и революции”, └Нового мира”, └Красной нови”, литературно-филологического отдела Большой Советской энциклопедии и пр.). Что свою досаду Вяч. Полонский изливает в форме личных клевет, инсинуаций, брани и т. п., это, вероятно, объясняется преимущественно его индивидуальными особенностями, а отчасти, быть может, уверенностью в безнаказанности» (НИОР РГБ, ф. 384, карт. 7, д. 11, л. 101, 104).
10 Имеются в виду письма, опубликованные А. А. Корниловым в книге «Годы странствий Михаила Бакунина». Ионов (Бернштейн) Илья Ионович (1887 - 1942; умер в лагере) - бывший политкаторжанин, поэт, крупный издательский деятель, заведовал ленинградским отделением ГИЗа, где вышла книга Корнилова.
11 Речь идет о драматурге Чижевском Дмитрии Федотовиче (1885 - 1951). В кругу коллег он считался «ходячим анекдотом», что отразилось в следующей эпиграмме Арго: «Средь анекдотов, бойких, как бичи, / Есть анекдот торжественный и веский, / Который начинается на └Чи” - / Чижевский» (РГАЛИ, ф. 1784, оп. 1, д. 46, л. 2). Два таких анекдота сохранились в собрании театральных баек конферансье А. Менделевича: «Драматург М. А. Булгаков как-то читал во МХАТе свою пьесу └Мольер”. На чтении было несколько приглашенных драматургов. В пьесе Мольер все время назывался └maоtre”. После чтения началось обсуждение. Один из драматургов, Чижевский, сказал: └У меня никаких замечаний нет, кроме одного: во времена Мольера, насколько мне помнится, метров не было”». «Этот же драматург, когда критиковали его новую пьесу, сказал на обсуждении: └Вот вы говорите, что пьеса плохая, но совершенно не принимаете во внимание, в каких условиях я пишу. У меня очень плохие бытовые условия. Дайте мне Ясную Поляну, и я буду писать, как Лев Толстой!”» (Менделевич А. А.Из воспоминаний старого москвича. - «Новое литературное обозрение», № 22 (1997), стр. 407).
12 См.: Обручев Сергей. Островский и Чижевский. - «Печать и революция», 1924, № 3, стр. 131 - 135. В статье показано, что пьеса Чижевского «Сиволапинская коммуна» вплоть до мелких словечек и деталей повторяет сюжет пьесы А. Н. Островского «Свои люди - сочтемся».
13 Красноглядов - неустановленное лицо.
14 Крыленко Николай Васильевич (1885 - 1938; расстрелян) - советский политический деятель, с 1928 года - прокурор РСФСР.
15 Рязанов (Гольдендах) Давид Борисович (1870 - 1938; расстрелян) - академик АН СССР (1929), в 1921 - 1931 годах - директор Института Маркса и Энгельса. О его и Стеклова столкновении с Полонским на почве «конкуренции» за издание материалов М. А. Ба-кунина, происшедшем несколько лет спустя, см. в предисловии.
16 Ярославский Емельян (Губельман Миней Израилевич; 1878 - 1943) - совет-ский политический деятель, академик АН СССР (1929), более всего был известен как «воинствующий безбожник». В 1925 - 1927 годах входил в редколлегию журнала Воронского «Красная новь». Под книгой о Ленине, вероятно, имеется в виду «Вождь рабочих и крестьян» (Л., 1924).
17 МещеряковНиколай Леонтьевич (1865 - 1942) - публицист, член-корреспондент АН СССР (1939), заведующий Госиздатом.
18 Сажин Михаил Петрович (1845 - 1934) - революционер-народник, сподвижник М. А. Бакунина, в 1871 году - участник Парижской коммуны.
19 Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович; 1874 - 1933) - партийный деятель, в 1923 - 1925 годах - секретарь ЦКК РКП(б), в 1925 - 1926 годах - заведующий Отделом печати ЦК ВКП(б). Отец писательницы Елизаветы Драбкиной, автора художественно-мемуарного произведения «Черные сухари» (1957 - 1960).
20 Ясинский Иероним Иеронимович (1850 - 1931) - прозаик, поэт, публицист. Несмотря на свою двусмысленную политическую репутацию, первым из литераторов явился после Октябрьской революции в Смольный засвидетельствовать лояльность режиму большевиков и был приветствуем Луначарским, за что заслужил в среде литераторов прозвище «кающаяся Магдалина».
