Почему солженицын изменил название рассказа. Явление солженицына

Дневники и Попутное

Попутное В сентябре 1962 года меня не было в редакции. Между тем события развивались так: между 9 и 14 сентября B.C. Лебедев на юге читал вслух повесть Солженицына Н.С. Хрущеву и А.И. Микояну. 15 (или 16) сентября – позвонил домой Твардовскому с известием, что повесть Хрущеву

Попутное Прерву дневник для позднейшего примечания. В 70-е годы кто-то из наследников Виктора Сергеевича Голованова, цензора «Нового мира», передал мне оставшуюся после покойного тетрадь. На обложке ее написано: «Тетрадь 1-я. Прохождение материалов по журналу «Новый мир» с

Попутное Снова прерываю свои записи ради дневника цензора Голованова. Только 14 ноября из разговора с главным редактором Гослитиздата А.И. Пузиковым он узнал подробности беседы Твардовского с Хрущевым, закрепившей ошеломляющее решение – опубликовать «лагерную

Попутное Мы еще жили в эйфории от успеха «Одного дня», и цензура еще относилась к нам после случившегося с опаской.Но в начале декабря Н.С. Хрущев неожиданно посетил выставку МОСХа в Манеже. Подстрекаемый В.А. Серовым и другими руководителями Союза художников, а быть может,

Попутное В вечернем выпуске «Известий» 29. III. 1963 напечатана статья В. Полторацкого «Матренин двор и его окрестности» – первый, не считая отзыв Кожевникова, отклик на рассказ Солженицына.6. IV. 1963<…>Сделали вставку в передовую для № 4 – о «Матренином дворе». Цензура

Попутное Фактически номер вышел лишь в конце января. Дата 29.ХП.63, по-видимому, была дана не по последнему, а по первому подписанному в печать листу. Цензура и дальше делала так, в согласии со специальным указанием, чтобы дезориентировать тех читателей, у нас и на Западе,

Попутное <…>А.И. Тодорский, прославленный в его книге, имел сложную судьбу. О его брошюре «Год с винтовкой и плугом» в 1920 году высказался Ленин. Выйдя из лагеря, Тодорский, сам генерал-лейтенант в отставке, провел полезную работу – написал нигде не изданное тогда

Попутное На первый взгляд, в статье «Литературной газеты» не было ни складу ни ладу. Хвалить за «дотошное цитирование» и спустя несколько абзацев упрекать критика в «усечении цитат»; называть себя защитниками повести и ее героя – и одновременно выражать недовольство

Попутное Не записал в дневнике, а помню этот вечер отчетливо. Занятый рассказами Эренбурга, я с опозданием выскочил на улицу, с трудом поймал такси и помчался на площадь Журавлева, в телевизионный театр, куда обещал явиться за час до начала. Дело в том, что передача, как в те

Попутное Год спустя я прочитал изданные во многих странах очерки М. Михайлова «Москва, 1964», с которых, кажется, и начались его злоключения: процесс над ним, годы тюрьмы, потом эмиграция на Запад.В очерках Михайлова специальная главка была посвящена нашей беседе. Он передал

Попутное Конец 1964 и начало 1965 года ознаменовались для нас неприятностями вокруг статьи Твардовского «По случаю юбилея», подготовленной на открытие 1-го номера. В январе журналу, основанному в 1925 году, исполнялось 40 лет. <…>Цензурные вымарки в статье «По случаю

Александр Солженицын - выдающийся русский писатель, публицист, историк, поэт и общественный деятель.

Получил широкую известность, помимо литературных произведений (как правило, затрагивающих острые общественно-политические темы), также историко-публицистическими произведениями об истории России XIX-XX веков.

Бывший диссидент, в течение нескольких десятилетий (шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы XX века) активно боровшийся против коммунистического режима в России.

Первые годы Солженицын прожил в Кисловодске, в 1924 году вместе с матерью переехал в Ростов-на-Дону.

Уже в молодости Солженицын осознал себя писателем.

В 1937 году он задумывает исторический роман о начале Первой мировой войны и начинает собирать материалы для его создания. Позднее этот замысел был воплощен в "Августе Четырнадцатого": первой части ("узле") исторического повествования "Красное Колесо".

