Кукольный театр для детей аутистов. Спектакль о людях с аутизмом открыл малую сцену театра на малой бронной

Ольга Томашевская

В Минске есть уникальный семейный театр, в котором вместе с обычными детьми на сцену выходят дети с аутизмом. «Такого нет нигде в мире», - говорит голландский режиссер Ханс Салеминк, который работает с детьми, у которых аутизм, с начала 1990-х. Но если в мире спонсоры выстраиваются в очередь, чтобы помочь такому театру развиваться, то в Беларуси деньги ищет отчаянный многодетный отец и продюсер Леонид Динерштейн. Ему 56, он ничего не понимает в краудфандинге и сборах средств, он никогда не сталкивался прежде с больными детьми. Но когда Динерштейн увидел, как в театре меняются дети с аутизмом и после долгих лет молчания начинают не только говорить, но и выходить на сцену в главных ролях, он застрял в этом проекте.

«Имена» встретились с Динерштейном, чтобы узнать, почему театр, который реально помогает детям с аутизмом и который все называют крутым проектом, каждый день на грани выживания.

- Леня, обычно подобными проектами занимаются люди, у которых есть больные дети. Но, как я понимаю, у тебя нет личной истории, связанной с аутизмом?

Я с этой проблемой при своих четырех детях, слава Богу, не был знаком до театра. Но получилась такая вещь. У меня есть коллега, Ира Пушкарева , у нее своя студия, где детей обучают хореографии, музыке, актерскому мастерству. Пять лет назад к ней привели детей с психологическими проблемами и разными поведенческими реакциями. Так появился семейный инклюзив-театр «i». Ира тихонечко занималась. Хорошие педагогические руки дали результаты. В конце концов к Пушкаревой обратилась общественная организация «Дети. Аутизм. Родители». Они привели на репетицию спонсора, который согласился профинансировать мюзикл для большой сцены. С одним условием - премьера нужна через два с половиной месяца, ко Дню зашиты детей. Это невероятные сроки. Ира позвала меня. А дальше все понеслось со скоростью света.

Все могло закончиться одним спектаклем, но в процессе репетиций мне попалась на глаза мировая статистика. Я, конечно, офигел. Каждая сто вторая девочка, каждый пятьдесят восьмой пацан в мире - с аутизмом. Перекладываю на белорусскую демографию - получается 22 000 детей. Зарегистрированных детей с аутизмом у нас - 1 200. А где еще 20 000?

- И где же они?

Не знаю. Часто родители не ставят диагноз. Представляешь, как жить с такой записью? Когда ребенок вырастает, запись «аутизм» часто меняют на «шизофрения», куда ему с этим потом?

У нас в театре есть Мишка, родители принципиально не ставят ему диагноз, и он учится в обычной школе. Парню везет на учителей: ему позволяли сидеть под партой всю начальную школу, теперь он отлично учится, ездит по олимпиадам.

А вот Кастусь Жибуль, сын очень мудрых филологов, учится фактически дома, в школе у него пока все слишком сложно.

Есть еще Макс Лагун - великолепный художник, фантастический. Парень рисует в художественной студии, один на один с педагогом и мольбертом. А у нас, попав в шум, гам и суету, сначала сидел в углу. И только репетиции на пятой Макс пришел к детям. Мы специально для него ввели роль Бессловесного Зайца. И еще он нарисовал принты к костюмам.

- И дети с аутизмом не побоялись большой сцены?

Нет. Все сыграли в первом же спектакле, это была «Флейта-Чарадзейка» в филармонии. Большой зал, аншлаг, приставные стулья. Дети сыграли фантастически. Илья, например, в финале спел. На сцене сделал то, что должен был. На репетициях это ему ни разу полностью не удалось.

- И после этого спектакля вы решили продолжить проект?

Когда тебе уже за полтинник, ты соображаешь, что есть знаки, и надо их слышать. После премьеры я предложил Velcom провезти спектакль по пяти городам и сделать пять брифингов. Показать, что аутизм - не смертельный номер, что выход есть. И они согласились.

Когда мы вышли, Ира говорит: «Слушай, а как мы их повезем?». И тут только я соображаю, что денег на дополнительный транспорт нет, в одном автобусе поедут все - и с аутизмом, и без. Автобус, замкнутое пространство, где у детей с аутизмом нет возможности уединиться, побыть в своей скорлупе. Четыре с половиной часа туда, там пообедали, поиграли - и четыре с половиной часа назад.

Но в итоге для всех детей это был настоящий праздник, а для детей с аутизмом - вообще сумасшедший рывок. Они все это время развивались, понимаешь? Именно потому, что попали в здоровый коллектив, неагрессивный. В среду, открытую к инклюзии, где они на равных.

Наш театр - это чуть ли не единственное место, где они могут на равных работать. Дети с аутизмом и дети с синдромом Дауна - две категории, для которых нет другого пути социализации, кроме как полноценное вливание в здоровую среду. Для них это единственный способ понять, как работает этот мир. А для других, обычных детей, это становится сумасшедшей прививкой толерантности, терпимости и понимания, что есть особенные дети. У нас в театре получился баланс, идеальный для социализации - 85% здоровых детей (50 человек) и 15% детей с аутизмом (13 детей).

