Сообщение жизнь и творчество в м шукшина. Обзор творчества писателя, основные темы творчества, основные произведения

Говоря о Шукшине, как-то даже неловко упоминать об органической связи его с народом России. Да ведь он сам и есть этот народ-труженик, вышедший на новую дорогу жизни и полностью творчески осознавший себя, свое бытие. Осознавший глубинно.

Бескомпромиссное, гневное, яростное обличение того, что мешает добру и свету, и радостное приятие, ответное сияние навстречу тому, что утвердилось верно и хорошо,- таков был Шукшин в творчестве. Его собственное духовное становление, рост личности неотъемлемы от все более глубоких постижений таланта - актерских ролей, режиссуры и писательской, чисто литературной работы. Все вместе это являло собою це­лостный непрерывный процесс. Я предлагаю разложить этот процесс на удобные для рассмотрения “составляющие”, если мы хотим постигнуть тайну жизненности его дарования, все-таки невозможно.

Сам художник незадолго до своей смерти, как известно, вроде бы даже и склонен был многое пересмотреть в своем творческом сосуществовании, чтобы выбрать для себя нако­нец что-то одно.

Эту ориентацию на зрелость, на завершен не поиска подсказали Шукшину Шолохов и Бондарчук, когда артист, создавая образ солдата Лопахина в фильме “Они сражались за Родину”, получил возможность сполна постичь и выразить еще одно и, пожалуй, наиболее дорогое в нем для всех народ­ное качество-чистейший, беспримесный и предельно скром­ный героизм человека нынешнего. Героический характер человека-борца, сознающего себя сегодня мыслящей, актив­ной, деятельной частью народа, частью Родины, а потому и идущего на подвиг, на борьбу за нее осознанно-во весь рост.

Последняя роль в кино и в жизни - Лопахин - обозначи­ла новую огромную высоту художественной, писательской ответственности, когда Шукшин вдруг почувствовал необходимость решающего, окончательного выбора между лите­ратурой только - и только кинематографом. Но было ли это возможно вообще?.. Ведь доселе оба эти дарования отнюдь не были разъединены в его творческом существе художника: напротив, они существовали именно как целое. Шукшин, едва придя в искусство, всегда выражал себя в нем монолитно: он не “писал” и не “играл” своих героев,- он жил их жиз­нью, носил их в душе, в самом существе своем еще до того, как они оживали на страницах его сценариев или появлялись на экране.

В литературу Шукшина привел именно кинематограф. Он закончил Институт кинематографии и стал режиссером. Но уже тогда обнаружился в нем писатель. Причем писатель-драматург, писатель-сценарист, даже в прозе, в новеллистке остающийся драматургом. Писатель со своим голосом, своей динамикой, своей темой, разрабатываемой им, пусть интуи­тивно на первых порах - но опять с тем же редкостным единством и целостностью натуры, прошедшей через все преграды. Через трудное преодоление судьбы, заявившей о себе необычностью, духовной и нравственной масштабно­стью таланта, резко выраженной социальной природой. Его современностью.

Во всех общепризнанных удачах Шукшина индивидуаль­ность художника, все присущие ему особенности выразились полностью прежде всего в своей идейной, гражданственной мощи. Ибо Шукшин, сила его воздействия на нас - прежде всего в глубинном моральном содержании творчества, в его воспитывающем значении. С этих позиций писатель говорит и о прошлом, и о настоящем. Для него именно этим дорого духовное богатство, которое оставляют нам деды и прадеды, а потом отцы и матери наши. Шукшин требует по­нимать, беречь и хранить святыни народной жизни, не делая из них кумира, но обращая их в движимый, повседневно тре­бующий приращения и умножения человеческий, нравствен­ный капитал. Измена им, забвение этих ценностей есть свя­тотатство. Даже горько, покаянно впоследствии осознанное, все равно обернется оно неминуемой черной бедой для Егора Прокудина...

Шукшин, подобно Куприну, Чехову, Горькому, Есенину, Шаляпину, шел в литературу и искусство из самых “низов” народа, из русской “глубинки”. Шел со своими собственными “университетами”. С тем доскональным, ничем не замени­мым, практическим-трудовым, рабочим знанием жиз­ни, которое люди получают не из книг, а из опыта, порою и сегодня все еще достаточно нелегкого, а уж в пору шук­шинского детства особенно тяжкого и горького. Но это - всег­да университеты. Всегда без кавычек, понимаемые как шко­ла настойчивости и трудолюбия, а главное, как школа, обу­чающая знанию самой жизни. Известно, что важнее этого знания ничего нет, а для художника и быть не может.

Когда Шукшина сравнивают с лучшими писателями России, тут нет ни малейшей натяжки. Сравнения эта справед­ливы: в их основе несомненная народность, искренность таланта. Но еще очень важно то, что он у Шук­шина - свой. Шукшин не похож на Куприна, Чехова пли Гоголя - да и ни на кого другого. И язык у него - не бунинский, не шолоховский, не лесковский... И хотя всюду возмож­ность аналогии - пусть даже подспудной - бывает очень соблазнительна, в данном случае не стоит, однако, ей подда­ваться. Взаимная симпатия Шолохова и Шукшина, несом­ненно, была порождена их общей центростремительной си­лой - непредвзятым обращением к душе народа, к образу русского трудового человека, в котором и заключено вечное чудо жизни, вечный ее огонь.

В самом деле. Шукшин во всем, за что бы ни брался, был художником неповторимым, артистом подлинным.