21 Есенин был близко знаком с Ионовым, приезжая в Ленинград, пользовался его огром-ной библиотекой. Но, несмотря на приятельские отношения поэта и издателя, собрание стихотворений Есенина ленинградским отделением ГИЗа так и не было выпущено. Посвящение Ионову («Издатель славный! В этой книге / Я новым чувствам предаюсь, / Учусь постигнуть в каждом миге / Коммуной вздыбленную Русь») появилось только 31 декабря 1925 года в вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты», вместе с написанными кровью последними есенинскими строками «До свиданья, друг мой, до свиданья…».
22 ЭлиаваШалва Зурабович (1883 - 1937; расстрелян) - наркомвоенмор Грузии, наркомвоенмор Закавказья (после объединения закавказских республик, одним из инициаторов какового он был, в ЗСФСР), председатель СНК Грузии с 1923 года, уполномоченный народного комиссара путей сообщения по Закавказью, председатель СНК ЗСФСР. С 1931 года - заместитель наркома внешней торговли СССР, с 1936 года - заместитель наркома легкой промышленности СССР. С 1927 года - кандидат в члены ЦК партии.
23 Руку Есенин порезал в Москве, в результате несчастного случая, приписывание ему попытки суицида - сплетня.
24 П. Е. Щеголев составил биографическую справку Федора Сологуба, где освещалась его литературная и педагогическая деятельность и которая была приложена к письму Полонского Троцкому от 10 июня 1924 года (см. предисловие). 2 июля 1924 года Ф. К. Сологубу была назначена персональная пенсия размером 75 руб. в месяц («De Visu. Историко-литературный и библиографический журнал», 1994, № 3/4 (15), стр. 72 - 73).
25 Дымов А. - сибирский писатель. Рассказ «Иностранцы», оцененный как «сплошная └есенинщина” в прозе, к счастью, бездарно сделанная», упомянут в статье: Шацкий И.Морда класса. - «Советская Сибирь», 1928, № 99.
26 Скворцов-Степанов Иван Иванович (1870 - 1928) - публицист, редактор «Известий» с 1925 года, член ЦК ВКП(б); часто именуется в публикуемом дневнике просто «Иван Иванович».
27 Раковский Христиан Георгиевич (1873 - 1941; расстрелян) - советский политический деятель, дипломат. Принадлежал к оппозиции, личный друг Воронского (см. примеч. 40).
28 Под «Посланием молодежи», скорее всего, имеется в виду стихотворение Маяковского «Послание пролетарским поэтам», впоследствии разошедшееся на цитаты («больше поэтов хороших и разных…» и т. п.). «Идеалистичными» по тем временам могли быть сочтены строки «Коммуна - это место, где исчезнут чиновники и где будет много стихов и песен».
29 18 февраля 1927годав «Правде» было опубликовано постановление Президиума МКК и Бюро МК ВКП(б) о деле председателя правления Масложирсиндиката Попова: «<...> Попова А. П., как чуждый, разложившийся элемент, злоупотреблявший доверием партии и советской власти, из рядов ВКП(б) исключить и привлечь к уголовной ответственности». Далее некий Г. Мороз пишет заметку «О чем говорят постановления МК и МКК ВКП(б)»:
«<…> Попову была предоставлена 2-месячная командировка в Китай и Японию └для выяснения этих стран в отношении растительных и животных жиров”. Во время разбора дела в МКК выяснилось, что настоящая цель поездки Попова в Китай и Японию, обошедшаяся Масложиртресту в 40 000 р., было желание сопровождать писателя Пильняка в его поездке по этим странам. <…> Уехавши в момент тяжелого финансового кризиса синдиката в тот момент, когда синдикат только-только оформился, Попов вместо указаний о работе синдиката с пути, а также из Китая и Японии периодически посылал └доклады” в правление, где описывал свои похождения: посещение публичного дома, вечеринку вместе с Пильняком у проф. Устрялова, споры с Пильняком о месте последнего в литературе, причем якобы Пильняк (в передаче Попова) не примиряется с меньшей ролью, чем роль Толстого, или с ролью, близкой той, которую играл Толстой; описание своего и Пильняка туалетов и пр. в таком же выдержанном └деловом” тоне.
Формально цель поездки Попова, по его словам и по словам членов правления, - выяснение в Китае и Японии вопросов о соевых бобах. На самом же деле ни о каких соевых бобах Попов за границей не думал, а, наряду с веселым времяпровождением с японскими гейшами, он давал в харбинские газеты интервью со своим портретом, дорогостоящие рекламы, о чем-то торговался с китайскими купцами и все это преподносил в докладах правлению наряду с описанием своего сопровождения Пильняка.
