Главная › Интеллектуальное › Варлам шаламов колымские рассказы ночью анализ. Анализ нескольких рассказов из цикла «Колымские рассказы

Варлам шаламов колымские рассказы ночью анализ. Анализ нескольких рассказов из цикла «Колымские рассказы

Давно, достаточно давно хотелось мне детально, поабзацно разобрать хотя бы одно произведение такого признанного авторитета в области описания кромешных ужасов ГУЛАГа, второго мэтра после Великого Солженицына, как Варлам Шаламов.

И вот случайно попал в руки номер журнала "Новый Мир" за 1989 год. Перечитал, и окончательно решил, что без подробного анализа не обойтись. Анализа не с точки зрения литературоведения, а исходя из элементарной логики и здравого смысла, призванных просто ответить на вопрос: честен ли с нами автор, можно ли ему верить, допустимо ли принимать описанное в его рассказах за объективно-историческую картину?

Достаточно показать на примере одного рассказа - "Леша Чеканов, или однодельцы на Колыме " .
Но сперва - о "творческом методе" Шаламова с его же слов. Вот что автор думает об объективности и достоверности: "Важно воскресить чувство <...>, необходимы необычайные новые подробности, описания по-новому, чтобы заставить поверить в рассказ, во все остальное не как в информацию , а как в открытую сердечную рану" .
И мы увидим, что весь рассказ сводится к тому, что описываемые там самим Шаламовым факты как таковые резко расходятся с тем, как он их стремится "подать". Факты - это факты. А выводы - это то, что Шаламов нам настоятельно предлагает сделать из них, навязывает свой взгляд, как априори объективный. Посмотрим, насколько первое и второе состыкуются друг с другом.

Итак, поехали: "На Колыму нас везли умирать и с декабря 1937 года бросили в гаранинские расстрелы, в побои, в голод. Списки расстрелянных читали день и ночь." (от РП: Зачем зачитывать зекам списки расстелянных - ведь они друг друга не особо знают, тем более делать это ночью? )

"На Колыму нас везли умирать" - это ведущий лейтмотив во всех Шаламовских рассказах. Развернуто это значит следующее: ГУЛАГ и в частности его колымские филиалы - были лагерями смерти, лагерями уничтожения , те, кто туда попадал - были обречены на смерть. Это повторяется на разные лады на каждой странице по многу раз. Поэтому наша задача будет беспристрастно, не поддаваясь на авторские вскрики и всхлипы, рассмотреть опираясь только на его же слова выяснить - а так ли это на самом деле?

"Всех, кто не погиб на Серпантинной – следственной тюрьме Горного управления, а там расстреляли десятки тысяч под гудение тракторов в 1938 году, – расстреляли по спискам, ежедневно под оркестр, под туш читаемым дважды в день на разводах – дневной и ночной смене." - Вот уже начинаются странные нестыковки в таком коротком отрезке текста.

Первое: зачем нужно было везти десятки и сотни тысяч заключенных за тридевять земель, ОЧЕНЬ далеко, на край географии, тратить на них продукты в пути, солярку и уголь для паровозов и кораблей, продукты и деньги на содержание тысяч конвоиров, строить сами лагеря и т.п. - если никто не мешал расстрелять всех этих людей (если их хотели расстрелять) в подвалах тех тюрем, в которые их посадили при аресте? Что мешало? ООН? Журналисты? ЖЖ-сообщество с его сплетнями? Тогда такого не было. Ничего не мешало в техническом плане.

Второе, непонятно, как выглядел масовый расстрел десятков тысяч людей с юридической точки зрения? Нет, я не идеализирую правосудие той поры. Но все же - приговор есть приговор, его выносит суд. И если суд вынес приговор - лишение свободы, то как можно расстреливать, я подчеркиваю, не просто гноить на работе, морить голодом и пр. - а именно официально массово растреливать? вот пришел этап начальнику лагеря - 1000 человек, у каждого свой срок, своя статья, свое дело. А он их всех одним махом - р-р-раз! и под гудение тракторов! Как он это объяснит начальству, что у него лагерь пустой стал? всех-всех убили при попытке к бегству? ему их прислали содержать и охранять, а он всех в распыл. По какому праву, приказу, как он подтвердит, что они не разбежались?

(от РП: Кстати, а где могилы десятков и сотен тысяч расстрелянных? Ведь они по размеру должны быть сравнимы минимум с Бабьим Яром. За 20 лет правления антисоветчиков ни одного такого захоронения не найдено - а в их распоряжении должны быть и архивы и аэрофотосъемка и всё остальное. А всё просто - нет этих могил десятков и сотен тысяч расстрелянных на Колыме. Вообще. )

И опять же - возвращаемся к первому пункту: зачем было везти за 15 000 километров? Что, в европейской части СССР не было тракторов?

Третье. Совершенно не стыкуются трактора и оркестр. Трактора - они (если принять, что они были и гудели) чтобы скрыть от заключенных факт расстрелов. А расстрел под оркестр, при всех, - чтобы показать: так будет с каждым. Это как стыкуется? Чтобы одновременно не знали, но трепетали? Или чтобы боялись, но не подозревали о расстрелах?

"Я «доплывал» десятки раз, скитался от забоя до больницы и обратно" - это о жизни в лагере смерти, уничтожения и тотального мора. Шаламов честно пишет, что ему ДЕСЯТКИ раз не давали умереть. Его вели или несли в больничку, а там его выхаживали. Почему выхаживали, а не просто - "выздоравливал"? Да потому, что просто выздороветь, "выдюжить", можно два-три раза. А не десятки. Не может крайне изможденный организм - трудом, холодом, побоями - сам по себе выдюжить.

Тут одно из двух:
- либо "лагеря смерти" отнюдь не ставили перед собой цель уничтожение своих заключенных, раз десятки раз вытягивали их из могилы
- либо, если Шаламов сам выздоравливал десятки раз, то условия жизни и труда вовсе не были такими адскими, как они их рисует.

"Средство физического уничтожения политических врагов государства – вот главная роль бригадира на производстве, да еще на таком, которое обслуживает лагеря уничтожения" - вот еще раз звучит "лагеря уничтожения". Но выясняются новые подробности. Оказывается, расстреляли не всех (а как же чуть выше, что - "всех", под оркестры из тракторов?). Оказывается, что необходим трудовой процесс, в котором главная роль отводится бригадиру, назначение которого - уничтожать врагов государства (политических, запомним это).

"Преступления бригадиров на Колыме неисчислимы – они-то и есть физические исполнители высокой политики Москвы сталинских лет" - а чуть выше - "Бригадир – это как бы кормилец и поилец бригады, но только в тех пределах, которые ему отведены свыше. Он сам под строгим контролем, на приписках далеко не уедешь – маркшейдер в очередном замере разоблачит фальшивые, авансированные кубики, и тогда бригадиру крышка. Поэтому бригадир идет по проверенному, по надежному пути – выбивать эти кубики из работяг-доходяг, выбивать в самом реальном физическом смысле – кайлом по спине" .

Получается, что главные виновники - это такие же подневольные люди ("На пять человек выделяется постоянный бригадир, не освобожденный от работы, конечно, а такой же работяга" ), при том - в известных пределах - кормильцы и поильцы своих бригад, преступление которых состоит в том, что они принуждают своих товарищей к труду. Как - увидим дальше.
"Потому-то и была отмечена в немногочисленной статистике и многочисленных мемуарах точная, исторически добытая формула: «Человек может доплыть в две недели». Это – норма для силача, если его держать на колымском, в пятьдесят – шестьдесят градусов, холоде по четырнадцать часов на тяжелой работе, бить, кормить только лагерным пайком и не давать спать... Две недели – это и есть тот срок, который превращает здорового человека в доходягу. Я все это знал, понимал, что в труде нет спасения, и скитался от больницы до забоя и обратно восемь лет " .