Все киносценарии написаны Шукшиным подобно тому, как писал их Довженко,- рукой большого и зрелого драматурга. Хотя в то же время сценарии эти остаются еще и безуслов­ным достоянием прозы. И если “Калину красную” можно счи­тать своеобразной кино-повестью, то и роман, и сценарий, а вернее, кинороман, или кино-поэму о Разине “Я пришел дать вам волю”, несомненно, следует отнести еще и к тем лучшим и редким произведениям русской (да и не только русской) эпической, масштабной прозы, где сама исто­рия, не успев ожить на экране, уже наполнилась живой, пре­красной, образной жизнью героев. Шукшин сам хотел играть и сыграл бы Степана Разина. Настолько могуч его актерский дар. Но он был больше чем актером, ибо был еще и замеча­тельным режиссером. Он и тут сумел выйти “из ряда вон”

Вот и получается: как ни ищи сравнений - их нет. Шук­шин не был “похож”, разумеется, на писавших и игравших своп пьесы Шекспира и Мольера; но ему ведь даже и это ле­стное “сходство” - вроде бы тоже ни к чему. Он - Шукшин. Этим все сказано. Он - сам по себе. Он был - и остается - удивительным явлением нашей жизни.

Жизнь словно сама становится гегемоном, формообразующим началом во всем этом великолепном разноликом творче­стве, которое покоряет нас ощущением не “сходства”, но сущности. Истинности. Правды. Ее неподдельной живой гар­монии.

Что и говорить, у этого творчества всегда есть форма. Да еще какая! Она не блещет “искусностью”, псевдосовременостью - тем показным лоском, внешним изяществом, виртуозностью, в которых всегда есть подспудное любование со­бою, своим мастерством, своей одаренностью (если только она есть). Шукшин же пишет так естественно, как говорит и мыслит его народ. Он играет своп роли так же просто, как существует: без натуга, без грима, без малейшего желания быть замеченным, услышанным, оставаясь словно в пределах ощущения собственного, личного, духовного бытия. Та­кова всегда бывает высочайшая ступень мастерства, та сту­пень искусства, где оно, это искусство, как бы уже исчеза­ет,- будто даже перестает существовать. Перед нами остает­ся видимое глазу, а еще больше - чувству, первозданное чудо жизни. Простое чудо. Некий, словно сам по себе творя­щий, животворный источник жизни.

Биография Василия Макаровича Шукшина

Василий Шукшин родился в селе Сростки Бийского района Алтайского края в крестьянской семье. Родители его считались крестьянами-единоличниками, или середняками. Глава семьи – отец, Макар Леонтьевич Шукшин - работал механизатором на молотилках, в деревне пользовался заслуженным уважением. Но вскоре отца Макара Леонтьевича арестовали. Мать, Мария Сергеевна, осталась без кормильца с двумя детьми на руках. Она вышла замуж повторно, за односельчанина Павла Куксина.

Отчима своего Павла Куксина Василий Шукшин позже вспоминал как человека редкой доброты. Начала налаживаться жизнь, как грянула народная война. Отчим Шукшина ушел на фронт, а через год принесли похоронку.

И так, тринадцатилетний Василий Макарович стал главным мужчиной и кормильцем в доме.

С 1945 по 1947 годы он учился в Бийском автомобильном техникуме, но закончить его он так и не сумел - чтобы прокормить семью, пришлось учебу бросить и устраиваться на работу.

А первым местом работы Шукшина стал трест "Союзпроммеханизация", который относился к московской конторе. Устроившись туда в 1947 году в качестве слесаря-такелажника, Шукшин вскоре был направлен сначала на турбинный завод в Калугу, затем - на тракторный завод во Владимир.

В 1960 году Василий Шукшин окончил ВГИК. Его дипломная работа - короткометражный фильм "Из Лебяжьего сообщают" - осталась незамеченной. Посмотрев его, многие коллеги Шукшина сочли фильм несовременным, в какой-то мере даже скучным.

Но при этом, актерская карьера Шукшина в те годы складывалась гораздо успешнее, чем режиссерская. Шукшин снялся в фильме «Два Федора», после чего приглашения сниматься посыпались на него со всех сторон. Буквально за короткий период Шукшин снялся в целом ряде картин: "Золотой эшелон" (1959), "Простая история" (1960), "Когда деревья были большими", "Аленка", "Мишка, Серега и я" (все-1962), "Мы, двое мужчин" (1963) и др.

С третьего курса он стал рассылать свои рассказы по всем столичным редакциям в надежде, что какая - то из них обратит внимание на его труды. В 1958 году в журнале "Смена" был опубликован его рассказ "Двое на телеге". Однако эта публикация прошла не замеченной ни критикой, ни читателями, и Шукшин на время перестал рассылать свои произведения по редакциям.

Но уже в 60-х одно за другим стали выходить в свет литературные произведения Шукшина. Среди них: "Правда", "Светлые души", "Степкина любовь" были напечатаны в журнале "Октябрь" - в 1961 году. Произведение "Экзамен" - в 1962 -м; "Коленчатые валы" и "Леля Селезнева с факультета журналистики" также появились в журналах в 1962 году.

В 1963 году в издательстве "Молодая гвардия" вышел первый сборник В. Шукшина под названием "Сельские жители". В том же году в журнале "Новый мир" были напечатаны два его рассказа: "Классный водитель" и "Гринька Малюгин" (цикл "Они с Катуни").