На репетициях детям с аутизмом никаких поблажек нет. Ханс Салеминк, наш голландский коллега, который работает с аутистами с начала 1990-х, у нас на репетициях обалдел. Сам он делает спектакль год, и последние три месяца ничего не меняет, потому что эти дети сложно адаптируются к изменениям. Ханс работает только с аутистами, его труппа не инклюзивная, в ней нет здоровых детей. Я видел его труппу - это люди восемнадцати-двадцати шести лет, с которыми он занимается с детского возраста. Если бы он мне не сказал ничего про аутизм, я бы видел хорошо подобранную труппу третьего или второго курса театрального института.

Макс почти не разговаривал - в быту, по крайней мере. А через полгода у нас он говорил скороговорки на сцене

Так вот когда Ханс увидел, что мы здесь делаем, сказал: «Ребята, вы вообще единственные. То, что делаю я, не делает практически никто, но то, что делаете вы, точно никто не делает. Я аналогов не знаю». Так что мы влезли в зону абсолютного ноу-хау.

Дети с аутизмом раскрываются постепенно. Тот же Макс, который сначала был Молчаливый Заяц. Он почти не разговаривал - в быту, по крайней мере. А через полгода у нас он говорил скороговорки на сцене. Нам все вокруг кричали: «Два тьютора за спину, не дай Бог что-нибудь случится». У Макса мама была рядом, и наша психолог рядом была все время. Но это было настоящее, это была не игра, он пошел в живой коллектив, и работал там полноценно. В нашем втором спектакле, «Чыгунка», половина декораций его. И он вышел с говорящей ролью.

Да, Кастусь Жибуль. Мы сохранили в пьесе все его ходы. Да, помогли с развитием драматургии, но при этом четко удержали логику человека с аутизмом. И он сыграл главную роль!

- Что это за логика?

Логика у них такая: он может как бы идти в одном направлении, а потом резко, внезапно - раз! - и уйти вбок. У него может начаться паническая атака, непонятно от чего, у каждого по-своему. Один из персонажей у Кастуся - Кот-наадаварот - это его сущность.

Процесс был очень сложный, конечно, потому что из тридцати детей, которые там в итоге действовали, семеро были с аутизмом.

- Все-таки как получилось, что придя в этот проект случайно, ты решил не просто остаться в нем, но и развивать его дальше?

Сейчас объясню. Вот смотри. Появляется у нас пацан - большой такой, грузный даже. Родился нормальный, а потом перестал разговаривать. У детей с аутизмом так бывает. Пацана гнобили во всех школах. Он пришел к нам такой запуганный, но на первом буквально занятии смотрю - его прям распирает, так хочется всего. И в итоге мама мне звонит: «Слушайте, что вы с ребенком сделали? Он первый раз пришел счастливый». В итоге он получил одну из главных ролей. Я не удивлюсь, если этот парень через три года в театралку поступит. Вот такие штуки происходят на глазах.

Девочка Влада, которая пришла в 14 лет. Красивая девчонка, хочет стать актрисой, но вначале она почти не говорила. Бабушка ее понимала, а мы почти нет. За полгода она дошла до этюда. Да, она боится резких движений, не выдерживает два часа, боится крика. Но это уже совсем не те боязни, с которыми она пришла полгода назад.

Меня зацепило, когда я увидел, как эти дети развиваются. Вот почему я застрял. Как из такого выйти? У меня есть еще лет двадцать, наверное. Может, мне хватит здоровья. Мне хочется создать территорию свободного творчества, которая ни с кем не борется, в которой растут нормальные свободные личности. Пускай потом каждый из них строит свою территорию вокруг себя.

- А откуда деньги на инклюзив-театр?

Ищу, где могу. Занимаюсь в свои пятьдесят шесть фандрайзингом. Тем, что у меня королевски получалось в начале девяностых, когда мы с коллегами «замутили» в Минске Альтернативный театр. Тогда друзья-бизнесмены давали на него деньги. Сейчас кто-то из старых друзей чуть-чуть помогает. Вот Velcom профинансировал спектакль. Но это разовая помощь. Для процесса нужна пусть не очень большая, но постоянно действующая финансовая поддержка. Нам репетиционная база нужна, помещение, метров двести пятьдесят, в котором есть зал метров девяносто для занятий - со станком, зеркалом, покрытием. Складик рядом, чтобы хранить какие-то вещи, пару раздевалок, комната, где что-то может происходить. Такая мастерская нужна бы была года на два, а за это время, надо строить или искать зал. Нужно, чтобы детям было, куда приходить.

Нам нужен постоянный видеомониторинг. Потому что это готовый методический материал. Методики, которые мы у себя создаем, можно тиражировать куда угодно, в Гродно, в Гомель, в Калининград - туда, где появляются люди, готовые с этим работать.

Одна из следующих задач - это изменение общественного мнения в отношении аутизма. Когда мы говорили обществу полтора года назад слово «аутизм» - общество пугалось и отстранялось. Сейчас я вижу, что реакция уже другая. Мы прошли большой путь.

- Государство ничем не может помочь?

Нам хотелось бы помощи от государства. Но на самом деле мы понимаем, что ни у какого государства нет сил на то, чтобы полностью реализовать такой проект, как инклюзивный театр. Возьми любую страну - там будет то же самое. Однако в Европе открыт путь для частного финансирования, есть льготы для спонсоров. За такими организациями, как наша, в европейских странах деньги сами ходят. У нас все наоборот.

Чем вы можете помочь?

«Имена» собирают деньги на поддержку проекта «Театр для детей с аутизмом». Они нужны на оплату работы педагогов по актерскому мастерству и психолога, аренду помещения и продвижение проекта. Всего на год работы необходимо собрать 53 100 рублей. Пока на счету 1 719 рублей.