В 1941 году Солженицын окончил физико-математический факультет Ростовского университета. Еще раньше, в 1939 году, он поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы и искусства. Закончить институт ему помешала война. После обучения в артиллерийском училище в Костроме в 1942 году он был oтправлен на фронт и назначен командиром батареи звуковой разведки.
Солженицын прошел боевой путь от Орла до Восточной Пруссии, получил звание капитана, был награжден орденами. В конце января 1945 года он вывел батарею из окружения.

9 февраля 1945 года Солженицына арестовали: военная цензура обратила внимание на его переписку с другом Николаем Виткевичем. В письмах содержались резкие оценки Сталина и установленных им порядков, говорилось о лживости современной советской литературы. Солженицына осудили на восемь лет лагерей и вечную ссылку. Отбывал он срок в Новом Иерусалиме под Москвой, потом на строительстве жилого дома в Москве. Затем - в "шарашке" (секретном научно-исследовательском институте, где работали заключенные) в подмосковном поселке Марфино. 1950-1953 годы он провел в лагере (в Казахстане), был на общих лагерных работах.

После окончания срока заключения (февраль 1953) Солженицын был отправлен в бессрочную ссылку. Он стал преподавать математику в районном центре Кок-Терек Джамбульской области Казахстана. 3 февраля 1956 года Верховный суд Советского Союза освободил Солженицына от ссылки, а через год его и Виткевича объявил полностью невиновными: критика Сталина и литературных произведений была признана справедливой и не противоречащей социалистической идеологии.

В 1956-ом Солженицын переселился в Россию - в небольшой поселок Рязанской области, где работал учителем. Через год он переехал в Рязань.

Еще в лагере у Солженицына обнаружили раковое заболевание, и 12 февраля 1952 года ему была сделана операция. Во время ссылки Солженицын дважды лечился в Ташкентском онкологическом диспансере, использовал различные целебные растения. Вопреки ожиданиям медиков, злокачественная опухоль исчезла. В своем исцелении недавний узник усмотрел проявление Божественной воли - повеление рассказать миру о советских тюрьмах и лагерях, открыть истину тем, кто ничего не знает об этом или не хочет знать.

Первые сохранившиеся произведения Солженицын написал в лагере. Это стихотворения и сатирическая пьеса "Пир победителей".

Зимой 1950-1951 годов Солженицын задумал рассказ об одном дне заключенного. В 1959 году была написана повесть "Щ-854" (Один день одного зэка). Щ-854 - лагерный номер главного героя, Ивана Денисовича Шухова, заключенного (зэка) в советском концентрационном лагере.

Осенью 1961 года с повестью познакомился главный редактор журнала "Новый мир" А.Т.Твардовский. Разрешение на публикацию повести Твардовский получил лично от Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Н.С.Хрущева. "Щ-854" под измененным названием - "Один день Ивана Денисовича" - был напечатан в № 11 журнала "Новый мир" за 1962 год. Ради публикации повести Солженицын был вынужден смягчить некоторые детали жизни заключенных. Подлинный текст повести впервые напечатан в парижском издательстве "Ymca press" в 1973 году. Но название "Один день Ивана Денисовича" Солженицын сохранил.

Публикация рассказа стала историческим событием. Солженицын стал известен всей стране.

Впервые о лагерном мире была сказана неприкрытая правда. Появились публикации, в которых утверждалось, что писатель сгущает краски. Но преобладало восторженное восприятие рассказа. На короткое время Солженицын был признан официально.

В 1964 году "Один день Ивана Денисовича" был выдвинут на Ленинскую премию. Но Ленинской премии Солженицын не получил.

Через несколько месяцев после "Одного дня Ивана Денисовича" в № 1 "Нового мира" за 1963 год был напечатан рассказ Солженицына "Матренин двор". Первоначально рассказ "Матренин двор" назывался "Не стоит село без праведника" - по русской пословице, восходящей к библейской Книге Бытия. Название "Матренин двор" принадлежит Твардовскому. Как и "Один день Ивана Денисовича", это произведение было автобиографическим и основанным на реальных событиях из жизни знакомых автору людей. Прототип главной героини - владимирская крестьянка Матрена Васильевна Захарова, у которой жил писатель, повествование, как и в ряде позднейших рассказов Солженицына, ведется от первого лица, от имени учителя Игнатича (отчество созвучно с авторским - Исаевич), который перебирается в Европейскую Россию из дальней ссылки.