На основе своих рассказов "Классный водитель" и "Гринька Малюгин", опубликованных в 1963 году, Шукшин вскоре написал сценарий своего первого полнометражного фильма "Живет такой парень". Съемки картины начались летом того же года на Алтае.

Картина "Живет такой парень" вышла на экраны страны в 1964 году и получила восторженные отклики публики. Хотя сам Шукшин был не слишком доволен его прокатной судьбой.

Фильм по непонятным причинам записали в разряд комедий и, отправив в том же году на международный кинофестиваль в Венецию, выставили его на конкурс детских и юношеских фильмов. И хотя картине присудили главный приз, Шукшин таким поворотом событий был не удовлетворен. Василию Макаровичу даже пришлось выступить на страницах журнала "Искусство кино" с собственным пояснением к фильму.

А тем временем творческая энергия Шукшина трансформируется в целый ряд новых литературных и кинематографических проектов.

Во-первых, выходит новая книга его рассказов под названием "Там вдали...", во-вторых, в 1966 году на экранах появляется его новый фильм - "Ваш сын и брат", который через год удостаивается Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

Мысли о России привели Шукшина к идее снять фильм о Степане Разине. В течение всего 1965 года Шукшин внимательно изучал исторические труды о второй крестьянской войне, конспектировал источники, выбирал из антологий нужные себе народные песни, изучал обычаи середины и конца XVII века и совершил ознакомительную поездку по разинским местам Волги.

В марте следующего года он подал заявку на литературный сценарий "Конец Разина", и эта заявка первоначально была принята. Съемки фильма намечались на лето 1967 года. Шукшин был целиком захвачен этой идеей и ради ее претворения в жизнь забросил все остальные дела: он даже прекратил сниматься в кино, хотя его звали к себе на съемочную площадку многие известные режиссеры.

Однако все оказалось напрасным - высокое кинематографическое начальство внезапно изменило свои планы и съемки фильма остановило. При этом были выдвинуты следующие доводы: во – первых, фильм о современности более важен на данный момент, во-вторых, двухсерийный фильм на историческую тему потребует огромных денежных затрат. Таким образом, Шукшину дали понять, что съемки фильма о Разине откладываются.

Последний год жизни Шукшина складывался для него на редкость удачно как в плане творческом, так и личном.

2 октября 1974 года Василий Макарович скончался от сердечной недостаточности. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Доклад на конференции «Православие в творчестве Василия Шукшина». Барнаул, 25 июля 2003 г.

Очень трудно, говоря о Шукшине (в рамках заявленной темы конференции) , «в лоб» оперировать хрестоматийными понятиями Вера, Церковь. Не рискуем ли мы быть объективно непонятыми как со стороны самой Церкви, так и ее противников? Церковью за то, что он не был прилюдно воцерковленным человеком, строго следующим канонам церковных служб и постов… А неверующие наверняка скажут: «Вот еще из одного делают святого! Почитайте-ка лучше его рассказ «Верую» про неверующего попа!» Чтобы не вдаваться в спор между этими двумя сторонами, лучше обратиться к самому писателю, актеру и режиссеру, находя в его творчестве и биографии страницы, кадры и факты по затронутой нами теме.

Кажется, у большинства русских людей глубоко в душе лежит и в то же время просто с языка срывается: «Он свой, он наш!» Это и так ясно. И мне ясно, и всякому-любому, кто с радостью берет любой том Шукшина или смотрит любой фильм с его участием или им поставленный. Это — так душа скажет. Сходу. Но вот «по уму»… Тут уж, поверьте, простая бабушка скорее объяснит и проще. С ходу — нет, потому, что, трудно поддаваясь рациональному, умственному объяснению, — в чем заключается православие в творчестве В.Шукшина, — сердцем мы сразу принимаем и недоуменно восклицаем, глядя на непобедимого скептика: «Да как же иначе?! Да он же… да вы что?!» А скептик все так же прищурив глаза, с ухмылкой будет глядеть на нас: «Ну-ну… и где же у него Бог, у коммуниста? Что он, в церковь ходил?»

Так с чего же начнем, братцы? С чего? — а от печки и начнем, с тех самых печек и лавочек. Что-то же и у нас есть универсальное: и для ума и для сердца? Есть, слава Богу, уместившее иррациональное в рациональном — Далев словарь. «Крестьянин (по Владимиру Далю) — Крещеный человек, мужик, землепашец, земледелец». Говоря о Шукшине, мы не раз еще вспомним все эти далевские определения. Вспомним и по «Калине красной». И по сценарию и по фильму. Вспомним, потому как, несмотря на всю разницу положения вора-рецидивиста Егора Прокудина и самого Шукшина, в герое внутренне очень много личного от Шукшина-писателя и еще больше от режиссера и актера:

«Егор все шел. Увязал сапогами в мягкой земле и шел.
— У него даже походка-то какая стала!.. — с восхищением сказал Губошлеп. — Трудовая.
— Пролетариат, — промолвил глуповатый Бульдя.
— Крестьянин, какой пролетариат…»

(Так в киноповести. Только, помнится мне, замечу в скобках, что в фильме сказано про походку «мужицкая», и что эти уточнения Шукшина-режиссера перед Шукшиным-писателем только еще раз объемно, по-далевски, раскроет единую, неразрывную связь понятий слов крестьянин-христианин-мужик-землепашец).