Сегодня в семейном инклюзив-театре занимается 63 ребенка, из них 13 детей с аутизмом. Часть затрат театра покрывают семьи, которые платят за занятия в театральной студии. Но этих денег на развитие проекта катастрофически не хватает. Ваши пожертвования позволят взять на обучение 30 детей с аутизмом. А если у театра будет собственное помещение, заниматься смогут 60 детей с аутизмом. Для проекта важен каждый рубль.

«Имена» работают на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. «Имена» - для читателей, читатели - для «Имен». Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода !

Истории

Моя главная роль. Как театральная сцена помогает детям с аутизмом чувствовать вкус жизни

Полина Шандрак

Кастусь, Ильюша, Макс - это мальчишки, которые с виду не отличаются от других таких же мальчишек. Но они все же отличаются: яркий свет, громкий звук и даже обычные прикосновения могут приносить им боль. У этих ребят аутизм. Диагноз, про который много говорят, но мало кто знает, как он проявляется и что с ним делать. Таким детям сложно в обществе, потому что мы с вами вместе со своими правилами жизни им непонятны. Для них все правила - это заморочки. В Беларуси такие дети, как правило, большую часть жизни проводят дома с родителями, потому что мало кому удается добиться того, чтобы просто ходить в школу или в детский сад. И пока мы прятались от дождя в эти неприветливые дождливые выходные, дети с аутизмом вместе с родителями очень старались узнать, что же такое на вкус - интересная жизнь. Их родители наконец добились того, чтобы в Беларуси появился инклюзивный театр, где дети с аутизмом могут играть свои роли наравне с другими детьми. И в субботу у них состоялся первый гастрольный выезд.

Семейный инклюзив-театр «i» появился в апреле 2016 года в центре белорусской столицы и уже дебютировали на большой сцене со спектаклем « Флейта-чарадзейка ». 8 октября театр отправился в турне по городам Беларуси. Накануне гастролей журналист Полина Шандрак решила заглянуть за кулисы театра, чтобы понять, как занятие творчеством помогает детям с аутизмом бороться за нормальную жизнь.

Детям с аутизмом тяжело завязать общение. Они больше уходят в себя, с трудом переключаются с одной игрушки на другую, с одного человека на другого и т. д. Такие дети более восприимчивы к звукам, ощущениям, переживаниям. Несмотря на это, творческие и интеллектуальные способности у них точно такие же, как и у обычного человека, говорит Татьяна Яковлева , мама ребенка с аутизмом - Ильи . Татьяна - глава организации «Дети. Аутизм. Родители» и инициатор появления в Беларуси семейного инклюзив-театра «і». Дети с аутизмом, по ее словам, могут быть отличными музыкантами, поэтами и актерами. А для этого им необходимо много работать. Без помощи специалистов, увы, никак не получится раскрыть особенных детей. И театр - отличный способ это сделать.

Я вижу, что спектакль детей увлекает, а это очень важно. Тогда не приходится их заставлять работать, - признается Татьяна накануне репетиции.

Репетиции проходят в стенах минского дворца культуры ветеранов. Дети и их мамы расположились в креслах. Мальчики и девочки переодеваются, разговаривают с родителями, примеряют сценические костюмы. С ходу трудно сказать, кто из них дети с аутизмом. Никакого непривычного поведения и стереотипов из масскульта. Так что сходу можно было представить, что тебя занесло на обычную репетицию детского спектакля.

А чьи это пальчики? - вдруг подбежал ко мне мальчишка, и я узнала в нем Кастуся Жибуля , про которого «Имена» уже рассказывали в одной из своих статей.

У Кастусика аутизм, мальчик пришел на репетицию с мамой. Сегодня он и еще 9 детей с аутизмом будут играть в постановке детектива на белорусском языке « Флейта-чарадзейка ».

- Мои пальчики , - ответила я.

А можно я себе какой-нибудь возьму? - спросил Костя.

- Ну, как же я без пальца буду жить?

Ну, а какой не жалко?

- Мне всех жалко.

Ну ладно, - Костик дотронулся до моего ногтя, улыбнулся и убежал готовиться к выходу на сцену, где его уже заждались другие маленькие актеры.

Удовольствие от творчества

Рядом с Костей во время репетиции все время находится его мама - известная белорусская поэтесса, перформер и переводчица Вера Жибуль , которая одновременно является и одним из сценаристов спектакля. Она давала наставления своему сыну и настраивала его на игру. Но десятилетнему Кастусику подниматься на сцену не впервой. Белорусскоязычный мальчишка пишет стихи и рассказы на матчынай мове и с малых лет выступает на литературных фестивалях и арт-тусовках вместе со своими творческими родителями - Верой и Виктором. Поэтому, поднявшись на сцену, мальчик быстро освоился и стал громко говорить и я ярко жестикулировать.

Во время репетиций Кастуся нельзя направить и просить делать что-то одно, потому что он делает только то, что сам хочет, - объясняет Вера особенность поведения юных актеров с аутизмом на сцене. - Мне это и нравится. Любой художник делает только то, что ему вздумается. Творчество - это огромная концентрация энергии, которую сложно обуздать. В искусстве все зависит от таланта творца, и я в Кастусике этого творца очень уважаю. Скажу по правде, что мне совсем не хочется его направлять и давать указания во время репетиций, чтобы не испортить ему удовольствие от творческого процесса.