Мы не станем описывать дальнейшие художества Попова. Надеемся, что ГПУ, в тюрьму которого посажен после исключения из партии Попов, займется выяснением и на этот раз пошлет его не в Китай, а, может быть, по тому же направлению в Нарым».
Сохранился ли архив Масложирсиндиката с «докладами» Попова о своей загранкомандировке? Скорей всего, нет. Ценнейший для биографов Пильняка материал пропал безвозвратно.
30 Буданцев Сергей Федорович (1896 - 1940; умер в лагере) - писатель.
31 Никулин (Ольконицкий) Лев Вениаминович (1891 - 1967) - писатель.
32 Малашкин Сергей Иванович (1888 - 1988) - писатель, член партии с 1906 года. Автор нашумевшего произведения «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» (1926), описывающего сексуальную жизнь советской комсомолии и резко осужденного рапповской критикой.
33 «Записки Анания Жмуркина» (1927) - повесть С. Малашкина о Первой мировой войне. В «Литературной энциклопедии» под редакцией В. М. Фриче и А. В. Луначарского о ней сказано: «Одностороннее, мелкобуржуазное представление о войне как о трагедии убийства и кровопролития, страх смерти делают └Записки” ремаркистской книгой» (т. 6, 1932, стр. 736).
34 Скорее всего, речь идет об одесском ЮГОЛЕФе и рецензии на первый номер одноименного журнала Макса Осиповича Ольшевца - журналиста, критика, редактора «Известий Одесского Губкома КПБУ, Губисполкома и Губпросветсовета» (а также вечернего приложения), помещенной в номере от 18 сентября 1925 года. Ср. в статье современного иссле-дователя, написанной по архивным материалам Одесского литературного музея: «Но самый показательный пример - полемика Макса Ольшевца, редактора └Известий”, с юголефами. После выхода первого номера журнала Ольшевец пишет статью └На ура его, или Шаги ▒Юголефа▒ в Одессе”. Достаточно резкий отзыв о новом издании: └...в журнале всего 13 с половиною страниц текста (единственное достоинство). Весною 24 года образовался Леф в Одессе. Ближайшая цель - служба революции (ну конечно, конечно), средство - мастерство. Испортить несколько пудов бумаги, положим, мастерство небольшое, особенно если получить три страницы платных объявлений от Госиздата”» (Яворская А. ЮГОЛЕФ (по материалам фондов ОЛМ). - «Мория». Альманах. Одесса, 2006, № 6). А. Розенбойм также упоминает Ольшевца в связи с опубликованием тем в трех номерах одесских «Известий» второй редакции рассказа Бабеля «Король»: «<…> поклонник Бахуса, на алтарь которого в конце концов положил свою карьеру, и почитатель Бабеля, благодаря чему остался в истории литературной Одессы» (Розенбойм А.Бабель и его «Король». - «Вестник» (Одесса), 2002, № 4 (289), 14 февраля).
35 Фатов Николай Николаевич (1887 - 1961) - литературовед, автор работ о Неверове, Серафимовиче, Демьяне Бедном, компилятивных брошюр о Пушкине и др. О весьма подлом его отношении к брошенной жене, «звездочке» московской богемы Нине Серпинской, см. в нашей статье «Жертва капитализма», предваряющей издание ее мемуаров (Серпинская Н. Флирт с жизнью. М., 2003, стр. 7 - 8).
36 Дынник-Соколова Валентина Александровна (1888 - 1979) - литературовед и переводчица.
37 Фриче Владимир Максимович (1870 - 1929) - литературовед, искусствовед, академик АН СССР (1929).
38 Лебедев-Полянский Павел Иванович (псевд. Валериан Полянский; 1881/82 - 1948) - издательский работник, критик и историк литературы. Председатель Всероссийского совета Пролеткульта в 1918 - 1920 годах, начальник Главлита (то есть главный цензор страны) в 1921 - 1930 годах. Член литературного объединения «Кузница», академик АН СССР (1946).
39 Волгин,вероятно, Вячеслав Петрович (1879 - 1962) - историк, академик АН СССР (1930).
40 Воронский Александр Константинович (1884 - 1937; расстрелян) - писатель, литературный критик, в 1921 - 1927 годах редактор журнала «Красная новь». Во время ссылки по обвинению в троцкизме публиковался Полонским в «Новом мире», несмотря на то что «Красная новь» считалась главным конкурентом последнего. Возглавлял литературную группу «Перевал», в 1923 - 1932 годах существовавшую при журнале «Красная новь». Перво-е время Полонский был близок к «Перевалу», хотя не был его членом. «Перевальцы одно время были моими друзьями, - писал он. - <...> Но наступил момент, когда наши пути стали расходиться…» («Новый мир», 1931, № 10, стр. 151). Об истории отношений Полонского и «Перевала» см. (с учетом некоторых устаревших идейных оценок) в преди-словии А. Г. Дементьева к кн.: Полонский Вяч. На литературные темы. Избранные статьи, стр. 36 - 39.