Для скептиков о теме «Шукшин и православие…» можно говорить и формально, анкетно: верил-не верил, ходил в храм или нет?.. Можно. Если так, то — был крещен. Вероисповедания православного (а какое же может быть еще у русского крестьянина?) Когда в 1956 году родились племянники, дети Натальи Макаровны, Надя и Сережа Зиновьевы, он был им крестным. Крестил их в Бийской православной церкви втайне от их отца, Александра Зиновьева, которого очень любил. Потому, верно и берег его, боялся навредить по службе.

К вопросу о вере. В 1961 году после смерти Александра он написал своей сестре Наталье такие слова: «..я не верю ни во что — и верю во все. Верю в народ… Я хочу, чтобы меня похоронили… по-русски, с отпеванием, с причитаниями…» Да, в этом «..я не верю ни во что — и верю во все» слышно язычество, и это для любого русского, тем более деревенского мальчишки неосознанно-естественно. Жизнь крестьянского мальчика в Сростках, это — Катунь, согра, костры на островах, ночное. Это и есть то язычество, которое каждый во младенчестве проходит, как прошло его во младенчестве человеческое общество. Но еще тогда, заглядывая в неизвестный конец жизни, он уже осознанно желает, «чтобы меня похоронили… по-русски, с отпеванием, с причитаниями…» Конечно, кому-то вспомнится есенинское:

И за все те грехи мои тяжкие
И неверие в Благодать,
Положите меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Нет в этом никакой натяжки. Да, Шукшин любил Есенина. И неслучайно в рассказе с самым, пожалуй, актуальным для нашей темы названием «Верую!» (1970) поп (именно «попом» назовет всякий, полуосуждая, но больше любя, этого героя) с больной душой плачет от есенинской песни. Да при этом произносит слова, которые не всякий в быту скажет, постесняется. Для этого душу надо иметь чистую и широкую, да не бояться покаяния, ибо рядом сидит такой же человек с больною душой: «Милый, милый!.. Любил крестьянина!.. Жалел! Милый!.. А я тебя люблю». За что же скептик осудит этого попа? За широту русской души, которую по выражению Достоевского «можно немного сузить»? Нет, пожалуй, не сужается она до объема вмещаемого в стакан. Нет!-говорит своим рассказом Шукшин, мы такие: и попы и приходящие к ним по-простому, смутно тоскующие мужики. Мы — русские, нам верить — так во все сразу, что есть в жизни, во все на свете.

Вопрос обращения к вере человека, раньше не проявлявшего к религии никакого интереса — в рассказе 1972 года «Гена Пройдисвет». Интересно, что сначала Шукшин назвал его «Антихрист 666». В нем напрямую ставятся вопросы веры и неверия. Конфликт между Геной, бросившим институт и из-за неспокойного, неуживчивого характера нигде надолго не задержавшегося, и его дядей Гришей, «новообращенцем», возникает из простого желания Гены уличить дядю, расколоть его. Жизнь дядя понимает просто: «вся жизнь свыше записывается на пленку как в кино, а после смерти прокручивается». Из его уст звучит главная, пожалуй, мысль рассказа: зачем искать подтверждений чуду — они просто на огороде, где все растет из земли. Разве это не чудо? И человек тоже — из нее вышел, в нее и уйдет. Неизбежная при непонимании Гены драка до крови с дядей Гришей, как борьба веры с не столько воинственным, сколько невежественным неверием примиряется самой жизнью: Нюра, крупная, здоровая и очень добрая дочь дяди Гриши по-родственному разнимает, разводит их по углам, умывает и ставит на стол мировую бутылку, а сама идет доить корову. Грустная народная песня остужает спорщиков, и Гена задумчиво смотрит, наблюдая за еще одним обыденным чудом: корова дает молоко. Он, совсем успокоившись, отказывается от водки и решает: «Лучше я стихи напишу. Про корову».

Еще к вопросу о вере, — высказанное Шукшиным и документально засвидетельствованное в письмах 1969 года к Василию Белову, касающихся темы очень болезненной для русского человека вообще, а творческого в особенности. Тема серьезная, потому нет в словах Шукшина никакого ироничного оттенка, наоборот, упомянут единственный надежный способ, дающий возможность преодолеть напасть: «А пить бросил. Побожился. Не надо…», и еще «Давай, как встретимся, поклянемся на иконе из твоего дома: я брошу курить, а ты пить». Крепче, видимо, силы, как от отчей иконы, не нашлось. И это у писателя, у которого такой словарный запас! А слова нашлись лишь эти, единственно убедительные.

А можно говорить не о внешней стороне, когда имя Божие упоминается, а о том едином мире, внутреннем Шукшина — человека, и том, что создавался Шукшиным-писателем, мире, в котором Имя Его подразумевается нравственным состоянием самого автора и его героев.

Творчество писателя корнями в его истоках. Шукшинские истоки — чернозем Алтая. Сам Алтай — природный храм, в котором Вася Шукшин жил среди преданий, среди людей и тех простых бабок, что сохранили и традиции, и веру. Крестьянская, деревенская проза — из истоков народной культуры, которая по сути своей культура православная.