«Смотришь на то, как поменялись ребята, и радуешься»

Дети поднимаются на сцену, и я пытаюсь угадать, кто из них отличается, как это называют медики, «расстройствами аутистического спектра». Помогает в этом разобраться художественный руководитель театра «і» Ирина Пушкарева . Она отрабатывает с ребятами каждую сцену и признается, что на репетиции приходит с радостью, хотя ей и понадобилось время, чтобы найти к детям подход. Ирина показывает нам особенных деток и рассказывает их истории.

Когда мы с Кастусем только познакомились, то сначала вместе рисовали, чтобы привыкнуть к помещению, - говорит Ирина Пушкарева. - Помню, что в первый день знакомства Кастусь рассказал о своем рисунке целую сказку, которую сочинил самостоятельно. Он удивительный ребенок: очень творческий, и, что приятно, разговаривает на белорусском языке. А мальчик с аутизмом Максим Лагун очень хорошо рисует. У него самый настоящий талант: свой стиль письма и необычный взгляд на мир. Сын Татьяны, Илюша Яковлев, еще в прошлом учебном году не мог спокойно сходить с мамой в ресторан, кафе и места большого скопления людей. А сейчас все поменялось. Он и в кафе прекрасно может посидеть, и на репетиции. Смотришь на то, как поменялись ребята, и радуешься. Ведь наш театр тоже на них повлиял.

В семейном инклюзив-театре «i» играют не только ребята с аутизмом, но и их обычные сверстники. Родители таких детей видят в театре терапию для детей с аутизмом и возможность понять и принять другой мир. А минские школьники и школьницы учатся воспринимать «особенных» детей как равных.

Я считаю, что участие в инклюзивном театре - это прекрасная возможность взаимодействия, - говорит Мария , мама одной из учениц студии. - Оказавшись здесь, мы поняли, что дети с аутизмом - совершенно замечательные. Они учатся чему-то новому у наших детей, а наши дети учатся у них. Все участники спектакля прекрасно взаимодействуют на сцене. Это по-настоящему уникальный театр для Беларуси.

Устал

Репетиция в самом разгаре. Вдруг мальчик в наушниках, Илья Яковлев, начинает сильно плакать. Он тянет маму за руку, просит ее уйти. Все выглядит так, словно это банальная сцена детского каприза, которую можно зачастую наблюдать в публичных местах. Однако поведение Илюши все же отличается от рядовой сцены детского непослушания. Для детей с аутизмом такое поведение - совершенно обычная реакция на переутомление, а не какие-то капризы.

Во время репетиций могут меняться участники, а в самый последний момент перед спектаклем актер с аутизмом откажется выходить на сцену или захочет играть абсолютно иную роль.

Когда мы вошли в зал, здесь бегали детки и пищали, - рассказывает Татьяна Яковлева, - а у Илюши повышенная чувствительность к громким звукам. Вот поэтому он и приустал. От этих особенностей никуда не денешься.

Минуты старательных уговоров, и Татьяне удается успокоить ее сына. Илья поднимается на сцену вместе с мамой, зажав игрушечную машинку в руке. Татьяна Яковлева - не только директор МБ ОО «Дети. Аутизм. Родители» , но также педагог, и музыкант, у которой тоже есть своя роль в спектакле. Она начинает петь, а ее сын внимательно смотрит в зрительный зал. Неожиданно оказывается, что Илья решил внести коррективы в спектакль.

Илья решает, что на сцене слишком мало людей, и полотно спектакля меняется на глазах. Особенность инклюзивного театра заключается в том, что это « театр-наоборот ». Да, в нем есть сценарий, но в этом сценарии нет никакой устойчивости. Поведение детей с аутизмом непредсказуемое, поэтому главные спутники театра - экспромт и импровизация. Например, во время репетиций могут меняться участники, а в самый последний момент перед спектаклем актер с аутизмом откажется выходить на сцену или захочет играть абсолютно иную роль. Ко всему этому нужно быть готовым и относиться с пониманием. Ведь если задуматься, то театр людей с аутизмом - идеальный по своей природе. Он всегда нов, потому что один и тот же спектакль никогда не бывает одинаковым и звучит по-разному.

Вот и сейчас появившийся на сцене Илья Яковлев решает перекроить спектакль. Ему не хочется стоять на сцене только с одной мамой, душа требует массовки. Рядом с Татьяной на сцене появляются две девочки, которые берут Илью за руки и прогуливаются с ним вместе. Так, с легкой руки Ильи, в сценарий были моментально внесены изменения. Режиссер-постановщик и художественный руководитель театра решили, что правкам мальчика место быть. Ведь главное в инклюзивном театре - это то, чтобы дети с аутизмом чувствовали себя комфортно и не закрывались в ракушке своего внутреннего мира.

Режиссер-постановщик и художественный руководитель театра решили, что правкам мальчика место быть.

«А где не сцене были дети с аутизмом?»

Ребенок с аутизмом не может самостоятельно адаптироваться в жизни без помощи специалиста - тьютора. Дети испытывают трудности не только в социальной коммуникации, но и в повседневных делах. Поэтому неслучайно, что в инклюзивном театре есть не только режиссер и хореограф, но и специальный друг особенных детей - тьютор Антонина Недвецкая .

Главная задача тьютора - разговорить детей и узнать особенности и увлечения каждого из них. Тьютор - проводник между ребенком с аутизмом и обычными людьми. Благодаря Антонине, в театре выстраивается полноценный творческий процесс, и спектакли не оказываются на грани срыва.