В 1963-1966 годах в "Новом мире" были опубликованы еще три расска за Солженицына: "Случай на станции Кречетовка" (№ 1 за 1963 год, авторское название - "Случай на станции Кочетовка" - было изменено по настоянию редакции из-за противостояния "Нового мира" и консервативного журнала "Октябрь", возглавлявшегося писателем В.А.Кочетовым), "Для пользы дела" (№ 7 за 1963 год), "Захар-Калита" (№ 1 за 1966 год). После 1966 года сочинения писателя не печатались на Родине вплоть до рубежа 1989 года, когда в журнале "Новый мир" публикуются Нобелевская лекция и главы из книги "Архипелаг ГУЛаг".

В 1964 году ради публикации романа в "Новом мире" А.Т.Твардовского Солженицын переработал роман, смягчив критику советской действительности. Вместо девяносто шести написанных глав текст содержал только восемьдесят семь. В первоначальном варианте рассказывалось о попытке высокопоставленного советского дипломата предотвратить кражу сталинскими агентами секрета атомного оружия у США. Он убежден, что с атомной бомбой советский диктаторский режим будет непобедим и может покорить пока еще свободные страны Запада. Для публикации сюжет был изменен: советский врач передавал на Запад сведения о замечательном лекарстве, которые советские власти хранили в глубокой тайне.

Цензура тем не менее запретила публикацию. Позднее Солженицын восстановил первоначальный текст, внеся в него небольшие изменения.

В 1955 году Солженицын задумывает, а в 1963-1966 годах пишет повесть "Раковый корпус". В ней отразились впечатления автора от пребывания в Ташкентском онкологическом диспансере и история его исцеления. Время действия ограничено несколькими неделями, место действия - стенами больницы (такое сужение времени и пространства - отличительная черта поэтики многих произведений Солженицына).

Все попытки напечатать повесть в "Новом мире" оказались неудачными. "Раковый корпус", как и "В круге первом", распространялся в "самиздате". Повесть вышла впервые на Западе в 1968 году.

В середине 1960-х годов, когда на обсуждение темы репрессий был наложен официальный запрет, власть начинает рассматривать Солженицына как опасного противника. В сентябре 1965 года у одного из друзей писателя, хранившего его рукописи, был устроен обыск. Солженицынский архив оказался в Комитете государственной безопасности. С 1966 года сочинения писателя перестают печатать, а уже опубликованные изъяли из библиотек. КГБ распространил слухи, то во время войны Солженицын сдался в плен и сотрудничал с немцами. В марте 1967 года Солженицын обратился к Четвертому съезду Союза советских писателей с письмом, где говорил о губительной власти цензуры и о судьбе своих произведений. Он требовал от Союза писателей опровергнуть клевету и решить вопрос о публикации "Ракового корпуса".

Руководство Союза писателей не откликнулосъ на этот призыв. Началось противостояние Солженицына власти. Он пишет публицистические статьи, которые расходятся в рукописях. Отныне публицистика стала для писателя такой же значимой частью его творчества, как и художественная литература. Солженицын распространяет открытые письма с протестами против нарушения прав человека, преследований инакомыслящих в Советском Союзе. В ноябре 1969 года Солженицына исключают из Союза писателей. В 1970 году Солженицын становится лауреатом Нобелевской премии. Поддержка западного общественного мнения затрудняла для властей Советского Союза расправу с писателем-диссидентом.

О своем противостоянии коммунистической власти Солженицын рассказывает в книге "Бодался телёнок с дубом", впервые опубликованной в Париже в 1975 году.

С 1958 года Солженицын работает над книгой "Архипелаг ГУЛаг" - историей репрессий, лагерей и тюрем в Советском Союзе (ГУЛаг - Главное управление лагерей). Книга была завершена в 1968 году. В 1973 году сотрудники КГБ захватили один из экземпляров рукописи. Преследования писателя усилились. В конце декабря 1973 года на Западе выходит первый том Архипелага... (полностью книга была издана на Западе в 1973-1975 годах).

12 февраля 1974 года Солженицын был арестован и спустя сутки выслан из Советского Союза в Западную Германию. Сразу после ареста писателя его жена Наталья Дмитриевна распространила в "самиздате" его статью "Жить не по лжи" - призыв к гражданам отказаться от соучастия во лжи, которой от них требует власть.

