Своеобразие жанра поэмы Н. В

Жанровое своеобразие «Мёртвых душ»

Начиная работать над «Мёртвыми душами», Н.В. Гоголь ещё точно не знал, к какому жанру он отнесёт своё будущее произведение. Так, в 1835 году в письме А.С. Пушкину он писал: «Сюжет растянулся на предлинный роман». Однако уже в 1836 году, находясь в Европе, Гоголь решает назвать «Мёртвые души» поэмой. Находясь в Париже, он 12 ноября пишет Жуковскому: «Каждое утро, в прибавление к завтраку, вписывал я по три страницы в мою поэму ». Гоголь осознаёт необычность жанровой природы «Мёртвых душ» и признаётся 28 ноября 1836 года М. Погодину: «Вещь, над которой сижу и тружусь теперь <…> не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная, длинная, в несколько томов, название ей «Мёртвые души» <….> Если Бог поможет выполнить мне мою поэму так, как должно, то это будет первое моё порядочное творение ».

С другой стороны, когда была уже создана первая редакция «Мёртвых душ», он писал Максимовичу в январе 1840 года: «У меня есть, правда, роман, из которого я не хочу ничего объявлять до времени его появления в свет ». В самом тексте «Мёртвых душ» Гоголь называет своё произведение то поэмой, то повестью. Всё это указывает на колебания писателя в определении жанра, но очевидно, что писатель стремился сконструировать совершенно новое «жанровое целое» (Ю. Манн). Для его обозначения Гоголь решил воспользоваться словом «поэма», хотя оно было менее привычным, чем «роман» или «повесть».

Когда в 1842 году первый том «Мёртвых душ» появился в печати, многие современники Гоголя стали спорить о том, почему писатель назвал своё новое произведение поэмой. Одни полагали, что такое жанровое определение случайно, ошибочно, ведь традиционно поэмой называли стихотворные произведения, а «Мёртвые души» написаны прозой. Другие полагали, что Гоголь, будучи писателем сатириком, назвал «Мёртвые души» поэмой для того, чтобы повеселить, позабавить своих читателей. Третьи (и среди них были Аксаков и Белинский) утверждали, что Гоголь вкладывает в это жанровое определение особый смысл. Так, в седьмом номере журнала «Отечественные записки» за 1842 год Белинский в рецензии на новое гоголевское произведение писал: «Не в шутку Гоголь назвал свой роман «поэмою» и не комическую поэму разумеет он под нею… ». К.С. Аксаков высказывал похожее мнение, утверждая, что Гоголь назвал «Мёртвые души» поэмой, желая подчеркнуть особую значимость и необычность своего произведения.

Поможет понять жанровое своеобразие «Мёртвых душ» «Учебная книга словесности для русского юношества», над которой Гоголь работал в середине сороковых годов. Писатель систематизировал теоретический литературный материал и давал перечень наиболее типичных, характерных образцов жанровой классификации. Эта книга несла на себе печать личных вкусов и пристрастий автора, но Гоголь не мог ввести в неё жанр «Мёртвых душ» как особый и единственный, поскольку такого жанра ещё в литературе не существовало. «Учебная книга» даёт нам не определение жанра «Мёртвых душ», а гоголевское понимание тех жанров, в переработке и отталкивании от которых он создаёт свой художественный текст. Ближе всего «Мёртвые души» к жанру «меньшего рода эпопеи ». Этот жанр составляет «как бы середину между романом и эпопеей ». Уступая большой (гомеровского типа) эпопее в широте и всеобщности изображения действительности, малая эпопея, однако, превосходит в этом отношении роман, включая в себя «полный эпический объём замечательных частных явлений». Своеобразен «меньший род эпопеи» и характером своего героя. Если в большой эпопее в центре повествования «лицо значительное», выдающееся, то в центре малой эпопеи – «частное и невидное лицо, но, однако же, значительное во многих отношениях для наблюдателя души человеческой. Автор ведёт его жизнь сквозь цепь приключений и перемен, дабы представить <…> верную картину <…> недостатков, злоупотреблений, пороков и всего, что заметил он во взятой эпохе и времени достойного привлечь взгляд всякого наблюдательного современника, ищущего в былом, прошедшем живых уроков для настоящего ».

Но описание жанра «меньшего рода эпопеи» не раскрывает в полной мере особенностей сюжета «Мёртвых душ». В своём произведении Гоголь, действительно, «ведёт» своего героя, Павла Ивановича Чичикова, через цепь приключений, давая картину недостатков и пороков русского мира XIX века, однако общая сюжетная установка гоголевского текста не является только нравоописательной.

Писатель, безусловно, был прав, не противопоставляя окончательно своё произведение жанру романа . «Мёртвые души» создавались как большое эпическое полотно, в которым единый художественный замысел, развитие сквозной сюжетной линии объединяли изображение широкого круга явлений действительности. В романе, как Гоголь писал в «Учебной книге словесности», все лица представлены заранее, «судьбой всякого из них озабочен автор и не может их пронести и передвигать быстро и во множестве, в виде пролетающих мимо явлений. Всяк приход лица <…> уже возвещает о его участии потом ». В «Мёртвых душах» большинство лиц выпущены «на сцену» в первой же главе: Чичиков со своими слугами Селифаном и Петрушкой, чиновники губернского города, трое помещиков из пяти (Манилов, Ноздрёв, Собакевич). Почти все визиты Чичикова из первой половины тома во второй половине как бы «проигрываются» вновь – с помощью версий, сообщаемых Коробочкой, Маниловым, Собакевичем, ноздрёвым. Информация о чертах характера этих помещиков одновременно скрывает и импульсы дальнейшего хода развития. Так, Коробочка, приехав в город NN узнать, «почём ходят мёртвые души», непроизвольно даёт первый толчок к злоключениям Чичикова. Тогда читатель невольно вспоминает о подозрительности Настасьи Петровны, о её боязни продешевить. Ноздрёв, усугубляя положение Чичикова, на балу у губернатора называет Павла Ивановича скупщиком «мёртвых душ», и читатель вспоминает о необыкновенной страсти Ноздрёва насаливать, пакостить ближнему.

В романе, согласно Гоголю, раскрытие «дела» следует после представления участвующих в нём лиц и предполагает искусно обдуманную завязку. В «Мёртвых душах» в конце первой главы (экспозиция) сообщается об «одном странном свойстве гостя и предприятии», имеющем быть предметом дальнейшего повествования. В романе, как указано в «Учебной книге», берётся не вся жизнь персонажа, но лишь одно особо характерное происшествие. В «Мёртвых душах» в центре внимания не биографии действующих лиц (о прошлом почти всех помещиков и чиновников нам известно очень немногое), но главное событие, «странное предприятие» (что не исключает предыстории-биографии Чичикова и Плюшкина). В романе «замечательное происшествие» затрагивает интересы и требует участия всех действующих лиц. В «Мёртвых душах» показано, как афера Чичикова неожиданно определила жизнь очень многих людей, став на некоторое время в центре внимания жителей города NN.