Интересно, что вся русская классическая литература в большей степени литература деревенская. Бунин начинался, как в последнее время сказали бы, «писатель-деревенщик» со стихотворения «Деревенский нищий» и весь состоит, кажется из ощущений деревенской усадебной жизни, пахнущей «Антоновскими яблоками», прелыми листьями, сырым сизым черноземом, пронизан сквозящими лучами низкого вечернего солнца в саду. Все это и в его «Деревне», в «Митиной любви», «Жизни Арсеньева», и пребывание героев вне размеренной сельской жизни, скорее исключение. Деревенской усадебной жизнью живут герои Льва Толстого, Гончарова, Гоголя, Лескова, Чехова, Некрасова, Фета, Никитина, Кольцова. Вне почвы никогда не родились бы глубоко народные страницы пушкинского «Онегина», тургеневских «Бежина луга», «Записок охотника». Почвенность всей русской классической литературы, осознание чувства связи с родной русской землей несомненны, как несомненна православная ее основа, полученная классиками не столько из уроков Закона Божия, сколько из нравственно чистых устоев народной русской жизни. Как исключительно народны десятки тысяч пословиц, собранных Владимиром Далем, но сложенных простым Народом, создавшим и сохранившим сам русский язык.

«И лежал он, русский крестьянин, в родной степи, вблизи от дома… Лежал, приникнув щекой к земле, как будто слушал что-то такое, одному ему слышное». О чем же рассказывает «Калина красная»?

Есть вечно новая Евангельская притча о возвращении блудного сына в родительский дом. Она проходит через всю русскую литературу. Это не хеппи-энд, счастливый конец на западный манер, когда герой через горы трупов становится счастливым, это — духовное восхождение к вершинам нравственности заблудшего сына, часто опустившегося до крайней точки и понявшего, что единственное его спасение в возвращении к корням, к отчему дом. Древняя как мир и вечно новая тема, переживаемая каждым в жизни.

Шукшин до буквы, до запятой в своем творчестве, и как писатель, и как режиссер и актер неразрывно связан с темой крестьянина, простого человека от земли. Истоки нравственности, отразившиеся в его творчестве — в маиеринской любви простой крестьянской женщины. Так же глубока и его любовь к матери, своей родне.

Мать Василия Макаровича Мария Сергеевна так учила своих детей: «Не надо смеяться над человеком, а вот самого униженного, падающего, вот ему-то и надо помочь, поднять на ноги, чтобы он встал». И в этом ее крестьянском-нравственном природно проявилось то, о чем говорил Толстой: «Ненавидь дурное в человеке, а человека люби». Эти нравственные христианские традиции, просто высказанные в материнском завете, проявились почти с первых строк шукшинской прозы и звучат все отчетливее во всем творчестве писателя. Полюбить героя, самого, казалось бы несимпатичного для читателя, дать ему проявить себя даже в самых преступных поступках и не отнимать у него искры человеческого — в этом сила шукшинского, по-христиански милостивого творчества.

Казалось бы — чего проще писать «плохих» героев черной краской, а хороших — в радужных тонах. Примеров «плохих», «отрицательных» героев у Шукшина множество, но следуя заветам — материнскому «человека люби», и христовому — «да любите друг друга», он и в них ищет «искру божью». Возьмем для примера крайне негативных шукшинских героев. Женщина-вахтер из документального рассказа «Кляуза», героем которого был сам Шукшин, и который писался, как признается Василий Макарович, «со зла». Но даже в крайней степени озлобления, когда человек обычно пускается во все тяжкие, говоря о своих обидчиках, пытаясь найти в них самое плохое, — даже в этом случае в нем говорит человек: «Вообще, удивительно, что я забыл ее лицо, — я думал: буду помнить его долго-долго, всю жизнь. И вот — забыл. Забыл даже: есть на этом лице бородавка или нету. Кажется, есть, но, может быть, и нету, может быть, это мне со зла кажется, что есть». А в конце рассказа он прямо ищет оправдание ее наглости и хамству: «Может, у ней драма какая была в жизни,.. она обиделась на веки вечные…»

Интересны герои рассказа «Охота жить». Случай сталкивает в таежной избушке старика Никитича с беглым заключенным. Сам автор не проявляет симпатии к беглому преступнику, его блатной речи и выходкам, и мы видим его скорее глазами Никитича, — человека не без греха, но жизненная человеческая сила которого вызывает у читателя уважение.

«- Не боишься меня, отец?
— Тебя-то? — изумился старик. — А чего тебя бояться?
— Ну… я ж лагерник. Может, за убийство сидел.
— За убивство тебя Бог накажет, не люди. От людей можно побегать, а от его не уйдешь.
— Ты верующий, что ли? Кержак, наверное?
— Кержак!.. Стал бы кержак с тобою водку пить.
— Это верно. А насчет боженек ты мне мозги не… Меня тошнит от них. — Парень говорил с ленцой, чуть осевшим голосом. — Если бы я встретил где-нибудь этого вашего Христа, я бы ему с ходу кишки выпустил».

Дважды Никитич спасает беглеца: от холода и от нагрянувших работников прокуратуры, и в третий раз дает возможность бежать ему, уже предавшему однажды старика. И получает предательский выстрел в спину. Не Шукшин любуется этим парнем, не он жалеет беглеца. Но, не оправдывая его, он все-же находит причину всем его поступкам, не нравственную, а скорее животную. И выносит ее в название рассказа: «Охота жить».