Солженицын с семьей поселился в швейцарском городе Цюрихе, в 1976 году переехал в небольшой город Кавендиш в американском штате Вермонт.

В эмиграции Солженицын работает над эпопеей "Красное Колесо", посвященной предреволюционным годам. "Красное Колесо" состоит из четырех частей - "узлов": "Август Четырнадцатого", "Октябрь Шестнадцатого", "Март Семнадцатого" и "Апрель Семнадцатого". Солженицын начал писать "Красное Колесо" в конце шестидесятых и завершил только в начале девяностых. "Август Четырнадцатого" и главы "Октября Шестнадцатого" были созданы еще в СССР.

Солженицын говорил, что вернется на родину лишь тогда, когда туда вернутся его книги, когда там напечатают "Архипелаг ГУЛаг". Журналу "Новый мир" удалось добиться разрешения властей на публикацию глав этой книги в 1989 году.

В мае 1994 года Солженицын возвращается в Россию. Он пишет книгу воспоминаний "Угодило зёрнышко промеж двух жерновов" ("Новый мир", 1998, № 9, 11, 1999, № 2, 2001, № 4), выступает в газетах и на телевидении с оценками современной политики российских властей. Писатель обвиняет их в том, что проводимые в стране преобразования непродуманны, безнравственны и наносят огромный урон обществу, что вызвало неоднозначное отношение к публицистике Солженицына.

В 1991 году Солженицын пишет книгу "Как нам обустроить Россию". Посильные сображения. А в 1998 году Солженицын печатает книгу Россия в обвале, в которой резко критикует экономические реформы. Он размышляет о необходимости возрождения земства и русского национального сознания. Вышла в свет книга "Двести лет вместе", посвященная еврейскому вопросу в России. В "Новом мире" писатель регулярно выступает в конце девяностых с литературно-критическими статьями, посвященными творчеству русских прозаиков и поэтов.

В девяностых Солженицын пишет несколько рассказов и повестей: "Два рассказа" (Эго, На краях) ("Новый мир", 1995, 3, 5), названные "двучастными" рассказы "Молодняк", "Настенька", "Абрикосовое варенье" (все - "Новый мир", 1995, № 10), "Желябугские выселки" ("Новый мир", 1999, № 3) и повесть "Адлиг Швенкиттен" ("Новый мир", 1999, 3). Структурный принцип "двучастных рассказов" - соотнесенность двух половин текста, в которых описываются судьбы разных персонажей, часто вовлеченных в одни и те же события, но не ведающих об этом. Солженицын обращается к теме вины, предательства и ответственности человека за совершенные им поступки.

В 2001-2002 годах выходит двухтомный монументальный труд "Двести лет вместе", который автор посвящает истории еврейского народа в России. Первая часть монографии охватывает период с 1795 по 1916 годы, вторая - с 1916 по 1995 годы.

В 2007 году президент РФ Владимир Путин присудил Александру Солженицыну государственную премию РФ за гуманитарную деятельность.

В ночь с 3 на 4 августа 2008 года Александр Солженицын скончался в Москве. Со слов его родных, причиной смерти стала острая сердечная недостаточность.

Материал подготовлен на основе информации из открытых источников

Повести «Один день Ивана Денисовича» исполнилось 50 лет

Ровно полвека тому назад, в ноябре 1962 года, в одиннадцатом номере «Нового мира» увидела свет повесть никому тогда не известного автора «Один день Ивана Денисовича» - и мир впервые услышал это имя: Солженицын. Когда рукопись «Одного дня» появилась в редакции «Нового мира», Александр Твардовский, прежде чем начать трудную и, как тогда казалось, почти наверняка обреченную на неуспех борьбу за нее, дал ее прочесть некоторым своим ближайшим друзьям. В числе первых ее читателей (если не считать сотрудников редакции) был Самуил Яковлевич Маршак.

Рассказывая мне о ней, он, между прочим, сказал: «Я всегда говорил Александру Трифоновичу: надо терпеливо, умело, старательно раскладывать костер. А огонь упадет с неба»...

Солженицын, что теперь ни говори, был тогда для нас именно вот этим самым упавшим с неба огнем. Появление этой солженицынской повести на страницах «Нового мира» прежде всего было, конечно, огромным общественным событием, по значению своему сравнимым, может быть, только с закрытым докладом Хрущева на ХХ съезде. Но меня - меня лично - «Иван Денисович» покорил не только этим.