Как эпическое произведение «Мёртвые души» связаны с жанром плутовского романа (пикарески ), мастерами которого считаются Ален Рене Лесаж («История Жиль Блаза из Сантильяны»), Кеведо-и-Вильегас («История жизни пройдохи по имени Паблос»), Гриммельсгаузен («Симплициссимус»). В русской литературе в духе плутовского романа были написаны произведения В.Т. Нарежного «Российский Жильблас, или Похождения Гаврилы Симоновича Чистякова» и Ф. Булгарина «Иван Выжигин», а в XX веке романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок». Сближает «Мёртвые души» с плутовскими романами, во-первых, наличие героя-пройдохи, плута, во-вторых, эпизды, объединённые похождениями и проделками этого героя, в-третьих, сатирическая направленность художественного текста. Однако произведение «Мёртвые души» было лишено композиционной рыхлости, нередко свойственной пикарескам XVII –нач. XIXвеков.

Произведение «Мёртвые души» связано и с жанром романа пути , который представлен текстами Сервантеса (Дон Кихот Ламанческий»), Новалиса («Генрих фон Офтердинген») и Л. Тика («Странствия Франца Штернбальда»), где познание истины приходит к героям только после совершения ими странного, запутанного и алогичного (как кажется на первый взгляд) путешествия, цель и смысл которого открываются лишь в финале. (По такому принципу построена и первая поэма Гоголя – «Ганц Кюхельгартен», где герою необходимо пройти долгий и сложный путь, чтобы узнать в покинутой им милой Луизе ту Пери, о которой он мечтал в своей «пустыне»).

Действительно, с историко-литературной точки зрения «Мёртвые души» представляют собой сложнейший сплав различных литературных и фольклорных жанров (от сказки, пословицы, поговорки, былины до романа).

Однако стоит помнить, что сам автор назвал своё произведение именно поэмой, это слово он написал самыми крупными буквами и на знаменитой обложке своего произведения. Поэмами в XIX веке называли и эпопеи Гомера, и «Божественную комедию» Данте, и произведения Ариосто «Неистовый Роланд», Пушкина «Руслан и Людмила», Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда».

Итак, Гоголь отнёс «Мёртвые души» к жанру поэмы, во-первых, потому, что хотел подчеркнуть особую роль своего «нравоочистительного» произведения, с помощью которого он мечтал помочь людям (и самому себе) обрести душевное преображение. Рамки романа казались писателю слишком тесными. Большинство читателей XIX века воспринимало романы как развлекательные произведения, а Гоголь хотел не столько развлекать, сколько учить людей, помогать им в обретении верного жизненного пути. Во-вторых, поэмой «Мёртвые души» делает наличие лирического, субъективного элемента. Ясно, что в бричке рядом с Чичиковым незримо находится лирический повествователь, оценивающий и поясняющий все происходящие события. Пафос субъективности проявляется и в рассказе о самых прозаических предметах, и в авторских размышлениях, и в «лирических отступлениях» о юности, о русском языке, о дороге, о всей стране.

Композиция поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души»

Известно, что Н.В. Гоголь предполагал создать три тома поэмы «Мёртвые души». Своё произведение писатель сравнивал с храмом или дворцом. В письме к П.А. Плетнёву 17 марта 1842 года Гоголь признавался, что первый том представляется «больше ничем, как только крыльцом к тому дворцу, который » в нём «строился ».

Построение поэмы должно было читателям напомнить композицию «Божественной комедии» (1307-21) итальянского автора эпохи Возрождения Данте Алигьери. «Божественная комедия» состояла из трёх кантик (частей): «Ад», «Чистилище», «Рай», соответственно первый том «Мёртвых душ» ассоциировался бы с дантовским «Адом», второй том – с «Чистилищем», а третий с «Раем». Поскольку третий том поэмы не был написан, а большая часть второго сожжена писателем, то можно говорить лишь о композиции первого тома.

Условно первый том поэмы «Мёртвые души» можно разделить на три части: первая – приезд Чичикова и его слуг в губернский город NN, знакомство с сановниками, посещение дома губернатора; вторая – поездка к помещикам; третья – совершение купчей, общение с дочкой губернатора и поспешный отъезд Чичикова из города NN из-за возникших дурных слухов ловце «мёртвых душ».

Экспозицией поэмы можно считать первую главу, в которой происходит знакомство читателей со многими героями произведения, среди которых и Павел Иванович Чичиков, и жители города NN (от простых мужиков, беседующих о колесе брички Чичикова до самого губернатора), и некоторые помещики (Манилов, Собакевич, Ноздрёв), чьи поместья Чичиков посетит. В первой главе дана широкая панорама жизни, которая более детализировано будет представлена далее. Здесь дана и завязка поэмы – упоминается о замысле Чичикова, о его афере.

Особо значимой в композиционном плане является та часть, где показана череда поездок Чичикова в различные поместья. Описание этих посещений даётся в соответствии с чёткой схемой: первоначально даётся описание крестьянских изб и всего хозяйства в целом, затем следует рассказ о помещичьей усадьбе, интерьере дома, внешности хозяина (лицо, характер, любимое занятие - «задор», речевая характеристика), после - описание застолья, беседы Чичикова и помещика о мёртвых душах, отъезд Чичикова из поместья.

Каждый предыдущий помещик в поэме Гоголя противопоставлен последующему. Так, бесхозяйственный мечтатель Манилов, не имеющий никакого «задора», противопоставлен чрезмерно мелочной Настасье Петровне Коробочке, интересующейся только бытовой сферой жизни и собирающей денежки в «пестрядевые мешочки, размещённые по ящичкам комодов ». Стяжательнице Коробочке противопоставлен лихач Ноздрёв, прожигающий жизнь и коллекционирующий борзых собак. Разрушитель хозяйства Ноздрёв, часто проигрывающийся «в пух» на ярмарках, дан по контрасту с хитрым торгашом Собакевичем, любителем вкусно поесть. Сам Михаил Семёнович Собакевич, имеющий крепкое большое хозяйство, противопоставляет себя Степану Плюшкину, чьё поместье находится в запустении, а крестьяне умирают от голода: «Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин ».

Существует литературный миф, согласно которому каждый последующий помещик, к которому приезжает Павел Иванович, «более мёртв, чем предыдущий» (А. Белый). Этот миф возник, вероятно, из-за буквального прочтения гоголевского высказывания, данного в «Четырёх письмах к разным лицам по поводу “Мёртвых душ”» (письмо 3-е): «Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого ».

Исследователю творчества Гоголя Ю.В. Манну удалось развенчать этот миф и доказать неверность предположения того, что Манилов и Коробочка «менее мертвы», чем Ноздрёв и Собакевич. Вспомним, что Гоголь пишет о Манилове: «От него не дождёшься никакого живого или хоть даже заносчивого слова <…>, если коснёшься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак» (это можно сказать о Ноздрёве), другой «мастер лихо пообедать » (таков Собакевич), «но у Манилова ничего не было ». Если же под «мертвенностью» понимается тот вред, который помещики наносят крестьянам, то и в этом аспекте Манилов не кажется более «живым». Он абсолютно не знает специфики жизни русского крестьянства (поэтому нелепо предполагает, что крестьяне будут покупать товары у купцов, забираясь на мост, раскинувшийся над прудом), не представляет, сколько крестьян на него работает, а сколько уже умерло. Собакевич же знает поимённо всех своих крестьян, представляет, кто из них на какую работу способен. Крепостные Собакевича живут в крепких избах, срубленных «на диво». Всё это доказывает, что Манилов ничем не лучше Собакевича или Ноздрёва.