Ах, вот в чем дело! Да наш автор - симулянт!! Пока - как он утверждает - силачи доходят "в две недели" (и снова наш главный вопрос: зачем их было везти за 15 000 км?), Варлам Тихонович скитается от больнички до забоя и обратно 8 лет. Видимо, его согревала мысль о том, что пока другие "доплывают", он должен выжить, чтобы поведать ...

Но вот лафа и туфта кончается:
"У бригадира он (новый десятник - прим.) тут же осведомился о моем трудовом поведении. Характеристика была дана отрицательная (вот странно! - прим).

– Что же, б..., – громко сказал Леша Чеканов, глядя мне прямо в глаза, – думаешь, если мы из одной тюрьмы, так тебе и работать не надо? Я филонам не помогаю. Трудом заслужи. Честным трудом.

С этого дня меня стали гонять более усердно, чем раньше".

Вот оно - неизмермое преступление пособника высокой политики Москвы сталинских лет.

Тут, понимаешь, Варлам Тихонович в 208 раз пережил своих умерших-в-две-недели-солагерников, а его стали более усердно гонять. Заметим, его не посадили в карцер, не урезали пайку, не отбили почки, не расстреляли даже. Просто стали обращать больше внимания, как он трудится.

Затем Шаламова отправлют на исправление в бригады к изуверу, и вот что с ним происходит:
"Каждый день на глазах всей бригады Сергей Полупан меня бил: ногами, кулаками, поленом, рукояткой кайла, лопатой. Выбивал из меня грамотность.Битье повторялось ежедневно. Разгорячившись, Полупан снимал куртку и оставался в телогрейке, управляясь с ломиком и кайлом еще более свободно. Полупан выбил у меня несколько зубов, надломил ребро ".

Я боюсь показаться циничным, но пусть меня одернут или поправят люди с медицинским образованием: Шаламов пишет, что били много дней и недель подряд. Били кайлом (сиречь киркой), ломиком, поленом и просто кулаками. Скажите мне, сведущие люди, особенно хотелось бы услышать мнение судмедэкспертов или паталогоанатомов: как может жить, и отделаться ВСЕГО ЛИШЬ несколькими зубами и надлолменным ребром человек, которого со всей силы бьют ЛОМИКОМ И КАЙЛОМ - бьют много-много дней подряд???? Я не знаю, сколько весили тот ломик и то кайло, но явно не меньше нескольких килограмм. Опишите, пожалуйста, что происходит с костями и мягкими тканями человека, которому зарядили острием кайла или ломом по голове, или по рукам, или просто по корпусу? (От РП: Троцкому хватило одного удара ледорубом - по сути кайлом. Один удар ломиком, как правило, перебивает руку, практически всегда если попадает - кости кисти, после нескольких ударов по мягким тканям да ещё нанесённых "разгоряченным человеком" пострадавший не сможет работать точно. )

Живуч был гражданин Шаламов...
Но все плохое когда-то кончается, и вот з/к Шаламов едет в "Центральное северное управление – в поселок Ягодный, как злостный филон, для возбуждения уголовного дела и нового срока" .
"В изоляторе гоняют следственных на работы, стремясь выбить хоть один рабочий час из транзитного дня, и следственные не любят этой укоренившейся традиции лагерей и транзиток.
Но я ходил на работу не затем, конечно, чтобы попытаться выбить какую-т о норму в ямке из камня, а просто подышать воздухом, попросить, если дадут, лишнюю миску супа.
В городе, даже в лагерном городе, каким был поселок Ягодный, было лучше, чем в изоляторе, где пропахло смертным потом каждое бревно. За выходы на работу давали суп и хлеб, или суп и кашу, или суп и селедку."

Продолжаем поражаться порядкам в системе "лагерей уничтожения". Не за проделанную работу, а лишь за выход на нее , дают суп и кашу, и даже можно выклянчить лишнюю миску.

Для сравнения, как кормили в настоящих лагерях уничтожения, в немецких:
"6 августа 1941 года верховное командование немецкой армии издало распоряжение относительно продовольственного рациона советских военнопленных; согласно этому распоряжению, на 28 дней каждому из них полагалось:
6 кг хлеба - 200 гр. в день,
400 г мяса - 15 гр. в день,
440 г жиров - 15 гр в день и
600 г сахара - 21 гр в день."
Можно предположить, что лишних мисок не давали.
А вот как питались в блокадном Ленинграде: "Пятое снижение норм продовольствия - до 250 граммов хлеба в день рабочим и 125 граммов остальным - произошло 20 ноября 1941 года"

А как же кормили товарища Шаламова за его выходы на работу? Вот так:
"Норма питания № 1 (основная) заключённого ГУЛАГа в 1948 году (на 1 человека в день в граммах) :

Хлеб 700 (800 для занятых на тяжёлых работах) - !!! сравните с немецкой и блокадной пайкой!!!
Мука пшеничная 10
Крупа разная 110
Макароны и вермишель 10
Мясо 20
Рыба 60
Жиры 13
Картофель и овощи 650
Сахар 17
Соль 20
Чай суррогатный 2
Томат-пюре 10
Перец 0,1
Лавровый лист 0,1" - отсюда

"Следствие мое кончилось ничем, нового срока мне не намотали. Кто-то высший рассудил, что государство мало получит пользы, добавляя мне снова новый срок." - интересно, почему государство рассуждало иначе, расстреливая под гудение тракторов десятки тысяч людей, осужденных по той же 58-й статье, что и Шаламов?.. Что так резко поменялось в государстве? А может быть Шаламов выше по тексту просто лжёт?

И наконец, рассказ заканчивается тем, что ненавистного изверга Полупана убивают, а также словами "Тогда рубили бригадирских голов немало, а на нашей витаминной командировке блатари ненавистному бригадиру отпилили голову двуручной пилой." .

Помните, я просил запомнить насчет того, что бригадиры были орудием убийства именно политических врагов государтсва? Но в этих словах мы видим, как бригадира убивают не какие-то политические, а именно блатари - убивают жестоко и изощренно - за то, что хотел принудить работать. Шаламов с блатарями солидарен. У самого духу ни на что не хватило, только на филонство, но - солидарен.

Вот такой рассказ. Ложь на лжи. Ложь, приправленная пафосом и лицемерием. У кого другое мнение?

Украинолог

Реферат книги Golden, Nathaniel. Varlam Shalamov"s Kolyma Tales a Formalist Analysis. Editions Rodopi B.V., Amsterdam – New York, NY 2004.
Реферат подготовлен Дарьей Лапшиной.

Первые представители формалистической школы при анализе художественного произведения уделяли бóльшее внимание его форме, нежели содержанию. Отправной точкой явились исследования А. А. Потебни и А. Н. Веселовского о языке и фольклоре. Так, процесс превращения слова в метафору стал объектом научного интереса для В. Я. Проппа, который хоть официально и не примыкал к формализму, но внес огромный вклад в развитие этого течения. Изучая сказки, Пропп обнаружил, что определенные типы сюжетных построений встречаются всегда и везде, в любую историческую эпоху.

Разработки Проппа в дальнейшем послужили и неоформалистам: в 1970 году группа британских славистов решила возродить применявшиеся ранее формалистические методы, избрав для своего структурного анализа малые литературные формы. В частности, эффективность данного подхода показала работа Л. М. О"Тула, предметом изучения которой явился «Студент» Чехова. Свою методику О"Тул описал в труде «Строение, слог и прочтение русского рассказа» – именно на эту работу опирается в своем анализе Натаниэль Голден. Следует отметить, что, в отличие от ранних формалистов, исследователь «Колымских рассказов» как раз пытается показать тесную взаимосвязь между самими рассказами и той средой, в которой они возникли.