Редкий, если не единственный случай в творчестве Шукшина, когда не только у автора, но и у всех действующих лиц главный герой находит прямое осуждение. Это рассказ «Крепкий мужик» (1969). Со слов близкого друга Шукшина, А.П. Саранцева, прототипом бригадира Шурыгина, свалившего в селе церковь, был его родной дядя, и об этой истории он рассказал Василию Макаровичу. Осуждает Шурыгина не только весь деревенский мир. По народному поверью его ждет проклятье и гибель, и об этом ему прямо говорит мать: «…то ли дома окочурисся в одночасье, то ли где лесиной прижмет невзначай…»

Была в этом рассказе мысль, вложенная в уста Шурыгина: «Ведь все равно же не молились.., а теперь хай устраивают. Стояла — никому дела не было, а теперь хай подняли». И эта тема, прозвучавшая в «Крепком мужике», не оставляет Шукшина. Он задумывается: так ли на самом деле виноват народ, молча глядевший на разрушающиеся храмы? Отчего они рушатся: от времени, от рук таких «крепких мужиков», поощряемых властью, или от безразличия власти? И тогда, в том же 1969 году он пишет рассказ «Мастер». Герой его, Семка Рысь, в отличие от благополучного бригадира Шурыгина, хоть и забулдыга, но — подвижник, одержимый идеей постижения красоты и секретов мастерства, рожденной им при виде церкви в селе Талица. Для него красота определяется не временем создания церкви, как ему говорят умные люди в облисполкоме, — для него она природна, и он готов бесплатно трудиться, восстанавливая красоту. Но его желание постичь «о чем же думал тот неведомый мастер, оставляя после себя эту светлую каменную сказку?» разбилось об отказ властей. И этот духовный рост от «забулдыги», как называет его Шукшин в начале рассказа к человеку был остановлен. «А если случалось ехать талицкой дорогой, он у косогора поворачивался спиной к церкви, смотрел на речку, на луга за речкой, курил и молчал».

Сам образ разрушающихся, заброшенных православных храмов становился для Шукшина символом утраты нравственности в обществе, реально наметившегося разрушения деревни, уходу из нее молодежи, забывающей родной дом и родителей… И Шукшин пишет сценарий «Калины красной». В нем — та же вечная тема евангельской притчи о заблудшем сыне, вставшем на путь возвращения к людям, земле, матери. Путь Егора Прокудина от жизни вора к истокам крестьянской жизни тяжелый, жертвенный. Мало кто из нас поверит, что во время исхода крестьянской молодежи из деревни к легкой жизни такой случай типичен, но мало кто может усомниться, что он единственно праведный. Оттого так близко к сердцу воспринял народ фильм «Калина красная», не как мелодраму, а как рассказ о поступке человека, который каждый хотел бы совершить в жизни. Для того, чтобы ощутить себя единым народом, объединенным общими нравственными ценностями.

Видеоряд «Калины красной» усиливает эту тему. В первых кадрах, когда Егор плывет по реке, мы видим в ней затопленный храм как символ разрушенной жизни героя. Во второй раз отраженный в воде храм возникает в сцене бегства с «малины». То, что не мог сказать Шукшин-писатель, говорит Шукшин — кинематографист. Одна из самых эмоционально напряженных сцен фильма — сцена раскаяния Егора после поездки к матери. В киноповести ее еще нет, но ко времени съемок в Шукшине происходит что-то, что позволило ему снять, как мне кажется, кусок совсем не прокудинской жизни. Помните: Егор останавливает грузовик, выбегает из машины и падает на пригорок, за которым белеется храм. Помните слова, которых нет в сценарии, слова-крик души: «Господи! Прости меня, господи!..»? Кажется, что это уже не столько слова Егора, сколько самого Василия Макаровича. В последних кадрах фильма из бегущего по реке «Метеора» снова виден храм. Затопленный. Видя его, думается: Егор-то покаялся, а мы? И кровь Егора, как понял и не ошибся народ, это кровь самого Василия Макаровича. Она запекшимися в гроздья капельками в октябре 1974 года, без сценариев и указаний сверху, горела над морем подлинно народного горя, враз навалившегося на всю Россию. Море горя, людское море и алые капельки, капельки, капельки у Новодевичьего…

В том же 1969 году Шукшин пишет рассказ «Залетный». Герой рассказа носит характерное имя Саня Неверов. В самой фамилии этого человека заложена некая позиция к вере. Но он, больной хрупкий человек, неизвестно откуда взявшийся в селе, вызывает жалость и уважение у местного кузнеца не столько к себе, сколько ко всей жизни, данной человеку и мало им ценимой. «Сны матери», «На кладбище», «Осенью», — во многих рассказах размышления писателя о смерти. Но «Сны матери» — особый цикл рассказов, даже не рассказов, а записанных от матери воспоминаний о ее снах. Читаешь, и такое чувство, будто что-то вечное в них, древнее, — и небесное и земное сразу. То ли Евангельские притчи вспоминаешь, то ли сказки народные, но чувства светлые, волшебные, истинно детские. В них признание своего природного, стихийного православного восприятия жизни, — ясное, не требующее доказательств — это же материнское! и, уже ясный, путь к православию осознанному.

В Шукшине, — и его творчестве и в жизни есть то, что глубоко близко русскому человеку — совестливость. И это тоже от матери. Когда отца арестовали, за него в семье молились. Через много лет, узнав, что ее сын приезжает домой, в Сростки, не один, а со своими московскими друзьями, Мария Сергеевна прибрала икону, висевшую в избе. Шукшин заметил, что угол непривычно пуст, и спросил мать, где икона. Та объяснила ему, что она постеснялась гостей и боялась сыну хоть чем-то навредить. На что Шукшин сказал: «Не надо, мама, ты повесь ее».