Гоголь открывает галерею помещиков именно Маниловым по многим причинам. Во-первых, Чичиков начал объезд помещиков с Манилова потому, что ещё в доме губернатора тот ему показался радушным и любезным человеком, у которого будет нетрудно приобрести мёртвые души. Этот расчёт оказался верным. Манилов стал единственным помещиком, кто подарил Чичикову умерших крестьян, даже не подумав попросить за них деньги. Писателю важно показать, что на своём ложном пути Чичиков сначала не сталкивается с серьёзными препятствиями и сложностями. Манилов лишь, роняя от неожиданности чубук, удивляется просьбе Павла Ивановича. Такая реакция должна подсказать читателю необычность и странность деятельности Чичикова. Во-вторых, общий эмоциональный тон вокруг образа Манилова ещё безмятежен, краски, которые упоминает писатель в связи с этим героем, светлые (зелёная, синяя, жёлтая) или приглушённо-серые. В дальнейшем световой спектр изменяется, в нём начинают доминировать тёмные, мрачные тона, а с Чичиковым происходят неприятности одна за другой. Исследователь И. Золотусский в монографии «Гоголь» (Серия ЖЗЛ) пишет: «Весело-прозаически началась поэма: въезд в город, объезд чиновников, приятные разговоры, вечера. Потом следовал комический Манилов, не вызывающий тревоги, потом Коробочка, когда что-то шевельнулось в левой стороне груди. Потом как бы глушащий эту тревогу балаган Ноздрёва – и вот Собакевич с его душой, спрятанной на дне тайника, и образ старости, предвещающий смерть ».

Можно ли предположить, будто особенность построения «галереи помещиков» заключается в том, что у каждого последующего помещика Чичикову всё сложнее и сложнее приобретать умерших крестьян? Действительно, Коробочка долго не могла понять, что от неё хочет Чичиков («Ведь я мёртвых никогда не продавала»), Ноздрёв начал предлагать приобрести вместе с мёртвыми душами шарманку, лошадей или борзых щенков, а в итоге вообще не продал Чичикову крестьян, а Собакевич, вероятно, догадавшись о том, что такая сделка выгодна Павлу Ивановичу, запросил за мёртвого сто рублей, т.е. столько, сколько стоил живой крестьянин. Однако Степан Плюшкин не только продал Чичикову наибольше количество умерших и беглых крестьян, но и невероятно обрадовался возможности освободиться от «мёртвых душ», за которых ему теперь не придётся платить подушную подать.

Композиция «галереи помещиков» имеет и ещё одну важную особенность. Важно отметить, что Чичиков крайне редко попадает в то поместье, в которое планировал попасть. Так, он едет в Заманиловку, а попадает в Маниловку, направляется к Собакевичу, но, сбившись с дороги, в два часа ночи попадает к Коробочке, от Коробочки снова планирует поехать к Собакевичу, но заезжает в кабак, а потом едет к Ноздрёву, с которым познакомился ещё в губернском городе, но навещать его не собирался. После Ноздрёва Чичиков всё-таки оказывается у Собакевича, но от него уже никуда ехать не собирается. Однако Михаил Семёнович сообщает о помещике Плюшкине, который морит голодом своих крестьян. Заинтересовавшись, Чичиков едет и к этому помещику. Здесь дают о себе знать «боковые ходы» (А. Белый): «с тщательностью перечислены недолжные повороты на пути к Ноздрёву, к Коробочке… ». Если бы в поэме было показано, как Чичиков задумал поехать к Манилову и Собакевичу и благополучно оказался у них, то в таком построении было бы что-то схематичное. Но если бы Гоголь показал, что Чичиков, задумав поехать к Манилову и Собакевичу, в итоге не оказывается ни у одного из них, а приезжает, например, к «Боброву, Свиньину, Канапатьеву, Харпакину, Трепакину, Плешакову» (эти имена упоминает Коробочка), то в таком построении было бы что-то выдуманное, неестественное.

В третьей части даётся изображение губернского города NN и его обитателей. На смену статичному описанию поместий приходит динамичное изображение споров городских чиновников, сплетен дам, принадлежащих «светскому» обществу.

В финале поэмы Гоголь обращается к принципу композиционной инверсии, использованному ещё Пушкиным в романе «Евгений Онегин», где вступление было дано в последней строфе седьмой главы. Гоголь обращается к прошлому главного героя, рассказывает о детстве и юности Чичикова, давая читателям возможность узнать, как сформировался характер и мировоззрение приобретателя.

Особое место в композиции первого тома поэмы «Мёртвые души» занимают авторские размышления и вставные истории. Так, например, в начале произведения авторские размышления в большинстве своём носят иронический характер (например, рассуждения о толстых и тонких господах), но, начиная с пятой главы, в поэму включаются патетические (о великом и богатом русском языке) или лирические размышления (о «юности и свежести », о дороге и о России). Своеобразным ключом к пониманию поэмы становятся «Повесть о капитане Копейкине» и притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче.

Композиция поэмы Гоголя «Мёртвые души» была тщательно продумана автором. Она – воплощение архитектонической стройности и оригинальности.

Роль вставных историй в поэме «Мёртвые души»

Когда жители губернского города NN начинают спорить о том, кто же такой «херсонский помещик» Павел Иванович Чичиков и предполагают, будто это благородный разбойник или Наполеон Бонапарт, сбежавший с острова Святой Елены, почтмейстер высказывает мнение, что Чичиков «не кто другой, как капитан Копейкин ». Почтмейстер называет историю об этом капитане поэмой в некотором роде, следовательно, перед нами «микропоэма» в «макропоэме» «Мёртвые души».

Известно, что цензура в 1842 году запретила Гоголю печатать «Повесть о капитане Копейкине ». Так, первого апреля цензор Никитенко сообщал Гоголю: «Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина – ничья власть не могла защитить его от гибели… ». Гоголь, потрясённый этим сообщением, 9 апреля сообщает Н.Я. Прокоповичу: «Выбросили у меня целый эпизод Копейкина, для меня очень нужный, более даже, нежели думают они »; 10 апреля он пишет Плетнёву: «Уничтожение Копейкина меня сильно смутило! Это одно из лучших мест в поэме, и без него – прореха, которой я ничем не в силах заплатать и зашить ». Эти высказывания автора позволяют понять, какое место отводил писатель «Повести…», считая её не случайной вставной новеллой, не имеющей связи с общим сюжетом, а органичной частью поэмы «Мёртвые души».

У центрального героя «Повести» существуют реальные, фольклорные и литературные прототипы. К реальным можно отнести, во-первых, полковника лейб-гвардии Фёдора Орлова, который получил в войне 1812 года увечья (лишился ноги в битве под Бауценом), а после военных действий сделался разбойником. Вторым прототипом Копейкина считают солдата Копекникова, обратившегося за помощью к Аракчееву, но ничего от него не получившего. Фольклорный прототип – разбойник Копейкин, герой народных песен. Эти песни в записях П.В. Киреевского были хорошо известны Н.В. Гоголю. (В одной из них сказано, что предводитель шайки разбойников вор Копейкин видит вещий сон: «Вставайте, братцы полюбовны, дурен-то мне сон приснился. Будто я хожу по краю моря, я правой ногой оступился, за ломкое деревце ухватился, за хропкое деревце, за крушину » - вспомним, что капитан Копейкин лишился ноги и руки). Литературными прототипами Копейкина являются Ринальдо Ринальдини (герой романа немецкого писателя Вульпиуса), пушкинский Дубровский, безногий немец в повести Н.А. Полевого «Абадонна».