Система О"Тула подразумевает использование шести отдельных уровней: строй повествования, точка зрения, фабула, сюжет, создание образа, окружающая обстановка. К отдельно взятому рассказу применяются все уровни, но один из них непременно должен быть основным, а остальные - вспомогательными. Благодаря малой форме анализируемого произведения риск выбрать неверный основной уровень сокращается. Однако данная система, по мнению Голдена, обширна и не лишена элементов структурализма. Используя ее в качестве «скелета» для своей работы, он делает это не без оговорок. Во-первых, объединяет в один уровень фабулу и сюжет, во-вторых, поскольку именно изучаемый текст диктует методику, а не наоборот, Голден привлекает к анализу дополнительные источники: например, работы Леоны Токер и Лоры Клайн , «Природу повествования» Скоулза и Келлога , теорию времени Шукмана .

Необходимо упомянуть и об особенностях, которые могут быть интересны именно российскому читателю: автору исследования не чуждо использование моделей, принятых в русском литературоведении, обращение к русскому фольклору, он также ориентирован на поиски межтекстовых связей (иначе называемых интертекстуальными) и библейских аллюзий.

Итак, для анализа Голден выбрал одиннадцать рассказов Варлама Шаламова. Книга состоит из пяти глав, в каждой их которых два-три рассказа рассматриваются сквозь призму основного и вспомогательного уровней. Например, как объясняет автор исследования, строй повествования рассказа «Поезд» анализируется с помощью следующих вспомогательных уровней: точка зрения, фабула и сюжет, создание образа, окружающая обстановка. Такой метод позволяет читателю составить четкое представление о построении рассказа и о том, как один уровень влияет на другой.

Соответствие уровней выбранным рассказам следующее: строй повествования рассматривается с помощью рассказов «Заговор юристов» и «Поезд», точка зрения – «Одиночный замер», «Ягоды» и «Тишина», фабула и сюжет – «Сентенция» и «Кусок мяса», создание образа – «Ночью» и «Последний бой майора Пугачева», окружающая обстановка – «По лендлизу» и «Укрощая огонь».

В первой главе, посвященной строю повествования, анализируются рассказы, лейтмотивом которых является путешествие, в связи с чем автор исследования упоминает теорию Проппа о том, что в сказках постоянно присутствует мотив странствия героя в неизвестность. В «Заговоре юристов» и «Поезде» строй повествования общий, но используется по-разному. В первом случае доминирующими являются темы страха и неизбежности наказания, правда и вымысел сплелись настолько, что простое линейное развитие событий в атмосфере секретности и иллюзорности дезориентирует человека. Окружающая действительность динамична и напоминает Голдену условия, в которых, по М. М. Бахтину, путешествовали герои греческого авантюрного романа. Автор исследования уделяет особое внимание метафорам (например, в именах собственных - Атлас, Смертин) и символике: темнота символизирует одиночество человека (в том числе и в смерти), а дом, по Ван Бааку , является воплощением того, что противостоит внешнему хаосу. Теория последнего также использована Голденом во втором рассказе, с той лишь разницей, что в качестве дома и микрокосма там выступает поезд - герой боится опоздать, пропустить его. Строй повествования в «Поезде» основан на той борьбе, которая происходит внутри героя - без его душевных переживаний это была бы просто поездка. Данное путешествие рассматривается как физическое и психологическое, связанное со свободной волей и возможностью воскрешения героя. Если в «Заговоре юристов» читатель наблюдал динамику, то здесь, наоборот, статику, поскольку цель путешествия известна - бóльшее внимание уделяется не его причине, но тому, как оно происходит. Так, например, полки в вагоне символизируют иерархию общества, а билет на поезд - аллюзия на причастную облатку, дарующую избавление и спасение души.

Во второй главе рассматривается та категория, которая является решающей в построении рассказов Шаламова. Если строй повествования - отражение темы, то точка зрения - нечто среднее между мимесисом и диегезисом. Авторский голос является точной копией изможденного и безразличного героя - это отражает сам тон и настроение текстов. Шаламов почти никогда не выступает в роли всеведущего рассказчика, не проповедует, не комментирует. Его мнение о персонажах основано на инстинкте, на языке тела – он не читает их мысли, только предугадывает. Точка зрения - это не просто голос, но средство для определения траектории рассказа. «Одиночный замер», «Ягоды», «Тишина» - все это рассказы о человеческой смерти, но повествовательный ракурс, используемый Шаламовым, во всех трех случаях различен. Если нельзя постичь массовые смерти, то смерть отдельного человека для автора «Колымских рассказов» - трагедия. В смерть заключенного всегда вовлечены окружающие персонажи - читатель смотрит на них поочередно, но с точки зрения автора-наблюдателя (это создает эффект «камеры», позволяющей увидеть окружающее с разных ракурсов). Автор исследования проводит библейские параллели, сравнивая героя «Одиночного замера» и воскресшего на третий день Христа. В рассказе «Ягоды» Натаниэль Голден усматривает межтекстовые связи, объединяя «переступивших черту» Рыбакова и Раскольникова, а также утверждает противопоставление Шаламов - Солженицын, заявленное еще в начале работы.

Целью третьей главы является демонстрация взаимодействия главной мысли рассказа и формы, в которой она воплощается. В соответствии с традиционной теорией формализма лейтмотив - это фабула, а форма - сюжет (что оспаривается некоторыми исследователями, применяющими понятия «время повествования» и «время события»). В рассказах «Сентенция» и «Кусок мяса» отражены два пути представления фабулы и сюжета (а также времени и повествовательной перспективы), а в целом показано отношение Шаламова к памяти. Память необходима человеку, но в лагере важна лишь память инстинктивная, а роскошь воспоминаний опасна и будет доступна лишь гораздо позже - это физиологическая реакция организма на то давление, которому подвергается психика заключенного. В данной главе интересна также трактовка Голденом образа снегиря из рассказа «Сентенция», а также параллели, которые он проводит между героем комедии «Сон в летнюю ночь» Паком и героем рассказа «Кусок мяса», в целом усматривая в произведении Шаламова шекспировскую иронию.

Говоря в четвертой главе о чисто структуралистском подходе, Голден упоминает о том, что существуют различные пути идентификации типов персонажей и их категоризации. Однако существует и такое мнение (которое высказывает М. Мадрик), что все персонажи - лишь часть образов и событий текста. Сам Голден при анализе образа пользуется следующими ключевыми понятиями: значение имени, данного персонажу автором, описание физических качеств героя, описание места, в котором он находится, а также его психологические характеристики, его биография, действия и речь. Шаламов стремится сделать персонажи человечными, с той лишь оговоркой, что это человечность ГУЛАГа. Если события рассказа «Ночью» воплощают изменчивость морали, то персонажи рассказа «Последний бой майора Пугачева» символизируют бунт и могут ассоциироваться как с фольклорным героем Проппа, так и с героями греческого эпоса, описанными Бахтиным. Интересен тот факт, что оба рассказа, по мнению Натаниэля Голдена, имеют ярко направленную интертекстуальность. Персонажи рассказа «Ночью» Глебов и Багрецов имеют параллели с тургеневскими героями: Хорь и Калиныч, Гамлет и Дон Кихот. Этот же рассказ (точнее, такая деталь, как палец ноги) наводит исследователя на мысль о «Шинели» Гоголя. В рассказе «Последний бой майора Пугачева» Голден прослеживает очевидную связь с героем Пушкина и русским фольклором.

Современное литературоведение основное внимание уделяет строю повествования, точке зрения, сюжету и часто пренебрежительно относится к анализу окружающей обстановки, которому посвящена заключительная глава исследования Натаниэля Голдена. Последний же считает, что окружающая обстановка выполняет решающую функцию в любой работе, зачастую выходя за ее пределы. Основываясь на системе О"Тула, для данного анализа он выбрал следующие главные признаки: информативность, нравственная подоплека, структурность, символичность. Мир, увиденный глазами зэка, очень ограничен, и Шаламов создает такие условия, в которых читатель сам будет искать смысл, а не ждать от автора прямых ответов или даже подсказок. Огромное внимание автор уделяет позиции героя не только в рамках рассказа, но и в рамках отдельной сцены. Окружающий мир выступает и в роли декорации, и в качестве элемента сюжета. В лагере погода и окружающая среда не прощают пренебрежительного к ним отношения и убивают человека. Шаламов часто использует антиподные пары. Так, в рассказе «Укрощая огонь» грибы и мнимые змеи представляют рай, лагерь - преисподнюю: между ними река и лодка, эти извечные символы границы между мирами.