Изначально я обращаюсь к родителям, чтобы узнать, какой сегодня был день у ребенка, - рассказывает о своей работе Антонина Недвецкая. - Важно понять, какие моменты пережил ребенок: радостные или не очень, не устал ли он. На основе всей этой информации я и подготавливаю театр к работе с ребенком. Если понимаю, что мальчик или девочка устали, то прошу режиссера прогнать сцену пораньше. Вообще дети с аутизмом более выносливые, чем обычные дети. Мне было безумного приятно услышать, когда после премьеры нашего спектакля подходили зрители и спрашивали: «А где не сцене были дети с аутизмом?».

«Сабачая чыгунка»

Конечно, это не обычный театр. В нем нет привычного порядка, выстроенной очередности действия и предсказуемости. Неизвестно, что сказал бы о нем Станиславский, живи он в начале 21 века. Изрек бы он свое классическое «не верю»? С другой стороны, родители детей с аутизмом точно верят в то, что инклюзивный театр помогает их детям адаптироваться в социуме и коммуницировать на равных с другими детьми. А отныне это будет делать еще легче. Ведь 5 октября на базе дворца культуры ветеранов состоялось официальное открытые Центра сопровождения, который будет оказывать постоянную психологическую помощь не только актерам театра с аутизмом, но и их родителям. В центре будут работать психологи, педагоги и тьюторы.

На обучение тьюторов нужна финансовая помощь, - говорит руководитель организации «Дети. Аутизм. Родители» Татьяна Яновлева. - Без них наши дети не могут обойтись, и никакие процессы инклюзии не работают. Если мы обучим своих специалистов для подготовки тьюторов - это будет большой прорыв для Беларуси.

Режиссер-постановщик и сценарист Игорь Сидорчик считает, что детям с аутизмом важно быть в коллективе, а театр дает возможность для общения и для самовыражения.

Главная наша задача - помочь детям с аутизмом адаптироваться, - отмечает режиссер-постановищик. - Иногда им нужно больше объяснить, показать, но результат меня просто поражает. Я вижу, как спектакль помог детям. Театр помогает им жить и чувствовать себя полноценными, гениальными и способными. Они у нас и поют, и танцуют. И иногда делают это не хуже остальных, а даже лучше.

Актеры с аутизмом уже отправились в турне по Беларуси. 8 октября они покорили Гомель, а впереди у них концерты в других областных городах: 12 ноября - Могилев 26 ноября - Гродно, конец января - первая неделя февраля - Витебск и Брест. Зрителей в будущем ждет новая постановка от необычного театра.

Я хочу предложить театру произведение под названием «Сабачая чыгунка», - поделилась с «Именами» секретом сценарист Вера Жибуль. - Замысел принадлежит моему сыну - Кастусику. Это сказка о том, как собачки, жившие возле железной дороги, спасали животных, которые там же пострадали. Думаю, что на основе этой сказки можно поставить отличный музыкальный спектакль и развернуть отличный сюжет.

Как можно помочь

Для того, чтобы не обрекать таких детей, как Костик, Ильюша и Макс на пожизненное одиночество, им, особенным детям, нужно помогать. И вообще-то не только театром. Нужно сопровождать их в школе, учить простым правилам общения. А для этого нужно собрать деньги - на обучение тьютора. Без тьютора эти дети не смогут учиться в одном классе с другими детьми. Нужен специалист, который будет наблюдать за поведением ребенка и помогать ему понимать одноклассников. Тьюторов нужно не один, а много. И чтобы у каждого ребенка с аутизмом в Беларуси был такой тьютор, родителям нужно влезть в громадные долги.

Подготовкой специалистов международного уровня сегодня занимаются сами родители. Тьютор каждому ребенку с аутизмом государством не предоставляется.

Три года назад наиболее активные родители создали общественную организацию «Дети. Аутизм. Родители» и договорились с Министерством образования о том, что будут готовить тьюторов за свой счет - дистанционно. С ними будет работать специалист из США. Обучение одного такого специалиста стоит около 16 000 рублей (8 тысяч долларов). В дальнейшем этот белорусский специалист с международным сертификатом сможет обучать тьюторов внутри страны.

565 из 16 000 рублей уже собрали. Если оставшуюся сумму разделить на 9,4 млн. населения страны, то получится примерно по 1 рублю 65 копеек с каждого человека. Эта ровно 3 жетона на метро. И всего-то - для такого большого дела.

Материал создан в рамках совместной инициативы Офиса европейской экспертизы и коммуникаций, онлайн-журнала «Имена» , краудплатформы Talaka.by , CityDog.by и 34mag.net

• 26. 10. 2015

Танцоры с синдромом Дауна, драматурги-колясочники и актеры с аутизмом - «особый театр» становится частью «большой культуры»

Наталья Попова, режиссер и руководитель студии
«Круг» Фото: Ильмар Стуттерер

Лена, найди какую-нибудь музыку для троек!

Лена нажимает на кнопку проигрывателя, и в комнате с видом на спальный район возвышенно и умиротворенно запевает Боно. Три девушки свиваются под музыку в клубок, превращаясь в единое тело. Девушки накатываются, наваливаются друг на друга, подталкивая друг друга к движению, подставляя свои тела, когда партнер теряет равновесие. Их троица состоит из опоры и уязвимого звена. Опора - это Лена и Вика, они ассистенты Натальи Поповой. Мириам занимается у Натальи Поповой в студии. У Мириам непроизносимый психиатрический диагноз. Импровизируя, она действует с ассистентами заодно, но именно ради нее все и происходит.

В углу комнаты на стуле сидит сама Наталья Попова, она создатель и руководитель «Круга». Рядом с ней на ковриках у стенки за импровизацией наблюдают Катя, Клава, Саша, Леша, Антон и другие студийцы и ассистенты.