Цензура не пропустила «Повесть о капитане Копейкине» к печати, поскольку эта часть поэмы «Мёртвые души» имела острую сатирическую направленность в адрес петербургской бюрократии, власти как таковой, которая «не перекрестится», пока «гром не грянет». Показательно, что ради сохранения «Повести…» Гоголь пошёл на ослабление её обличительного звучания, о чём писал Плетнёву: «Я лучше решился переделать его, чем лишиться вовсе. Я выбросил весь генералитет, характер Копейкина означил сильнее… ».

«Повесть о капитане Копейкине» существовала в трёх редакциях. Канонической считается вторая, которая печатается сейчас во всех современных изданиях. В 1842 году её не пропустила цензура, как не пропустила и варианта, данного в первой редакции. В первой редакции «Повести…» рассказывалось о том, что Копейкин стал предводителем шайки разбойников, главой огромного отряда («словом, сударь мой, у него просто армия… »). Копейкин, побоявшись преследования, уезжает за границу и пишет государю письмо, где объясняет причины своих революционных действий. Царь прекратил преследование сообщников Копейкина, образовал «инвалидный капитал». Но такая развязка была скорее политически двусмысленной, чем благонадёжной.

Особое место Копейкина в ряду разбойников – народных мстителей литературы тех лет было в том, что его месть целенаправленно была устремлена на бюрократическое государство. Характерно, что ищущего справедливости Копейкина Гоголь сталкивает не с мелким чиновным людом, а с крупнейшими представителями петербургской власти, показывая, что в соприкосновении с ними его надежды так же быстро терпят крах, как они, несомненно, исчезли бы при обращении к низшим слоям чиновной иерархии.

На первый взгляд может показаться, что сближение Чичикова и капитана Копейкина абсурдно, нелепо. Действительно, если капитан является калекой, инвалидом, лишившимся в боях ноги и руки, то Павел Иванович Чичиков выглядит совершенно здоровым и очень бодрым. Однако скрытая связь между этими героями всё-таки существует. Сама фамилия капитана (первоначально фамилия была Пяткин) ассоциируется с лозунгом жизни Чичикова: «Копи копейку!». Копейка – знак постепенного, медленного накопления, основанного на терпении и усердии. И Чичиков, и капитан Копейкин не стремятся достигнуть цели мгновенно, они готовы к длительному ожиданию, постепенному приближению к желаемой цели. Цель героев – получение денег от государства. Однако Копейкин хочет получить законную пенсию, те деньги, которые принадлежат ему по праву. Чичиков же мечтает государство обмануть, с помощью аферы, хитрой уловки выманить деньги у Опекунского совета. Слово «копейка» ассоциируется и с бесшабашной удалью, смелостью (выражение «жизнь – копейка» было в черновом варианте первого тома поэмы «Мёртвые души»). Капитан Копейкин проявил себя на войне с наполеоновской армией как смелый и мужественный человек. Своеобразная смелость Чичикова – его афера, задуманное «дельце» – скупка мёртвых душ.

Однако если «подлец» и приобретатель Чичиков принят высшим светом, в губернском городе NN к нему относятся с большим уважением, даже Собакевич о нём говорит лестные слова, то честный и порядочный капитан Копейкин не принят обществом: важный генерал, узнав, что Копейкину «дорого жить <…> в столице », высылает его «на казённый счёт ». «Маленький человек», чувствуя, что его жизни грош (копейка!) цена, решается на бунт: «Когда генерал говорит, чтобы я поискал сам себе средств помочь себе, - хорошо, говорит, я, говорит, найду средства! ». Через два месяца «появилась в рязанских лесах шайка разбойников », атаманом которой стал капитан Копейкин. (Тема бунта «маленького человека», от которого отвернулось государство, появляется уже у Пушкина в поэме 1833 года «Мёдный всадник» и особенно остро звучит в гоголевской повести «Шинель» и в десятой главе «Мёртвых душ»).

Если дамы города NN (дама просто приятная и дама приятная во всех отношениях) сравнивают Чичикова с разбойником Ринальдо Ринальдини («является вооружённый с ног до головы, вроде Ринальдо Ринальдини »), то Копейкин становится в действительности благородным разбойником.

В повести о Копейкине явственно вырисовывается тема Отечественной войны. Эта тема не только оттеняет эгоизм и корыстолюбие помещиков и чиновников, но и напоминает о тех высоких обязанностях, который вовсе не существовали для «значительных лиц». Именно потому, что образ Копейкина – это образ защитника отечества, он несёт в себе положительное, «живое» начало, которое ставит его значительно выше всяких «существователей» и приобретателей.

Тема Отечественной войны, тесно связанная с «Повестью о капитане Копейкине», появляется в поэме и в другой форме. Стараясь разгадать, кто же такой Чичиков, губернские чиновники вспоминают о Наполеоне. «…призадумались и, рассматривая это дело каждый сам про себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдаёт на портрет Наполеона. Полицмейстер, который служил в кампанию 12 года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже, нельзя сказать, чтобы слишком толст и не так чтобы тонок… ». Само по себе сближение Чичикова с Наполеоном носит иронический характер, однако образ Наполеона возникает в поэме не только как элемент сопоставления, но и имеет самостоятельное значение. «Все мы глядим в Наполеоны », – писал Пушкин в «Евгении Онегине», подчёркивая стремление своих современников, словно заворожённых необычной судьбой французского императора, быть или казаться похожими на этого «маленького великого человека».