Цель работы Натаниэля Голдена - показать сложность и глубину каждого из выбранных им рассказов. Из самого ужасного жизненного опыта Шаламов создает подлинное искусство, а его точность позволяет читателю самому погрузиться в мир ГУЛАГа, увидеть его своими глазами. Голден также видит в авторе «Колымских рассказов» оппозицию Солженицыну, вслед за Дж. Глэдом утверждая, что свидетельства Шаламова - главный документ той эпохи, и все попытки его дискредитировать обречены на неудачу.

Строй повествования в «Заговоре юристов» и «Поезде» помогает лучше понять бессмысленность и опасность жизни героя. Читатель знает только то, что знает сам главный герой, отсюда и ощущение близкой смерти, и «избегание» наказания. Читатель лучше понимает внутреннюю жизнь лагеря, которой не касается прогресс и перспективы которой во всех смыслах ограничены. Идея Шаламова заключается в том, что в предсмертном состоянии все люди становятся похожими, но через рассказы можно преодолеть близость смерти.

Из-за постоянной дезориентации, в которой находится заключенный, важно не линейно изложить события, а просто воссоздать факты. При отсутствии памяти человек опускается до уровня животного: слова и мысли исчезают первыми и появляются последними - это душевное состояние обуславливает восприятие заключенного и ограничивает рамки сюжета, который включает также исторический, социальный и политический контекст. Так, в «Последнем бое майора Пугачева» автор говорит о массовом психозе, который распространился от Кремля до самых далеких окраин страны.

Стойкое желание Варлама Шаламова заключалось в том, чтобы образ ГУЛАГа продолжал оставаться в истории - так же, как он остался в его сердце. Формальные приемы обеспечивают это: краткость рассказов позволяет провести детальный анализ на всех уровнях, а использование основного и вспомогательного уровней дают нам возможность близкого прочтения - это особенно важно, учитывая, что сам Шаламов в рассказах дистанцировался от событий и от себя-автора, используя многообразные повествовательные и текстуальные приемы.

Реферат выполнен при поддержке РГНФ, грант №08-03-12112в.

Примечания

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@сайт. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.

Анализ нескольких рассказов из цикла «Колымские рассказы»

Общий анализ «Колымских рассказов»

Сложно представить, какого душевного напряжения стоили Шаламову эти рассказы. Хотелось бы остановиться на композиционных особенностях «Колымских рассказов». Сюжеты рассказов на первый взгляд несвязанны между собой, тем не менее они являются композиционно целостными. «Колымские рассказы» состоят их 6 книг, первая из которых так и называется -- «Колымские рассказы», далее примыкают книги «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2».

В рукописи В. Шаламова «Колымские рассказы» 33 рассказа -- и совсем маленьких (на 1 -- 3 странички), и побольше. Чувствуется сразу, что написаны они квалифицированным, опытным литератором. Большинство прочитывается с интересом, имеет острый сюжет (но и бессюжетные новеллы построены продуманно и интересно), написаны ясным и образным языком (и даже, хотя повествуется в них главным образом о «блатном мире», в рукописи не ощущается увлечения арготизмами). Так что, если вести речь о редактировании в смысле стилистической правки, «утряски» композиции рассказов и т. п., то в такой доработке рукопись, в сущности, не нуждается.

Шаламов - мастер натуралистических описаний. Читая его рассказы, мы погружаемся в мир тюрем, пересыльных пунктов, лагерей. Повествование в рассказах ведется от третьего лица. Сборник -- это как бы жутковатая мозаика, каждый рассказ -- фотографический кусочек повседневной жизни заключенных, очень часто -- «блатарей», воров, жуликов и убийц, находящихся в местах заключения. Все герои Шаламова - люди разные: военные и гражданские, инженеры и рабочие. Они свыклись с лагерной жизнью, впитали в себя ее законы. Порой, глядя на них, мы не знаем, кто они: разумные ли существа или животные, в которых живет один лишь инстинкт - выжить во что бы то ни стало. Комичной кажется нам сценка из рассказа “Утка”, когда человек пытается поймать птицу, а та оказывается умнее его. Но постепенно понимаем всю трагичность этой ситуации, когда “охота” не привела ни к чему, кроме как к обмороженным навек пальцам и потерянным надеждам о возможности быть вычеркнутым из “зловещего списка”. Но в людях еще живут представления о милосердии, сострадании, совестливости. Просто все эти чувства укрыты под броней лагерного опыта, позволяющего выжить. Потому непозорным считается обмануть кого-либо или съесть еду на глазах у голодных сотоварищей, как делает это герой рассказа “Сгущенное молоко”. Но сильнее всего в заключенных - жажда свободы. Пусть на миг, но они хотели ею насладиться, почувствовать ее, а потом и умереть не страшно, но ни в коем случае не в плен - там смерть. Потому главный герой рассказа “Последний бой майора Пугачева” предпочитает убить себя, но не сдаться.

«Мы научились смирению, мы разучились удивляться. У нас не было гордости, себялюбия, самолюбия, а ревность и страсть казались нам марсианскими понятиями, и притом пустяками», - писал Шаламов.

Автор подробнейшим образом (кстати, есть ряд случаев, когда одни и те же -- буквально, дословно -- описания тех или иных сцен встречаются в нескольких рассказах) описывает все -- как спят, просыпаются, едят, ходят, одеваются, работают, «развлекаются» заключенные; как зверски относятся к ним конвойные, врачи, лагерное начальство. В каждом рассказе говорится о непрерывно сосущем голоде, о постоянном холоде, болезнях, о непосильной каторжной работе, от которой валятся с ног, о беспрерывных оскорблениях и унижениях, о ни на минуту не оставляющем душу страхе быть обиженным, избитым, искалеченным, зарезанным «блатарями», которых побаивается и лагерное начальство. Несколько раз В. Шаламов сравнивает жизнь этих лагерей с «Записками из Мертвого дома» Достоевского и приходит каждый раз к выводу, что «Мертвый дом» Достоевского -- это рай земной сравнительно с тем, что испытывают персонажи «Колымских рассказов». Единственно, кто благоденствует в лагерях -- это воры. Они безнаказанно грабят и убивают, терроризируют врачей, симулируют, не работают, дают направо и налево взятки -- и живут неплохо. На них никакой управы нет. Постоянные мучения, страдания, изнуряющая работа, загоняющая в могилу -- это удел честных людей, которые загнаны сюда по обвинению в контрреволюционной деятельности, но на самом деле являются людьми, ни в чем неповинными.

И вот перед нами проходят «кадры» этого страшного повествования: убийства во время карточной игры («На представку»), выкапывание трупов из могил для грабежа («Ночью»), умопомешательство («Дождь»), религиозный фанатизм («Апостол Павел»), смерти («Тетя Поля»), убийства («Первая смерть»), самоубийства («Серафим»), беспредельное владычество воров («Заклинатель змей»), варварские методы выявления симуляции («Шоковая терапия»), убийства врачей («Красный крест»), убийства заключенных конвоем («Ягоды»), убийство собак («Сука Тамара»), поедание человеческих трупов («Тайга золотая») и так далее и все в таком же духе.

При этом все описания очень зримые, очень детализированные, часто с многочисленными натуралистическими подробностями.

Через все описания проходят основные эмоциональные мотивы -- чувство голода, превращающее каждого человека в зверя, страх и приниженность, медленное умирание, безграничный произвол и беззаконие. Все это фотографируется, нанизывается, ужасы нагромождаются без всяких попыток как-то все осмыслить, разобраться в причинах и следствиях описываемого.