Ребята должны ощущать вес человека, предвосхищать его движения, контролировать его, - рассказывает мне вполголоса Попова. - Так у них включается телесное сознание. Это первый этап. А дальше начинает создаваться композиция. Чувство композиции - это социальное чувство. Через упражнения они учатся вписываться в общество, понимать человека через его физические реакции. Этот навык компенсирует им интеллектуальную недостаточность, они начинают социально адекватно реагировать. И часто уже они сами учат своих близких правильному общению. Они могут говорить: «Ты меня не понимаешь, здесь надо делать так». И это все рождается из опыта импровизации.

Спектакль «Слэш/Slash» студии «Круг»

Сегодня собрались старшие студийцы. У каждого свой диагноз. Каждый из них прежде прошел реабилитационную программу. Всем за двадцать. Самый опытный среди них Саша, он занимается уже одиннадцать лет. Это приятный молодой человек с такой улыбкой, будто у него есть секрет. Почти всех я видела в спектакле «Слэш», когда его играли у нас в ЦИМе.

Помимо студийцев в комнате находятся ребята помоложе: у них есть психологические проблемы, но нет инвалидности: Сережа не способен сконцентрироваться, Лена настолько застенчива, что это мешает ей жить.

Ассистенты в «Круге» работают бесплатно, зарабатывая на жизнь в других местах, но отдавая до двадцати часов в неделю студии. Многие из них, как Лена, сами когда-то прошли через «Круг».

За одним упражнением идет другое. Все вместе похоже на вечер современного танца, вполне профессионального и довольно изощренного.

Какая грация просыпается, понимаете? - у Натальи горят глаза. - Видите? Это думающие движения! В процессе движения они думают. Это нераздельно происходит - чувствование и мышление; они исследуют свое тело, отношения с партнером, образы какие-то рождаются.

Красиво, - поддакиваю я.

Конечно! Тело ведь - это первый символ, и они его должны освоить. А освоив, должны построить по отношению к нему дистанцию. Это тело - а это тот образ, который я творю телом. И все происходит через движение, через жест, причем в партнерстве, в социальных отношениях.

Дело происходит в Строгине, в Детском центре творчества, ярко-синем двухэтажном здании, по периметру обнесенном забором. Мамы слоняются по двору в ожидании детей. На входе будка с дежурным и вертушка. В вертушке запутался и смеется мальчик с ДЦП в красной куртке. Мать нежно прикрикивает на него: «Стой, Саш, завяжу тебе шнурки!»

Создательница и руководитель «Круга» Наталья Попова - великий человек, я считаю. Полное название ее дела - «Региональная общественная организация социально-творческой реабилитации детей и молодежи с отклонениями в развитии и их семей». На Поповой сходится движение интегральных или «особых театров» в стране. Они с коллегами организуют «Протеатр» - главный фестиваль «особых театров» в России. Приглашают в Москву лучшие инклюзивные театры Европы. Сводят между собой практиков и теоретиков, организуют научно-практические конференции, публикуют литературу, проводят мастер-классы, летние школы и многое другое. При этом Попова четверть века день за днем ведет тренинги с детьми и молодыми людьми с ОВЗ (особыми возможностями здоровья).

Здесь, в недрах ее «Круга», зародился «Круг-2», который хорошо знаком театралам: театр-студия Андрея Афонина - лауреат главной театральной премии страны «Золотая маска». Театр получил ее за спектакль «Отдаленная близость», которую вместе с Афониным поставил его коллега из берлинского театра Thikwa Герхартд Хартман.

Помню, как я увидела этот спектакль два года назад. До того я тринадцать лет оттрубила театральным обозревателем «Афиши» и видела почти все, что происходит на московской сцене. Но никогда не видела инклюзивный театр. Хотя он существовал в России долгие годы. Просто до последнего времени особый театр рассматривался как самодеятельность прекраснодушных любителей.
Каково же было мое удивление, когда я увидела «Отдаленную близость» в «Центре драматургии и режиссуры» на Беговой! Это был театр, современный по форме, к тому же наполненный человеческой подлинностью. В нем было то, чего днем с огнем не найдешь на сцене, о чем мечтали Станиславский, Арто и Гротовский - безусловный человек, человек, каков он есть.

Репетиция в студии «Круг» Фото: архив интегрированной театральной студии «Круг»

Затем обнаружилось, что «Отдаленная близость» - только верхушка айсберга. В стране оказались сотни инклюзивных театров. Одни работают с ментальными инвалидами, как «Круг». Другие – с беспризорными, как питерский «Упсала Цирк». Третьи – с инвалидами, ограниченными в движении, как «Жест» из Нижнего Новгорода. И тысячи инклюзивных театров работают в Европе.

Сотни инклюзивных театров: одни работают с ментальными инвалидами, другие – с беспризорными, третьи – с инвалидами, ограниченными в движении

Дело было в 2014-м. Театральное искусство переживало расцвет. За два десятка лет после перестройки границы театра раздвинулись очень далеко за пределы социалистического реализма. А на волне Болотной театр начинал осознавать себя не только искусством, но и общественным форумом, гражданским институтом, социальным инструментом. Новая драма и молодая режиссура уже с десяток лет напоминали благополучным о существовании тех, кому повезло меньше. Инклюзивный театр шел дальше: он не толковал о проблемах, а решал их.