В то время я прочел уже довольно много ходивших в самиздате лагерных рукописей. Читал и замечательную книгу Юлия Марголина «Путешествие в страну Зэ-Ка», вышедшую аж в 1952 году в Нью-Йорке, уже знал Шаламова... Поэтому ли, по другой ли какой причине, но тем, что он поднял новый, как тогда считалось, никем не до него не тронутый пласт жизни, Солженицын меня не поразил. Поразил меня его «Иван Денисович» как событие литературное, художественное.

Хорошо помню тогдашний свой разговор о Солженицыне с одним близким моим другом. «Ты действительно думаешь, что он великий писатель?», - спросил он. «Может быть, и не великий, - ответил я. - Но он весь оттуда, не из нашей советской, а из той, великой русской литературы». И вот прошло полвека. Срок не только для человеческой жизни, но и для истории немалый. Много чего произошло в нашей жизни за эти пятьдесят лет.

Солженицын менялся (а может быть, не менялся, а открывался, переставал таиться, становился все откровеннее?), и менялось мое отношение к нему. Если раньше для обозначения этого моего отношения на ум приходили такие слова, как «изумление», «восхищение», «восторг», то теперь тут более уместны были совсем другие: «недоумение», «разочарование», «раздражение», «отталкивание». И чем дальше, тем хуже: «неприязнь», «возмущение», «негодование», а в иных случаях даже «омерзение».

Но ту мою реплику, тот мой ответ на вопрос друга, считаю ли я Солженицына великим писателем, я готов, не кривя душой, повторить и сегодня. О других книгах Солженицына я этого не скажу, но к «Одному дню Ивана Денисовича» за минувшие полвека мое отношение не изменилось.

Примерно тогда же, полвека назад, я начал писать (в стол, без всякой надежды увидеть ее напечатанной) давно мною задуманную книгу «Случай Мандельштама». Впереди маячили «Случай Зощенко», «Случай Маяковского», «Случай Эренбурга». Никак не надеялся я тогда, что все эти мои планы мне удастся реализовать. Уж больно они были обширны. Но ни тогда, ни долго еще потом у меня и в мыслях не было, что надо бы к этим - тогда еще не осуществленным - моим замыслам прибавить еще один: «Случай Солженицына».

Такими гении иногда входят в жизнь...

На этот - второй - вопрос ответить мне будет совсем легко. Достаточно процитировать коротенький эпиграф, который я предпослал этой моей книге:
ФЕНОМЕН - 1) редкое, необычное явление или выдающийся, исключительный в каком-либо отношении человек; 2) субъективное содержание нашего сознания, не отражающее объективной действительности (Словарь иностранных слов). К Солженицыну, как ни к кому другому, подходят оба значения этого слова. Как к нему ни относись, человек он исключительный, воистину феноменальный.

Феноменален, ни с чьим другим не сравним этот напор личности, это безоглядное мужество, с каким он - в одиночку - вступил в бой с могущественной ядерной державой, его поразительная работоспособность, даже в сравнении со Львом Толстым, чье собрание сочинений составило девяносто томов, поражающая воображение продуктивность.

Но и второе значение слова «феномен», которое дает нам словарь иностранных слов, к фигуре Солженицына может быть отнесено скорее, чем к какой-либо другой.

Судьба каждого большого художника граничит с мифом, а нередко и неотделима от мифа. Но я не знаю другого примера, когда бы миф до такой степени «не отражал объективной реальности», как мы это видим в случае Солженицына. То-то и дело, что Александр Исаевич оказался совсем не тем человеком, за какого мы его принимали. (А многие еще и продолжают принимать.)

Народ мучительно связывал эти две грани своей же жизни

Литература о Солженицыне огромна. Это горы книг, статей, научных трудов, диссертаций, восторженных и полемических откликов. Казалось бы, какой простор для самых разнообразных взглядов, трактовок, эстетических, философских и политических интерпретаций роли и места писателя в литературной и общественно-политической жизни страны и мира. На самом деле, однако, особого разнообразия тут не наблюдается. Вся эта литература аккуратно делится на две противостоящие категории. Одна - это апологетика (если речь о творчестве «великого писателя земли русской» - коленопреклонение и восторг, если о его биографии - нимб пророка и гения, не жизнеописание, а житие). И другая, противоположная: разоблачения, глумления, памфлеты, а то и пасквили.