Сочинения по литературе: Своеобразие жанра поэмы Н. В. Гоголя Мертвые души
Хотя понятие жанра непрерывно изменяется и усложняется, под жанром можно понимать исторически складывающийся тип литературного произведения, которому присущи определенные черты. Уже по этим чертам нам во многом становится ясна основ-ная мысль произведения, и мы примерно угадываем его содержа-ние: от определения <роман> мы ждем описания жизни героев от начала до конца, от комедии - динамичного действия и необычной развязки; лирическое стихотворение должно погружать нас в глу-бину чувств и переживаний. Но когда эти черты, присущие разным жанрам, смешиваются между собой, создают своеобразное неповто-римое сочетание - такое произведение поначалу приводит читате-ля в недоумение. Так, недоуменно было встречено и одно из величайших, но в то же время и загадочных произведений 19 века - поэма Гоголя <Мертвые души>. Жанровое определение <поэма>, под которой тогда однозначно понималось лиро-эпическое произведение, напи-санное в стихотворной форме и романтическое по преимуществу, принималось современниками Гоголя по-разному. Одни нашли его издевательским. Реакционная критика просто глумилась над автор-ским определением жанра произведения. Но мнения разошлись, и другие усмотрели в этом определении скрытую иронию. Шевырев писал, что <значение слова <поэма> ка-жется нам двояким... из-за слова <поэма> выглянет глубокая, зна-чительная ирония>. Но разве только лишь из-за одной иронии Го-голь на титульном листе крупно изобразил слово <поэма>? Безусловно, такое решение Гоголя имело более глубокий смысл. Но почему же именно этот жанр Гоголь избрал для воплощения своих идей? Неужели поэма настолько вместительна, чтобы дать простор всем мыслям и духовным переживаниям Гоголя? Ведь <Мертвые души> воплотили в себе и иронию, и художественную проповедь. Безусловно, в этом-то и состоит мастерство Гоголя. Он сумел перемешать черты, присущие разным жанрам, и гармоничо соединить их под одним жанровым определением <поэма>. Что же нового внес Гоголь? Какие из черт поэмы, корни которой уходят в античность, он оставил для раскрытия своего творческого змысла? Прежде всего нам вспоминаются <Илиада> и <Одиссея> Гомера. На этой основе развернулась полемика между Белинским и К. Аксаковым, который считал, что <Мертвые души> написаны точно по образцу <Илиады> и <Одиссеи>. <В поэме Гоголя является нам тот древний гомеровский эпос, в ней возникает вновь его важ-ный характер, его достоинство и широкообъемлющий размер>, - писал К. Аксаков. Действительно, черты сходства с гомеровской поэмой очевидны, они играют большую роль в определении жанра и раскрытии замысла автора. Уже начиная с заглавия, аналогия со странствиями Одиссея очевидна. На яростные протесты цензуры против такого несколько странного названия - <Мертвые души> - Гоголь ответил, прибавив к главному названию еще од-но - <Похождения Чичикова>. Но похождения, путешествия, странствия Одиссея и описал великий Гомер. Одной из самых ярких аналогий с поэмой Гомера является появление Чичикова у Коробочки. Если Чичиков - Одиссей, странствующий по свету, то Коробочка предстает перед нами, пусть в таком необычном виде, нимфой Калипсо или волшебницей Цирцеей: <Ах, сударь-батюшка, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи. Где так изволил засалиться?> Такими словами приветствует Коробочка Чичикова, и так, только превратив их в настоящих свиней, встречает спутников Одиссея Цирцея. Пробыв у Коробочки около суток, Чичиков сам превращается в борова, поглощая пироги и прочие яства. Надо за-метить, что Коробочка (кстати, единственная женщина среди поме-щиков) проживала в своем отдаленном поместье, напоминающем заброшенный остров Калипсо, и продержала Чичикова у себя доль-ше всех помещиков. У Коробочки приоткрывается тайна шкатулоч-ки Чичикова. Некоторые исследователи полагают, что это жена Чи-чикова. В этом ярко проявляется мистицизм и загадочность гого-левского произведения, оно отчасти начинает напоминать лиричес-кую поэму с волнующим мистическим сюжетом. Заглавие <Мерт-вые души> и черепа, нарисованные самим Гоголем на титульном листе, только подтверждают эту мысль. Другим упоминанием о гомеровской поэме может служить образ Собакевича. Стоит лишь взглянуть на него, и мы узнаем в нем циклопа Полифема - мощ-ного, грозного великана, обитающего в таких же огромных берло-гах. Дом Собакевича вовсе не отличается красотой и изяществом, а про такое здание мы говорим - циклопическое сооружение, имея в виду его форму и полное отсутствие какой-либо логики в п
остро-ении. Да и сам Собакевич противоречив: его <половина> - Феоду-лия Ивановна, тощая как жердь, является полной противополож-ностью своему мужу. Но не только в описаниях помещиков мы на-ходим сходство с гомеровской поэмой. Интересен также и эпизод на таможне, который является как бы продолжением хитрости Одис-сея. Перевозка кружев на баранах явно перенята у античного героя, который спас свою жизнь и жизни своих товарщей, подвязав людей под овец. Аналогии есть и в композиции - экспозиция о прошлых делах Чичикова дана в конце произведения, так же, как и Одиссей рассказывает Алкиною о своих бедствиях, уже находясь почти рядом с родной Итакой. Но в поэме этот факт является как бы вступлением, а сам рассказ составляет главную часть. Такой перестановке вступлений, заключений и главной части способству-ет и еще один интересный факт: и Одиссей и Чичиков путешеству-ют как бы не по своей воле - они оба постепенно затягиваются стихиями, которые управляют героями, как хотят. Внимание обра-щает на себя сходство этих стихий - в одном случае это грозная природа, в другом - порочная природа человека. Итак, мы видим, что композиция непосредственно связана с жанром поэмы, и гоме-ровские аналогии здесь имеют огромное значение. Они играют большую роль в жанровом определении и расширяют поэму до <размеров> <малого рода эпопеи>. На это прямо указывают необыч-ные композиционные приемы, позволяющие охватить значитель-ный отрезок времени, и вставные рассказы, усложняющие сюжет-ную линию произведения. Но говорить о прямом влиянии античного эпоса на гоголевскую поэму было бы неправильно. Начиная с древних времен многие жанры прошли сложную эволюцию. Думать, что в наше время воз-можен древний эпос - это так же нелепо, как и думать, чтоб в наше время человечество могло вновь сделаться ребенком, как писал Бе-линский, полемизируя с К. Аксаковым. Но поэма Гоголя, конечно, куда философичней, и некоторые критики находят влияние другого великого произведения, правда, уже эпохи средневековья - <Боже-ственной комедии> Данте. В самой композиции просматриваются некоторые черты сходства: во-первых, указывается на трехчастный принцип композиции произведения, и первый том <Мертвых душ>, задуманных как трехтомник, являет собой, условно говоря, Ад дан-товской комедии. Отдельные главы представляют собой круги ада 1-й круг - Лимб - поместье Манилова, где находятся безгрешные язычники - с женой и их дети. Сладострастники Коробоч-ка и Ноздрев населяют второй круг ада, далее следуют Собакевич и Плюшкин, одержимые Плутосом - Богом богатства и скупости. Город Дит - губернский город, и даже стражник у ворот, у которо-го усы кажутся на лбу и напоминают таким образом рога черта, уже говорит нам о сходстве этих порочных городов своим видом. В то время когда Чичиков покидает город, в него вносят гроб покойного прокурора - это черти волокут его душу в ад. Через это царство тени и мрака проглядывает лишь один луч света - губернаторская дочка - Беатриче (или героиня 2 тома <Мертвых душ> Уленька Бетрищева). Композиционные и текстовые аналогии с комедией Данте указывают на всеобъемлющий и всеуничтожающий характер гоголевского произведения. Одним сравнением России с адом в пер-вом томе Гоголь помогает нам понять, что Россия должна воспря-нуть духом и из ада пройти в чистилище, а затем в рай. Такие не-сколько утопические и гротесковые идеи Гоголя, его всеуничтожаю-щие и поистине гомеровские сравнения могли быть выражены толь-ко в поэме, такой мистической и необычной по своему сюжету, как у Данте. В том, что Гоголь не сумел осуществить свой творческий за-мысел, состоящий в <создании чистилища и рая (двух последую-щих томов), состоит эстетическая трагедия Гоголя. Он слишком хо-рошо осознавал падение России, и в его поэме пошлая российская действительность нашла свое не только философское, но и сатани-ческое отражение. Получилась как бы пародия, изобличение поро-ков российской действительности. И даже задуманное Гоголем воз-рождение Чичикова несет в себе оттенок некоего донкихотства. Перед нами открывается еще один возможный прообраз поэмы Гого-ля - травестированный рыцарский роман (которым является и <Дон-Кихот> Сервантеса). В основе травестированного рыцарского романа, а иначе плутовского, также лежит жанр похождений. Чи-чиков путешествует по России, занимаясь аферами и сомнительны-ми предприятиями, но сквозь поиски сокровищ проглядывают поис-ки духовного совершенства - Гоголь постепенно выводит Чичикова на прямой путь, который бы явился началом