Я в тот год руководила экспертным советом «Золотой маски» и оказалось, что при разных эстетических вкусах все эксперты едины в одном: увлеченности социальным театром. В итоге в тот год в номинации «Эксперимент» современный театр был представлен во всех формах театра социального. В «Отдаленной близости» «особые» артисты и обыкновенные любители танцевали в парах, произносили монологи и совместно варили суп, которым в финале кормили зрителей. Рядом в программе был просветительский проект ЦИМа «Алиса и государство». И пластический спектакль об алкозависимости группы Liquid Theatre. И «Акын опера» Театра.doc, где четверо таджиков рассказывали о своих приключениях в Москве, играли на традиционных музыкальных инструментах, - ничего особенного, но рождалось понимание, что люди в оранжевых жилетках, которых некоторые зрители, по правде, и за людей не держат, - наследники культуры великой и гораздо более древней, чем наша.
«Акын-оперу» и «Отдаленную близость» в ряду других социальных спектаклей выделяла одна вещь: безыскусные и подлинные люди на сцене. Они и выиграли в тот год: «Театр.doc» взял спецприз жюри за «Акын-оперу», Афонин взял «Маску» в номинации «Эксперимент»: театральное сообщество признало «особый театр» частью большой культуры.

Когда я говорю о подлинности «особых» артистов Наталье Поповой, она морщится: «Почему бы вам не отправиться в зоопарк?»
А Валерий Панюшкин нашел «особый театр» на старинной ярмарке. Когда, выступая на организованной Поповой конференции, Панюшкин сделал доклад о бородатой женщине Присцилле Лотер и сравнил «особый театр» со старинным фрик-шоу, в зале вздрогнули все.

Мысль Панюшкина была пусть шокирующей, но простой: люди испокон веков тяготели к знакомству с иными, чужими, и в этом ничего плохого. Наоборот: ярмарочные шоу уродов так же раздвигали представления обывателя о мире, человеке, о человеческой норме и норме в искусстве, как это делает сегодня инклюзивный театр.

«“Большая культура” пытается уменьшить дистанцию между жизнью и ситуациями в искусстве, чтобы увидеть сам акт, - написала мне Наталья. - А особый театр пытается ее выстроить исходя из особенностей сознания человека с инвалидностью. Вот здесь они и встречаются!.. Это и есть самое интересное в особом театре - ты как у истоков… К сожалению, этот процесс заменяется созданием “упаковки” для участия в придуманном режиссером действии человека с инвалидностью. Чем привычнее упаковка, тем лучше спектакль».

В профессиональном театре в России встречей с «другими» был вдохновлен Борис Юхананов. Эстет и мистик, аристократ поискового искусства, Юхананов в середине девяностых пустился в серию проектов под общим названием «Дауны комментируют мир».

«Рудольф Штайнер замечательно сказал, что в людях с даун-синдромом завершено построение морального тела. В этом смысле они – люди будущего… Язык этих детей, в каком-то смысле, оказывается праязыком, то есть, если внимательно вслушиваться в то, как они говорят, можно обнаружить такого типа лингвистические конструкции, которые свойственны скорее не человеку, а священной книге».

«Рудольф Штайнер замечательно сказал, что в людях с даун-синдромом завершено построение морального тела. В этом смысле они – люди будущего»

Проект включал фильм, где «дети» (так он называл своих студийцев) пересказывали своими словами Евангелие, и другой фильм, где они делали телевидение. В 2004-м Юхананов впустил в свой театр провокацию подлинным. В спектакле «Повесть о прямостоящем человеке» живое противопоставлялось механическому: артисты, исполнявшие упражнения сакральной гимнастики графа фон Ботмера, соседствовали на сцене с радиоуправляемыми машинками и динозаврами, а девушка Ксюша в инвалидной коляске, - совершенно обездвиженная и способная только печатать на компьютере, - комментировала происходящее: «…В искусстве я совсем недавно, но иногда хватает одной доли секунды, чтобы влюбиться на всю жизнь. Так случилось и со мной. Я настолько влюбилась в театр, что теперь жить без него не могу!..»

В целом «особый театр» в России существовал еще в СССР, но к ведомству культуры никогда не относился. Как это устроено, допустим, в театре глухих. В шестидесятых, благодаря протекции композитора Соловьева-Седого, у которого росла глухая дочь, был создан Театр мимики и жеста. Актеры первого в стране и в мире профессионального театра глухих учились у Бориса Захавы в Щукинском театральном училище. Финансировался театр из бюджета Всероссийского общества глухих и первые десять лет гремел так, что билетов туда было не достать.

В девяностые, когда ВОГ получил целый список льгот и криминализировался, театр походил на притон. Ходила легенда о любви актрисы Светланы Вакуленко и бандита Левони Джикия, которая легла в основу фильма «Страна глухих». Он, мол, семь раз просил ее руки, она семь раз отказала. А когда она готова была сказать ему «да», ей сообщили, что он погиб в перестрелке.

Театр мимики и жеста еще существует, но бесповоротно захирел. Зато из той студии Захавы при Щукинском училище родился Специализированный институт искусств. А из института, в свою очередь, вышли два существенных театра - «Синематограф» и «Недослов». Оба театра находятся на балансе института. Еще один передовой театр глухих - «Пиано» Владимира Чикишева в Нижнем Новгороде - существует при школе-интернате для глухих детей.

Иное дело - «особый театр» в Европе. Там он встроен в культуру. Допустим, севильский театр Danza Mobile, не раз гастролировавший в Москве, это танцевальный центр со школой для «особых» детей, профессиональной труппой, танцующей фламенко, другой труппой, танцующей contemporary, и третьей труппой, где здоровые артисты танцуют вместе с танцовщиками с синдромом Дауна. Профессиональные танцовщики с синдромом Дауна! Вопрос - как такое могло случиться?