Если говорить о мастерстве Шаламова - художника, о его манере изложения, то следует отметить, что язык его прозы -- простой, предельно точный. Интонация повествования -- спокойная, без надрыва. Сурово, лаконично, без каких-либо попыток психологического анализа, даже где-то документально писатель говорит о происходящем. Шаламов добивается ошеломляющего воздействия на читателя путем контраста спокойствия неспешного, спокойного повествования автора и взрывного, ужасающего содержания

Что удивительно, писатель нигде не впадает в патетический надрыв, нигде не рассыпается в проклятьях на судьбу или на власть. Эту привилегию он оставляет читателю, который волей-неволей будет содрогаться при прочтении каждого нового рассказа. Ведь он будет знать, что все это не вымысел автора, а жестокая правда, пускай и облеченная в художественную форму.

Главный образ, объединяющий все рассказы -- образ лагеря как абсолютного зла. Шаламова рассматривает ГУЛАГ как точную копию модели тоталитарного сталинского общества: «...Лагерь -- не противопоставление ада раю. а слепок нашей жизни... Лагерь... мироподобен». Лагерь -- ад -- это постоянная ассоциация, приходящая на ум во время прочтения «Колымских рассказов». Это ассоциация возникает даже не потому, что постоянно сталкиваешься с нечеловеческими муками заключенных, но и потому, что лагерь представляется царством мертвых. Так, рассказ «Надгробное слово» начинается со слов: «Все умерли...» На каждой странице встречаешься со смертью, которую здесь можно назвать в числе главных героев. Всех героев, если рассматривать их в связи с перспективой смерти в лагере, можно разделить на три группы: первая -- герои, которые уже умерли, а писатель вспоминает о них; вторая -- те, которые умрут почти наверняка; и третья группа -- те, которым, возможно, повезет, но это не наверняка. Это утверждение становится наиболее очевидным, если вспомнить о том, что писатель в большинстве случаев рассказывает о тех, с кем встречался и кого пережил в лагере: человека, расстрелянного за невыполнение плана его участком, своего однокурсника, с которым встретились через 10 лет в камере Бутырской тюрьмы, французского коммуниста, которого бригадир убил одним ударом кулака...

Варлам Шаламов пережил всю свою жизнь заново, написав достаточно тяжёлый труд. Откуда у него были силы? Возможно, всё было для того, что бы кто-то из тех, кто остался жив, донёс словом ужасы русского человека на своей собственной земле. У меня изменилось представление о жизни как о благе, о счастье. Колыма научила меня совсем другому. Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощёчины и только во вторую очередь - подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить всё хорошее - сто лет, а всё плохое - двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века».(В. Шаламов)