В жанровом отношении «Мертвые души» были задуманы как роман «большой дороги». Тем самым в определенном смысле они соотносились с знаменитым романом Сервантеса «ДонКихот», на который Гоголю также в свое время указал Пушкин (параллель, на которой Гоголь настаивал впоследствии и в «Авторской исповеди»). Как писал М. Бахтин, «на рубеже XVI–XVII вв. на дорогу выехал Дон Кихот, чтобы встретить на ней всю Испанию, от каторжника, идущего на галеры, до герцога» 168 . Также и Павел Иванович Чичиков «выезжает на дорогу», чтобы встретить здесь, по собственному выражению Гоголя, «всю Русь» (из письма Пушкину 7 октября 1835 г.). Таким образом, сразу же намечается жанровая характерология «Мертвых душ» как романа путешествий. При этом с самого начала предопределяется и то, что путешествие это будет особого рода, а именно странствие плута, что вписывает дополнительно «Мертвые души» еще в одну жанровую традицию – плутовского романа, пикарески, широко распространившегося в европейской литературе (анонимная «Жизнь Ласарильо с Тормеса», «Жиль Блаз» Лесажа и др.). В русской литературе наиболее ярким представителем этого жанра до «Мертвых душ» был роман В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова».

Линейное построение романа, которое и предполагала пикареска (произведение, содержанием которого являются забавные приключения плута), сразу же придало произведению эпический характер: автор проводил своего героя сквозь «цепь приключений и перемен, дабы представить с тем вместе вживе верную картину всего значительного в чертах и нравах взятого им времени» (эта характеристика «меньшего рода эпопеи», данная Гоголем уже в середине 40‑х годов в «Учебной книге словесности для русского юношества», во многом была применима и для «Мертвых душ»). И все же опыт драматурга не прошел зря: именно он позволил сделать Гоголю почти невозможное, интегрировать линейный сюжет, казалось бы, наиболее удаленный от драматургического принципа, в особое «драматическое» целое. Опять‑таки, по определению самого Гоголя, роман «летит как драма, соединенный живым интересом самих лиц главного происшествия, в которое запутались действующие лица и которое кипящим ходом заставляет самые действующие лица развивать и обнаруживать сильней и быстро свои характеры, увеличивая увлеченье». Так и в «Мертвых душах», – их скупка Чичиковым (главное происшествие), выраженная фабульно в цепи эпизодов (глав), в большинстве своем совпадающих с визитом героя к тому или иному помещику, объединяет всех действующих лиц единым интересом. Неслучайно многие эпизоды книги Гоголь строит на параллелях и на повторяемости поступков, событий и даже отдельных деталей: повторное появление Коробочки, Ноздрева, симметричный визит Чичикова к различным «городским сановникам» в начале и в конце книги – все это создает впечатление кольцевой композиции. Ту роль катализатора действия, которую в «Ревизоре» играл страх, теперь выполняет сплетня – «сгущенная ложь», «реальный субстрат фантастического», где «каждый прибавляет и прилагает чуточку, а ложь растет, как снежный ком, грозя перейти в снежный обвал» 169 . Циркуляция и возрастание слухов – прием, унаследованный Гоголем у другого великого драматурга, Грибоедова, дополнительно организует действие, убыстряет его темп, приводя в финале действие к стремительной развязке: «Как вихрь взметнулся, казалось, дотоле дремавший город!»

На самом деле, план «Мертвых душ» изначально мыслился Гоголем как трехчастное соединение относительно самостоятельных, завершенных произведений 170 . В разгар работы Гоголя над первым томом его начинает занимать Данте. В первые годы заграничной жизни Гоголя этому способствовали многие факторы: встречи с В. А. Жуковским в Риме в 1838–1839 гг., который увлекался в это время автором «Божественной комедии»; беседами с С. П. Шевыревым и чтением его переводов из Данте. Непосредственно в первом томе «Мертвых душ» «Божественная комедия» отозвалась пародийной реминисценцией в 7‑й главе, в сцене «совершения купчей»: странствователь по загробному царству Чичиков (Данте) со своим временным спутником Маниловым с помощью мелкого чиновника (Вергилий) оказываются на пороге «святилища» – кабинета председателя гражданской палаты, где новый провожатый – «Вергилий» покидает гоголевского героя (в «Божественной комедии» Вергилий оставляет Данте перед вознесением в Рай небесный, куда ему, как язычнику, путь возбранен).

Но, по‑видимому, основной импульс, который Гоголь получил от чтения «Божественной комедии», был идеей показать историю человеческой души, проходящей через определенные стадии – от состояния греховности к просветлению, – историю, получающую конкретное воплощение в индивидуальной судьбе центрального персонажа. Это придало более четкие очертания трехчастному плану «Мертвых душ», которые теперь, по аналогии с «Божественной комедией», стали представляться как восхождение души человеческой, проходящей на своем пути три стадии: «Ад», «Чистилище» и «Рай».

Это же обусловило и новое жанровое осмысление книги, которую Гоголь первоначально называл романом и которой теперь давал жанровое обозначение поэмы, что заставляло читателя дополнительно соотносить гоголевскую книгу с дантевской, поскольку обозначение «священная поэма» («poema sacra») фигурирует и у самого Данте («Рай», песнь XXV, строка 1) и еще потому, что в начале XIX в. в России «Божественная комедия» устойчиво ассоциировалась с жанром поэмы (поэмой называл «Божественную комедию», например, А. Ф. Мерзляков в своем «Кратком начертании теории изящной словесности»; 1822), хорошо известным Гоголю. Но, помимо дантевской ассоциации, в назывании Гоголем «Мертвых душ» поэмой сказались и иные значения, связанные с этим понятием. Во‑первых, чаще всего «поэмой» определялась высокая степень художественного совершенства; такое значение закрепилось за этим понятием в западно‑европейской, в частности, немецкой критике (например, в «Критических фрагментах» Ф. Шлегеля). В этих случаях понятие служило не столько жанровым, сколько оценочным определением и могло фигурировать независимо от жанра (именно в этом русле Грибоедов писал о «Горе от ума» как о «сценической поэме», В. Г. Белинский называл «поэмой» «Тараса Бульбу», а Н. И. Надеждин всю литературу называл «эпизодом высокой, беспредельной поэмы, представляемой самобытною жизнию человеческого рода»).

Впрочем, у Гоголя в данном обозначении, и это тоже следует иметь в виду, присутствовал и элемент полемики. Дело в том, что в жанровом отношении поэма считалась понятием, применимым лишь к стихотворным произведениям – как малой, так и большой формы («Поэмою назваться может всякое сочинение, написанное стихами, с подражанием изящной природе», – писал Н. Ф. Остолопов в «Словаре древней и новой поэзии», и в этом смысле «Божественная комедия» естественнее подпадала под такую классификацию). В остальных случаях это понятие приобретало, как уже было сказано, оценочный смысл. Гоголь же употребил слово «поэма» применительно к большой прозаической форме (которую изначально естественнее было бы определить как роман) именно как прямое обозначение жанра, поместив его на титульном листе книги (графически он дополнительно усилил значение: на созданном по его рисунку титульном листе слово «поэма» доминировала и над названием, и над фамилией автора). Определение «Мертвых душ» как поэмы, пишет Ю. В. Манн, пришло к Гоголю вместе с осознанием их жанровой уникальности. Уникальность эта заключалась, во‑первых, в том универсальном задании, которое преодолевало односторонность комического и тем более сатирического ракурса книги («вся Русь отзовется в нем»), и, во‑вторых, в ее символической значительности, поскольку книга обращалась к коренным проблемам предназначения России и человеческого бытия 171 .