Спектакль «Слэш/Slash»

Фото: Валерия Глаголева

А случилось оно вот как. После Второй мировой власти европейских стран стали вкладываться в культуру, видя в ней противоядие новым угрозам фашизма. Количество театров стремительно росло, но количество художников росло еще быстрее. Художники требовали у властей все больших свобод и все большего финансирования. Буря разразилась в 1968-м во Франции, и весной парижский креативный класс, который по традиции называют «студентами», оккупировал один из оплотов традиции - театр «Одеон». Тем же летом был разгромлен Авиньонский фестиваль. Во Франции началась затяжная позиционная война между властью и художниками, которая к концу восьмидесятых закончилась оформлением общественного договора на предмет искусства. В соответствии с которым художник получает возможность заниматься искусством, но при условии социальной работы в обществе.

Среди социальных групп, работать с которыми привлекли художников, оказались и «особые люди». После войны психиатрия переживала реформу: клиники, в которых прежде изолировали больных, закрывались, больных переводили на амбулаторное лечение, общество привыкало к мысли, что люди с особенностями интеллекта - это часть повседневности, нужно учиться жить вместе. Нагрузкой по реабилитации и социализации инвалидов - как физических, так и ментальных - наделили культуру. Художники сперва принуждены были заниматься с этой группой людей, но наступил момент, когда они нашли в такой работе вдохновение.

В России взлет социального театра произошел на волне Болотной и подъема гражданского самосознания, когда отдельные художники осознали себя должниками общества. Что правда, то правда: четыре процента населения России бывают в театре, а участвуют в финансировании театра, платя налоги, сто процентов налогоплательщиков. Что же получают взамен те, кто не имеют возможности ходить в театр или попросту не любят его? Что может сделать театр для этих людей? Молодой театр находил ответы в социальных проектах разного рода. Первыми шли независимые театры, тут масла подлила Елена Гремина, создатель и руководитель Театра.doc. Она придумала проект «Театр плюс общество» и рассказала о нем в 2011 году на встрече президента Медведева с деятелями современного искусства. Суть его была в поддержке государством негосударственных театров на условиях той или иной работы в обществе. Медведев спустил проект в Минкульт, и дело пошло. Девять театров по всей стране три года работали с людьми, так или иначе исключенными из культуры. В Комсомольске-на-Амуре Татьяна Фролова занималась со стариками с болезнью Альцгеймера, в Костромском центре современной хореографии «Диалог данс» профессиональные танцовщики занимались современным танцем с глухими детьми и их родителями; Liquid Theatre вел терапевтический курс в диспансере нарко- и алкозависимых, ростовский театр «18+» учил писать пьесы рецидивистов, сам Театр.doc отправился в колонию для несовершеннолетних и так далее. Вслед за негосударственными театрами социальные проекты стали делать и в театрах государственных. Я видела эталонный проект в Красноярском ТЮЗе, которым руководит прогрессивный молодой главреж Роман Феодори. В его основе лежала шотландская технология Class Act. Группу детей - гуманитариев из хороших гимназий, детей с ДЦП и воспитанников детских домов - учили писать пьесы драматурги Вячеслав Дурненков и Мария Зелинская. После чего их маленькие пьесы сыграли на сцене при полном зале. Абсолютно всерьез, будто это Шекспир, а не Иван Щукин - колясочник, увлеченный керлингом. Для ребят этот спектакль был поводом поверить, что судьбу можно переписать, как пьесу. Для взрослых это была встреча с миром подростков, жутковатым и незнакомым. Товарищи из органов власти краснели от стыда за отсутствие в театре пандусов.

Словом, в России вне всякого влияния государства стала складываться модель театра, в котором художественное и социальное не противоречат, а дополняют друг друга.

На днях я получила письмо от Бориса Павловича из Питера. Павлович руководит в Большом драматическом театре социально-просветительским отделом: худрук БДТ Андрей Могучий поддерживает Борину одержимость: через искусство сделать жизнь лучше. Работая в БДТ, Павлович спродюсировал несколько спектаклей, которые поднимают школьные проблемы и идут прямо в школе - в рекреациях, классах, гардеробах. Он скооперировал БДТ с центром Любови Аркус «Антон тут рядом», и вместе они сделали спектакль «Язык птиц», где играют люди с аутизмом. Он втравил Педагогический университет отправлять будущих педагогов в театр и изучать театральную педагогику, чтобы они потом привели в театр своих учеников.

Павлович одержимый, но не любит отапливать космос. Он за системную работу. Вот и сейчас он пытается ввести социальный театр в сферу интересов государства. То есть готовит бумагу в Минкульт от участников Международного театрального форума. Форум пройдет в Питере в декабре, но бумага уже пишется.

Перформанс «Клоун в каждом» в рамках совместной программы «Музей, открытый для всех» студии «Круг» и ГТГ на Крымском валу. Фото: Валерия Глаголева

Цель Павловича очень простая: «создать механизм, с помощью которого можно будет адресно получить поддержку социально ориентированных проектов на государственном уровне».

Павлович просит подумать над тезисами. И Яна Тумина, питерский режиссер, отвечает ему словами тревоги всех артистов, которым не чужда идея социальной справедливости, но которые не хотят принуждения.

Спектакль, где расскажут о том, о чем я представления не имею, - как видит мир ребенок аутист, как пишет стихи подросток с синдромом Дауна