УРОКИ 1 – 2. В. ШАЛАМОВ. «КОЛЫМСКИЕ РАССКАЗЫ» ЦЕЛИ: анализируя произведения В. Т. Шаламова, дать ответ на вопрос: «Что мог противопоставить человек этой адской махине, перемалывающей его своими зубьями зла?» Оборудование: выставка книг: В. Шаламов. «Колымские рассказы»; А. Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»; О. Волков. «Погружение во тьму»; запись песни И. Талькова «Россия». ХОД УРОКА. 1. Вступительное слово Перелистывая страницы произведений В. Шаламова, А. Солженицына, О. Волкова, А. Жигулина, мы почувствуем потребность в разговоре о трудном, тоталитарном времени в нашей стране. Во многих семьях, в деревне и в городе, среди интеллигенции, рабочих и крестьян были люди, на долгие годы отправленные на каторгу за свои политические убеждения, где многие из них погибли от невыносимых условий существования. Шаламов, Волков, Жигулин, Солженицын – писатели, в полной мере испившие эту чашу. «Как попадают на этот таинственный Архипелаг? Туда ежечасно летят самолёты, плывут корабли, гремят поезда, – но ни единая надпись на них не указывает места назначения. И билетные кассиры, и агенты Совтуриста и Интуриста будут изумлены, если вы спросите туда билет. Ни всего архипелага в целом, ни одного из его бесчисленных островков они не знали, не слышали. ...Вселенная имеет столько центров, сколько в ней живых существ. Каждый из нас – центр Вселенной, и мироздание рушится, когда вам шипят: "Вы арестованы". Если уж вы арестованы, – то разве что-нибудь ещё устояло в этом землетрясении? Что же такое арест? Арест – это мгновенный, разительный переброс, перекид, перепласт из одного состояния в другое. По долгой кривой улице нашей жизни мы счастливо неслись или несчастливо брели мимо каких-то заборов – гнилых, деревянных, глинобитных дувалов, кирпичных, бетонных, чугунных оград. Мы не задумывались, что за ними. Ни глазом, ни разумением мы не пытались за них заглянуть – а там-то и начинается страна ГУЛАГ. Совсем рядом, в двух метрах от нас» (А. Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»). Опыт Шаламова-политзаключённого – один из тяжелейших: работа нечеловечески трудная – в золотом забое, и срок предельно жёсткий – семнадцать лет. Даже среди зэков судьба Шаламова необычна. Претерпевшие от ГУЛАГа люди признавали, что Шаламову досталось намного больше. «Выдержал бы я то, что выдержал Шаламов? Не уверен, не знаю. Потому что ту глубину унижения, лишений, которые ему довелось пережить на Колыме... конечно, мне не приходилось. Меня не били никогда, а Шаламову перебили барабанные перепонки», – писал Олег Васильевич Волков. Этот страшный опыт не оставлял писателя всю жизнь. «Закрывая нос надушенным платком, следователь Фёдоров беседовал со мной: – Вот видите, вас обвиняют в восхвалении гитлеровского оружия. – Что это значит? – Ну, то, что вы одобрительно отзывались о наступлении немцев. – Я об этом почти ничего не знаю. Я не видел газет много лет. Шесть лет. – Ну это не главное. Вот вы сказали, что стахановское движение в лагере – фальшь, ложь. – Я сказал, что это уродство, по-моему, это искажение понятия "стахановец". – Потом вы говорили, что Бунин – великий русский писатель. – Он действительно великий русский писатель. За то, что я говорил, можно дать срок? 1 – Можно. Он эмигрант, злобный эмигрант... Вот видите, как мы с вами обращаемся. Ни одного грубого слова, вас никто не бьёт. Никакого давления...» (В. Т. Шаламов. «Мой процесс»). - В чём обвинили, за что арестовали героя рассказа? Что же такое арест? Вот как отвечает на этот вопрос А. И. Солженицын: «...арест: это ослепляющая вспышка и удар, от которых настоящее разом отодвигается в прошлое, а невозможное становится полноправным настоящим. Это резкий ночной звонок, или грубый стук в дверь. Это бравый вход невытираемых сапог оперативников... Это взламывание, вспарывание, сброс со стен, выброс на пол из шкафов, столов, вытряхивание, разрывание, рассыпание – и нахламление горами на полу, и хруст под сапогами! И ничего нет святого во время обыска! При аресте паровозного машиниста Инохина у него в комнате на столе стоял гробик с только что умершим ребёнком. Юристы выбросили ребёнка на пол, они искали в гробу... И вытряхивают больных из постели, и разбинтовывают повязки... В 1937 году громили институт доктора Казакова. Сосуды с лизатами, изобретёнными им, "комиссия" разбивала, хотя вокруг прыгали исцелённые и исцеляемые калеки, и умоляли сохранить чудодейственное лекарство. А ведь по официальной версии лизаты считались ядами. Так почему же их не сохранили хотя бы как вещественные доказательства?! Аресты очень разнообразны по форме... Вас арестовывают в театре, по дороге в магазин и из него, на вокзале, в вагоне поезда, в такси. Иногда аресты кажутся даже игрой – столько в них положено выдумки, сытой энергии» (А. И. Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»). - За что можно было попасть в Архипелаг? Вслушайтесь в голоса страшного прошлого... (Ученики читают фрагменты документов: – Железнодорожный чин Гудков: «У меня были пластинки с речами Троцкого, а жена донесла». – Машинист, представитель общества анекдотистов: «Друзья собирались по субботам семьями и рассказывали анекдоты...» Пять лет. Колыма. Смерть... – Миша Выгон – студент Института связи: «Обо всём, что я видел и слышал в тюрьме, я написал товарищу Сталину». Три года, Миша выжил, безумно открещиваясь, отрекаясь от своих близких товарищей, пережил расстрелы. Сам стал начальником смены на том же участке «Партизан», где погибли, уничтожены все его товарищи. – Костя и Ника. Пятнадцатилетние московские школьники, игравшие в камере в футбол самодельным тряпичным мячом «террористы», убившие Хаджяна. Много лет спустя выяснилось, что Хаджяна застрелил в своём кабинете Берия. А дети, которые обвинялись в его убийстве – Костя и Ника, – погибли на Колыме в 1938 году. Погибли, хотя и работать-то их особенно никто не заставлял... Погибли от холода... Ученик читает стихотворение В. Шаламова. Где жизнь? И страшно мне шагнуть вперёд, Хоть шелестом листа Шагнуть, как в яму, в чёрный лес, Проговорилась бы она, Где память за руку берёт Но за спиною – пустота, И – нет небес. Но за спиною – тишина. - Что чувствуете вы в этом стихотворении? Что отмечает человеческая и художественная память Шаламова? – Несмотря на ужасные годы, проведённые на рудниках, он сохранил прекрасную память. Шаламов рисует правду, стремится восстановить до мелочей все подробности своего пребывания в заключении, не смягчает красок. – Шаламов рисует пытки нечеловеческими условиями существования, рабским непосильным трудом, террором уголовников, голодом, холодом, полнейшей 2 незащищённостью перед произволом. Скрупулёзная память писателя запечатлевает зло лагерей. Под пером художника предстаёт правда о пережитом. Учащиеся читают отрывок из письма Шаламова Пастернаку. «Лагерь, он давно, с 1929 года называется не концлагерем, а исправительно-трудовым (ИТЛ), что, конечно, ничего не меняет, – это лишнее звено в цепи лжи. Первый лагерь был открыт в 1924 году в Холмогорах, на родине М.В. Ломоносова. Там содержались главным образом участники кронштадтского мятежа (чётные номера, ибо нечётные были расстреляны сразу же после подавления бунта). В период с 1924 по 1929 год был один лагерь – Соловецкий, т.е. СЛОН, с отделениями на островах в Кеми, на Ухта-Печоре и на Урале. Затем вошли во вкус, и с 1929 года дело стало быстро расти. Началась "перековка" Беломорканала; Потьма, затем Дмитлаг (Москва – Волга), где в одном Дмитлаге было свыше 800 000 человек. Потом лагерям не стало счёта: Севлаг, Севвостлаг, Бамлаг, Иркутлаг. Заселено было густо. ...Белая чуть синеватая мгла зимней шестидесятиградусной ночи, оркестр серебряных труб, играющий туши перед мёртвым строем арестантов. Жёлтый свет огромных, тонущих в белой мгле бензиновых факелов; Читают списки расстрелянных за невыполнение нормы... …Беглец, которого поймали в тайге и застрелили оперативники... отрубили ему пальцы обеих рук – их ведь надо печатать, – к утру оклемался и добрёл до нашей избушки. Потом его застрелили окончательно. ...Тех, кто не мог идти на работу, привязали к саням-волокушам и сани тащили его дватри километра...» Ученик читает отрывок из стихотворения Б.Пастернака «Душа»: Душа моя, печальница Рыдающею лирою О всех в кругу моём, Оплакивая их, Ты стала усыпальницей Ты в наше время шкурное Замученных живьём. За совесть и за страх Тела их бальзамируя, Стоишь могильной урною, Им посвящая стих, Покоящей их прах... - «Всё это случайные картинки, – писал Шаламов. – Главное не в них, а в растлении ума и сердца, когда огромному большинству выясняется день ото дня всё чётче, что, оказывается, можно жить без мяса, без сахара, без одежды, без обуви, а главное без чести, долга, совести, любви! Всё обнажается, и это последнее обнажение страшно... Ведь ни одной сколько-нибудь крупной стройки без арестантов не было – люди, чья жизнь – беспрерывная цепь унижений. Время успешно заставило забыть человека, что он человек!» - Вот об этом и многом другом – «Колымские рассказы» Шаламова, о которых мы и поговорим. 2. Анализ рассказов. Я заранее рекомендовала прочитать к уроку и кратко изложить содержание рассказов Шаламова «Ночью», «На представку», «Заклинатель змей», «Последний бой майора Пугачёва», «Лучшая похвала», «Шоковая терапия», «Апостол Павел». - Легко ли сохранить, не потерять себя в условиях, описанных в рассказе «Ночью»? – Многие из рассказов Шаламова показывают, как голод, холод, постоянные побои превращают человека в жалкое существо. Желания у таких людей притупляются, ограничиваются едой, сочувствие к чужому горю тоже притупляется. Дружба не завязывается в голоде и холоде. – Какие чувства, например, могут быть у героя рассказа «Одиночный замер»? Одиночный замер – это замер личной выработки. Бывшему студенту Дугаеву дают невыполнимую норму. Он работал так, что «нестерпимо болели руки, плечи, голова». А норму он всё равно не выполнил (только 25%) и был расстрелян. Он так измучен и 3 подавлен, что у него нет никаких чувств. Он только «пожалел, что напрасно промучился этот последний сегодняшний день». – Были моменты, когда воспалённый мозг человека продолжал отчаянно сопротивляться постепенному умиранию, отупению. Об этом говорит Шаламов в рассказе «Сентенция». У Шаламова мораль одинакова для всех, общечеловечна. Она на все времена, и морально лишь то, что на благо человеку. В ГУЛАГе ни о каких моральных нормах говорить не приходится. Какая мораль, если тебя каждую минуту могут ни за что избить, убить даже без всякого повода. «НОЧЬЮ» 1954 г. - Перескажите кратко сюжет рассказа. (Двое заключённых снимают одежду с мертвого, чтобы выжить). - Какими художественными средствами рисует автор своих героев? (портрет – с. 11; манера есть в лагере – с. 11). - Как можно охарактеризовать поступок Багрецова и Глебова с точки зрения морали? (как безнравственный) - В чём причина поступка? (постоянное состояние голода, страх не выжить, отсюда и поступок) - Как морально можно оценить этот поступок? (поругание, кощунство) - Почему выбрали именно этого мертвеца? (с.12) (это был новоприбывший) - Легко ли герои решаются на такое дело? Что для них было просто и ясно? (с.11 – 12) (выкопать одежду, продать, выжить). Автор показывает, что эти люди ещё живы. - Что объединяет Багрецова и Глебова? (надежда, желание выжить любой ценой) - Но это уже не люди, а механизмы. (с. 12 √√) - Почему рассказ называется «Ночью»? (с.13) (призрачный мир ночи даёт надежду выжить, он противопоставлен реальному миру дня, который эту надежду отбирает) Вывод: маленькая надежда прожить ещё один день согрела и объединила людей даже в безнравственном поступке. Нравственное начало (Глебов был врачом) целиком подавлено перед холодом, голодом, смертью. «НА ПРЕДСТАВКУ» (игра в долг) 1956 г. - Перескажите сюжет рассказа. (Севочка и Наумов играют в карты. Наумов проиграл всё и стал играть вдолг, но своего у него ничего нет, а долг надо представить в течение часа. В долг отдан свитер человека, который его не отдаёт добровольно, и его убивают). - Через какие художественные сркдства автор вводит нас в жизнь и быт заключённых? Перечислите. (описание барака, портретные характеристики, поведение героев, их речь) - С т.зр. композиции, каким элементом является описание барака? (с.5) (экспозиция) - Из чего сделаны карты? О чём это говорит? (с.5) (из томика В. Гюго, о бездуховности) - Прочитайте портретные характеристики героев. Найдите ключевые слова в описании характеров. Севочка (с.6), Наумов (с.7) - Игра началась. Чьими глазами мы наблюдаем за ней? (рассказчика) - Что Наумов проигрывает Севочке? (костюм, с.7) - К какому моменту, с т.зр. композиции, мы подходим? (завязке) 4 - На что решается проигравший Наумов? (на представку, с. 9.) - Где же он возьмёт вещь в долг? (с.9) - Кого же мы сейчас видим: святого или убийцу, ищущего жертву? - Напряжённость усиливается? (да) - Как называется этот композиционный приём? (кульминация) - Где наивысшая точка напряжения: когда Наумов ищет жертву или слова Гаркунова: «Не сниму, только с кожей»? - Почему Гаркунов не снял свитер? (с.10) (кроме того, что говорит рассказчик, это ещё и крепость, которая связывает Гаркунова с другой жизнью, если он потеряет свитер, он погибнет) - Какой эпизод рассказа служит развязкой? (убийство Гаркунова, с. 10√√) Это развязка и физическая, и психологическая. - Как вы думаете, будут наказаны убийцы? Почему? Кто такой Гаркунов? (Нет, Гаркунов – инженер, враг народа, осуждённый по ст.58, а убийцы – уголовники, которых поощряли начальники лагерей, т.е. налицо круговая порука) «ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ» 1954 г. Цель: через художественные средства увидеть формы издевательства над людьми. - Назовите формы издевательств, которые встречаются в рассказе. (толкают в спину, выталкивают на свет, поднимают ночью, отправляют спать к отхожему месту(параше), лишают имени). - Между кем происходит столкновение в рассказе? (это типичное столкновение между уголовниками и политическими, по ст.58) - Кто такой Федечка? Каков его статус в бараке? (с.81√) (ноготь, ничего неделание – форма жизни уголовников) - О чём размечтался Федечка? (с. 81 √√) - Как речь характеризует героя? (он чувствует себя хозяином, вольным в жизни и смерти этих людей) - Почему Платонов теряет нравственность? (с.82√√) Сказав: «…могу тиснуть», – Платонов не поднялся над ворами, а опустился до их уровня, тем самым обрекая себя на смерть, т.к. днём он будет работать, а ночью рассказывать романы. - Изменилось ли положение Платонова? Вывод: в лагерях существовала установившаяся система издевательств над теми, кто осуждён по ст.58. Часть подонков сминала лучших людей, «помогая» государственной машине перемолоть самое лучшее, что было. Ученик читает стихотворение Шаламова. Сумеешь, так утешь Что лёд лесных болот И утиши рыданья. Вовеки не растает. Увы! Сильней надежд Под чёрное стекло Мои воспоминанья. Болота ледяного Их ворон бережёт Упрятано тепло И сам, поди, не знает, Несказанного слова. – «Увы! Сильней надежд/ Мои воспоминанья...» Как вы понимаете эти строки? Как понимаете это стихотворение? – Надежды заключённых могут не исполниться. Скорее всего, не исполнятся. Но запечатлённое памятью останется. – Воспоминания имеют силу. В них опыт... – Вот что сказал Шаламов в рассказе «Поезд»: «Я испугался страшной силе человека – желанию и умению забывать. Я увидел, что готов забыть, вычеркнуть, 20 лет из своей 5 жизни. И каких лет! И когда я это понял, я победил сам себя! Я знал, что не позволю своей памяти забыть всё, что я видел!» Заключение. В. Шаламов сам сказал, что передал в своём творчестве «...правду о борьбе человека с государственной машиной. Правду этой борьбы, борьбу за себя, внутри себя, вне себя». Мы сегодня прикоснулись к этой правде. И надеюсь, сохраним её в сердце... Дома: стр. 313 – 315, сообщение о жизни и творчестве В.М. Шукшина. Рассказы «Чудик», «Срезал», «Волки» и др. 6