56. Жанровое своеобразие поэмы н.В. Гоголя «Мертвые души». Особенности сюжета и композиции.

Ответ: «Мёртвые души» - поэма всей русской жизни и всего творчества Гоголя. В 1835 г. Гоголь читает первые главы Пушкину, в 1842 г. публикует первый том. Гоголь сжёг второй том. До нас дошли фрагменты отдельных глав. «Мёртвые души» - поэма гоголевской жизни.

М.Д. определяют развитие самой словесности. Последующая русская проза обращается к тексту М.Д. Гоголевский текст создавался на переломе двух социально-экономических периодов: заканчивалась дворянская эпоха и наступала эпоха разночинцев. Рождается новый герой: человек, любой ценой добывающий деньги. В М.Д. отразились глобальные проблемы человеческого бытия. Здесь прослеживаются последние романтические герои. В гоголевском тексте прослеживается типология общественного сознания.

Поэма – полисемантичное определение. Гоголь нарушает лироэпические традиции поэмы, в которой нет стихотворного языка. Автору было важно подчеркнуть синтез эпической и лирической форм выражения. Гоголь раздвигает границы прозы и её возможности. Его эпос обретает энергию лирики. Гоголь опирался на традиции мировой эпической поэмы («Божественная комедия» Данте соответствует структуре гоголевского замысла провести русского человека через ад, чистилище и рай; «Небожественная комедия» Красинского – parodia sacra). Написание кульминационных моментов М.Д. было связано с Жуковским и его переводом «Одиссеи». Идея хитроумного Одиссея, обретшего отечество, рождает у Гоголя ассоциации с Чичиковым. В 1847 г. Гоголь пишет статью об

«Одиссее». В последних главах М.Д. видно отражение гомеровского стиля (сложные эпитеты). Гоголь ищет в русском мире деятеля, который даст России смысл развития.

Двойное заглавие было опубликовано по цензурным соображениям. Заглавия «Похождения Чичикова» возвращают к традиции плутовского романа. Игра жёлтого и чёрного на обложке – игра света и тьмы. Жёлтый – цвет сумасшествия. Начиная с обложки, Гоголь хотел, чтобы его концепция эпоса дошла до читателя.

Поэма выросла из анекдота. Анекдотическая ситуация постепенно становится символичной. Важнейшие мотивы – дорога, тройка, душа – выражают русский характер. Все размышления Чичикова соотносятся с гоголевским образом мыслей. Гоголь защищает своего героя, называя его «героем нашего времени».

Гоголь продолжает традиции русской героики. Чичиков – герой, способный к развитию. М.Д. – его «Одиссея», движение скитальца в поисках родины. Дорога – путь русской жизни. Гоголевский герой постоянно плутает, сбиваясь с маршрута.

В М.Д. изначально 33 главы, возвращающие к сакральному возрасту Христа. Осталось 11 глав.

Композиция М.Д.:

1. Глава I – экспозиция; 2. Глава II – VI – помещичьи главы; 3. Глава VII – X – городские главы; 4. Глава XI – заключение.

Гоголь выбирает сюжет травелога. Дорожный сюжет давал разгляд мира. Поэма начинается с дорожного эпизода. Колесо – символ движения Чичикова. Дороги раздвигают русское пространство и авторское сознание. Хаос повторов – символ непредсказуемой русской жизни. Символичен образ кучи как русской грязи. Символические образы постоянно создают ощущение русского мира. Создаётся тема русских богатырей и Отечественной войны, проходящая через сюжет.

К концу 1835 г. вырисовываются доминантные черты гого- левского замысла: мотив путешествия по России, множество разнообразных характеров, изображение «хотя с одного боку» всей Руси, жанр романа. Оче- видно, что в центре гоголевской художественной рефлексии оказывается образ России как национальная субстанция, как «наше всё». Но так как между ревизиями были достаточно длительные перерывы, то многие «ревизские души», за которые полагалось платить налог, уже нередко были умершими, и по- мещики естественно хотели от них избавиться. На этом абсурде и базируется суть авантюры Чичикова, сумевшего превратить умершие, «убылые» ревизские души в ожившие, живые. Сама игра понятиями живые и мертвые души обретала анекдотиче- ский, но вполне реальный смысл. Но не менее важно было, что в лексиконе гоголевской поэмы и реально живущие помещики, представители бюрократическо- го аппарата превращались в мертвые души. Гоголь увидел в них отсутствие жизненной силы, омертвение души. Он, по существу, всем смыслом своей поэмы раскрывал идею сохранения живой души при жиз- ни. Его философия души базировалась на вечных ценностях. Пассивное же подчинение силе внешних обстоятельств и прежде всего анти- гуманной морали современного Гоголю общества писатель рас- сматривает как духовную смерть личности, или смерть души». Одним словом, название поэмы полисемантично, содержит в себе различные художественные смыслы, но антропологиче- ский аспект, помогающий масштабно раскрыть национальные проблемы, «русский дух», можно считать определяющим. В этом смысле жанровое определение ПОЭМА, которое уже при первом издании получило гоголевское произведение и ко- торое он так рельефно графически и с символическим подтек- стом (своеобразные кариатиды богатырей, поддерживающих жанровый подзаголовок) воссоздал на своем рисунке обложки, представляется закономерным и значимым в гоголевской худо- жественной системе. Именно поэма как лиро-эпический жанр позволяла органично соединить эпиче- ские потенции замысла-творения «Вся Русь явится в нем!» с авторским словом, его рефлексией о национальной субстанции, о путях развития России, то, что впоследствии стали называть «лирическими отступлениями». Сама традиция жанра поэмы как национальной эпопеи (вспомним многочисленные «Петриа- ды», «Россиаду» Хераскова), как героиды не могла быть чужда гоголевской установке. Наконец, великие образцы жанра, пре- жде всего «Одиссея» Гомера и «Божественная комедия» Данте, не могли не стоять перед его мысленным взором и не волновать его художественное воображение. Сам замысел трехтомного про- изведения с воссозданием Ада, Чистилища и Рая национально- го бытия рождал естественные ассоциации с Данте. Го- голь вводил в русскую словесную культуру свой жанровый фе- номен - поэму в прозе. Этим определением Гоголь раздвигал сами возможности прозы, придавая ей особую музыку слова и тем самым создавая эпический образ России - «ослепительного видения», «синей дали». Еще в начале работы над произведением Гоголь осознавал необычность своего замысла, не укладывающегося в привычные жанровые каноны. В жанровом подзаголовке сконцентрировались творческие стратегии автора «Мертвых душ»: синтетизм мышления, орга- ничное соединение эпического и лирического начал, раздвиже- ние границ и возможностей прозы, установка на воссоздание на- циональных, субстанциальных проблем бытия. Образ России заполняет всё пространство поэмы и проявля- ется на самых различных уровнях художественного мышления ее автора. Е.А. Смирнова, развивая эти мысли, при- ходит к выводу, что «многими важными особенностями своего поэтического строя «Мертвые души» обязаны трем древнейшим жанрам Первый из них - это народная песня, второй - по- словица, третьим же Гоголь называет «слово русских церковных пастырей»...»