41 Артель писателей «Круг» и одноименное издательство возникли по инициативе Воронского в 1922 году. Возник и альманах «Круг» (вышли 6 томов), где печатались Максим Горький, Андрей Белый, Александр Малышкин, Борис Пильняк и другие, преимущественно писатели-«попутчики». В 1930 году писательская «артель» вошла в ФОСП (Федерацию объединений советских писателей), а издательство «Круг» влилось в издательство ФОСП «Федерация». См. интересную подборку документов, подготовленную К. М. Поливановым, «К истории └артели” писателей └Круг”» («De Visu. Историко-литературный и библиографический журнал», 1993, № 10, стр. 9 - 15), из которой следует, что создание «Круга» было мотивировано необходимостью «конспиративного» «политического учета» писателей в новом самостоятельном объединении. «Была предложена замечательная по своей незамысловатости система тайного субсидирования └лояльных” литераторов путем выплаты им в издательстве └Круга” гонораров по повышенной ставке (в отличие от тех авторов, которые не состояли в └самостоятельной артели”, сконструированной на заседаниях чиновников Агитпропа)».
42 Сакулин Павел Никитич (1868 - 1930) - литературовед, академик АН СССР (1929).
43 За неясной аббревиатурой, скорее всего, стоит Общество любителей российской словесности, просуществовавшее до 1930 года.
44 Авербах Леопольд Леонидович (1903 - 1937; расстрелян) - литературный критик, журналист, теоретик и руководитель РАППа (генеральный секретарь), главный редактор журнала «На литературном посту». Лелевич (Калмансон Габори Гилелевич; 1901 - 1937; расстрелян) - литературный критик, входил в руководство РАПП.
45 Фамилия написана неразборчиво, читается предположительно.
46 Евдокимов Иван Васильевич (1887 - 1941) - писатель.
47 Орешин Петр Васильевич (1887 - 1938; расстрелян) - поэт.
48 Радимов Павел Александрович (1887 - 1967) - поэт и живописец.
49 Ингулов Сергей Борисович (1893 - 1937; расстрелян) - партийный деятель, автор учебника по теории коммунистического строительства «Политбеседы», существовавшего в качестве главного в период между бухаринской «Азбукой коммунизма» и сталинским «Кратким курсом истории ВКП(б)». Как пишет современный журналист: «Перед нами, скорее всего, приросшая намертво к человеку партийная кличка одного из руководителей большевист-ского подполья в Николаеве, а потом и в белой Одессе. Счастливо миновав бело-гвардейский застенок, Ингулов выжил, вошел в коллегию местной ЧК и возглавил Одесский губком. Уже тогда он был неравнодушен к литературе. Его фамилия пару раз мелькает в воспоминаниях об Ильфе и Багрицком. Валентину Катаеву он дарит сюжет в воспевающей работу чекистов повести └Трава забвения”. Исааку Бабелю Ингулов выправляет документы для поступления в Конную армию (документы, между прочим, фальшивые, на имя Кирилла Лютова, когда буденновцы поняли, что └Лютов” - еврей, его едва не убили). Друг Мандельштама Владимир Нарбут посвящает Ингулову цикл стихов └Плоть”. Но краткое время, когда чекист мог советоваться с писателем, а писатель - отовариваться в закрытом чекистском распределителе, быстро кончилось. В 1921-м Ингулов ушел на повышение заведующим Агитпропом в тогдашнюю столицу Украины Харьков, а потом и в Москву. На страже слова с 1922 по 1930 год Ингулов работает на разных должностях в Агитпропе ЦК ВКП(б). Входит в редакции ведущих литературных журналов └Красная новь” и └На посту” и в коллегию издательства └Работник просвещения”. Курирует профессиональный орган └Журналист” и соблазняет обновленческим расколом православную церковь. Его печатают и └Правда”, и └Новый мир”…» (Ермаков А. Ножницы небытия. - «Учительская газета», 2003, № 51, 12 декабря).
50 Сосновский Лев Семенович (1886 - 1937; расстрелян) - политический деятель, журналист, изобретатель термина «есенинщина». В 1927 году исключен из партии как троцкист и сослан, отошел от троцкизма и добился восстановления в партии в 1935 году, но год спустя был снова исключен, а затем и арестован.
51 Дополнительных сведений об Иванкине разыскать не удалось.
52 Смирнов Николай Иванович (1893 - 1937; расстрелян) - партийный работник, руководил ОГИЗом, затем работал недолго в издательстве «Молодая гвардия», потом в Дет-издате. О его психических странностях писал в цитированном выше дневнике К. И. Чуковский (стр. 86 - 90).
53 Менжинский Вацлав Рудольфович (1874 - 1934) - с 1926 года председатель ОГПУ.
54 Подробное изложение этой истории см. в статье В. Виноградова в «Независимой газете» (1994, 29 апреля, № 81): «Н. Н. Горбачев привлекался к уголовной ответственности за то, что написал и распространил стихотворение └Послание евангелисту Демьяну”. Боясь ответственности, скрыл свое имя, выдав стихотворение за есенинское». Ныне покойный литературовед М. Д. Эльзон, приобретший в букинистическом магазине один из многочисленных списков «Послания…», в последние годы жизни пытался не только доказывать его принадлежность перу Есенина, но даже настаивать, что это автограф, несмотря на абсолютную несхожесть ни почерка, ни подписи (см.: «Нева», 1999, № 10). О поводе к памфлету Горбачева, то есть об «анти-Новом Завете» Д. Бед-ного и о конфликте «без лести преданного» стихотворца со Сталиным, подробно рассказано в статье: Кондаков И. «Басня, так сказать», или «Смерть автора» в литературе сталинской эпохи. - «Вопросы литературы», 2006, № 1.
55 Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873 - 1932) - литературный критик.
56 Малкин Борис Федорович (1892 - 1938; расстрелян) - в начале 20-х годов заведующий Центропечати (о том, как с его помощью издавали свои книги Есенин и имажинисты, см. у А. Б. Мариенгофа: «Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова». М., 1990, стр. 312). Позднее Малкин возглавлял киностудию «Межрабпом-Русь» и Изогиз.
57 Статья Полонского «Леф или блеф?» появилась в начале 1927 года в «Известиях», а после того, как в «Новом Лефе» в ответ был напечатан «Протокол о Полонском», в № 5 «Нового мира» за этот же год Полонский опубликовал фельетон «Блеф продолжается».
58 ПетровскийДмитрий Васильевич (1892 - 1955) - поэт и прозаик; примыкал к «Лефу» и к «Перевалу».
(Продолжение следует.)
Публикация, подготовка текста и комментарии С. В. Шумихина.
«Моя борьба на литературном фронте» Дневник. Май 1920 - январь 1932. (Фрагменты)
<1931>
На одном из заседаний в Главнауке (обсуждался план издательства ГАИСа <Государственной академии искусствознания>) был зачитан один из трудов: всеобщая история искусства под ред. А. В. Луначарского. Представитель Изогиза усомнился в идеологической доброкачественности издания. Имя Луначарского его не удовлетворило: «Мы хорошо знаем т. Луначарского, - сказал он, - целый ряд изданий под его редакцией оказался никуда не годным».
Он прав. Но дело в том, что т. Луначарский дает имя, ничего не редактируя. Он редактирует все: десятки журналов, обе энциклопедии (литературный отдел БСЭ и «Литературную энциклопедию»), редактирует собрания сочинений Толстого, Короленко, Чехова, Достоевского, Гоголя, главный редактор издательства «Академия», - и еще много изданий. К сожалению, он везде получает гонорар, но редактировать - времени у него нет. Он как бы обложил налогом редакции и издания. Даже свои собственные стенограммы он не правит: это делает <литературный> секретарь Игорь Сац. Отредактирует - хорошо. Забудет - не будет стенограммы. Отсюда чудовищные промахи в работах, которые публикуются под именем Луначарского.
Маяковский до «Войны и мира» - необычайно лиричен. И в «Войне и мире» лирика. Но до «Войны» он имел дело только с собой. После «Войны» - с внешним миром. Как бы переместился угол зрения. Он «заметил» мир. Революция еще дальше потянула его от «себя». А он «скучал», и его все тянуло обратно, «внутрь» своего собственного трагического мира. Маяковский - лирик, трагик, себялюбец, индивидуалист - требовал слишком многого от Маяковского - горлана–главаря. Горлан наступал «на горло» этим требованиям. Вообще, борьба этих двух и погубила его.
Луначарский на вечере памяти Маяковского в Коммунистической академии сегодня коснулся взгляда Троцкого на смерть Маяковского. Троцкий, - говорит Луначарский, - сказал, что Маяковский умер потому, что революция не пошла по его, Троцкого, пути. А вот если бы революция пошла по его пути, тогда все было бы прекрасно и был бы жив Маяковский. Ну, конечно, такая точка зрения точка зрения политической лавочки, обнищавшей и прогоревшей. Троцкий, говоря так, солидаризируется со всем, что есть враждебного в мире по отношению к нам. - Сказал очень мягко. Можно было бы куда жестче квалифицировать.
Сегодня в музее, на вернисаже Павла Кузнецова, - я предложил Луначарскому выступить. Не хочется. Почему? Да мне Кон выразил недовольство: выставки, говорит, устраивает Наркомпрос, - а вы не выражаете нашей точки зрения. Неудобно выходит.
Бедняжка! Разговорившись, он бросил несколько фраз о том, как трудно ему работать, как его не любят просто за культурность, за его знания, за то, что он головой выше многих.
У него, очевидно, потребность говорить в аудиториях. Выступает он где только можно. Вчера читал лекцию в Политехническом музее - «Культура буржуазная и пролетарская». Начал около девяти. Я слушал по радио. Бросил. Часа через полтора верчу ручки - Луначарский продолжает. Я ушел. Возвратился домой. В половине первого ночи включаю радио - Луначарский. Продолжает свою лекцию - молодым, свежим, не уставшим голосом.
Розенель - красавица, мазаная, крашеные волосы, - фарфоровая кукла. Играет королеву в изгнании. Кажется - из театров ее «ушли». Ее сценическая карьера была построена на комиссарском звании мужа. Сейчас - отцвела, увяла. Пишет какие то пьески, - в Ленинграде добилась постановки, но после первого же спектакля сняли. Прошли счастливые денечки!
Но что Луначарский не редактирует? Все, за исключением своих собственных статей. На эту работу у него секретарь Сац. Все, оказывается, делает Сац. Луначарский только «проговорит», - стенографистка кое–как запишет. А Сац «расшифровывает». Сделает хорошо - все благополучно. А не сделает - мир останется без статьи Луначарского.
Луначарский, постаревший, обрюзгший, побритый - от чего постарел еще больше, - сидел впереди, согнувшийся, усталый, как мешок. Рядом раскрашенная, разряженная, с огромным белым воротником а–ля Мария Стюарт - Розенель. Одета в пух и прах, в какую–то парчу. Плывет надменно, поставит несколько набок голову, с неподвижным взглядом, как царица в изображении горничной. Демьян сказал, глядя на них: «Беда, если старик свяжется с такой вот молодой. 10–20 лет жизни сократит. Я уж знаю это дело, так что держусь своей старухи и не лезу», - и он кивнул в сторону своей жены, пухлой, с покрашенными в черное волосами. Та - довольна. Но Демьян врет. Насчет баб - тот тоже маху не дает. Но ненависть его к Розенель - так и прет. Он написал как–то на нее довольно гнусное четверостишие: смысл сводился к тому, что эту «розанель», т. е. горшочек с цветком, порядочные люди выбрасывают за окно. Луначарский некоторое время на него дулся, даже не здоровался, но на днях приветливо и даже заискивающе с ним беседовал вместе с женой.
Борис Ефимов
Свои воспоминания о выдающемся литераторе, критике, искусствоведе и публицисте Вячеславе Полонском я начну с беспощадно-сатирического стихотворения по его адресу Владимира Маяковского под названием «Венера Милосская и Вячеслав Полонский». В этом стихотворении - воображаемое обращение поэта к знаменитой статуе Венеры Милосской в парижском Лувре:
в республике
не меркнет ваша слава.
мрут от мраморного лоска.
от Вячеслава
Полонского.
Носастей грека он.
Товарищ Полонский!
Мы не позволим
любителям старых
дворянских манер
в лицо строителям
тыкать мозоли,
натертые
При всем моем уважении к Маяковскому считаю, что в явной антипатии к Полонскому, его постоянному критику и оппоненту, поэт, на мой взгляд, несправедлив. В каких «дворянских манерах» можно обвинять Полонского, который родился в семье скромного часового мастера и с 14 лет начал самостоятельную трудовую жизнь. Благодаря своей настойчивости и врожденным способностям, получил образование, окончил Петроградский Психоневрологический институт и в дальнейшем успешно работал, как журналист, был редактором ряда журналов, автором многих фундаментальных трудов по истории и теории литературы и искусства.
В основе его разногласий с Маяковским, принимавших иногда весьма враждебный характер, были их совершенно антагонистические взгляды на роль писателя в обществе. Если Маяковский считал долгом писателя работать для пролетариата и только в интересах партии, то точка зрения Полонского была другой: писатель должен творить так, как ему подсказывает его внутреннее состояние, его психологический мир. Полонский поддерживал таких поэтов, как Есенин, Клюев и Клычков, которых официальная партийная критика обвиняла в «кулацких» настроениях. Он поддерживал также и литературную группу «Перевал», организованную критиком А. Воронским, которой приписывали борьбу с пролетарской литературой и троцкистские взгляды. Кстати, по поводу этой поддержки Маяковский как-то сострил, что Полонский - это плохая рифма к Воронский. Полонский прежде всего ценил в писателях талант и искренность, а не преданность классовым интересам.
Сегодня, по прошествии десятилетий, деятельность Полонского представляется мне вполне разумной и исторически оправданной.
…Помню, какое впечатление на меня произвел внешний облик Вячеслава Павловича, когда я впервые его увидел. Он был в широкополой шляпе, элегантном плаще и высоких сапогах. И, действительно, обращал на себя внимание большой орлиный нос. Нос подобной величины был только у Всеволода Мейерхольда. И по поводу обоих этих деятелей ходила такая шутка: если из-за угла показался кончик носа, то, значит, минут через пять появится и сам Полонский (или Мейерхольд).
Полонский однажды явился в редакцию «Известий», чтобы высказать свое неудовольствие по поводу одного напечатанного в газете материала. Редактора «Известий» Стеклова не было на месте, и свои претензии посетитель весьма решительно высказал ответственному секретарю О. Литовскому. Так случилось, что как раз в этот момент я вошел в кабинет с очередным своим рисунком.
Когда Полонский уходил, я, набравшись смелости, к нему обратился:
Вячеслав Павлович, я очень благодарен вам за добрые слова, которые вы сказали обо мне в вашем журнале «Печать и революция». Могу ли я показать свой рисунок. Мне очень хотелось бы знать ваше мнение.
Не спеша рассмотрев рисунок, Полонский, помолчав, сказал:
Что ж. По-моему, неплохо.
Эта встреча положила начало нашим дружеским отношениям в дальнейшем. Кстати сказать, предисловие к очередному сборнику моих политических карикатур спустя несколько лет написал Полонский. Позволю себе привести несколько строк из его статьи.
«…Имя автора карикатур, составивших настоящую книгу, известно далеко за пределами нашего Союза. Это потому, что карикатура принадлежит к самому меткому виду оружия. Карикатура казнит смехом. А от смеха не спасает ничто - ни миллионная армия, ни наемные перья, ни каменные стены. Оттого-то искусство карикатуры - могучее искусство. Оно дается немногим. Борис Ефимов - из этих счастливцев.
…Карикатура - как и плакат - орудие борьбы. Когда карандашом художника перестает водить боевая задача - пафос карикатуры гаснет. Она потухает, как электролампа, в которой перегорела нить«.
Вернусь к конфронтации между Полонским и Маяковским. Подлинно «генеральное сражение» развернулось между ними после опубликования в «Известиях» большой статьи Полонского «ЛЕФ или блеф», в которой он учинил беспощадный разгром созданному и редактируемому Маяковским журналу «ЛЕФ» (Левый Фронт искусств). А вскоре после этого мне довелось присутствовать в Большой аудитории Политехнического музея, где противники сошлись непосредственно на диспуте лицом к лицу и, как говорится, оказались достойны друг друга. Словесная баталия разгорелась жаркая и непримиримая. А какое могло быть между ними примирение? Ведь Маяковский видел в Полонском представителя тех, как он выражался, «новых русских древних греков, которые все умеют засахарить и заэстетизировать». А Полонский видел в Маяковском «воинствующего горлана-главаря», поднимающего свой стих, «как большевистский партбилет». Но, пусть это прозвучит, может быть, «мистически», я скажу, что этих двух непримиримых людей «примирило» то, что оба они безвременно и трагично ушли из жизни.
Вячеслав Полонский обладал незаурядным литературным талантом. Все, что выходило из-под его пера, было написано живо, ярко, образно. Но помимо этого он прекрасно владел словом, обладая, в частности, тем, что французы называют «Esprit de repartie», то есть умением быстро и находчиво реагировать на любую реплику оппонента. Помню, на одном обсуждении в редакции редактируемого им журнала «Новый мир»’, Полонский высказал критическое замечание по поводу какого-то места в рассказе Всеволода Иванова. Обиженный писатель крикнул с места:
На что Полонский незамедлительно спокойно ответил:
Нет, Иванов, я грамотный.