Первая половина XX столетия стала для России поистине кровавым временем. Естественно, что войны, череда революций, период коллективизации, появление фашистских и сталинских лагерей должны были обострить интерес к проблеме смерти и в литературе, но проблема трагического, осмыслялась в литературе советского периода, то «в искаженном виде и в значительной мере избирательно » Большую роль в этом играла и идеологическая цензура. Г. Митин отмечал своеобразный исторический парадокс происходившего: «Когда в жизни нашего общества кончилась эпоха смерти, только тогда смерть вошла в нашу литературу » .

Одним из тех, кто не побоялся обратиться к теме смерти в советской литературе, был В.Т. Шаламов. Да и не могло быть по-другому. Известно, что колымские лагеря, о которых он писал, были самыми суровыми: «Вернуться оттуда живым физически и с живой душой считалось чудом » . Поэтому неудивительно, что персонажами «Колымских рассказов » стали люди обреченные. В.Т. Шаламов часто изображает гибель своих персонажей, достаточно натуралистично описывая физиологические признаки умирания (сказалось его медицинское образование), но благодаря многослойным метафорам, символам, интертекстуальным связям в его почти очерковой прозе создается философский подтекст, что позволяет автору размышлять не только о смерти физической, но и о смерти духовной, при этом отмечая, что «в лагере нет ничего, чего не было бы на воле, в его устройстве социальном и духовном » . М.Я. Геллер писал по этому поводу: «Колымские рассказы » – книга о лагере, но прежде всего о мире, создавшем лагерь, месте уничтожения человека. Уничтожения даже тогда, когда человек выживал» .

В.Т. Шаламов подробно описывает силы, которые убивали людей на Колыме: «Самым, пожалуй, страшным, беспощадным был холод... Первые же отморожения: пальцы, руки, нос, уши, все, что прихватит малейшим движением воздуха » . Зима для колымчан – самое страшное время года. В «Колымских рассказах » вечная мерзлота, холод и снег являются не только реальной угрозой людям, но и символом безнадежности, затерянности, смерти. Именно в последние минуты перед уходом «в ледяную ночь... в этой нерешительной толкотне у приоткрытых дверей, откуда ползет ледяной пар, сказывается человеческий характер. Один, пересилив дрожь, шагал прямо в темноту, другой торопливо досасывал неизвестно откуда взявшийся окурок махорочной цигарки, где и махорки-то не было ни запаха, ни следа; третий заслонял лицо от холодного ветра; четвертый стоял над печкой, держа рукавицы и набирая в них тепло » («Заговор юристов »). Так описывал В.Т. Шаламов уход человека в небытие.

Во многих рассказах писатель показывает, как холод добирается не только до костей, но и до человеческой души: «Доходяги просто перешли границы добра и зла, тепла и холода » («Перчатка »); «Так и душа, она промерзла, сжалась и может быть, навсегда останется холодной » («Плотники »). Подчеркнуты уже не физические ощущения людей, а состояние их души, экзистенциональное состояние, когда человек находится в «пограничной ситуации » между жизнью и смертью.

Не менее страшным, убивающим тело и душу человека в короткий срок, был голод. В.Т. Шаламов во многих рассказах с медицинской точностью описывает физиологические процессы, происходящие в организме измученного голодом человека: «Я понимал, что тело, а значит, и клетки мозга получают питание недостаточное, мозг мой давно уже на голодном пайке и что это неминуемо скажется сумасшествием, ранним склерозом или как-нибудь еще... » («Дождь »). От голода у людей затруднялась речь, слабела память: «Слова выговаривались медленно и трудно – это было вроде перевода с иностранного языка. Я все забыл. Я отвык вспоминать », – отмечает герой рассказа «Домино ». В рассказе «Шерри-бренди » голод приобретает дополнительное метафорическое значение. Шаламов описывает смерть поэта от голода: жизнь то уходит от него, то снова возвращается, «как стихи, как вдохновение »; перед смертью «ему дано было узнать, что жизнь была вдохновением ». Писатель задает вопрос: «Что значит: умер как поэт? ». По Шаламову, поэт умирает, когда не может творить. Австрийский ученый В. Франкл, который десятки лет работал с узниками концлагерей, отмечал в своих трудах, что человеку жизненно необходимо суметь реализовать свои «продуктивные творческие действия» и получить в результате ценности «созидательные » . В.Т. Шаламов не раз описывал, как лагерь убивает в людях творческие способности, тем самым, деформируя их психику и убивая их.

Не меньше, чем холод и голод, губили человека непосильный труд и физические издевательства. В.Т. Шаламов описывает случаи, когда люди падали замертво во время работы и им наносились смертельные побои, во время которых заключенным отбивали все внутренности. Но даже если человека не убивали, насилие над личностью, постоянное подавление ее, было губительно. Автор описывает процесс притупления чувств человека, находящегося во власти чужой воли: «Нас ничто уже не волновало, нам жить было легко во власти чужой воли. Мы не заботились даже о том, чтобы сохранить жизнь, и если и спали, то тоже подчиняясь приказу, распорядку лагерного дня », – рассказывают о своей жизни герои рассказа «Сухим пайком ». В заключенном подавлялась его индивидуальность, чувство собственного достоинства, в результате человек погибал как личность. По мнению, Ф. Апановича, «сила становится у Шаламова синонимом зла, метафизического зла, пронизывающего всю основу экзистенции и в то же время ставящая экзистенцию под удар, пытающаяся привести ее к смерти, к небытию » . По наблюдениям В.Т. Шаламова: «Лагерь был великой пробой нравственных сил человека, обыкновенной человеческой морали, и девяносто девять процентов людей этой пробы не выдержали » : многие заключенные стали считать, что правда лагерной жизни у «блатарей », почти все научились воровать. Анализируя поведение заключенных в лагере, В. Есипов приводит слова Б. Беттелайма (бывшего узника Дахау и Бухенвальда): «Лагерь был учебным полем превращения свободных и честных людей не просто в хнычущих рабов, но рабов, усвоивших во многом ценности своих хозяев » .

В выявлении причин духовной смерти людей В.Т. Шаламов во многом близок к экзистенциалистам, но в эмоциональном отношении к смерти «будущих мертвецов », о которых он пишет, и экзистенциальных героев западноевропейских философов и писателей можно выявить значительные отличия. Так, осознание конечности, временности жизни вызывает у персонажей Сартра и Камю разочарование, тоску, скуку. По К. Ясперсу, «страх усиливается в сознании неизбежностью исчезнуть как потерянная точка в пустом пространстве, ибо все человеческие связи значимы лишь во времени » . Персонажи «Колымских рассказов » поражают своим равнодушным отношением к смерти, отсутствием страха перед ней, вокруг них нет никакой специфической ауры смерти – ни ужаса, ни отвращения, она становится бытовым явлением. А.И. Бунин показал в своем рассказе «Господин из Сан-Франциско », как люди равнодушно и буднично относятся к смерти другого человека, а у Шаламова герои его произведений так же равнодушно, обреченно относятся к своей смерти.

Многие психологические открытия Шаламова совпадают с научными исследованиями ученых-психологов, прошедших концлагеря. Так, И. Коэн и В. Франкл, описывая психологию людей, переживших концлагеря, считали отсутствие у них страха своеобразным механизмом психологической защиты. Вначале человек в лагере испытывает шок от несовпадения действительности, какой она должна быть, и реальности, в которую он попал («шок поступления » или «фаза первичной реакции »). В.Т. Шаламов в рассказе «Одиночный замер » описывает эмоции Дугаева: «Все, что он здесь видел и слышал, больше удивляло, чем пугало его »; узнав о том, что его ведут на расстрел, «Дугаев пожалел, что напрасно проработал, напрасно промучился этот последний сегодняшний день ». Вторую фазу психологи определяют как «фазу адаптации ». Описывая ее, В. Франкл вспоминает Ф.М. Достоевского, который замечал, что человек – это существо, которое ко всему привыкает. Коэн также отмечал «великую » физическую и духовную приспособляемость человека. По мысли В.Т. Шаламова, человек стал человеком «потому, что был он физически крепче, выносливее всех животных, а позднее потому, что заставил свое духовное начало успешно служить началу физическому » .

В.Т. Шаламов, как В. Франкл и И. Коэн, поднимал проблему самоубийства в лагере, замечая, что их количество было относительно невелико, если учесть немыслимые условия жизни. Все они делали вывод, что большую роль в этом играет, во-первых, инстинкт жизни: «Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни », – утверждал герой рассказа «Дождь »; во-вторых, апатия, которая, как и шок, является защитной реакцией организма. Почти все персонажи В.Т. Шаламова, проведя значительное время в лагере, становятся фаталистами. Они не рассчитывают «свою жизнь далее, как на день вперед ». Все сводится к удовлетворению сиюминутных потребностей: «Вот так, перемешивая в мозгу "звездные" вопросы (о супе, печке и сигаретах – А.А.), я ждал, вымокший до нитки, но спокойный », – говорит человек, который три дня провел в холодном шурфе под непрекращающемся дождем («Дождь »). Человек начинает жить самыми низкими животными инстинктами, он низводится до животного состояния и, по мысли В. Франкла, «впадает в культурную спячку ». Шаламов был убежден, что человеческая культура оказалась «чрезвычайно хрупкой »: «Человек становится зверем через три недели – при тяжелой работе, холоде, голоде и побоях » .

Несмотря на все защитные реакции организма, случаи самоубийств в лагере все же случались. Люди добровольно уходили из жизни, потеряв смысл существования. Этот психологический феномен был хорошо известен Шаламову. Так, в рассказе «Дождь » рассказчик, услышав крик своего товарища: «Я понял, что смысла жизни нет », бросается спасать его, еще до того, как тот совершил попытку суицида. В. Франкл в своей книге приводит схожие наблюдения военного психиатра Нардини, который констатировал, что шанс выжить в заключении зависит от отношения человека к жизни, он должен осознавать, что «выживание – его долг, что в нем есть смысл » . Говоря о смысле жизни как факторе, способствовавшем выживанию в лагере, В. Франкл замечал, что «ни один психиатр и ни один психотерапевт – в том числе логотерапевт – не может указать больному, в чем заключается смысл ». Однако он вправе утверждать, что «жизнь имеет смысл и даже, более того, что она сохраняет этот смысл в любых условиях и при любых обстоятельствах... » [Там же: 40]. Он был убежден в том, что «...страдание, вина, смерть... ни в коей мере не умаляют смысла жизни, но, наоборот, в принципе всегда могут трансформироваться во что-то положительное. Несомненно, что поэт несравненно лучше и проще, чем ученый, донесет до неискушенного читателя суть подобной посылки » [Там же: 23].

«Колымские рассказы » Шаламова – это художественное и философское исследование внутреннего мира человека, находящегося в лагере смерти. В частности, в них анализируется психология телесного и духовного умирания. При создании «поэтики смерти» писатель использует язык символов, метафор, аллюзий, реминисценций.

Список использованной литературы

1. Апанович Ф . Филиппика против силы // Шаламовский сборник. Вологда, 1997. Вып. 2.

2. Геллер М. Я . «Колымские рассказы» или «Левый берег»? // Русская мысль = La pensee russe. Париж, 1989. 22 сент. № 3794.

3. Есипов В . Норма литературы и норма бытия: Заметки о писательской судьбе: Заметки о писательской судьбе Варлама Шаламова / /Свободная мысль. М., 1994. №4.

5. Мишин Г. О жизни. О смерти. О вечном // Литература в школе. 1995. № 3.

6. Топер П . Трагическое в искусстве XX века // Вопросы литературы. 2000. № 2.

7. Шаламов В. Т. Избранное. СПб., 2003.

8. Шаламов В. Т. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. М, 2004.

9. Шаламов В. Т. О прозе // Шаламов В. Несколько моих жизней. Проза. Поэзия. Эссе. М., 1996.

10. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

11. Ясперс К . Духовная ситуация времени //Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.