Художественный строй поэмы способству- ет реализации центрального образа как целостности изменяю- щихся, преходящих сторон вещей и явлений, как национальной субстанции. Композиция поэмы подчинена установке на выявление при- роды этой субстанции. 11 глав создают кольцо, воссоздающее идею «возвращения на круги своя». Первая глава - въезд брич- ки Чичикова в губернский город NN. 3-6 главы - посещение усадеб помещиков Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собаке- вича, Плюшкина. 7-10 главы - возвращение Чичикова в го- род. 11 глава - отъезд героя из города N. Номинация города по странному стечению обстоятельств меняется: вместо NN просто N, но речь идет об одном городе. Время путешествия Чичикова определить невозможно: все погодные реалии смыты. Это поис- тине блуждание в вечности. «Мертвые души» можно без преувеличения назвать дорож- ной поэмой. Дорога - главная скрепа сюжета и философии. Дорожный сюжет - разгляд мира. Путешествие и похождения Чичикова - композиционный стержень, сводящий воедино весь русский мир. Разные типы дорог: тупики, проселочные, «рас- ползающиеся, как раки», «без конца и края», устремленные в космос - рождают ощущение бесконечного простора и движе- ния. И гоголевский гимн дороге: «Какое странное и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта до- рога... Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая доро- га! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколь- ко родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколь- ко перечувствовалось дивных впечатлений!..» (VI, 221-222) - способствует формированию в читательском сознании образа дороги-пути. Путь отдельного человека и путь всей нации, России сопрягают в гоголевском со- знании два сюжета: реальный, но миражный и символический, но жизненный. Тина мелочей, ежедневной, будничной жизни рождает статику омертвевшей жизни, но символические лейт- мотивы - дороги, тройки, души взрывают статику, выявляют динамику полета авторской мысли. Эти лейтмотивы становятся символами российского бытия. На тройке по дорогам жизни в поисках живой души и ответа на вопрос «Русь, куда ж несешься ты?» - вот вектор движения авторского сознания. Двойной сюжет выявляет сложность взаимоотношений ав- тора и героя. Сюжет изображения и сюжет рассказывания - это сюжеты разного уровня и объема, это две картины мира. Если с первым сюжетом соотносятся похождения Чичикова, его сдел- ки с помещиками, то со вторым - авторский разгляд мира, его рефлексия по поводу проиходящего. Автор незримо присут- ствует в бричке, рядом с Чичиковым, Петрушкой и Селифаном. «...Но что до автора, - замечает Гоголь в конце первого тома, - то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди - это не безделица» (VI, 245-246). В художественном пространстве поэмы нет места фантастике, но авторская фантазия безгранична. Она легко превращает афе- ру с мертвыми душами - в реальную историю, бричку - в птицу тройку, сравнивая ее с Русью: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?» (VI, 247); она способствует «циркуляции лиризма», чтобы воссоздать не галерею сатириче- ских портретов, а дать духовный портрет нации. И этот портрет многолик: в нем от великого до смешного один шаг. Каждый из последующих героев имеет свое неповторимое лицо. Традиции рус- ского лубка, теньеровской и рембрандтовской живописи прояв- ляются в обрисовке лиц, интерьеров, пейзажей. Но за всем различием типажей выявляется общность их философии и поведения. Гоголевские помещики инертны; в них нет жизненной энергии и развития. Гоголевский смех в «Мертвых душах» более сдержан, чем в «Ревизоре». Сам жанр поэмы в отличие от комедии растворяет его в эпических картинах и лирической авторской рефлексии. Но он составная и органическая часть авторской позиции. Смех в «Мертвых душах» перерастает в сатиру. Она приобретает ми- розиждительный смысл, так как направлена на самые основы российской государственности, ее основные институты. Поме- щики, бюрократический аппарат, наконец, сама государствен- ная власть подвергаются трезвому анализу.

МОУ «СОШ с.Новая Елюзань Балаковского района Саратовской области Жанровое своеобразие «Мертвых душ» Н.В.Гоголя Работу выполнил обучающийся 9 класса Нигматулин Алихан Руководитель: Шабаева Р.Р., учитель русского языка и литературы 2012 г.

Проблемный вопрос В чем жанровое своеобразие поэмы?

ГИПОТЕЗА это не роман и не повесть

Жанровое своеобразие мертвых душ

Л.Н.Толстой обращая внимание на своеобразие жанра «Мертвых душ» писал, что это «не роман, не повесть – нечто совершенно оригинальное».

Сам Гоголь определил жанр «Мертвых душ» как поэму, эпического и лирического начал. Главный герой

Наличие лирического элемента в «Мертвых душах» отмечал и Белинский: «Величайшим успехом и шагом вперёд считаем мы со стороны автора то, что в «Мертвых душах» везде ощущаемо и, так сказать, осязаемо проступает его субъективность. Здесь мы разумеем… ту глубокую, всеобъемлющую и гуманную субъективность. Это преобладание субъективности доходит до высокого лирического пафоса… Этот пафос субъективности поэта проявляется не в одних… высолирических отступлениях: он проявляется беспрестанно, даже среди рассказа о самых прозаических предметах… »

«Мертвые души» сравнивали с эпопеей, называли «русской «Одиссеей», «русской «Илиадой» по затронутой Гоголем всеобъемлющей проблематике, но Белинский утверждает, что это неверно, так как «Илиада» – универсальное произведение, а «Мертвые души» - глубоко национальное, понятное только русскому человеку. Мёртвые души Илиада

Черты романа в «Мертвых душах»: – Романное начало связано прежде всего с образом Чичикова, хотя его нельзя назвать героем романа в традиционном смысле этого слова. Если в первых шести главах он лишь композиционно связующий образ и дан в ряду других, описываемых автором не менее подробно, то во второй части I тома появляются элементы концентрического сюжета. – Возникают намеки на традиционную романную любовную интригу (история с губернаторской дочкой). – Сплетня – также элемент романного сюжета. («Из числа многих в своем роде сметливых предположений было, наконец, одно – странно даже и сказать: что не есть ли Чичиков переодетый наполеон»). – Дана также биография героя, правда в XI , заключительной главе I тома, что нетипично для романа, где биография давалась, как правило, до завязки основной сюжетной линии.

«Мертвые души можно сравнить с плутовским романом, популярным жанром европейской литературы XVII – XVIII вв., появившимся сначала в Испании, а затем в Англии, Франции, Германии(Кеведо «История жизни пройдохи по имени дон Паблос», Лесаж «Хромой бес», «Жиль Блас») На такое сопоставление толкали читателя и первые издатели «Мертвых душ»,по требованию цензуры распространившие название: «Похождения Чичикова, или Мертвые души». Мертвы е души Плутовские романы

Принципы плутовского романа: Главное действующее лицо – антигерой, герой-пройдоха, герой-подлец. Сюжет построен на логически не связанных эпизодах, которые объединены похождениями и проделками героя. Герой не изменяется под влиянием внешних обстоятельств, он пытается обмануть общество, или приспособиться к нему, поэтому плутовской роман дает возможность показать широкую социальную панораму. Как правило, плутовской роман имеет сатирическую направленность. Хотя все эти черты налицо в «Мертвых душах», произведение Гоголя по проблематике шире плутовского романа. Вставные элементы также своеобразны по жанру: новелла «Повесть о капитане Копейкине» и притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче.