Кому был посвящен роман белая гвардия. История создания романа булгакова "белая гвардия"

Харитонова Ольга Николаевна, учитель МБОУ гимназия им. Бунина города Воронежа

ИЗУЧЕНИЕ РОМАНА М.А. БУЛГАКОВА «БЕЛАЯ ГВАРДИЯ»

11 класс

Стандарт среднего (полного) общего образования по литературе рекомендуют старшеклассникам для чтения и изучения одно из произведений Михаила Булгакова: «Мастер и Маргарита» или «Белая гвардия». Имя Михаила Булгакова соседствует в программе с именами М.А. Шолохова, А.П. Платонова, И. Бабеля. Остановив выбор на романе «Белая гвардия», словесник создаст тем самым тематический ряд: «Тихий Дон», «Белая гвардия», «Сокровенный человек», рассказы из цикла «Конармия». Учащиеся, таким образом, получат возможность сравнить различные концепции исторической эпохи, различные подходы к теме «Человек и война».

УРОКИ № 1 – 2

«ВЕЛИК БЫЛ ГОД И СТРАШЕН ГОД ПО РОЖДЕСТВЕ ХРИСТОВОМ 1918»

«Белая гвардия», создававшаяся в 1922 – 1924 годах, - первое крупное произведение М.А. Булгакова. Впервые роман появился в неполном виде в 1925 году в частном московском журнале «Россия», где вышли две части из трех. Публикация не была закончена по причине закрытия журнала. Потом «Белая гвардия» печаталась на русском языке в Риге в 1927 году и в Париже в 1929 году. Полный текст увидел свет в советских изданиях в 1966 году.

«Белая гвардия» - произведение во многом автобиографическое, что неоднократно отмечалось литературной критикой. Так, исследователь творчества Булгакова В.Г. Боборыкин писал в монографии о писателе: «Турбины – это не кто иные, как Булгаковы, хотя, разумеется, кое-какие различия и есть. Дом № 13 по Андреевскому (в романе – Алексеевскому) спуску к Подолу в Киеве, и вся обстановка в нем, и в первую очередь та атмосфера, о которой сказано, - все булгаковское… И уж коль побываешь мысленно у Турбиных, можешь твердо сказать, что побывал в том самом доме, где проходили детство, и студенческая юность будущего писателя, и те полтора года, которые провел он в Киеве в разгар гражданской войны».

Краткое сообщение об истории создания и публикации произведения делает в начале урока один из учащихся. Основную часть занятия составляет беседа по тексту романа, анализ конкретных эпизодов и образов.

В центре внимания на данном уроке - романное изображение эпохи революции и Гражданской войны. Главная задача – проследить динамику образов Дома и Города, выявить те художественные средства, с помощью которых писателю удалось запечатлеть разрушающее воздействие войны на мирное бытие Дома и Города.

Ориентировочные вопросы для беседы:

Прочитайте первый эпиграф. Что дает символический образ бурана для понимания эпохи, отраженной в романе?

Чем, по-вашему, объясняется «библейский» зачин произведения? С каких позиций писатель смотрит на события Гражданской войны в России?

Какими символами писатель обозначил главный конфликт эпохи? Почему он избрал языческую символику?

Перенесемся мысленно в дом Турбиных. Что в атмосфере их дома особенно дорого Булгакову? С помощью каких многозначительных деталей писатель подчеркивает стабильность быта и бытия в этом семействе? (Анализ глав 1 и 2, часть 1.)

Сравните два «лика» Города – прежнего, довоенного, привидевшегося во сне Алексею Турбину, и нынешнего, пережившего неоднократную смену власти. Различается ли тон авторского повествования в обоих описаниях? (Глава 4, часть 1.)

В чем усматривает писатель симптомы «болезни» городского организма? Найдите приметы гибели красоты в атмосфере Города, охваченного бураном революции. (Главы 5, 6, часть 1.)

Какую роль в композиционной структуре романа играют сны?

Прочитайте сон Николки о паутине. Как символика сна отражает динамику образов Дома и Города? (Глава 11, часть 1.)

Олицетворением каких сил служит мортира, приснившаяся раненому Алексею Турбину? (Глава 12, часть 3.)

Как соотносится с явью, с действительностью Гражданской войны содержание сна Василисы о свиньях? (Глава 20, часть 3.)

Рассмотрите эпизод ограбления Василисы петлюровцами. Каков здесь тон авторского повествования? Можно ли назвать квартиру Василисы Домом? (Глава15, часть 3.)

Какое значение имеют в романе мотивы Бородина?

Кто виноват в том, что Дом, Город, Родина оказались на краю гибели?

Роман открывают два эпиграфа. Первый – из «Капитанской дочки» А.С.Пушкина. Этот эпиграф непосредственно соотносится с сюжетом произведения: действие происходит морозной и вьюжной зимой 1918 года. «Давно уже начало мести с севера, и метет, и метет»,- читаем в романе. Понятно, конечно, что смысл фразы аллегорический. Буря, ветер, метель сразу же ассоциируются в сознании читателя с социальными катаклизмами. «Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918…» Грозная эпоха со всей неотвратимостью бурной и величественной стихии надвигается на человека. Начало романа поистине библейское, если не сказать апокалипсическое. Все происходящее в России Булгаков рассматривает не с классовых позиций (как, например, Фадеев в «Разгроме»), с космических высот взирает писатель на агонию умирающей эпохи. «…И особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный дрожащий Марс». Противоборство Венеры и Марса: жизни и смерти, любви, красоты и войны, хаоса и гармонии – испокон веков сопровождает развитие цивилизации. В разгар Гражданской войны в России это противоборство обрело особенно зловещие формы. Использование писателем языческих символов призвано подчеркнуть трагедию народа, отброшенного кровавыми ужасами к временам доисторического варварства.

Вслед за тем внимание автора переключается на события частной жизни. Трагедией ознаменовалось «время перемен» и для семейства Турбиных: нет больше «мамы, светлой королевы». В «общий план» погибающей эпохи вписан «крупный план» человеческих похорон. И читатель становится невольным свидетелем того, как «белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол», как отпевали покойницу в маленькой церковке «Николая Доброго, что на Взвозе».

Все действие в романе концентрируется вокруг этого семейства. Красота и спокойствие – главные составляющие атмосферы турбинского дома. Наверное, поэтому он так притягателен для окружающих. За окнами свирепствует буран революции, а здесь тепло и уютно. Характеризуя неповторимую «ауру» этого дома, В.Г. Боборыкин в уже цитированной нами книге очень точно сказал о царящем тут «содружестве людей и вещей». Вот черные стенные часы в столовой, которые тридцать лет «родным голосом» отбивают минуты: тонк-танк. Вот «мебель старого красного бархата», «кровати с блестящими шишечками», «бронзовая лампа под абажуром». Проходишь по комнатам вслед за героями и вдыхаешь «таинственный» запах «старинного шоколада», которым пропитаны «шкапы с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой». Булгаков так и пишет с заглавной буквы без кавычек – ведь не произведения известных писателей стоят на полках книжного шкафа, здесь живут, являясь полноправными членами семейного содружества и Наташа Ростова, и Капитанская Дочка, и Пиковая Дама. И завещание умирающей матери «Живите… дружно», кажется, обращено не только к детям, но и к «семи пыльным комнатам», и к «бронзовой лампе», и к «золоченым чашкам», и к портьерам. И словно исполняя этот завет, вещи в турбинском доме чутко реагируют на изменения, даже весьма незначительные, в ритме жизни, в настроении жильцов. Так, гитара, названная «Николкиной подругой», издает свое «трень» в зависимости от ситуации то «нежно и глухо», то «неопределенно». «…Потому что пока, видите ли, ничего еще толком не известно…» - комментирует реакцию инструмента автор. В момент, когда состояние тревоги в доме достигает апогея, гитара «мрачно молчит». Самовар «поет зловеще и плюется», будто предупреждая хозяев о том, что «красота и прочность жизни» под угрозой разрушения, что «коварный враг», «пожалуй, может разбить снежный прекрасный город и осколки покоя растоптать каблуками». Когда в гостиной зашел разговор о союзниках, самовар запел и «угольки, подернутые седым пеплом, вывалились на поднос». Если вспомнить, что «серыми» жители города именовали союзнические с гетманской Украиной немецкие войска за цвет ворса «их серо-голубых» мундиров, деталь с угольками приобретает характер политического предсказания: немцы вышли из игры, предоставив Городу обороняться собственными силами. Словно поняв «намек» самовара, братья Турбины вопрошающе «посмотрели на печку». «Ответ – вот он. Пожалуйста:

Союзники – сволочи», - это уже надпись на изразце «вторит» голосу самовара.

К разным людям вещи относятся по-разному. Так, Мышлаевского всегда встречает «заливистый, тонкий звон» дверного звонка. Когда же на кнопку нажала рука капитана Тальберга, звоночек «затрепетал», силясь оградить «Елену ясную» от переживаний, которые принес и еще принесет ей этот чужой их Дому «прибалтийский человек». Черные столовые часы «забили, затикали, пошли ходуном» в момент объяснения Елены с мужем – и часы взволнованы происходящим: что же будет? Когда Тальберг спешно собирает вещи, торопливо оправдываясь перед супругой, часы «презрительно давятся». Но «генерального штаба карьерист» сверяет жизненное время не с семейными часами, у него другие часы – карманные, на которые он, боясь опоздать на поезд, то и дело поглядывает. У него и мораль карманная – мораль флюгера, думающего о сиюминутной выгоде. В сцене прощания Тальберга с Еленой пианино оскалило белые зубы-клавиши и «показало… партитуру Фауста…

Я за сестру тебя молю,

Сжалься, о, сжалься ты над ней!

Ты охрани ее»,-

чем едва не разжалобило отнюдь не склонного к сантиментам Тальберга.

Как видим, вещи в турбинском доме по-человечески переживают, волнуются, заступаются, умоляют, жалеют, предостерегают. Они способны выслушать и дать совет. Пример этого – разговор Елены со своим капором после отъезда мужа. Героиня поверяет капору сокровенные раздумья о неудавшемся браке, и капор « с интересом слушал, и щеки его осветились жирным красным светом», «спрашивал: - А что за человек твой муж?» Деталь многозначительная, ведь Тальберг стоит вне «содружества людей и вещей», хотя провел в Доме Турбиных более года со дня женитьбы.

Центром жилища, безусловно, является «Саардамский плотник». Жар его изразцов нельзя не ощутить, попав в семейную обитель. «Изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошечного Николку». На своей поверхности печь несет надписи и рисунки, сделанные в разное время и членами семьи, и турбинскими друзьями. Здесь запечатлены и шутливые послания, и признания в любви, и грозные пророчества – все, чем богата была жизнь семейства в разное время.

Ревностно оберегают красоту и домашний уют, тепло семейного очага обитатели дома по Алексеевскому спуску. Несмотря на тревогу, все больше и больше нагнетаемую в городской атмосфере, «скатерть бела и крахмальна», «на столе чашки с нежными цветами», «полы лоснятся, и в декабре, теперь на столе, в матовой, колонной, вазе голубые гортензии и две мрачные знойные розы, утверждающие красоту и прочность жизни…» Побываешь, даже кроткое время, в семейном гнезде Турбиных – и на душе становится светлее, и действительно начинаешь думать, что красота неистребима, как «бессмертны часы», как «бессмертен Саардамский плотник», чей «голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий».

Итак, образу Дома, практически отсутствовавшему в советской прозе тех лет, отведено одно из основных мест в романе «Белая гвардия».

Другой неодушевленный, но живой герой книги – Город.

«Прекрасный в морозе и тумане…» - этот эпитет открывает «слово» о Городе и, в конечном счете, является доминирующим в его изображении. Сад как символ рукотворной красоты поставлен в центр описания. Образ Города излучает необыкновенный свет. С рассветом Город просыпается «сияющий, как жемчужина в бирюзе». И этот божественный свет – свет жизни – поистине неугасим. «Как драгоценные камни, сияли электрические шары» уличных фонарей в ночное время. «Играл светом и переливался, светился, и танцевал, и мерцал Город по ночам до самого утра». Что такое перед нами? Уж не земной ли аналог града Божьего Нового Иерусалима, о котором упоминалось в «Откровении святого Иоанна Богослова»? Открываем Апокалипсис и читаем: «…город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены драгоценными камнями… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения его, ибо слава Божия осветила его…» То, что булгаковский Город находится под покровительством Божиим, подчеркивают заключительные строки описания: «Но лучше всего сиял электрический белый крест в руках громаднейшего Владимира на Владимирской горке, и был виден далеко, и часто <…> находили по его свету <…> путь на Город…» Однако не будем забывать, что таким Город был пусть в недалеком, но все же прошлом. Теперь прекрасный лик прежнего Города, Города, отмеченного печатью небесной благодати, может лишь привидеться в ностальгическом сне.

Новому Иерусалиму, «вечному золотому Городу» из турбинского сновидения противостоит Город 1918 года, нездоровое бытие которого заставляет вспомнить библейскую легенду о Вавилоне. С началом войны под сень Владимирского креста стекалась разномастная публика: бежавшие из столицы аристократы и банкиры, промышленники и купцы, поэты и журналисты, актрисы и кокотки. Облик Города потерял цельность, стал бесформенным: «Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка». Тон авторского повествования приобретает иронический и даже саркастический оттенок. Нарушилось естественное течение жизни, привычный порядок вещей распался. Горожане оказались втянуты в грязный политический спектакль. «Оперетка», разыгранная вокруг «игрушечного короля» - гетмана, изображена Булгаковым с откровенной издевкой. Весело подтрунивают над собой и сами обитатели «невсамделишного царства». Когда же «деревянный король» «получил мат», всем становится не до смеха: «оперетка» грозит вылиться в страшное мистериальное действо. «Чудовищные» знамения следуют одно за другим. Об одних «знамениях» писатель рассказывает эпически бесстрастно: «Среди бела дня… убили не кого иного, как главнокомандующего германской армией на Украине…» О других - с нескрываемой болью: «…побежали с верхнего Города – Печерска растерзанные, окровавленные люди с воем и визгом…», «рухнуло несколько домов…» Третьи «знамения» вызывают легкую насмешку, например «предзнаменование», обрушившееся на Василису в виде красавицы молочницы, которая объявила о подорожании своего товара.

И вот уже война на подступах к Городу, силится прокрасться к его сердцевине. Глубокая скорбь звучит в голосе автора, повествующего о том, как рушится мирная жизнь, как уходит в небытие красота. Бытовые зарисовки получают под пером художника символический смысл.

Салон мадам Анжу «Парижский шик», помещавшийся в самом центре Города, еще совсем недавно служил средоточием прекрасного. Теперь же на территорию Венеры со всей бесцеремонностью грубого вояки вторгся Марс, и то, что составляло обличье Красоты, обращено в «обрывки бумаги» и «красные и зеленые лоскутки». С коробками из-под дамских шляпок соседствуют «ручные бомбы с деревянными рукоятками и несколько кругов пулеметных лент». Рядом со швейной машинкой «высовывал свое рыльце пулемет». И то и другое – творение рук человеческих, только первое являет собой орудие созидания, а второе несет разрушение и смерть.

Городскую гимназию Булгаков сравнивает с гигантским кораблем. Некогда на этом корабле, «вынесшем в открытое море десятки тысяч жизней», царило оживление. Ныне здесь «мертвый покой». Гимназический сад превращен в склад боеприпасов: «…страшно тупорылые мортиры торчат под шеренгою каштанов…» А немного погодя «каменная коробка» оплота просвещения взвоет от звуков «страшного марша» вошедшего туда взвода, и даже крысы, что «сидели в глубоких норах» подвала, «ошалеют от ужаса». И сад, и гимназию, и магазин мадам Анжу мы видим глазами Алексея Турбина. «Хаос мироздания» порождает растерянность в душе героя. Алексей, как и многие окружающие люди, не в состоянии понять причины происходящего: «… куда же все делось?<…> Почему в гимназии цейхгауз?<…> куда девалась мадам Анжу и почему бомбы в ее магазине легли рядом с пустыми картонками?» Ему начинает казаться, что «черная туча заслонила небо, что налетел какой-то вихрь и смыл всю жизнь, как страшный вал смывает пристань».

Изо всех сил упорствует, не хочет сдаваться на штурм революционных бурь твердыня турбинского Дома. Ни уличная стрельба, ни известие о гибели царской семьи не могут первое время заставить его старожилов поверить в реальность грозной стихии. Холодное, мертвенное дыхание вьюжной эпохи и в прямом, буквальном, и в переносном смысле слова впервые коснулось обитателей этого острова тепла и уюта с приходом Мышлаевского. После бегства Тальберга домочадцы почувствовали неотвратимость приближающейся катастрофы. Вдруг пришло осознание того, что «трещина в вазе турбинской жизни» образовалась не сейчас, а гораздо раньше, и все то время, пока они упорно отказывались взглянуть правде в глаза, живительная влага, «добрая вода» «уходила через нее незаметно», и теперь, оказывается, сосуд почти пуст. Умирающая мать оставила детям духовное завещание: «Живите дружно». «А им придется мучиться и умирать». «Жизнь-то им перебило на самом рассвете». «Кругом становилось все страшнее и страшнее. На севере воет и воет вьюга, а здесь под ногами глухо погромыхивает, ворчит встревоженная утроба земли». Шаг за шагом «хаос мироздания» осваивает жизненное пространство Дома, внося разлад в «содружество людей и вещей». Сдернут с лампы абажур. На столе не видно знойных роз. Полинявший Еленин капор, подобно барометру, указывает, что прошлого не вернуть, а настоящее безотрадно. Предчувствием беды, грозящей семейству, проникнут сон Николки о тугой паутине, опутавшей все вокруг. Кажется, так просто: отодвинь ее от лица – и тебе откроется «чистейший снег, сколько угодно, целые равнины». Но паутина опутывает все туже и туже. Удастся ли не задохнуться?

С приездом Лариосика в Доме начинается настоящий «полтергейст»: капор окончательно «растерзан», с буфета сыплется посуда, разбит любимый мамин праздничный сервиз. И конечно, не в Лариосике тут дело, не в этом неуклюжем чудаке. Хотя в известной мере Лариосик – фигура символическая. В концентрированном, «сгущенном» виде он воплощает качество, присущее в разной степени всем Турбиным и, в конечном счете, большинству представителей русской интеллигенции: он живет «в себе», вне времени и пространства, не беря в расчет войн и революций, перебоев с доставкой почты и экономических неурядиц: так, он искренне удивлен, узнав, что Турбины не получили до сих пор телеграмму, извещавшую о его приезде, и всерьез надеется взамен разбитого сервиза купить в магазине назавтра новый. Но жизнь заставляет услышать звучание времени, каким бы неприятным для человеческого слуха, как, например, звон разбитой посуды, оно ни было. Так что поиски «покоя за кремовыми шторами» оказались тщетными для Лариона Ларионовича Суржанского.

И вот уже война властвует в Доме. Вот ее «знаки»: «тяжелый запах йода, спирта и эфира», «военный совет в гостиной». А браунинг в коробке из-под карамели, подвешенный на канате у окна, - разве это не сама Смерть тянется к Дому? Мечется в жару лихорадки раненый Алексей Турбин. «Поэтому часы не били двенадцать раз, стояли молча стрелки и были похожи на сверкающий меч, обернутый в траурный флаг. Виною траура, виною разнобоя на жизненных часах всех лиц, крепко привязанных к пыльному и старому турбинскому уюту, был тонкий ртутный столбик. В три часа в спальне Турбина он показал 39,6». Образ мортиры, которая мерещится раненому Алексею, мортиры, заполнившей собой все пространство квартиры, являет собой символ разрушения, которому Война подвергает Дом. Дом не умер, но перестал быть Домом в высшем смысле этого слова; он теперь лишь пристанище, «как постоялый двор».

Об этом же – о разрушении жизни – говорит сон Василисы. Клыкастые свиньи, взрывшие своими пятачками грядки в огороде, олицетворяют деструктивные силы, деятельность которых перечеркнула результаты векового созидательного труда народа и поставила страну на грань катастрофы. Помимо того, что сон Василисы о свиньях имеет обобщенно-аллегорический смысл, он почти напрямую соотносится с конкретным эпизодом из жизни героя – ограблением его петлюровскими бандитами. Ночной кошмар, таким образом, смыкается с явью. Ужасающая картина уничтожения огородной растительности в Василисином сновидении перекликается с варварством реальным – с надругательством, учиненным петлюровцами над жилищем четы Лисовичей: «Гигант пачками легко, игрушечно, сбросил с полки ряд за рядом книги <…> Из ящиков <…> выскакивали груды бумаг, печати, печатки, карточки, ручки, портсигары.<…> Урод перевернул корзину. <…> В спальне мгновенно хаос: полезли из зеркального шкафа, горбом, одеяла, простыни, кверху ногами встал матрац…» Но – странное дело! – писатель как будто и не сочувствует персонажу, сцена описана в откровенно комических тонах. Василиса поддался азарту накопительства и превратил святыню Дома во вместилище нажитого добра, буквально начинив плоть своей квартиры-крепости многочисленными тайниками, - за это его и постигла кара. Во время обыска даже лампочка люстры, до этого источавшая «с неполно накаленных нитей тусклый красноватый свет», вдруг «вспыхнула ярко-бело и радостно». «Электричество, разгораясь к ночи, разбрызгивало веселый свет», оно словно помогает новоявленным экспроприаторам собственности отыскивать припрятанные сокровища.

А еще служит этот сон косвенным напоминанием о том, что, говоря словами Ф.М. Достоевского, «всякий пред всеми за всех виноват», что каждый в ответе за совершающееся вокруг. Герой «Братьев Карамазовых» отмечал: «…не знают только этого люди, а если б узнали – сейчас был бы рай!» Василисе, чтобы осознать эту истину, чтобы понять, что и он стоит в ряду тех, кто позволил розовеньким поросятам перерасти в клыкастых чудовищ, понадобилось пережить бандитский налет. Совсем недавно приветствовавший силы, свергнувшие самодержавие, Василиса теперь обрушивает поток ругательств на устроителей так называемой революции: «Вот так революция… хорошенькая революция. Вешать их надо было всех, а теперь поздно…»

За двумя главными образами романа – Дома и Города – просматривается другое важное понятие, без которого нет человека, - Родина. Мы не найдем у Булгакова трескучих патриотических фраз, но не можем не почувствовать боль писателя за то, что происходит в отечестве. Поэтому так настойчиво звучат в произведении мотивы, которые можно было бы назвать «Бородинскими». Знаменитые лермонтовские строки: «…ведь были ж схватки боевые!? Да говорят еще какие!!! Не да-а-а-а-ром помнит вся Россия // Про день Бородина!!» - усилены гремящими басами под сводами гимназии. Вариации на тему Бородина развивает в своей патриотической речи перед рядами артиллеристов полковник Малышев. Булгаковский герой во всем подобен лермонтовскому:

Полковник наш рожден был хватом,

Слуга царю, отец солдатам…

Малышеву, правда, не пришлось проявить героизм на поле брани, но «отцом солдатам» и офицерам он стал в полном смысле слова. И об этом речь еще впереди.

Славные страницы российской истории воскрешает панорама Бородинского сражения на полотне, что висит в вестибюле гимназии, превращенной в цейхгауз в это смутное время. Марширующим по коридорам юнкерам мнится, что «сверкающий Александр» с картины острием палаша указует им путь. Офицеры, прапорщики, юнкера – все равно понимают, что слава и доблесть предков не могут быть посрамлены ныне. Но писатель подчеркивает, что этим патриотическим порывам суждено пропасть втуне. Вскоре артиллеристы мортирного дивизиона, преданные начальством и союзниками, будут распущены Малышевым и, в панике срывая погоны и другие знаки воинского отличия, разбегутся кто куда. «Ах, боже мой, боже мой! Нужно защищать теперь…Но что? Пустоту? Гул шагов? Разве ты, Александр, спасешь Бородинскими полками гибнущий дом? Оживи, сведи их с полотна! Они побили бы Петлюру». Пропадет втуне и эта мольба Алексея Турбина.

И невольно возникает вопрос: кто же виноват в том, что, говоря словами Анны Ахматовой, «все расхищено, предано, продано»? Такие, как германский майор фон Шратт, ведущий двойную игру? Такие, как Тальберг или гетман, в извращенном, эгоистичном сознании которых выхолощено до предела содержание понятий «родина» и «патриотизм»? Да, они. Но не только они. Булгаковские герои не лишены чувства ответственности, вины за хаос, в который ввергнуты Дом, Город, Отечество в целом. «Просентиментальничали жизнь», - подытоживает Турбин-старший свои раздумья о судьбе родины, о судьбе своей семьи.

УРОК № 3

«И СУДИМ БЫЛ КАЖДЫЙ ПО ДЕЛАМ СВОИМ»

Предметом рассмотрения на данном уроке-семинаре является тема «Человек и война». Основной вопрос, на который предстоит ответить:

- Как в экстремальных ситуациях Гражданской войны проявляется нравственная сущность человека и какой смысл имеет в этой связи второй эпиграф – цитата из Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсиса)?

Готовясь к семинару, старшеклассники анализируют дома эпизоды, предложенные учителем (материал для самоподготовки педагог-словесник заранее распределяет между учащимися). Таким образом, «сердцевину» урока составляют выступления ребят. При необходимости учитель дополняет сообщения учеников. Безусловно, внести дополнения в ходе семинара могут также все желающие. Итоги обсуждения центральной проблемы подводятся коллективно.

Эпизоды, которые предлагаются для анализа на семинарском занятии:

1. Отъезд Тальберга (ч.1, гл. 2).

2. Рассказ Мышлаевского о событиях под Красным Трактиром (ч. 1, гл. 2).

3. Два выступления полковника Малышева перед офицерами и юнкерами

(ч. 1, гл. 6,7).

4. Предательство полковника Щеткина (ч. 2, гл. 8).

5. Гибель Най-Турса (ч. 2, гл. 11).

6. Николка Турбин помогает семье Най-Турса (ч. 3, гл. 17).

7. Молитва Елены (ч.3, гл. 18).

8. Русаков читает Священное писание (ч. 3, гл. 20).

9. Сон Алексея Турбина о рае господнем (ч. 1, гл. 5).

Война обнажает «изнанку» человеческих душ. Идет проверка основ личности. По вечным законам справедливости судим будет каждый «сообразно с делами своими» - утверждает автор, помещая в эпиграф строки из апокалипсиса. Тема возмездия за содеянное, тема моральной ответственности за свои поступки, за выбор, который человек делает в жизни, - ведущая тема романа.

А поступки у разных людей разные, равно как и их жизненный выбор. «Генерального штаба карьерист» и приспособленец с «двухслойными глазами» капитан Тальберг при первой же опасности бежит за границу «крысьей побежкой», самым бессовестным образом бросив на произвол судьбы жену. «Мерзавец он. Больше ничего! <…> О, чертова кукла, лишенная малейшего понятия о чести!» - такую характеристику дает Елениному мужу Алексей Турбин. О «перевертышах» с флюгерной философией с презрением и брезгливостью говорит Алексей: «Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора Курицького, он, изволите ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Мобилизация <…>, жалко, что вы не видели, что делалось вчера в участках. Все валютчики знали о мобилизации за три дня до приказа. Здорово? И у каждого грыжа. У всех верхушка правого легкого, а у кого нет верхушки, - просто пропал, словно сквозь землю провалился».

Людей, подобных Тальбергу, людей, погубивших прекрасный Город, предавших своих близких, не так уж мало на страницах романа. Это и гетман, и полковник Щеткин, и прочая, по выражению Мышлаевского, «штабная сволочь». Поведение полковника Щеткина отличается особым цинизмом. В то время как в цепи под Красным Трактиром замерзают вверенные ему люди, он в теплом вагоне первого класса попивает коньяк. Со всей очевидностью цена его «патриотических» речей («Господа офицеры, вся надежда города на вас. Оправдайте доверие гибнущей матери городов русских») обнаруживается, когда войско Петлюры подходит к Городу. Напрасно напряженно ждут приказа из штаба офицеры и юнкера, напрасно тревожат они «телефонную птицу». «Полковника Щеткина уже с утра не было в штабе…» Тайно переодевшись в «штатское мохнатое пальто», он спешно отбыл в Липки, где в алькове «хорошо обставленной квартиры» его заключила в объятия «полная золотистая блондинка». Тон авторского повествования становится яростным: «Ничего этого не знали юнкера первой дружины. А жаль! Если бы знали, то, может быть, осенило бы их вдохновение, и, вместо того чтобы вертеться под шрапнельным небом у Пост-Волынского, отправились бы они в уютную квартирку в Липках, извлекли бы оттуда сонного полковника Щеткина и, выведя, повесили бы его на фонаре, как раз напротив квартирки с золотистою особой».

Обращает на себя внимание фигура Михаила Семеновича Шполянского, «человека с глазами змеи и с черными баками». Предтечей антихриста называет его Русаков. «Он молод. Но мерзости в нем, как в тысячелетнем дьяволе. Жен он склоняет на разврат, юношей на порок…» - поясняет Русаков данное Шполянскому определение. Онегинская внешность не помешала председателю «Магнитного Триплета» продать душу дьяволу. «Он уехал в царство антихриста в Москву, чтобы подать сигнал и полчища аггелов вести на этот Город», - говорит Русаков, имея в виду переход Шполянского на сторону Троцкого.

Но, слава Богу, мир держится не на таких, как Тальберг, Щеткин или Шполянский. Любимые герои Булгакова в экстремальных обстоятельствах поступают по совести, мужественно исполняют свой долг. Так, Мышлаевский, оберегая Город, мерзнет в легкой шинели и сапогах на жутком морозе с сорока такими же, как он, офицерами, подставленными «штабной сволочью». Едва не обвиненный в предательстве полковник Малышев поступает единственно честно в создавшейся ситуации – распускает по домам юнкеров, осознав бессмысленность сопротивления петлюровцам. Най-Турс, как отец, заботится о вверенном ему корпусе. Не могут не тронуть читателя эпизоды, рассказывающие о том, как он получает валенки для юнкеров, как прикрывает пулеметным огнем отход своих подопечных, как срывает погоны с Николки и кричит голосом «кавалерийской трубы»: «Удигай, гвупый мавый! Говогю – удигай!» Последнее, что командир успел сказать, было: «…бгосьте гегойствовать к чегтям…» Он умирает с чувством выполненного долга, жертвуя собой ради спасения семнадцатилетних мальчиков, напичканных лжепатриотическими лозунгами, мечтавших, подобно Николке Турбину, о высоком подвиге на поле брани. Смерть Ная и есть настоящий подвиг, подвиг во имя жизни.

Людьми долга, чести и немалого мужества оказываются и сами Турбины. Они не предают ни своих друзей, ни своих убеждений. Мы видим их готовность защищать Родину, Город, Дом. Алексей Турбин ныне гражданский врач и мог бы не принимать участия в военных действиях, однако записывается в дивизион Малышева вместе с товарищами Шервинским и Мышлаевским: «Завтра, я уже решил, я иду в этот самый дивизион, и если ваш Малышев не возьмет меня врачом, я пойду рядовым». Николке не удалось проявить героизм на поле брани, о котором он мечтал, но он совсем по-взрослому, великолепно справляется с обязанностями унтер-офицера в отсутствие позорно сбежавших штабс-капитана Безрукова и командира отдела. Через весь Город вывел Турбин-младший на боевые рубежи двадцать восемь юнкеров и готов был отдать жизнь за родной Город. И, наверное, в самом деле лишился бы жизни, если бы не Най-Турс. Затем Николка, рискуя собой, находит родню Най-Турса, стойко выносит все ужасы пребывания в анатомичке, помогает похоронить командира, навещает мать и сестру погибшего.

Достойным членом турбинского «содружества» стал в конце концов и Лариосик. Чудаковатый птицевод, он был поначалу довольно настороженно встречен у Турбиных, воспринимался как помеха. Перенеся вместе с семейством все невзгоды, он позабыл о житомирской драме, научился смотреть на чужие беды как на свои собственные. Оправившийся после ранения Алексей думает: «Лариосик очень симпатичный. Он не мешает семье. Нет, скорее нужен. Надо его поблагодарить за уход…»

Рассмотрим также эпизод молитвы Елены. Молодая женщина обнаруживает удивительную самоотверженность, она готова пожертвовать личным счастьем, лишь бы брат был жив и здоров. «Мать-заступница, - обращается Елена к почерневшему лику Богоматери, стоя на коленях перед старой иконой. - <…> Пожалей нас.<…> Пусть Сергей не возвращается… Отымаешь – отымай, но этого смертью не карай… Все мы в крови повинны. Но ты не карай».

Нравственное прозрение даровал писатель и такому персонажу, как Русаков. В финале романа мы застаем его, в недавнем прошлом автора богохульных стихов, за чтением Священного Писания. Горожанин, являющий собой символ нравственного разложения («звездная сыпь» сифилитика на груди поэта – симптом не только физического недуга, но и духовного хаоса), обратился к Богу – значит положение «этого Города, который гниет так же, как и» Русаков, отнюдь не безнадежно, значит Дорогу к Храму не занесло еще буранами революции. Путь к спасению не заказан никому. Пред Вседержителем Вселенной не существует деления на красных и белых. Господь одинаково милостив ко всем сирым и заблудшим, души которых открыты для покаяния. И нужно помнить, что однажды придется держать ответ перед вечностью и что «судим будет каждый по делам своим».

УРОК № 4

«КРАСОТА СПАСЕТ МИР»

- Победой какой из сторон завершается в романе символический поединок Венеры и Марса?

Поиски ответа на этот основополагающий для художественной концепции произведения вопрос составляет «ядро» заключительного урока. При подготовке к занятию можно поделить учащихся на две группы, условно говоря, «марсиан» и «венерианцев». Каждая группа получает предварительное задание подобрать текстуальный материал, продумать аргументы в пользу «своей» стороны.

Урок проходит в форме диспута . Представители спорящих сторон поочередно «берут» слово. Направляет обсуждение, конечно, учитель.

Группа учащихся № 1

Марс: война, хаос, смерть

1. Похороны жертв резни в Попелюхе (ч. 1, гл. 6).

Прочитайте разговор, услышанный в толпе Алексеем Турбиным. В чем видят свидетели происшедшего симптомы конца света?

Почему Алексея тоже захватила волна ненависти? Когда ему стало стыдно за свой поступок?

2. Изображение еврейских погромов в романе (ч. 2, гл. 8; ч. 3, гл. 20).

Как в этих эпизодах отразилась жестокость войны?

С помощью каких деталей Булгаков показывает, что человеческая жизнь предельно обесценена?

3. «Охота» на людей на улицах Города (на примере бегства Алексея Турбина) (ч. 3, гл. 13).

Прочитайте отрывок, начиная от слов: «В упор на него, по Прорезной покатой улице…» - и заканчивая фразой: «Седьмая себе». Какое сравнение находит писатель для того, чтобы передать внутреннее состояние человека, «бегущего под пулями»?

Почему человек превратился в загнанного зверя?

4. Разговор Василисы и Карася (ч. 3, гл. 15).

Прав ли Василиса в оценке революции? Как вы думаете, согласен ли автор со своим героем?

5. Церковная служба в Софийском соборе в период «правления» Петлюры (ч. 3, гл. 16).

Как реализуется в данном эпизоде мотив бесовщины?

Какие еще сцены романа изображают разгул «нечистой силы» в Городе?

6. Прибытие бронепоезда «Пролетарий» на станцию Дарница (ч. 3, гл. 20).

Можно ли приход в Город большевиков считать победой Марса?

Какие детали призваны подчеркнуть воинственную, «марсианскую» природу пролетарской власти?

Материал для подготовки к уроку

Группа учащихся № 2

Венера: мир, красота, жизнь

1. Алексей Турбин и Юлия Рейс (ч. 3, гл. 13).

Расскажите о чудесном спасении героя. В чем символическое значение этого эпизода?

2. Три встречи Николки Турбина (ч. 2, гл. 11).

Какие чувства всколыхнула в душе героя встреча с «Нероном»? Как Николке удалось подавить в себе ненависть?

Перескажите эпизод, где Николка выступает в качестве спасителя.

Чем поразила Николку дворовая сценка?

3. Обед у Турбиных (ч. 3, гл. 19).

Как изменилась обстановка в доме Турбиных?

Удалось ли выстоять «содружеству людей и вещей»?

4. Сон Елены и сон Петьки Щеглова (ч. 3, гл. 20).

Что сулит будущее булгаковским героям?

Каково значение снов для выявления авторской концепции жизни и эпохи?

5. «Звездный» пейзаж в финале романа.

Прочитайте пейзажную зарисовку. Как вы понимаете заключительные слова автора о звездах?

Через все произведение проходит мотив конца света. «- Господи… последние времена. Что ж это, режут людей?..» - слышит Алексей Турбин на улице. Попираются гражданские и имущественные права человека, забыто о неприкосновенности жилища, да и самая человеческая жизнь обесценена до предела. Эпизоды убийства Фельдмана и расправы с безвестным уличным прохожим приводят в ужас. За что, например, рубанули шашкой по голове «мирного жителя» Якова Фельдмана, бежавшего к повитухе? За то, что впопыхах предъявил новым властям «не тот» документ? За то, что поставлял в гарнизон города стратегически важный продукт – сало? Или потому, что сотнику Галаньбе захотелось «разгуляться» в разведке? «Жидюга…» - раздалось в адрес Якова Григорьевича, едва его «котиковый пирожок» показался на пустынной улице. Ба, да это начало еврейского погрома. Так и не добрался Фельдман до повивальной бабки. Не узнает читатель и того, что сталось с женой Фельдмана. Неисповедимы пути Господни, тем более тропки, заметенные бураном «междоусобной брани». Торопился человек, чтобы помочь появлению на свет новой жизни, а обрел смерть. Сцена расправы с безвестным уличным прохожим, завершающая изображение еврейских погромов, ничего, кроме ужаса и содрогания, вызвать не может. Ничем не оправданная жестокость. Под пером писателя эпизод этот перерастает рамки частного трагического происшествия и обретает глобальный символический смысл. Булгаков заставляет читателя взглянуть в лицо самоё смерти. И задуматься о цене жизни. «Заплатит ли кто-нибудь за кровь?» - вопрошает писатель. Вывод, который он делает, малоутешителен: «Нет. Никто… Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто». Поистине осуществилось грозное апокалипсическое пророчество: «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». Эти слова прочел Турбину-старшему отец Александр и оказался прав сторицей. Понятно, что революция видится Булгакову отнюдь не борьбой за высокую идею счастья народного. Хаос и бессмысленное кровопролитие – вот, что такое революция, в глазах писателя. «Революция уже выродилась в пугачевщину», - говорит инженер Лисович Карасю. Думается, под этими словами мог бы подписаться сам Булгаков. Вот они, деяния новоявленного Пугачева: «Да-с, смерть не замедлила.<…> Самоё её не было видно, но, явственно видный, предшествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели и холоду в дырявых лаптишках <…> и выл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится ни одно начинании на Руси. Запорхали легонькие красные петушки…» Но главную опасность революции для общества булгаковский Василиса видит не столько в смуте политической, в уничтожении материальных ценностей, сколько в смуте духовной, в том, что разрушена система моральных табу: «Да ведь дело, голубчик, не в одной сигнализации! Никакой сигнализацией вы не остановите того развала и разложения, которые свили себе гнездо в душах человеческих». Однако добро бы только пугачевщина, а то ведь – бесовщина. Нечистая сила куражится на улицах города. Нет больше Нового Иерусалима. Нет и Вавилона. Содом, настоящий Содом. Не случайно читают Турбины «Бесов» Ф.М.Достоевского. Под сводами гимназии чудятся Алексею Турбину писк и шорохи, «точно проснулись демоны». Апофеоз бесовщины связывается писателем с приходом в город петлюровцев. «Пэтурра», бывший узник камеры с мистическим номером 666 , - уж не сатана ли это? В период его «правления» даже праздничная церковная служба оборачивается соборным грехом: «Через все проходы, в шорохе, гуле, несло полузадушенную, опьяненную углекислотой толпу. То и дело вспыхивали болезненные крики женщин. Карманные воры с черными кашне работали сосредоточенно тяжело, продвигая в слипшихся комках человеческого давленого мяса ученые виртуозные руки. Хрустели тысячи ног…

И не рад, что пошел. Что же это делается?

Чтоб тебя, сволочь, раздавило…»

Не несет просветления и церковный благовест: «Софийский тяжелый колокол на главной колокольне гудел, стараясь покрыть всю эту страшную кутерьму. Маленькие колокола тявкали, заливаясь, без ладу и складу, вперебой, точно сатана влез на колокольню, сам дьявол в рясе и, забавляясь, поднимал гвалт… Метались и кричали маленькие колокола, словно яростные собаки на цепи». Крестный ход выливается в чертовщину, едва на старой площади Софии силы Петлюры устраивают военный «парад». Старцы на паперти гнусавят: «Ой, когда конец века искончается, // А тогда Страшный суд приближается…» Чрезвычайно важно отметить, что и крестный ход, и парад петлюровских банд смыкаются, находя единое завершение в облаве на тех, «кто в погонах», в расстреле белых офицеров у церковного палисадника. Кровь жертв буквально вопиет… нет, не из земли даже – с небес, с купола Софийского собора: «Совершенно внезапно лопнул в прорезе между куполами серый фон, и показалось в мутной мгле внезапное солнце. Было оно… совершенно красно, как чистая кровь. От шара… протянулись полосы запекшейся крови и сукровицы. Солнце окрасило в кровь главный купол Софии, а на площадь от него легла странная тень…» Этот кровавый отсвет осеняет чуть позже и оратора, агитирующего собравшихся за власть советов, и толпу, ведущую «большевика-провокатора» на расправу. Конец Петлюры не становится, однако, концом чертовщины. Рядом со Шполянским, которого в романе именуют агентом дьявола-Троцкого, «Пэтурра» всего лишь мелкий бес. Именно Шполянский руководил подрывной операцией по выведению из строя военной техники у петлюровцев. Надо полагать, делал он это по заданию Москвы, куда и отбыл, со слов Русакова, подготавливать наступление «царства антихриста». В конце романа Шервинский сообщает за обедом, что на Город движется новое воинство:

« - Маленькие, как кокарды, пятиконечные… на папахах. Тучей, говорят, идут… Словом, в полночь будут здесь…

Почему такая точность: в полночь…»

Как известно, полночь – излюбленное время «шалостей» нечистой силы. Не есть ли это те самые «полчища аггелов», посланные по сигналу сатанинского прихвостня Шполянского? Неужели и впрямь конец света?

Заключительная 20-ая глава открывается словами: «Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, но 1919 был его страшней». За сценой убийства прохожего гайдамацкой дивизией следует многозначительная пейзажная зарисовка: «И в ту минуту, когда лежащий испустил дух, звезда Марс над слободкой под Городом вдруг разорвалась в замерзшей выси, брызнула огнем и оглушительно ударила». Марс торжествует победу. «За окнами расцветала все победоноснее студеная ночь… Играли звезды, сжимаясь и расширяясь, и особенно высоко была звезда красная и пятиконечная – Марс». Даже голубая прекрасная Венера получает красноватый оттенок. «Пятиконечный Марс», царствующий на звездном небосводе, - уж не намек ли это на большевистский террор? И большевики не замедлили явиться: на станцию Дарница прибыл бронепоезд «Пролетарий». А вот и сам пролетарий: «А у бронепоезда… ходил, как маятник, человек в длинной шинели, рваных валенках и остроконечном куколе-башлыке». Большевистский часовой чувствует кровную связь с воинственной планетой: «Вырастал во сне небосвод невиданный. Весь красный, сверкающий и весь одетый Марсами в их живом сверкании. Душа человека мгновенно наполнилась счастьем… а от голубой луны фонаря временами поблескивала на груди человека ответная звезда. Она была маленькая и тоже пятиконечная». С чем же пришел в Город Марсов слуга? Принес он народам не мир, но меч: «Винтовку он нежно лелеял в руке, как уставшая мать ребенка, и рядом с ним ходила меж рельсами, под скупым фонарем, по снегу, острая щепка черной тени и теневой беззвучный штык». Он, пожалуй, замерз бы на посту, этот голодный, зверски уставший часовой, если бы не был разбужен окриком. Так неужели он остался жить только для того, чтобы, подпитываясь жестокой энергетикой Марса, сеять вокруг себя смерть?

И все же авторская концепция жизни и исторической эпохи не замыкается на пессимизме. Ни войнам, ни революциям не уничтожить красоту, ибо она составляет основу общечеловеческого, вселенского бытия. Укрываясь в магазине мадам Анжу, Алексей Турбин отмечает, что, несмотря на беспорядок и бомбы, там «до сих пор пахнет духами… слабо, но пахнет».

Показательны в этом плане картины бегства обоих Турбинных: старшего – Алексея и младшего – Николки. Идет настоящая «охота» на людей. Бегущий «под выстрелами» человек уподоблен писателем загнанному зверю. На бегу Алексей Турбин «совершенно по-волчьи» косит глазами и, отстреливаясь, скалит зубы. На смену ненужному в подобных случаях уму приходит, по выражению автора, «мудрый звериный инстинкт». Николку, «сражающегося» с Нероном (так юнкер про себя окрестил рыжебородого дворника, запершего ворота), Булгаков сравнивает то с волчонком, то с боевым петухом. Долго потом будут преследовать героев и во сне, и наяву возгласы: «Тримай! Тримай!» Однако картины эти знаменуют собой прорыв человека сквозь хаос и смерть к жизни и любви. Алексею спасение является в образе женщины «необычайной красоты» – Юлии Рейс. Словно сама Венера спустилась с небес, чтобы заслонить героя от гибели. Правда, исходя из текста, скорее напрашивается сравнение Юлии с Ариадной, которая выводит Тесея-Турбина из коридора городских подворотен, минуя многочисленные ярусы какого-то «сказочного белого сада» («Ишь лабиринт… словно нарочно», - очень смутно подумал Турбин…») в «странный и тихий домик», где не слышен вой революционных вихрей.

Николка же, вырвавшись из лап кровожадного Нерона, не только спасается сам, но и выручает неразумного юного кадета. Так Николка продолжил най-турсову эстафету жизни, эстафету добра. В довершение всего Николка становится свидетелем уличной сценки: во дворе дома № 7 (счастливое число!) мирно играют малыши. Наверняка днем раньше герой не нашел бы в этом ничего примечательного. Но огненный марафон по городским улицам заставил его иначе взглянуть на подобное дворовое происшествие. «Катаются мирно так», - удивленно подумал Николка. Жизнь есть жизнь, она продолжается. И ребятишки съезжают с горки на салазках, весело хохочут, в детской наивности не понимая, «чего это стреляют там наверху». Впрочем, война наложила свой безобразный отпечаток и на детские души. Паренек, что стоял в сторонке от малышей и ковырял в носу, со спокойной уверенностью на вопрос Николки отвечает: «Офицерню бьют наши». Фраза прозвучала как приговор, и Николку покоробило от сказанного: от грубо-просторечного «офицерня» и особенно от слова «наши» - свидетельства того, что и в детском восприятии действительность расколота революцией на «своих» и «чужих».

Добравшись до дома и выждав некоторое время, Николка отправляется «на разведку». Ничего нового о происходящем в Городе он, разумеется, не узнал, зато по возвращении он увидел сквозь окошко примыкающего к дому флигелька, как соседка Марья Петровна мыла Петьку. Мать выжимала на голове мальчика губку, «мыло залезло ему в глаза», и он захныкал. Продрогший на холоде Николка всем своим существом ощутил мирное тепло этого жилища. Теплеет и на душе у читателя, который вместе с булгаковским героем задумывается о том, как это, в сущности, прекрасно, когда ребенок плачет оттого только, что мыло попало в глаза.

Много пришлось вынести Турбиным в течение зимы 1918-1919 годов. Но, несмотря на невзгоды, в финале романа в их доме за общей трапезой вновь собираются все (не считая, разумеется, сбежавшего Тальберга). «И все было по-прежнему, кроме одного – не стояли на столе мрачные, знойные розы, ибо давно уже не существовало разгромленной конфетницы Маркизы, ушедшей в неизвестную даль, очевидно, туда, где покоится и мадам Анжу. Не было и погон ни на одном из сидевших за столом, и погоны уплыли куда-то и растворились в метели за окнами». В теплом Доме слышатся смех и музыка. Пианино изрыгает марш «Двуглавый орел». «Содружество людей и вещей» выстояло, и это главное.

Итог романного действия подводит целая «кавалькада» снов. Елене писатель посылает пророческий сон о судьбе ее близких и друзей. В композиционной структуре романа этот сон играет роль своеобразного эпилога. А живущий по соседству с Турбиными во флигельке Петька Щеглов бежит во сне по зеленому лугу, простирая руки навстречу сияющему солнечному шару. И хочется надеяться, что будущее ребенка будет таким же «простым и радостным», как его сон, утверждающий неистребимость красоты земного мира. Петька «от удовольствия расхохотался во сне». И сверчок «весело стрекотал за печкой», вторя смеху ребенка.

Роман венчает картина звездной ночи. Над «грешной и окровавленной землей» высится «полночный крест Владимира», издали напоминающий «угрожающий острый меч». «Но он не страшен, - уверяет художник. – Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся. < > Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» Писатель призывает каждого из нас взглянуть на свое земное бытие с иных позиций и, ощутив на себе дыхание вечности, соизмерять жизненное поведение с ее поступью.

Итог изучения темы «Литература 20-х годов» - письменная работа .

Ориентировочные темы сочинений

Образ Города как смысловой центр романа «Белая гвардия».

«Кто дома не строил – земли недостоин». (М. Цветаева.)

Судьба русской интеллигенция в эпоху революции.

Символика снов в романе «Белая гвардия».

Человек в вихре войны.

«Красота спасет мир» (Ф. Достоевский).

«…Только любовью держится и движется жизнь». (И. Тургенев.)

Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. Книга для учащихся старших классов. – М.: Просвещение, 1991. – С. 6.

Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. Книга для учащихся старших классов. – М.: Просвещение, 1991. – С. 68.

Роман имеет кольцевую композицию. Он начинается и заканчивается грозными предчувствиями апокалипсиса. В романе присутствует мотив дьявольщины. С ним связаны такие детали, как преисподняя, ад, куда спускаются Николка с сестрой Най-Турса в поисках его тела, «чертова кукла» Тальберг, черт в рясе на колокольне собора, демон – Шполянский, демон – Шервинский...

Символикой апокалипсиса пронизан весь роман, кровавые революционные события изображены как Страшный суд. Однако апокалипсис в романе – это не только гибель, но и спасение, свет. Писатель показывает, что главная цель человеческого бытия ничего не значит. Наступил, казалось бы, конец света. Но семья Турбиных продолжает жить в прежнем времяизмерении.

Булгаков тщательно описывает все бытовые мелочи, сохраненные в семье: печь (сосредоточение всей жизни), сервиз, абажур (символ семейного очага), кремовые шторы, которые как бы закрывают семью, спасают ее от внешних событий. Все эти детали быта, несмотря на внешние потрясения, остаются такими же, какими и были. Быт в романе – это символ бытия. Когда все вокруг рушится, ценности подвергаются переоценке, быт нерушим. Сумма мелочей, составляющих быт Турбиных, – это культура интеллигенции, тот фундамент, который сохраняет в целости характеры героев.

Мир в романе показан как дьвольский карнавал, балаган. Через театрально-балаганные образы автор показывает хаос истории. Сама история показывается в театральной стилистике: неоднократно меняются игрушечные короли, Тальберг называет историю опереткой; многие герои переодеваются. Переодевается и бежит Тальберг, потом гетман и другие белые, затем бегство захватывает всех. Шполянский похож на оперного Онегина. Он актер, постоянно меняющий маски. Но Булгаков показывает, что это не игра, а реальная жизнь.

Турбины даны автором в тот момент, когда семью постигает утрата (смерть матери), когда в дом вторгаются чуждые ему начала хаоса, разлада. Символическим воплощением их становится новый лик Города. Город предстает в романе в двух временных координатах – прошлом и настоящем. В прошлом он не враждебен дому. Город, с его садами, крутыми улочками, днепровскими кручами, Владимирской горкой со статуей святого Владимира, сохраняя неповторимый облик Киева, праматери русских городов, выступает в романе как символ русской государственности, которую грозят уничтожить волны скоропадщины, петлюровщины, «корявый мужичонков гнев».

Текущие события включаются автором в большое время. Трагичные эпизоды в потоке истории Булгаков часто приоткрывает героям через сновидения. Провидческие сны в романе являются одним из способов отражения глубин подсознания героев. Соотнося реальность с идеальными представлениями, они в символической форме раскрывают всечеловеческую истину. Так, размышляя о происходящем в свете проблем бытия, Алексей Турбин из «первой попавшейся ему книги» («Бесов» Достоевского), «бессмысленно возвращаясь к одному и тому же», вычитывает фразу: «Русскому человеку честь – одно только лишнее бремя...» Но явь перетекает в сон, и когда под утро Алексей засыпает, во сне к нему является «маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку», говорящий: «Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая Русь – страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь – только лишнее бремя». «Ах ты! – вскричал во сне Турбин. – Г-гадина, да я тебя... – Турбин во сне полез в ящик стола доставать браунинг, сонный достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал». И снова сон перетекает в явь: «Часа два тек мутный, черный, без сновидений сон, а когда уже начало светать бледно и нежно за окнами комнаты, выходящей на застекленную веранду, Турбину стал сниться Город», – так заканчивается третья глава.

Во снах, прерывающих повествование, выражается авторская позиция. Ключевым является сон Алексея Турбина, когда ему представляется рай, в котором есть Най-Турс и вахмистр Жилин. Рай, в котором есть место и для красных, и для белых, и бог говорит: «Все вы для меня одинаковы, на поле брани убиенные». Один и тот же сон снится и Турбину, и безымянному красноармейцу.

Распад прежней, привычной жизни писатель показывает через разрушение дома, в традициях Бунина («Антоновские яблоки») и Чехова («Вишневый сад»). При этом сам дом Турбиных – тихая «гавань» с кремовыми шторами – становится своего рода центром нравственно-психологической устойчивости автора.

Город, в котором разворачиваются основные события, является пограничной зоной между тихой «гаванью» и кровавым окружающим миром, от которого все бегут. Мотив бега, зарождающийся в этом «внешнем» мире, постепенно углубляется и пронизывает все действие книги. Так в "Белой гвардии" складываются три взаимосвязанных и взаимопроникающих пространственно-временных, сюжетно-событийных и причинно-следственных круга: дом Турбиных, Город и мир. Первый и второй мир имеют четко очерченные границы, а третий без- граничен и потому непонятен. Продолжая традиции романа Л.Н. Толстого «Война и мир», Булгаков показывает, что в жизни дома отражаются все внешние события, и только дом может служить героям нравственной опорой.

По некоторым реалиям, обозначенным в романе, можно понять, что действие происходит в Киеве. В романе он обозначен просто как Город. Таким образом, пространство разрастается, трансформируя Киев в город вообще, а город – в мир. Происходящие события приобретают космический масштаб. С позиций человеческих ценностей значимость принадлежности человека к социальной группе утрачивается, а писатель оценивает действительность с позиции вечной человеческой жизни, неподвластной разрушительной цели времени.

Эпиграфы к роману имеют особое значение. Роману предпосланы два эпиграфа. Первый укореняет происходящее в русской истории, второй – соотносит его с вечностью. Их наличие служит знаком избранного Булгаковым типа обобщения – от изображения сегодняшнего дня к его проекции на историю, на литературу ради того, чтобы выявить общечеловеческий смысл происходящего.

Первый эпиграф – пушкинский, из «Капитанской дочки»: «Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. “Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!”». Этот эпиграф передает не только эмоциональную тональность «смутного времени», но и воспринимается как символ нравственной устойчивости булгаковских героев на трагическом переломе эпохи.

Ключевые слова пушкинского текста («снег», «ветер», «метель», «буран») напоминают о возмущении мужицкой стихии, о счете мужика к барину. Образ разбушевавшейся стихии становится в романе одним из сквозных и напрямую связан с булгаковским пониманием истории, имеющей разрушительный характер. Самим выбором эпиграфа автор подчеркнул, что речь в его первом романе идет о людях, вначале трагически заблудившихся в железном буране революции, но нашедших в ней свое место и дорогу. Этим же эпиграфом писатель указал и на свою непрерывающуюся связь с классической литературой, в частности с традициями Пушкина, с «Капитанской дочкой» – замечательным размышлением великого рус- ского поэта о русской истории и русском народе. Продолжая традиции Пушкина, Булгаков добивается своей художественной правды. Так, в "Белой гвардии" появляется слово «пугачевщина».

Второй эпиграф, взятый из «Откровения Иоанна Богослова» («И судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими...»), усиливает ощущение кризисности момента. Этот эпиграф акцентирует момент личной ответственности. Тема апокалипсиса все время возникает на страницах романа, не давая забыть, что перед читателем – картины Страшного суда, напоминая, что Суд этот осуществляется «сообразно с делами». Кроме того, в эпиграфе подчеркивается вневременная точка зрения на происходящие события. Примечательно, что в следующем стихе Апокалипсиса, хотя он и не включен в текст романа, говорится следующее: «...и судим был каждый по делам своим». Так в подтексте мотив суда входит в судьбу каждого из героев романа.

Роман открывается величественным образом 1918 года. Не датой, не обозначением времени действия, а именно образом: «Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс». Время и пространство "Белой гвардии" символично перекрещиваются. Уже в самом начале романа линия библейских времен («И судимы были мертвые...») пересекает синхроническое пространство грозных событий. По мере развития действия пересечение приобретает форму креста (особенно выразителен в финале романа), на котором распята Русь.

Сатирические персонажи романа объединены мотивом «бега». Гротескная картина Города оттеняет трагедию честного офицерства. Используя мотив «бега», Булгаков показывает масштабы паники, охватившей разные слои населения.

Символическим атрибутом изображаемых событий в романе становятся цветовые решения. Трагическая реальность (холод, смерть, кровь) отражается в контрасте мирного заснеженного Города и красно-черных тонов. Одним из наиболее употребительных цветов в романе является белый цвет, являющийся, по мнению автора, символом чистоты и истины. В восприятии автора белый цвет имеет не только политическую окраску, а сокровенный смысл, символизирующий позицию «над схваткой».С белым цветом Булгаков связывал свои представления о Родине, доме, семье, чести. Когда над всем этим нависает угроза, черный цвет (цвет зла, скорби и хаоса) поглощает все остальные краски. Для автора черный цвет является символом нарушения гармонии, а контрастное сочетание белого и черного, черного и красного, красного и голубого подчеркивает трагедию персонажей и передает трагизм событий.

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ БУЛГАКОВА – КТО ОНА?

«И воинства небесные следовали за ним на конях белых,
облечённые в виссон белый и чистый».
(Апокалипсис).

ПРОЧЕСТЬ ПО-РАЗНОМУ.

Разберёмся ж на склоне лет –
За какой мы погибли цвет?!
А. Галич

Долгие годы наше общество было буквально помешано на цветовой дифференциации. Белый и красный во всей послереволюционной литературе были цветами-антагонистами, мир стал «неделим на чёрных, смуглых, жёлтых, а лишь на красных – нас, и белых – их» .
Вот, например, у Зощенко: «- Ну-те, придёт белая гвардия, и вы, - говорит, - обратно начнёте свои канцелярские спины выгибать и разные чудные царские и дворянские слова говорить». Или у Гайдара: «Чубук держал за руки белого, пытавшегося вытащить из кобуры револьвер». А вот писатели из другого политического лагеря: «Мы дерёмся между собой, а обыватель одинаково проклинает нас, белых и красных» … «Воюют две стороны: красная и белая. Белые пытаются вернуть Россию в то историческое состояние, из которого она только что вышла. Красные ввергают её в такой хаос, в котором она не была со времён царя Алексея Михайловича». Дополним картину высказыванием журналиста – нашего современника: «Какой язык похожий! Одни: «Банды красных, предатели России». Другие: «Белогвардейские каратели, свора офицерья».
Что же понималось под определением «белые»? Об этом как раз отчётливее всего сказано у замечательного советского поэта, лауреата Ленинской и Сталинских премий, потомка князей Оболенских Константина Симонова в уже процитированном выше стихотворении «Красное и белое»:
На белых - тех, как мы их помним с детства,
В том самом смысле. Больше ни в каком.
На белых – тех, что в Африке ль, в Европе
Мы, красные, в пороховом дыму
В последний раз прорвём на Перекопе
И сбросим в море с берега в Крыму!
Именно так воспринимала и роман «Белая гвардия» литературная критика, как современная Булгакову, так и современная нам. В том самом смысле. Больше ни в каком. А между тем трактовка смысла названия романа может быть отнюдь не столь одиозной, в пользу чего говорят и традиции русской литературы в употреблении слов «белый» и «гвардия», и богатство, глубина, многослойность подтекста в творчестве Булгакова, отмечаемые исследователями его литературного наследия. И мы постараемся это доказать.

КРИТИКА НА КРИТИКУ. КРАТКИЙ ОБЗОР.

С одной стороны лежала цепь красных,
с другой – белых. Обе, не зная, кто это
такой – красные приняли его за белого,
белые за красного, - стали по нём стрелять…
Гайто Газданов. Вечер у Клэр.

«Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных – было 3, враждебно-ругательных – 298.Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни» - писал Булгаков в «Письме к правительству СССР»6.

«Дать отпор булгаковщине», «бегущий без оглядки белый юнкер», «сукин сын», «литературный уборщик» – изощрялись люди, которых и вспомнят-то в истории потому лишь, что им повезло жить в одно время с Булгаковым. 15 октября 1926 года «Комсомольская правда» публикует отзыв п о э т а А. Безыменского на постановку «Дней Турбиных»: «…Я не видел в пьесе уважения к памяти тысяч коммунистов, растерзанных благородными Турбиными. Я что-то не расслышал, как издевались Турбины над солдатьём, защищавшим их по собственной слепоте… Я видел только воспевание моего классового врага искажением исторической, а следовательно и художественной правды.
Этих людей, «благородных» и негодяев, мы расстреливали и будем расстреливать…
Я ничего не говорю против автора пьесы, Булгакова, который чем был, тем и остается – новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы».
Пожалуй, лучше многих понял Булгакова Луначарский. В своей статье «Первые новинки сезона в «Известиях ЦИК» от 8 окт. 1926 года он вложил в уста писателя такие замечательные слова: «…Я хочу утверждать, что все эти юнкера, студенты, массовое кадровое офицерство, которое шло против вас в гражданской войне, были жертвами, а не скопищем преступников, что среди них преобладали люди, верующие в Россию, искренно полагавшие, что они её спасут, желавшие положить за неё живот свой. Да, ты победил, коммунистический галилеянин, но ты не имеешь права презирать побеждённых. …Помиримся на том, что примкнувшая к белогвардейскому движению русская интеллигенция, что все эти бесчисленные Турбины были хорошими людьми». Далее Луначарский резюмирует: «Такова основная тенденция»… Что ж, основная тенденция схвачена блестяще! Жаль, что все последующие строки статьи Луначарского направлены на то, чтобы развенчать, растоптать эту булгаковскую идею. Полный на-бор «корректных замечаний»: тут и «контрреволюционная гниль», и «национализм, прикрытый декорациями патриотического одушевления», «злоба против народа» (это у Булгакова-то! Булгаков как раз очень чётко и тонко различает народ – и с какой любовью описаны им неоднократно представители народа, в лучших традициях отечественной литературы! – и толпу, тупую, опьянённую своей силой, «бессмысленную и беспощадную», к которой, действительно, любой активно мыслящий, интеллигентный человек относится с вполне понятной ненавистью, как к категории разрушения). И снова: «классовая подоплёка», «банальнейшие остроты», «канительнийшие диалоги», «глубокое мещанство автора», «политический недотёпа»…
С жаром вторит этим словам А. Орлинский в газете «Правда»: «идеализация белой гвардии», «белого кадрового офицерства» (Орлинский обозначает словом «белый», естественно, лишь принадлежность к военно-политической структуре), «извращение художественной правды», «отрыжка великодержавного шовинизма».
Эльсберг: «Белая гвардия» – это контрреволюционный обывательский смешок».
Сталин смотрел «Дни Турбиных» шестнадцать раз. Человеческие достоинства булгаковских героев он оценил, но вывод сделал такой – коли даже такие замечатель-ные люди не выстояли в сражении с большевизмом, значит историческая правда за большевиками. Видимо, он не знал изречения Саади о том, что камнем можно расколоть алмаз.
Эмигрантская критика в большинстве своём считала, что Булгакову удалось в условиях Советской России высказать положительную оценку белогвардейцев. (И в большинстве своём ошибалась, как и критика советская). Очень любопытна точка зрения Владислава Ходасевича. Ходасевич не нашёл в «Белой гвардии» «ни единого слова о смысле и цели её существования, о пафосе её борьбы»... Nota bene! Он писал, – и совершенно справедливо, – что идеологии белой гвардии у булгаковских белогвардейцев не существует. «В «Белой гвардии» нет не только ни малейшего сочувствия белому делу, но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным».
Из всего этого Ходасевич делает следующий вывод: «Булгаков относится к белой гвардии вполне отрицательно», показывает «духовную бессодержательность белой гвардии». Вспомним, что критика советская беспощадно терзала Булгакова за «идеализацию», «поэтизацию» белогвардейцев!
«Все события… показаны автором как последняя судорога тонущего, обречённого мира, не имеющего во имя чего жить и не верящего в своё спасение. В этом и заключается подлинный смысл «Белой гвардии». Так считает Ходасевич.
В своём коротком, но очень насыщенном, прекрасном исследовании «Смысл и судьба «Белой гвардии», Владимир Ходасевич сделал всё ту же ошибку – он воспринял название буквально. Он тщательно ищет в булгаковском произведении «белогвардейский смысл», и, не найдя его, заключает с разочарованием: «Теза Булгакова в конечном счёте совпадает с большевистскою». «Снисходительное» же отношение автора к героям – литературный расчёт. Круг замкнулся! См. эпиграф.
Лишь несколько высказываний можно вырвать из многоголосого хора. Эмигрант Георгий Адамович, сравнивая Булгакова с Толстым, говорит о высотах его писательского мастерства, высотах «настолько значительных, что на них сливаются для глаза красное и белое – во всяком случае, эти различия теряют своё значение».
Максимилиан Волошин написал на подаренной Булгакову акварели: «Первому, кто запечатлел душу русской усобицы». Уместно вспомнить здесь, какова была позиция самого Волошина:
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и других волна вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, -
А вслед героям и вождям
Крадётся хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
…И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
- «Кто не за нас – тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
М. Волошин. «Гражданская война».
Позиции Волошина и Булгакова могут показаться схожими, но мы увидим, что они далеко не идентичны.
«Вяч. Полонский говорил, что «Бег» написан так, «как будто борьба уже окончена». Критик был прав. Писатель апеллировал не к прошлому, а к будущему». Внутреннее напряжение пьесы питалось тем же, что и в романе («Белая гвардия» – В.Б.), стремлением «стать бесстрастно над красными и белыми», увидеть мир с высшей, вынесенной за пределы своего дня точки зрения»7…(Курсив мой – В.Б.) Волошин - между, Булгаков – над! Разница – огромная.
Современники Булгакова не смогли в полной мере оценить и понять внутреннего, глубинного смысла великого романа. Для них Белая гвардия Булгакова была просто белой армией. Объяснений не искали. Название казалось слишком знаковым, говорящим, ничто не побуждало вглядываться глубже. Слишком свежи ещё были раны внутригражданской бойни, название в данном случае имело для окружающих исключительно политическую окраску. Сказывался и общий упадок, в данном случае, культуры "прочтения" произведения, восприятия его символики. А более поздние исследователи продолжали следовать в этом русле, подчиняясь штампу, и только менялся знак – с минуса на плюс… Член-корр. АН СССР Новиков в 1987 году уже утверждал: «Булгаков принял революцию»…
«Рапповцы В. Блюм, А. Орлинский…обвиняли Булгакова в апологии белой гвардии (хотя, как мы покажем, никакой апологии белой гвардии…не было)»…
«Внутреннее бессилие, обречённость белого движения рисуется реалистическими красками»8. Прямо не Булгаков, а Серафимович какой-то получается!
«Мировоззрение Булгакова не отличалось чёткостью идейных позиций (sic! – В.Б.), однако пафос его лучших произведений…смыкался с исторической задачей социалистического воспитания нового человека». «А в финале «Белой гвардии» возникает символическая фигура человека с ружьём, часового бронепоезда «Пролетарий», написанная с тем строгим объективным пафосом (Опять пафосом! – В.Б.), который не позволяет сомневаться в позициях автора романа».9 Поздравляю вас, как говорится, гражданин, соврамши!.. У этого человека с ружьём горящие фонари в тылу – по символике Булгакова – спутники палачей, и взгляд его прикован к Марсу – символу войны и убийства…
Так под ветром политики дрейфует булгаковская критика. Красные и белые видели в нём врага. Красные и белые считали его своим. Те и другие имеют некоторые основания для своей правоты. И те, и другие не правы. Чтобы понять, кто же они, герои Булгакова, необходимо постичь поэтику его прозы, вскрыть второй слой, разгадать Символ, найти его истоки…
Завершая эту главу, хочу привести слова Гумилёва10 (курсив мой - В.Б.): «…Его читатели, имея иную, чем мы, систему ассоциаций, воспринимали написанное им не так, как читатель нашего времени. Это значит, что если бы Геродот или Рашид ад-Дин писали для нас, то они те же мысли подали бы иначе. А при буквальной передаче текста мы не улавливаем того смысла, ради которого текст был написан. И, наконец, автор… источника, естественно, опускал истины банальные, общеизвестные в его время. Но нам-то именно они неизвестны и особенно интересны. Поэтому каждый источник для потомков – криптограмма, и восстановление его истинного смысла – дело трудное и не всегда выполнимое».
И всё же попробуем.

ИСТОКИ.

Чистый родник,
Бьющий, бурлящий водой
Светлого жизни истока!
Жарким к тебе прикоснусь
Пламенем губ…
«Родник».

Если взглянуть на русскую литературу с точки зрения отношения писателей к слову, даже при поверхностном рассмотрении можно выделить несколько этапов его изменения. Начальная эпоха – я бы назвал её «Библейским временем» - несла в себе инстинктивное ощущение первозданности слова и благоговейное преклонение перед ним. «Золотой век» хронологически можно приблизительно соотнести с так называемым «золотым веком русской поэзии». В это время происходила «шлифовка» слова, отлаживание его как инструмента, отработка способов его применения. «Серебряный век слова» совпал с «серебряным веком» русской поэзии и характеризуется исследованием глубинной сущности этого «инструмента», заложенных в нём потенциально огромных возможностей, и использование этого «инструмента» для проникновения сквозь разум человеческий в мировой, Вселенский, Высший разум.
Меж «золотым» и «серебряным» веком – период использования слова для проникновения во внутренний мир человека, его психологию (Некрасов, Тургенев, Толстой, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Лесков, Гаршин…), - путь, по которому пошла, в своей массе, и западная литература.
Параллельно с «серебряным» веком шёл период «социального» (не социалистического!) реализма (Чехов, Горький, Короленко, Куприн), который имел глубокие корни в русской литературе, ещё радищевские, и сам дал начало советской «литературе соцреализма». «Реалисты» выявляли природу, сущность факта, природу «Дела». Писатели (поэты, философы, мыслители) «серебряного века» – природу и сущность Слова, как первоосновы бытия.
Богатством и глубиной русской литературы мы обязаны в большой степени именно развитой культуре познания природы Слова, созданной поколениями русских писателей, в основном представителей «золотого» века, эпицентром которого является Пушкин, стягивающий в свою орбиту своих старших предшественников (Карамзин, Державин, Ломоносов) и младших представителей (Тютчев, Шеншин etc.), и «серебряного» века, эпицентром которого стали символисты. В орбиту символистов вошли, притягиваясь к символизму и отталкиваясь от него, писатели самых разных направлений – акмеисты и даже футуристы, не только Брюсов, Мережковский, Анненский, Блок, но и Ахматова, Гумилёв, Цветаева, философ Флоренский, и – эпоха шире литературных течений и хронологических рамок! – Маяковский, Кручёных, Мандельштам... Михаил Булгаков.
Смешение подобное может показаться удивительным и, может быть, даже нелепым, но – символизм, в его отношении к Слову, перерос себя как школу, как направление, и стал Методом выявления духовной сущности, внутреннего смысла Слова. И, не будем забывать, всё это здание возводилось на могучем фундаменте русской письменной духовной культуры, пересекающей русское средневековье, расцвет Киевской Руси и уходящей своими могучими корнями к эпохе зарождения русской нации, к временам, предстоящим принятию глаголической и кириллической письменности.
Творчество Михаила Булгакова можно смело отнести к «серебряному» веку. Исследователи многократно отмечали символичность булгаковского слова, его многослойность; близость Булгакова к русским символистам,11 следование его в русле русской православной культуры.
Отец М. Булгакова был преподавателем Киевской духовной академии, «в круг его интересов входили древняя история (гражданская и духовная) и западные исповедания». «Сама обстановка в семье, члены которой были историками, музыкантами, филологами, врачами, благоприятствовала становлению культурных и литературных интересов Булгакова».11
«Все поражались его начитанности, знанию литературы, музыки и пр.»12
«Особую роль в расширении духовного и умственного кругозора Булгакова сыграло частое общение с другом отца – профессором Киевской Духовной академии Н.И. Петровым, историком украинской литературы»13.
Естественно, что Булгаков широко использовал впоследствии христианскую, православную символику, хорошо зная духовную литературу (а, например, в творчестве философа Григория Сковороды он мог почерпнуть многие свои символы, и некоторые совпадения образов указывают на прямое использование Булгаковым наследия украинского писателя-философа). Из мемуарной литературы о Булгакове известно, что Библия была у него всегда под рукой. Г.С. Сковорода, кстати, считал Библию совершенным образцом символического метода мышления. «Древние мудрецы, - писал Сковорода, - имели свой язык особливый, они изображали мысли свои образами, будто словами... Пусть учит без притчей тот, кто пишет без красок! Знаешь, что скоропись без красок, а живопись пишет красками».
Под притчей здесь разумеется не только лишь сюжетное иносказание, но и вообще образ, метафора. В устах философа метафора, усиленная многократным и вариантным повторением, обогащённая дополнительными значениями, превращается в символ, в знак, в сгусток содержательности… Ведь, по глубокому его убеждению, истина с наибольшей силой раскрывается человеку лишь тогда, когда он преодолеет её первоначальную сложность, загадочность, когда научается во внешнем «знамении» обнаруживать внутренний смысл, под скорлупой – ядро, под шелухой – зерно. Таковы, по учению Сковороды, взаимоотношения между человеком, окружающей его реальностью и Библией-«сфинксом» – символическим отражением этой реальности в культуре – в книжном слове, в произведениях искусства».14
У Булгакова неоднократно – в романах «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», пьесе «Бег» – встречается образ «покоя», который даётся в награду героям. Сравнение с аналогичным образом у Сковороды даёт возможность глубже понять его имманентное содержание.
«Слово «покой» в современном языковом обиходе обросло компрометирующими ассоциациями, упростилось… Но в речи Сковороды это древнее слово носит высокий смысл: в вековечных своих чаяниях человек мыслит о покое как о преодолении жизненного несовершенства, как о духовной награде за свои труды, за страдные, орошённые потом пути. Он жаждет причаститься покоя как гармонической полноты бытия. Он думает о покое как о вечности».14 Символисты, кстати, считали Сковороду одним из своих духовных учителей.
Булгаков так же был знаком с творчеством философа отца Павла Флоренского, изучал его работы и отражал его идеи в своих романах.
Флоренский писал и о символических значениях имён и цвета. В «Белой гвардии можно увидеть влияние Флоренского в выборе имён для героев. Не случаен Алексей (Турбин) – «человек божий», Елена – «светоносная» (в романе к ней обращаются: «Лена светлая», «Лена ясная»). А вот стихотворение Павла Флоренского «У окна»:
…В цвету
За окнами вишни белеют…
- Ах, нет, ты ошиблась, - то ветер свистит
Метельный и мертвенно белый…
- Мой брат! О, мой милый! пахнуло теплом.
Послушай: …гудят колокольни.
В истоме всё в сладкой за этим стеклом,
Пойдём же к истоме безбольной!
- «Там нет лепестков: так куда ж я пойду.
По савану? В снежные хлопья?
Там ветви стенают в холодном бреду
И тянутся к небу, как копья».
- Не саван! Нет, это - венчальный убор!..15
Значительное внутреннее, эмоциональное сходство с началом первой главы «Белой гвардии».
Известно, что Булгаков придавал большое значение названию своих произведений. Это говорит о том, что уже в названии стоит поискать имманентное значение, символический смысл, не явный в первом приближении. И многократная переделка названия рассматриваемого романа ещё раз это подтверждает, – автор искал наилучшее средство выражения своей мысли.

Особо следует остановиться на традициях употребления эпитета «белый» в литературе и связанных с ним символических значениях.
Человек издревле наделял цвета символическим смыслом, выражая это в живописи, архитектуре и литературе. Во времена Шекспира, к примеру, белый цвет означал духовность, целомудрие, простоту, невиновность, ясность души, истину. Издревле считался так же цветом траура, пока с середины XVI века его не сменил в этом значении в Европе чёрный цвет. Красный же в символическом цветовом коде указывал на огонь, могущество, солнце и… зло16. Художник Кандинский писал стихи о цвете, Булгаков мог их читать. Белый цвет у Кандинского был символом Вселенной. В цветах русского флага белый символизирует мир, чистоту, правду, непорочность, нетленное совершенство.17
«Если вы это заслужили, то вас поведёт белый свет на одно из небес и на какое-то время вы будете счастливы среди богов. Зависть и гордость потянут вас к красному свету, который приведёт вас к перерождению среди воинственных асуров, постоянно одержимых гневом и завистью».18
«Народ называет белым: веру свою, царя и отечество» - говорится в толковом словаре Даля.
В современной Булгакову литературе (имеется в виду литература дореволюционная) употребление слова «белый» в его символическом значении практикуется очень широко. Достаточно взять подшивку «Нивы», например, за 1915 год – и вот Аполлон Коринфский со стихотворением «Белые ангелы»:
И мнится – к нам ангелов небо послало
В сияньи венчающей скорбь красоты
И кровью, дошедшей к нему, начертало,
Багряные эти святые кресты…
О, белые ангелы чёрного горя!..
А вот, приблизительно через месяц, рассказ некоего Дунина, написанный по старым преданиям, и в нём: «…на небе, над мятущейся степью, вдруг встала Божья рать на белых конях, в блистающих латах, с пламенными мечами». Небесные воины «в светлых панцирях» нисходят с неба на защиту смиренной монастырской обители, осаждённой стрелецким войском Ивана Грозного, творящего неправедный суд. Сравним у Булгакова (сон Турбина): «Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч длинный, каких уже нет ни в одной армии со времён крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком». Сходство характерное. Кстати, в этой сцене и Най-Турс, и вахмистр Жилин – небесные крестоносцы – окружены голубым сиянием. У Флоренского в монографии «Столп и утверждение Истины» есть глава «Бирюзовое окружение Софии и символика голубого и синего цвета», где он пишет о голубом цвете как о символе чистоты и целомудрия, «возвышения сердца над земными вещами», «присутствия Божества в мире через его творчество, через его силы»… Несомненный источник символики Булгакова.
Ещё пример, стихотворение Мандельштама:

В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.
…Разве Россия не белый рай
И не весёлые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!19
1914 год.

Повторим Эрнеста Хемингуэя: книги – айсберги; одна восьмая их виднеется на поверхности, семь восьмых скрыты в глубинах морских… Читая роман Булгакова “Белая гвардия”, необходимо помнить об этом. Книги остаются бессмертными, пока остаются люди, способные их прочесть, увидев за внешней логикой произведения внутреннюю логику писателя, его веру, его дыхание, стеснённое холодной и неотвратимой рукою земного существования.
“Нужно на основании формальных подходов к матерьялу конструировать то, что прежде называлось душою поэта… Покуда критик анализирует, он учёный, но, когда он переходит к синтезу, он художник, ибо из мелких и случайно подмеченных черт творит художественный образ человека”.20

СИМВОЛИКА БЕЛОГО ЦВЕТА В ПРОЗЕ БУЛГАКОВА.

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.
А. Блок

Картина, образ, символ…есть способ
выражения, необходимый для веры
и присущий языку всех религий.
А. Мень21

Сразу, уже в самом начале романа, встретится фраза, полная ностальгии, полная печали... «Наступил белый… декабрь». Декабрь – последний месяц года, последний месяц белых счастливых лет. «О, ёлочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?» – два следующих авторских восклицания также органично связаны с белым цветом: «сверкающий снегом», «светлая». Затем – о смерти матери - смерти мирной, спокойной и чистой; и там встречаем эпитет «белый»: «белый гроб»; и тут же май, вишнёвые деревья и акации – снова белый цвет - последнее мирное цветение. (Интересно сравнить созданный Булгаковым образ с лирическим образом в стихах папы Римского Иоанна Павла II-го, посвящённых смерти матери:
Над белым мрамором твоей гробницы
Раскрылся белый куст – благая весть…
(Известия №32, 18 февр. 1995,с.2.)
Думаю, здесь смело можно говорить именно об общехристианской традиции восприятия белого цвета. Общеизвестно, впрочем, что культурно-поэтические, философские традиции христианства, русского православия буквально пропитывают все творения Булгакова. Для нас, людей, практически оторванных от этих традиций за годы советской власти, христианские истоки творчества Булгакова уже не всегда явны. Возьмём для примера эпизод из наиболее, казалось бы, изученного литературоведами и критиками булгаковского романа «Мастер и Маргарита» – сцену убийства барона Майгеля. Сколько написано о прообразах Майгеля, а вот глубокий смысл, заложенный в этой сцене, так, кажется, и прошёл мимо внимания исследователей. Когда Маргарите подносят чашу с кровью, Коровьев шепчет ей: « - Смело пейте! Земля уже впитала кровь и на этом месте растёт лоза». Сюжет, знакомый по фрескам Микеланджело, один из столпов христианской обрядовости – пресуществление крови в вино. Корни этого поэтического и философского образа, вообще, гораздо глубже и принадлежат не только христианскому миру; скорее человечеству в целом. Можно вспомнить и обычай сажать деревья и цветы «на крови», рубаи Хайяма («Вырастают тюльпаны из праха красавиц, из пленительных родинок между бровей»…), обряды и верования древних, домонотеистических культов, букеты цветов на месте убийства Гаврилы Принципа в Сараево, цветы на месте пролитой крови в городах нашей страны в наши окаянные дни… Но Булгаков использует именно христианскую традицию. Рассмотрим: ведь Майгель – отрицательный персонаж, автор не испытывает к нему симпатий. Тем не менее, – ассоциации с кровью Христовой. Непоследовательность? Отнюдь! Именно следование классической библейской традиции, её букве и духу. Ведь Христос – сын человеческий – именно принял на себя грехи людские, искупая их крестными муками. Врачеватель, писатель, гуманист Булгаков в этой сцене возвышается до Прощения, как его герой Мастер в конце романа, которому было даровано право простить грешного «всадника в плаще с кровавым подбоем» Понтия Пилата. (К христианским поэтико-философским истокам поэтической символики Булгакова мы не раз ещё должны будем вернуться). A propos. В “Белой гвардии” есть аналогичный эпизод:
“…Заплатит ли кто-нибудь за кровь?
Нет. Никто.
Просто растает снег, взойдёт зелёная украинская трава, заплетёт землю…выйдут пышные всходы…и крови не останется и следов. Дёшева кровь на червонных полях, и никто выкупать её не будет.
Никто”. Здесь автор не нашел прощения.
А уже наступает тяжёлое время, и Бог улетающий оставляет за собой «чёрное, потрескавшееся небо», и герои романа начинают свой полный тревог и печалей путь «через весь громадный город» - мир (сравним – «городок Берлин»), осенённые белым символом смерти – материнским гробом – к чёрному мраморному кресту.
Исподволь, из глубины текстового оркестра романа, начинают звучать и сплетаться противопоставленные друг другу цвета: белый и чёрный, белый и красный.
И это не банальное привычное противопоставление: белая армия – красная армия, как у подавляющего большинства писателей того времени. У Булгакова всё гораздо тоньше, и, лишь вглядевшись, начинаешь замечать, как густо насыщен текст романа этими цветовыми диссонансами.
Уже в выбранном автором пушкинском эпиграфе к роману «тёмное небо смешалось с снежным морем». В первом абзаце: белая звезда – Венера «и красный, дрожащий Марс».
Первая глава – вступление – заканчивается сценой разговора главного героя со священником, слугой божьим, который «белой рукой» открывает страницу Книги на словах: «- Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». «Белая рука» в романе обычно противопоставлена крови и боли. Помогающие руки Елены, врачующие руки Юлии Рейсс (а брови угольные и чёрные глаза – греховные; она между Алексеем, человеком божьим, и «предтечей Антихриста» Шполянским), «тонкие и белые пальцы» доктора Яшвина из рассказа «Я убил»... Здесь, возможно, будет не лишним вспомнить о профессии Булгакова. Опыт врача – осознано или нет, – делал специфически значимым для него сочетание красного и белого цветов: красная кровь, тревожный знак несчастья, заливающая белую ткань; белые бинты, перекры-вающие красное, врачующие рану. Для практикующего медика, каким и был некогда Булгаков, особенно хирурга, цветовые впечатления имеют особое значение, – дают возможность визуально определять отклонения от нормы, степень поражения больного органа et cetera. Например, если для людей, далёких от медицины, любая кровь просто красного цвета, то для врача её оттенки значат гораздо больше: тёмно-красная – венозное кровотечение, алая – артериальное. А Булгаков был врач, внимательный к мелочам, наблюдательный, и не забывал о своём врачебном опыте и в литературной своей жизни. Свидетельство тому не только обилие сцен, связанных с медициной, наполняющих его произведения, но и профессиональная оценка читателей-врачей, утверждающих: «…Знакомство с естественными науками, с научным методом так или иначе отражается в творчестве Булгакова», «Вполне закономерно, что Булгаков, получивший по окончании Киевского университета диплом лекаря с отличием, прошедший через будни земской больницы, через тревоги и испытания молодого врача, не раз обращался к впечатлениям своей первоначальной профессии»...22
Когда хороший врач стал великим писателем, ему пришлось определять диагнозы уже не больного человека, а больного общества, больного мира. И он делал это с не меньшей наблюдательностью и ответственностью. Относится это и к цветовой символике в его прозе.
Вот дом, накрытый «шапкой белого генерала». Какая-то чересчур поэтическая, стихотворная, кажется, для романа фраза, на первый взгляд может показаться вовсе излишней. Но - вслушаемся в неё. Как в стихи, как в музыку, как в лесную чащу. И мы увидим, что это не просто дом, засыпанный снегом. Это богатый, роскошный, поэтический образ, один из центральных символов романа. Эпитет «белый» здесь – связующее звено, слово, придающее особый смысл соседним словам и всей фразе. Заменить его невозможно. Вставить вместо него «серый», «синий» - любой другой цвет – получится бессмыслица, бред, абсурд. Белый же цвет дает нам здесь целую гамму ощущений. Дом, накрытый белой снежной шапкой… Кто жил когда-либо зимой в заметенном снегом доме, сразу представит себе – дом занесло снегом, и стало в доме очень тихо и спокойно, и печь топиться, и ветер не выдувает тепло, и белой снежной стеной отгорожены мы от холодного, злобного мира. Ах, хороша белая снежная шапка! Генеральская! Дом, накрытый ею, ещё хранит в себе чистоту, мир и покой среди уже тронутого страшной, опасной болезнью Города-мира. Словосочетание же «белого генерала» в таком контексте любому знающему русскую историю напомнит о генерале Скобелеве, который остался в русской истории как «белый генерал», о победах русского оружия, о славе и величии Российской империи! Вот что живёт ещё в этом Доме! Жаль только, ненадежна снежная шапка - пройдет время – и растает, либо сдуется ветром, и генеральское покровительство будет вскоре не опорой, а опасностью. Одно останется до конца с обитателями дома - незапятнанный белый цвет чистоты… и обреченности. Белый цвет как суггестия ощущения обреченности, смерти присутствует во многих произведениях русской литературы.
Некрасов: Лежит, непричастный заботе,
На белом сосновом столе.
Лежит неподвижный, суровый,
С горящей свечой в головах,
В широкой рубахе холщовой… (белой! – В.Б. – Возьмем для сравнения слова генерала Хлудова в Булгаковском «Беге»: «Ситцевая рубашка, подвал, снег, готово!» Здесь так же эффект ощущения смерти достигается посредством скрытых цветовых ассоциаций, апеллирующих к устойчивым представлениям читателей. Приём этот обычен для символического языка русской поэзии, и образцы его применения можно найти ещё в «Слове о полку Игореве» («синее вино» Ярослава – печаль и горечь), и если я, к примеру, пишу:
Я в рубахе чистой, белой
Зажигаю свечи.
Отчего ты побледнела?
Ожидать нам нечего… - то могу смело рассчитывать, что читатель воспримет ощущение тревоги и предчувствие смерти).
И.Ю. Подгаецкая пишет: «Белый сосновый стол» и «широкая холщовая рубаха» для русского читателя «реалистически характерологичны»23.

Столь же реалистически характерологичен для русского читателя собственно эпитет «белый», взятый в определённом контексте, в значении принадлежности к России, к Богу, к святому, светлому и, - с отблеском жертвенности и мученической смерти.

Прямое указание автора на используемый источник – Откровение святого Иоанна Богослова (Апокалипсис) – даёт нам главный ключ к пониманию романа. Здесь наличествует своего рода гиперссылка, отсылающая читателя за дополнительной информацией к Библии (В романе она называется – так же символ, хоть и очень легко прочитываемый, широкоупотребительный, - Книгой, с большой буквы). Гиперссылка эта повторяется в романе не единожды, и подобная настойчивость говорит о желании писателя непременно обратить на неё внимание читателей. Обратившись к Новому завету, мы тотчас получим ответ на вопрос, о ком этот роман, кого подразумевает Булгаков под Белой гвардией, между какими силами происходит основной конфликт.

«…Сии облечённые в белые одежды кто, и откуда пришли?
…Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли
одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца;
И отрёт Бог всякую слезу с очей их.
Откр.гл.7.,стх.13,14,17.
И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им,
чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их,
и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».
Откр.гл.6,стих 11.
Вот она, подлинная Белая гвардия Михаила Булгакова, от века стоящая на передовом рубеже борьбы Добра со злом, в одеждах, омытых своею жертвенной кровью! Здесь сходится всё – и традиции русского символизма, и философия Флоренского и Сковороды, и мировоззрение Булгакова.

ГВАРДИЯ НЕ СДАЁТСЯ, ГВАРДИЯ УМИРАЕТ.

…Не это поразило Коковцева – другое!
На мостике броненосца, в очень спокойных позах, как дачники на веранде, стояли, облокотясь на поручни, офицеры и мирно беседовали, а вокруг них всё рушилось к чертям, всё погибало в пламени.
- Гвардия, - произнёс Коковцев. – Помогай им Бог!
В. Пикуль 24

… Года пройдут тяжёлыми стопами,
В живых рядах проламывая брешь,
Над нашими простёртыми телами,
За нами защищаемый рубеж…
Но полно! Мы ещё крепки для боя!
Мечи остры, мы молоды и злы!
И на знамёнах, что над головою,
Под ветром плещутся злачёные орлы!
«Молодость Рима».

Белая гвардия Булгакова – кто она? Кто были люди, щемящая память о которых ослепительным светом пронзает наши души, сконцентрированная в образах героев романа и пьесы?

«В широком смысле белое движение – это все антибольшевики: социалисты, демократы, либералы, консерваторы и даже реакционеры. В более тесном смысле это только защитники старых начал монархии и национализма».
(Астров Н. А. Белое движение в оценке члена ЦК конституционно-демократической партии.) 25
«В тылу тупоумие, взятки и воровство – слепорождённые мыши. На фронте тупоумие, доблесть, разбой – не воины в белых одеждах, а двойники своих же врагов».**
Нет, это не о Белой гвардии Булгакова! Много званых, да мало избранных…
“- А вы белый?
- Да, белый. Я за Россию.
Я улыбаюсь:
- И за усадьбу?
- За усадьбу? Нет…Чёрт с нею, с усадьбой. Я не горюю: пусть разживаются мужики”.26

Сам Булгаков, в то время, когда был написан роман «Белая гвардия», пьеса «Дни Турбиных» (а это период с 1922 по 1926 годы), не мог ещё до конца провидеть судьбу своих героев, их прототипов, трагическую судьбу Белой гвардии России, преторианцев великой империи Добра. Но мы-то сейчас знаем, – связал ли кто-то из них окончательно свою судьбу с белым движением, принял ли, после мучительных колебаний, сторону красных, попытался ли остаться в стороне от братоубийственной бойни - конец у них, по всей видимости, был один – насильственная смерть, мученическая гибель. Разве что буря гражданской войны выбросила кого-либо из них на чуждые им берега… «Ветви акации, цветы эмиграции»… Что им, оторванным осенней бурей от родного дерева листьям, несомым ветрами истории в неласковые дали, было предназначено судьбою в этом случае? Галлиполийский холм, французский Иностранный легион, бедность, сиротство на чужбине, сломанная, исковерканная жизнь, мундиры несуществующей армии, боевые, кровью заработанные ими в войне, которую называли тогда "Отечественной" и "Великой", ордена – ордена несуществующего более государства, одинокая русская церквушка и православные кресты на кладбищах Европы – вот что стало уделом большинства. Тягостное похмелье в чужом пиру, тягостная, рвущая душу тоска по России, по трепетно любимой своей России, никогда, никогда не берегущей своих сынов…

…Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, - Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь, -
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!27

И самое страшное в их жизни – не нищета, не потеря титулов и поместий (если таковые вообще были), не отсутствие места, где голову преклонить, не смерть на чужбине, а мысль, мысль убивающая, беспросветная: – Погибла Россия! - и сдавленное рыдание глухое в горле, и слёзы кровавые…
Тяжко, тяжко даётся русским двадцатое столетие!

…И спросят избранники, русские люди,
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркой культуры отчизны своей…
(Игорь Северянин. Народный суд)

Повернулось со зловещим скрипом и закрутилось, набирая обороты, подминая под себя людей, красное колесо революций. И Ленин лезет на броневик – или на танк? – и заключает позорный Брестский мир, и лёгкой рукой раздаёт российские уделы – берите себе суверенитета сколько хотите! – и разваливает культуру, и разваливает Россию…

…Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль…
(М. Волошин. Мир. 1917 год)

И пьяные толпы, и брат идёт на брата, и полыхают пожары в разных концах павшей Империи, и дьявол - не интеллигентный булгаковский Воланд, который суть лишь оборотная сторона добра, - а страшный, яростный, безумный дьявол-отщепенец с пьяной харей – правит свой сатанинский бал… Яду мне, яду!

Отравленный ветер гудит и дурит
Которые сутки подряд.

Что рукописи не горят!
А мы утешаем своих Маргарит,
Что - просто – земля под ногами горит,
Горят и дымятся болота –
И это не наша забота…
А наше окно на втором этаже,
А наша судьба на виду…
И это всё было когда-то уже,
В таком же кромешном году!
Вот так же, за чаем сидела семья,
Вот так же дымилась и тлела земля…
И даже для данной эпохи –
Дела наши здорово плохи!
А что до пожаров – гаси не гаси,
Кляни окаянное лето –
Уж если пошло полыхать на Руси,
То даром не кончится это!28

Образ дома – попытка сохранить оазис спокойствия, здравого рассудка, культуры, нормальной жизни. Триединство – дом внутри человека, дом Турбиных, дом – Россия. Всё окружено враждебным, сошедшим с ума миром. Стены дома – сопротивление злу. «Рухнут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы»… А им придётся мучиться и умирать.
«Дворянство среднего достатка, как правило, больше всего интересовалось культурой – литературой, театром, живописью, музыкой, историей, политическими и общественными теориями. Именно они составляли аудиторию для русского романа и поэзии, подписывались на периодическую печать, заполняли театры и поступали в университеты. Русская культура в значительной степени есть произведение этого класса – примерно 18500 семей, из чьих родов вышли таланты и дарования, а так же аудитория для восприятия блестящих достижений «золотого века» русской культуры».29
«Семья Булгакова была хорошо известна в Киеве – огромная, разветвлённая, насквозь интеллигентная семья.
…Такие семьи с большими культурными и трудовыми традициями были украшением провинциальной жизни, своего рода очагами передовой мысли».30
«Это поколение людей, родившихся между 1890 и 1900 годами, было почти полностью уничтожено войной, революцией, эмиграцией, лагерями и террором 30-х годов»…31
…Другие из рядов военных,
Дворянских разорённых гнёзд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных…32
«Корявый мужичонков гнев», поднятая толстовская «дубина народной войны» в литературно-философской трактовке Булгакова рассматривается как символ стихийного бедствия, разрушительного сотрясения, бури – не очищающей, как в художественно-философской концепции многих русских писателей, но сокрушающей, после которой основной задачей станет не построение чего-то нового-прекрасного, а тяжкое, мучительное восстановление накопленного веками и издержанного в миг духовного достояния. У Пушкина – «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»; у Булгакова тот же бунт запечатлён в своём апогее, когда он уже не бунт, которому можно сопротивляться, который возможно подавить; он – стихия, необузданный бушующий океан в наивысшей точке разгула сил, неподвластных человеку. Сопротивление ему изначально безнадёжно, пока он сам, исчерпав отведённые ему силы и сроки, не отхлынет, обессиленный своей незрячей яростью, от истерзанных стен Града Человеческого, стекая меж нагромождённых камней заплутавшими потоками мутной воды в уготованное ему лоно, сам растерянный и обескураженный своим титаническим и самоубийственным буйством.
Волны захлёстывают городские стены. Рушатся бастионы Империй. Горек жребий попытавшихся укротить стихию, безумно и бездарно пытающихся заковать в кандалы бушующее море. Бегут сдавшиеся, и падают, пропадая в захлестнувших их волнах. Горек и жребий тех, кто хотел оседлать и направить роковую бурю. Навеки протянется за ними «цепочка лун и фонарей», неотделимо стоящих за спиной, в ожидании… Хаос и разрушение воцаряются в Городе. Капитанская дочка горит в печи. Саваном-снегом покрыт некогда «вертоград цветущий». Но в смерти и разрушении, «смертию смерть поправ», сокрушаемая и несокрушимая – Белая гвардия. Не брат на брата, но брат за брата. Не сокрушающие, но охраняющие. Оберегающие священное пламя очага в стенах своего Дома, своего духовного мира. Вот они, главные герои романа – устоявшие духом своим, не сдавшие своих внутренних позиций при всех давлениях внешних, при всех душевных метаниях. Устоявшие перед натиском стихий. «Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности…Сидите, читайте – ждите, когда за вами придут»…
И если придут… Что ж:
И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе;…они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними. Откровение Иоанна Богослова, глава четырнадцатая, стих тринадцатый…
Не о белых, не о красных, – о прекрасных! О людях, которые даже во времена мировых катаклизмов, вселенских пожаров и государственных катастроф сохраняют своё человеческое достоинство, честь, «сраму не имут». О людях, хранящих в очаге своей души прометеево пламя культуры, разума, цивилизации, - от кровавого дождя, от ледяного ветра, от инфернальной глупости, от безумия вандализма. О людях, сберегающих жизнь и честь человечества, своих близких, свой дом, свою отчину, своё Отечество, закрывающих собой, как Най-Турс, молодую поросль, среди которой – они верят – взойдут новые хранители человеческого…
А рукописи – они не горят. Пока есть люди, телом своим закрывающие их от огня.

__________________
Сноски:

1 Галич А.А. Песня про синюю птицу.// Студенческий меридиан. - 1988.-№12.-с.50.
2 Симонов К.М. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 1.- М.: Худож. лит., 1979.- с. 229.
3 Савинков Б. Конь вороной./Юность.-1989.-№3.-с.51.
4 Газданов Гайто. Вечер у Клэр./Юность.-1990.-№10.-с.37.
5 Привалов К. Шли дроздовцы твёрдым шагом./Юность.-1990.-№10-с.83.
6 Булгаков М.А. Собр. Соч. в 5-ти т.5.-М.: Худож. лит.,1990.-с.444.
7 Смелянский А. Драмы и театр Михаила Булгакова.// Булгаков М.А. Собр. соч. в 5-ти т. - М.: Худож. лит.- 1990.-с.583.
8 Новиков Василий. М.А. Булгаков-драматург// Михаил Булгаков. Пьесы. - М.: Советский писатель, 1987.-сс.6-10.
9 Сидоров Евгений. М.А. Булгаков./ Булгаков М.А. Избранное. – М.: Художественная литература. – 1982 г. – с. 4 –5.
10 Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. ПСС. Т.3.-М.: Институт ДИ-ДИК, 1998.-с.204.
11 Галинская И.Л. Загадки известных книг. - М.: Наука,1986.-с.117,с.65.
12 Бурмистров А.С. К биографии М.А. Булгакова (1891 – 1916).//Контекст 1978.-М.: 1978.-с.259.
13 Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова.-М.: 1983.-с.10.
14 Лощиц Ю.М. Сковорода.- М.: Молодая гвардия.-1972.-сс.197-198,203.
15 Флоренский Павел. У окна.//Русский рубеж. – М.: Худож. лит., 1991.-с.19.
16 Чернова А. Опыт пластической характеристики персонажей у Шекспира. –М.: Искусство, 1987.//Наука и жизнь №4, 1988.-с. 95.
17 Сапрыков В. Над Россией флаг России.//Наука и жизнь, №2, 1992.-с.68.
18 Извлечение из поздних тантрийских текстов. Даются в кн.: Conze. Buddhist Scriptures Middlesex. Penguin Books, 1960, p. 230-231.
19 Мандельштам О.Э. Сочинения. В 2-х т. Т. 1.-М.: Худож.лит..,1990.-с.298.
20 Чуковский К.И. Дневник. /Новый мир, №7, 1990. - с. 176.
21 Мень А.В. История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. Собр. соч. в 7-ми тт. - М.: СП Слово, 1991.- Т. 1. с. 87.
22 Виленский Юрий, к. м. н. Медицинские истины Михаила Булгакова// Здоровье №9. - 1990г.
23 Типология стилевого развития XIX в. -М.:Наука.-1977г.-с.104.
24 Пикуль В.С. Собрание сочинений в 21 т. Т.4. – М.: Новатор, 1996. – с.119.
25 Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России, 20 век. – М.: Просвещение, 1995, с. 113.
26 Савинков Б. Конь вороной.// Юность. - 1989.-№3-с.48.
27 Волошин М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.
28 Галич А.А. Занялись пожары.//Студенч. меридиан.-1988.-№12.-с.51.
29 История России. 1861 – 1917: Экспериментальное учебное пособие для средних школ/ Под общ. Ред. В. Шелохаева. - М.: Терра, 1996.-с.111.
30 Паустовский К.Г. Собр. соч. в 9-ти т. Т.5 - М.: Худож. лит. - 1982.- с.438.
31 Берберова Н.Н. Железная женщина: Документальный роман. - М.: Книжная палата, 1991. – с. 19.
32 Волошин М.А. Стихотворения, статьи, воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.- 164 – 165.

Библиография

1. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета. Синодальное издание.
2. Булгаков М. А. Собрание сочинений. В 5-ти т. – М.: Худож. лит.,1990.
3. Булгаков М. А. Пьесы. – М.: Советский писатель, 1987.
4. Булгаковой Елены дневник. – М.: Кн. Палата, 1990.
5. Белозерская-Булгакова. Л. Е. Воспоминания. – М.: Худож. лит., 1990.
6. Галинская И. Л. Шифры Михаила Булгакова./ Загадки известных книг. – М.: Наука, 1986.
7. Волошин М. А. Стихотворения, статьи, воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.
8. Мень А.В. История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. Собр. соч. в 7-ми тт. - М.: СП Слово, 1991.
9. Мягков Б. Москва. По следам булгаковских героев. //Дружба, 1986, №4.
10. Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М. Советский писатель, 1983, с.36.
11. Лощиц Ю. М. Сковорода. - М.: Молодая гвардия, 1972.
12. Подгаецкая И. Ю. Соотношение «народного» и «национального» в поэтическом стиле.// Теория литературных стилей. Типология стилевого развития XIX века. – М.: Наука, 1977.
13. Сковорода Г.С. Сочинения. - Мн.: Современный литератор, 1999.
14. Тимофеев Л. И. Теория литературы. – М.: ГУПИ МП РСФСР, 1948.

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891 –1940) - писатель с непростой, трагической судьбой, повлиявшей на его творчество. Будучи выходцем из интеллигентной семьи, он не принял революционные перемены и реакцию, что последовала за ними. Идеалы свободы, равенства и братства, навязываемые авторитарным государством, его не воодушевляли, ведь для него, человека с образованием и высоким уровнем интеллекта, был очевиден контраст демагогии на площадях и волны красного террора, захлестнувшей Россию. Он глубоко переживал трагедию народа и посвятил ей роман «Белая гвардия»

С зимы 1923 г. Булгаков приступает к работе над романом «Белая гвардия», где описываются события украинской Гражданской войны конца 1918 г., когда Киев был занят войсками Директории, свергнувшими власть гетмана Павла Скоропадского. В декабре 1918 г. власть гетмана пытались защищать офицерские дружины, куда был либо записан добровольцем, либо, по другим сведениям, был мобилизован Булгаков. Таким образом, роман содержит автобиографические черты - даже номер дома, в котором в годы захвата Киева Петлюрой жила семья Булгаковых, сохранён - 13. В романе эта цифра приобретает символический смысл. Андреевский спуск, где расположен дом, в романе назван Алексеевским, а Киев - просто Городом. Прототипы персонажей - это родные, друзья и знакомые писателя:

• Николка Турбин, например - это младший брат Булгакова Николай
• Доктор Алексей Турбин – сам писатель,
• Елена Турбина-Тальберг - младшая сестра Варвара
• Сергей Иванович Тальберг - офицер Леонид Сергеевич Карум (1888 – 1968), который, однако, не уехал за границу как Тальберг, а в конечном итоге был сослан в Новосибирск.
• Прототип Лариона Суржанского (Лариосика)- это дальний родственник Булгаковых, Николай Васильевич Судзиловский.
• Прототип Мышлаевского, по одной из версий - друг детства Булгакова, Николай Николаевич Сынгаевский
• Прототип поручика Шервинского - другой друг Булгакова, служивший в войсках гетмана - Юрий Леонидович Гладыревский (1898 – 1968).
• Полковник Феликс Феликсович Най-Турс - образ собирательный. Он состоит из нескольких прототипов - во-первых, это белый генерал Фёдор Артурович Келлер (1857 – 1918), убитый петлюровцами во время сопротивления и приказавший юнкерам бежать и срывать погоны, осознав бессмысленность боя, во-вторых - это генерал-майор Добровольческой армии Николай Всеволодович Шинкаренко (1890 – 1968).
• Был прототип и у трусливого инженера Василия Ивановича Лисовича (Василисы), у которого Турбины снимали второй этаж дома - архитектор Василий Павлович Листовничий (1876 – 1919).
• Прототип футуриста Михаила Шполянского - крупный советский литературовед, критик Виктор Борисович Шкловский (1893 – 1984).
• Фамилия Турбины - это девичья фамилия бабушки Булгакова.

Однако следует отметить и то, что «Белая гвардия» - не полностью автобиографический роман. Что-то вымышлено – например, то, что мать Турбиных умерла. На самом деле в то время мать Булгаковых, являющаяся прототипом героини, жила в другом доме со вторым мужем. Да и членов семьи в романе меньше, чем было в действительности у Булгаковых. Впервые целиком роман был опубликован в 1927 – 1929 гг. во Франции.

О чём?

Роман «Белая гвардия» - о трагической судьбе интеллигенции в тяжёлые времена революции, после убийства императора Николая II. Книга также повествует о сложном положении офицерства, готового исполнять долг перед отечеством в условиях зыбкой, нестабильной политической обстановки в стране. Белогвардейские офицеры были готовы защищать гетманскую власть, но автор ставит вопрос - есть ли в этом смысл, если гетман сбежал, оставив страну и её защитников на произвол судьбы?

Алексей и Николка Турбины - офицеры, готовые защищать родину и прежнюю власть, но перед жестоким механизмом политической системы они (и такие, как они) оказываются бессильными. Алексея тяжело ранят, и он вынужден бороться уже не за родину и не за оккупированный город, а за свою жизнь, в чём ему помогает женщина, спасшая его от смерти. А Николка в последний момент бежит, спасённый Най-Турсом, которого убивают. При всём желании защищать отечество герои не забывают о семье и доме, о сестре, оставленной мужем. Образ-антагонист в романе - капитан Тальберг, который, в отличие от братьев Турбиных, покидает отечество дом и жену в тяжёлое время и уезжает в Германию.

Кроме того, «Белая гвардия» - роман об ужасах, беззаконии и разрухе, которые творятся в оккупированном Петлюрой городе. В дом инженера Лисовича врываются с поддельными документами бандиты и грабят его, на улицах стрельба, а пан куренной с помощниками - «хлопцами», учинили жестокую, кровавую расправу над евреем, подозревая его в шпионаже.

В финале город, захваченный петлюровцами, отвоёвывают большевики. В «Белой гвардии» ясно выражено отрицательное, негативное отношение к большевизму - как к губительной силе, которая в итоге сотрёт с лица земли всё святое и человеческое, и придёт страшное время. Этой мыслью и завершается роман.

Главные герои и их характеристика

• Алексей Васильевич Турбин - двадцативосьмилетний доктор, дивизионный врач, который, отдавая долг чести отечеству, вступает в схватку с петлюровцами, когда его часть распустили, так как борьба уже была бессмысленна, но получает серьёзное ранение и вынужден спасаться. Заболевает тифом, находится на грани жизни и смерти, но в итоге выживает.
• Николай Васильевич Турбин (Николка) - семнадцатилетний унтер-офицер, младший брат Алексея, готовый до последнего сражаться с петлюровцами за отечество и гетманскую власть, но по настоянию полковника убегает, срывая с себя знаки отличия, так как бой уже не имеет смысла (петлюровцы захватили Город, а гетман сбежал). Затем Николка помогает сестре ухаживать за раненым Алексеем.
• Елена Васильевна Турбина-Тальберг (Елена рыжая) - двадцатичетырёхлетняя замужняя женщина, которую оставил муж. Переживает и молится за обоих братьев, участвующих в военных действиях, ждёт мужа и втайне надеется, что тот вернётся.
• Сергей Иванович Тальберг - капитан, муж Елены рыжей, неустойчивый в политических взглядах, который меняет их в зависимости от обстановки в городе (действует по принципу флюгера), за что верные своим взглядам Турбины его не уважают. В итоге он покидает дом, жену и ночным поездом уезжает в Германию.
• Леонид Юрьевич Шервинский - гвардии поручик, щеголеватый улан, поклонник Елены рыжей, друг Турбиных, верит в поддержку союзников и рассказывает, будто бы сам видел государя.
• Виктор Викторович Мышлаевский - поручик, ещё один друг Турбиных, верный отечеству, чести и долгу. В романе один из первых предвестников петлюровской оккупации, участник боя в нескольких километрах от Города. Когда петлюровцы врываются в Город, Мышлаевский принимает сторону тех, кто хотят распустить мортирный дивизион, чтобы не губить жизни юнкеров, и хочет поджечь здание юнкерской гимназии, чтобы она не доставалась врагу.
• Карась - друг Турбиных, сдержанный, честный офицер, который во время роспуска мортирного дивизиона присоединяется к тем, кто распускает юнкеров, встаёт на сторону Мышлаевского и полковника Малышева, предложившего такой выход.
• Феликс Феликсович Най-Турс - полковник, который не боится дерзить генералу и распускает юнкеров в момент захвата Города Петлюрой. Сам героически погибает на глазах у Николки Турбина. Для него ценнее, чем власть свергнутого гетмана, жизнь юнкеров - молодых людей, которых чуть не отправили на последний бессмысленный бой с петлюровцами, но он в спешном порядке распускает их, заставляя срывать знаки отличия и уничтожать документы. Най-Турс в романе - образ идеального офицера, для которого ценны не только боевые качества и честь собратьев по оружию, но и их жизни.
• Лариосик (Ларион Суржанский) - дальний родственник Турбиных, который приехал к ним из провинции, переживая развод с женой. Неуклюжий, растяпа, но добродушный, любит бывать в библиотеке и держит кенара в клетке.
• Юлия Александровна Рейсс - женщина, которая спасает раненого Алексея Турбина, и у него завязывается с ней роман.
• Василий Иванович Лисович (Василиса) - трусливый инженер, домохозяин, у которого Турбины снимают второй этаж дома. Скопидом, живёт с жадной женой Вандой, прячет ценности в тайниках. В итоге его грабят бандиты. Своё прозвище - Василиса, получил из-за того, что из-за беспорядков в городе в 1918 году стал подписываться в документах другим почерком, сокращая имя и фамилию так: «Вас. Лис».
• Петлюровцы в романе - лишь шестерёнки в глобальном политическом перевороте, который влечёт за собой необратимые последствия.

Тематика

1. Тема нравственного выбора. Центральной темой является положение белогвардейцев, которые вынуждены выбирать - участвовать ли им в бессмысленных сражениях за власть сбежавшего гетмана или всё-таки спасать свои жизни. Союзники не являются на помощь, и город захватывают петлюровцы, а, в конечном итоге, большевики - реальная сила, угрожающая старому жизненному укладу и политическому строю.
2. Политическая нестабильность. События разворачиваются уже после событий Октябрьской революции и расстрела Николая II, когда большевики захватили власть в Петербурге и продолжали укреплять свои позиции. Петлюровцы, захватившие Киев (в романе - Город), слабы перед большевиками, равно как и белогвардейцы. «Белая гвардия» - это трагический роман о том, как погибает интеллигенция и всё, что с ней связано.
3. В романе присутствуют библейские мотивы, и, чтобы усилить их звучание, автор вводит образ помешанного на христианской религии больного, который приходит лечиться к доктору Алексею Турбину. Начинается роман с отсчёта от Рождества Христова, а перед самым финалом упоминаются строки из Апокалипсиса св. Иоанна Богослова. То есть - судьба Города, захваченного петлюровцами и большевиками, в романе сравнивается с Апокалипсисом.

Христианские символы

• Помешанный больной, явившийся к Турбину на приём, называет большевиков «аггелами», а Петлюру выпустили из камеры №666 (в Откровении Иоанна Богослова - число Зверя, антихриста).
• Дом на Алексеевском спуске - №13, а это число, как известно, в народных суевериях - «чёртова дюжина», число несчастливое, и дом Турбиных постигают различные несчастья - родители умирают, старший брат получает смертельную рану и едва выживает, а Елену бросает и предаёт муж (а предательство – это черта Иуды Искариота).
• В романе присутствует образ богородицы, которой молится Елена и просит спасти Алексея от смерти. В страшное время, описанное в романе, Елена испытывает похожие переживания, что и дева Мария, но только не за сына, а за брата, который, в итоге, преодолевает смерть подобно Христу.
• Также в романе присутствует тема равенства перед божьим судом. Перед ним все равны - и белогвардейцы, и воины Красной Армии. Алексей Турбин видит сон о рае - как туда попадают полковник Най-Турс, белые офицеры и красноармейцы: им всем суждено попасть в рай как павшим на поле битвы, а богу всё равно, верят ли они в него или нет. Справедливость, согласно роману, есть лишь на небе, а на грешной земле царствуют безбожие, кровь, насилие под красными пятиконечными звёздами.

Проблематика

Проблематика романа «Белая гвардия» - в безвыходном, бедственном положении интеллигенции, как чуждого победителям класса. В их трагедии – драма всей страны, ведь без интеллектуальной и культурной элиты Россия не сможет гармонично развиваться.

• Бесчестье и трусость. Если Турбины, Мышлаевский, Шервинский, Карась, Най-Турс единодушны и собираются защищать отечество до последней капли крови, то Тальберг и гетман предпочитают бежать как крысы с тонущего корабля, а индивиды вроде Василия Лисовича трусят, хитрят и приспосабливаются к существующим условиям.
• Также одна из главных проблем романа заключается в выборе между нравственным долгом и жизнью. Ставится вопрос ребром - есть ли смысл с честью защищать такое правительство, которое бесчестно покидает отечество в труднейшие для него времена, и тут же есть ответ на этот самый вопрос: смысла нет, в этом случае жизнь ставится на первое место.
• Раскол русского общества. Кроме того, проблема в произведении «Белая гвардия» заключается в отношении народа к происходящему. Народ не поддерживает офицеров и белогвардейцев и, в целом, встаёт на сторону петлюровцев, ведь на той стороне беззаконие и вседозволенность.
• Гражданская война. В романе противопоставляются три силы - белогвардейцы, петлюровцы и большевики, и одна из них лишь промежуточная, временная - это петлюровцы. Борьба с петлюровцами не сможет оказать такого сильного влияния на ход истории, как борьба между белогвардейцами и большевиками - двумя реальными силами, одна из которых проиграет и канет в Лету навсегда - это и есть Белая гвардия.

Смысл

В целом, смысл романа «Белая гвардия» - это борьба. Борьба между смелостью и трусостью, честью и бесчестьем, добром и злом, богом и дьяволом. Отвага и честь - это Турбины и их друзья, Най-Турс, полковник Малышев, распустивший юнкеров и не позволивший им умирать. Трусость и бесчестье, им противопоставленные - это гетман, Тальберг, штабс-капитан Студзинский, который, побоявшись нарушить приказ, собрался арестовать полковника Малышева за то, что тот хочет распустить юнкеров.

Обычные граждане, не участвующие в военных действиях, в романе тоже оцениваются по этим же критериям: честь, храбрость – трусость, бесчестье. Например, женские образы - Елена, ждущая оставившего её мужа, Ирина Най-Турс, не побоявшаяся вместе с Николкой идти в анатомический театр за телом убитого брата, Юлия Александровна Рейсс - это олицетворение чести, смелости, решительности - и Ванда, жена инженера Лисовича, скупая, жадная до вещей, - олицетворяет трусость, низменность. Да и сам инженер Лисович - мелочный, трусливый и скаредный. Лариосик, несмотря на всю свою неуклюжесть и нелепость,- человечный и мягкий, это персонаж, который олицетворяет если не отвагу и решимость, то просто добронравие и мягкосердечие - качества, которых так не хватает в людях в то жестокое время, описанное в романе.

Ещё один смысл романа «Белая гвардия» - в том, что к богу близки не те, кто ему официально служат – не церковники, но те, кто даже в кровавое и беспощадное время, когда на землю спустилось зло, сохранили в себе зёрна человечности, и пусть даже это - красноармейцы. Об этом рассказывает сон Алексея Турбина - притча романа «Белая гвардия», в которой бог объясняет, что белогвардейцы попадут в свой рай, с церковными полами, а красноармейцы - в свой, с красными звёздами, потому что и те, и другие верили в наступление добра для отечества, хоть и по-разному. Но суть и тех, и других одна, несмотря на то, что они по разным сторонам. А вот церковники, «служители бога», согласно этой притче, не попадут в рай, так как многие из них отступали от истины. Таким образом, суть романа «Белая гвардия» в том, что человечность (добро, честь, бог, смелость) и бесчеловечность (зло, дьявол, бесчестье, трусость) всегда будут бороться за власть над этим миром. И неважно, под какими знамёнами будет эта борьба происходить - белыми или красными, но на стороне зла всегда будут насилие, жестокость и низменные качества, которым должно противостоять добро, милосердие, честность. В этой извечной борьбе важно выбрать не удобную, а правильную сторону.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!