Кстати сказать, Полонский любил периодически устраивать в редакции «Нового мира» чтения произведений, которые предполагалось печатать в журнале. При этом он не забывал приглашать на них меня. И я охотно приходил, тем более, что читал эти произведения, как правило, великий артист Василий Качалов.
…Высылка Троцкого в Алма-Ату и последовавшее затем изгнание его как «врага народа» из пределов страны сделало весьма опасным знакомство с ним и даже простое упоминание его имени. И можно только подивиться, что спустя год после этого выходит книга Полонского «Очерки литературного движения революционной эпохи», в которой автор весьма уважительно рассматривает и трактует литературные взгляды Троцкого, называя его книгу «Литература и революция» поистине замечательной. Трудно поверить, что в той обстановке свирепого гонения на «троцкизм», Полонский безбоязненно пишет:
«…Как со стороны охвата темы, превосходного знания предмета, которому посвящена книга, так и со стороны формальных достоинств, она вообще является одной из самых значительных в русской критической литературе. Появление такой книги, принадлежащей перу блестящего писателя, должно быть признано выдающимся событием. Другой книги о литературе за последние десять лет, которая оставила бы такой глубокий след, не знаем».
Можно, повторяю, только подивиться, что после выхода своей книги Полонский сразу же не очутился за решеткой, как отъявленный и «неразоружившийся» троцкист. Но он, несомненно, был на это обречен в будущем.
Мы продолжали дружить с Вячеславом Павловичем. Я встречался с ним не только в редакции «Нового мира», но бывал у него дома. Он всегда был со мной откровенен, охотно посвящал в перипетии своей неустанной литературной борьбы, ожесточенной полемики, нескончаемых на него нападок со стороны «правоверных» партийных критиков. Однажды он мне сказал:
Вы знаете, как невыносимо все это о себе выслушивать и читать. Но вся эта мерзость как-то перегорает в душе, и остается один уголь.
Под градом обвинений в «крупных литературно-политических ошибках» и «правооппортунистических настроениях», «идеологической смычке с троцкистом Воронским» и т.п., Полонский продолжал неутомимо работать, одна за другой выходили в свет его книги и статьи на литературные и исторические темы.
Он не скрывал своего иронического отношения к набиравшему силу непререкаемому и непогрешимому авторитету Сталина, к тому, что впоследствии получило название «культ личности». Помню, как он высмеивал полученный в руководимом им Музее изобразительных искусств запрос из районного комитета партии о том, как там, в музее, выполняются предписанные для народного хозяйства «Шесть условий товарища Сталина».
Среди литературных произведений Полонского той поры, хочу особо упомянуть книжку «О Маяковском». Она написана, когда, по выражению автора, «еще горяча зола, бывшая недавно Маяковским»…Я уже рассказывал в этом очерке, какими они были непримиримыми литературными противниками и, пожалуй, врагами. И при этом, как уважительно, глубоко и объективно рассказано в книге Полонского о жизни и творчестве поэта.
Полонский пишет:
«…Его можно было любить. Его можно было отвергать. К нему нельзя было лишь оставаться равнодушным. Это потому, что в поэзии его горел настоящий огонь, обжигающий и неостывающий».
И я позволю себе высказать мнение, что эта маленькая книжка Полонского, пожалуй, лучшее, самое глубокое и значительное из написанного за все годы о Маяковском.
… Как-то он пригласил меня к себе домой. Мы сидели в его маленьком кабинете, заваленном книгами и рукописями. Он говорил:
Вы знаете, я очень устал. Мне нужно на время куда-нибудь уехать, чтобы соскучиться по этой обстановке и снова с аппетитом взяться за работу. И я еду в Свердловск. Меня пригласили на пару дней прочесть несколько лекций по истории литературы.
И он уехал.
Через несколько дней мне позвонил приехавший из Свердловска поэт Берестянский:
Вы знаете, умер Вячеслав Полонский. Он где-то по дороге подхватил сыпной тиф и вот…
Я не мог удержаться от слез.
Через несколько дней в Москву привезли цинковый гроб, в крышке которого сквозь маленькое стеклянное окошечко видна была голова Полонского, наголо остриженная. Это было страшно.
Панихида состоялась в здании редакции «Известий». Я не забуду тяжелую сцену, когда к гробу подбежала первая жена Полонского с его сыном, повторяя с плачем только одно слово: «Вячеслав… Вячеслав…». И как его вторая жена, красивая представительная дама, с неудовольствием отвернулась и кому-то нервно сказала:
Не могу. Увезите меня отсюда.
Смерть Полонского была безвременной и трагичной. Но, я скажу - кто знает, может быть, такая смерть избавила его от более страшной участи - неминуемого ареста, истязаний и расстрела.