В статье «Нравственность есть правда» Шукшин говорит о самом сокровенном в своем творчестве. В ней есть очень важные для понимания самого Шукшина слова о том, что одна из главных задач его собственного творчества: «…выявить попутно свой собственный запас доброты…» и еще — в жизни и творчестве нести Правду с большой буквы, «…ибо это мужество, честность, это значит — жить народной радостью и болью, думать как думает народ, потому что народ всегда знает Правду». Собственно это и есть ключ к пониманию всего того, что Шукшин нес людям: снимал ли кино, писал книги, играл. Оттого русским людям так близко все то, о чем он говорил, и по-толстовски, по-христиански любил людей: и живых и придуманных им самим.

Что же было в последние годы жизни самого Шукшина?

В апреле 1974 года, когда Шукшин лежал в больнице, близкий его друг, кинорежиссер Р.А.Григорьева навестила его, оставила Евангелие и уехала на съемки. На алтайский адрес киногруппы он и итправил из больницы письмо, полученное лишь спустя год, когда Шукшина уже не стало. Оно многое определяет в вопросах его веры. Евангелие лежало у него под подушкой и он все время думал: что же там находят другие, и это его злило. А когда он открыл Евангелие и стал читать, его словно обожгло. Для него определился наш общий исход: куда же России без Христа? И признается, наконец: Верую. Верую как мать в детстве учила:, в Отца и Сына и Святаго Духа.

Вот я и думаю: а нужно ли спорить? Шукшин явился на этот свет — это такое счастье! Человек, с образом которого и его творчеством в душе каждого русского человека звучат простые светлые слова: Мать, Природа, Земля, Совесть, Душа, Родня, Россия, Правда. А еще — Любовь и Вера.

А. Новосельцев, г. Елец

Родился Василий Макарович Шукшин на Алтае, в селе Сростки, которое находится недалеко от города Бийска. Его родители были крестьянами и считались середняками. Во время коллективизации семья вступила в колхоз, отец Василий Макаровича работал механизатором. Но в 1933 году его арестовали. Матери, оставшейся без кормильца и с двумя детьми на руках, пришлось снова выйти замуж. Но вскоре началась война, отчима призвали на фронт, а уже через год семья получила похоронку.

В 1945 году Шукшин поступил в техникум, но проучился там всего 2 курса. Нужно было кормить семью и ему пришлось вернуться в колхоз. Он устроился слесарем-такелажником в трест и был отправлен в Калугу на турбинный завод, а потом во Владимир на завод по производству тракторов. В 1949 году Василия призвали в армию, и его служба проходила на Черноморском флоте. В этот период появились его первые рассказы.

Вернувшись домой, Шукшин сдал экзамены для получения аттестата зрелости и начал преподавать в своей родной школе русскую словесность, а впоследствии некоторое время трудился директором школы трудовой молодежи. Но Василий Макарович не считал учительство делом своей жизни и отправился в Москву. В столице Шукшин подал документы на сценарный факультет ВГИКа, но поступил на режиссерский. Во время учебы он начал публиковать свои рассказы и сниматься в кино.

Актер, режиссер и писатель

Первая роль матроса в картине «Тихий Дон» была эпизодической, но актера заметили, и вскоре он уже сыграл главного персонажа в киноленте «Два Федора». Актер Шукшин очень нравился режиссерам, у него была фактурная внешность, но молодому человеку больше нравилось самому воплощать на экране свои задумки. Над своей первой полнометражной картиной «Из лебяжьего сообщают» он работал как сценарист, режиссер и актер. После окончания ВГИК Шукшин был трудоустроен режиссером на киностудию им. Горького. Там он работал над фильмами «Живет такой парень». «Калина красная», «Печки-лавочки».

По-настоящему писательской деятельностью Шукшин начал заниматься во время учебы во ВГИКе. Руководитель курса, на котором обучался будущий известный режиссер, М. Ромм рекомендовал ему отправить произведения в журналы. Так в 1958 году был напечатан его рассказ «Двое на телеге». Спустя пять лет на страницах издания «Новый мир» были представлены читателям истории «Классный водитель» и «Гринька Малюгин», в том же году в издательстве «Молодая гвардия» вышла в свет книга «Сельские жители». Всего было опубликовано более ста рассказов Шукшина, несколько пьес, также Василий Макарович написал два романа «Я пришел дать вам волю», «Любавины» и сказку «До третьих петухов».

Личная жизнь

Свою первую супругу Марию Шумскую Шукшин встретил в родной деревне. Она работала в местной школе учительницей. В 1955 году они сыграли свадьбу, но молодая жена отказалась ехать покорять столицу. В 1957 году Шукшин попросил развод, так как полюбил другую, но Мария отказала ему, так навсегда она осталась единственной официальной женой режиссера.

Следующей женой Шукшина была Виктория Софронова, которая подарила Василию Макаровичу дочь Катю. Но вскоре у него начался роман с артисткой Лидией Чащиной от которой он ушел к Лидии Федосеевой. Актриса родила в этом браке двух дочерей - Марию и Ольгу.

Советская литература

Василий Макарович Шукшин

Биография

ШУКШИН, ВАСИЛИЙ МАКАРОВИЧ (1929−1974), русский прозаик, драматург, кинорежиссер, киноактер. Родился 25 июля 1929 в д. Сростки Бийского района Алтайского края в крестьянской семье. С отроческих лет работал в колхозе у себя на родине, затем на производстве в Средней России. В 1949-1952 служил на флоте. По возвращении работал директором вечерней школы в д. Сростки. В 1954 поступил на режиссерский факультет ВГИКа, занимался в мастерской М.Ромма. В годы учебы однокурсниками и друзьями Шукшина были будущие известные режиссеры - А. Тарковский, А. Михалков-Кончаловский и др. Студентом начал сниматься в кино, по окончании института снимал фильмы по собственным сценариям. Кинофильм Живет такой парень получил в 1964 высшую награду Венецианского международного кинофестиваля - «Золотого льва св. Марка». Большой успех имели фильмы Шукшина Ваш сын и брат, Позови меня в даль светлую, Странные люди, Печки-лавочки. Фильм Калина красная был снят Шукшиным по одноименной киноповести, написанной в 1973. Кинематографические заслуги Шукшина отмечены премией им. братьев Васильевых, Государственной премией СССР, Ленинской премией (посмертно).

Героями фильмов Шукшина чаще всего были деревенские люди, по разным причинам оказавшиеся в городе. Тема деревенского человека, вырванного из привычной среды и не нашедшего новой опоры в жизни, стала одной из главных тем рассказов Шукшина. В киноповести Калина красная она приобретает трагическое звучание: утрата жизненных ориентиров ломает судьбу главного героя, бывшего вора и заключенного Егора Прокудина, и приводит его к смерти.

В 1958 в журнале «Смена» был опубликован первый рассказ Шукшина, в 1963 вышел его первый прозаический сборник Сельские жители. При жизни Шукшина вышли также сборники его рассказов Там, вдали (1968), Земляки (1970), Характеры (1973), Беседы при ясной луне (1974). Подготовленный к печати сборник Брат мой был издан уже после смерти автора, в 1975. Всего за свою жизнь Шукшин написал 125 рассказов.

Рассказы Шукшина, тематически относясь к «деревенской прозе», отличались от ее основного потока тем, что внимание автора было сосредоточено не столько на основах народной нравственности, сколько на сложных психологических ситуациях, в которых оказывались герои. Город и притягивал шукшинского героя как центр культурной жизни, и отталкивал своим равнодушием к судьбе отдельного человека. Шукшин ощущал эту ситуацию как личную драму. «Так у меня вышло к сорока годам, - писал он, - что я - не городской до конца, и не деревенский уже. Ужасно неудобное положение. Это даже - не между двух стульев, а скорее так: одна нога на берегу, другая в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато…»

Эта сложная психологическая ситуация определяла необычное поведение героев Шукшина, которых он называл «странными людьми», «непутевыми людьми». В сознании читателей и критиков прижилось название «чудик» (по одноименному рассказу, 1967). Именно «чудики» являются главными героями рассказов, объединенных Шукшиным в один из лучших его сборников Характеры. Каждый из героев назван по имени и фамилии - автор словно подчеркивает их абсолютную жизненную достоверность. «Чудики» - Коля Скалкин, выплеснувший чернила на костюм начальника (Ноль-ноль целых), Спиридон Расторгуев, пытающийся добиться любви чужой жены (Сураз) и др. - не вызывают авторского осуждения. В неумении выразить себя, во внешне смешном бунте простого человека Шукшин видел духовное содержание, искаженное бессмысленной действительностью и отсутствием культуры, отчаяние людей, не умеющих противостоять житейской злобе, агрессивности. Именно таким предстает герой рассказа Обида Сашка Ермолаев. При этом Шукшин не идеализировал своих персонажей. В рассказе Срезал он показал деревенского демагога Глеба Капустина, получающего удовольствие от того, что ему удается глупым высказыванием «щелкнуть по носу» умных односельчан. Непротивленец Макар Жеребцов, герой одноименного рассказа, в течение недели учил деревенских людей добру и терпению «с пониманием многомиллионного народа», а по выходным подбивал их пакостить друг другу, объясняя свое поведение тем, что его жизненное предназначение - «в большом масштабе советы-то давать». В современной русской литературе рассказы Шукшина остались неповторимым художественным явлением - оригинальной образностью и живой, естественной в своей простоте стилистикой. В романе Любавины (1965) Шукшин показал историю большой семьи, тесно сплетенную с историей России в 20 в. - в частности, во время Гражданской войны. Обе эти истории предстали исполненными таких драматических коллизий, что публикация второй части романа стала возможна только в период перестройки, в 1987. Не удалась Шукшину и экранизация его романа о Степане Разине Я пришел дать вам волю (1971). Умер Шукшин в станице Клетской Волгоградской обл. 2 октября 1974

Василий Макарович Шукшин родился в крестьянской семье 25 июля 1929 года в деревне Сростки Алтайского края. С самого детства Шукшину приходилось работать. Сначала он работал в колхозе своей деревни, вскоре в Средней России на производстве.

В 1949-1952 нес службу на флоте. С 1952 после возвращения со службы на родину, работал директором вечерней школы в своей деревне.

В 1954 пошёл учиться на режиссерский факультет. Ещё в студенческие годы Шукшин снимался в фильмах, а на выпускном курсе уже снимал по сценариям собственного сочинения. Даже ранние его фильмы имели большой успех среди зрителей.

В 1964 его фильм «Живёт такой парень» получил «Золотого льва св. Марка» - высшую награду Венецианского международного фестиваля.

Его талант получил множество наград: премия им. Братьев Васильевых, Государственная премия СССР, и уже посмертно ему присудили Ленинскую премию.

Его героями были люди из деревни, которые по какой-то причине попадали в город. Он и сам себя считал «не городским до конца, но уже и не деревенским». Своих героев он называл «странными» или «непутёвыми» людьми, а критики и зрители прозвали их «чудиками».