Я решил попытаться насвежо, как выразился бы сам Александр Исаевич, перечитать созданное им, окинуть его гигантское художественное наследие трезвым взглядом, без той эйфории, в какой мы все пребывали, когда он явился нам впервые, но и без раздражения, без предвзятости, вызванной превращением мужественного борца с тиранией в «апостола невежества и панегириста татарских нравов», ненавидящего демократию убежденного реакционера и оголтелого националиста.

Какая же картина открылась мне, когда я решился предпринять эту попытку? Первое, что тут сразу тут бросилось мне в глаза и, пожалуй, более всего меня поразило, - это полная неспособность Александра Исаевича к трезвой самооценке, перевернутая шкала исповедуемых и проповедуемых им художественных ценностей.

И началось раздвоение - «бронозовение»...

Решившись наконец выйти из подполья и отдать что-нибудь свое в легальный советский журнал, он выбрал именно эту вещь как самую безобидную, самую «проходную». Что же касается литературных, художественных ее достоинств, то она совсем не представлялась ему такой уж большой его художественной удачей. Он даже и повестью ее не считал. Считал рассказом. А назвать повестью разрешил, идя навстречу пожеланиям редакции. И даже не очень охотно: «Предложили мне для весу назвать рассказ повестью - ну, ин пусть будет повесть...» (Александр Солженицын. Бодался теленок с дубом. М., 1996, с. 28).

А на появление в том же «Новом мире» двух других его рассказов («Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка») отреагировал такой репликой: «Там (в «Иване Денисовиче». - Авт.) - тема, а здесь - чистая литература. Теперь пусть судят!».

Ни за что не поверил бы он тогда - да и потом тоже (потом - тем более!), - что «Иван Денисович» останется его художественной вершиной - самым гармоничным, самым совершенным из всех его творений, всех навороченных им за всю его долгую жизнь многотомных «узлов», «глыб» и «колес».

Именно эти мертворожденные, антихудожественные, неудобочитаемые «узлы» и «глыбы», образующие гигантское многотомье его «Красного колеса», он полагал главным делом своей жизни и высшим своим художественным достижением. В действительности же это был полный художественный крах. Даже первый, самый живой из этих его узлов - «Август четырнадцатого» - и тот не шел ни в какое сравнение с его романами, основанными на пережитом, на собственном, личном его жизненном опыте: «В круге первом» и «Раковым корпусом». Но и в этих своих романах он уже сильно кренился в сторону соцреализма, и не случайно тот вариант «Круга», который он считал главным, оказался суше, рациональнее, художественно беднее того, который пренебрежительно именовал «киндер-вариантом».

Признание было. Но что оно дало?

Получалась картина сперва медленного, а потом все более стремительного угасания, оскудения его художественного дара.

В эту картину как будто не вполне вписывается «Архипелаг ГУЛАГ». Сегодня, правда, и об этом его творении говорят в пренебрежительно-уничижительном тоне. И не какие-нибудь оголтелые сталинисты, которым эта его книга книг как кость в горле, а те, кому по целям своим и задачам она вроде должна быть кровно близка: «Стоит заметить, что и сам проект «Архипелага ГУЛАГ» как книги, построенной главным образом не на своих, а на чужих свидетельствах и на чужих рукописях, не принадлежащих автору по праву, он (речь идет о Шаламове. - Авт.) считал безнравственным...». (Валерий Есипов. Шаламов («ЖЗЛ»). М., 2012, с. 263.). И - там же: «...Книга, составленная из более чем двухсот источников, не принадлежавших автору по праву, и писавшаяся в большой спешке, с поверхностным редактированием многих текстов»... (c. 305).

Не думаю, чтобы такой тон в этом случае был уместен. Да и по смыслу этот упрек весьма сомнителен. Если даже и в самом деле Александр Исаевич включил в «Архипелаг» более двухсот не принадлежащих ему текстов, это ни в коей мере не умаляет ни значения и достоинств этой его книги, ни величия его гражданского подвига.

Но вот что случилось с этой его книгой-подвигом, когда в разгаре нашей так называемой «перестройки» на страницы наших журналов хлынул поток недавно еще запретной литературы. Александр Исаевич, приезда которого в освободившуюся от тоталитарного гнета страну все мы так ждали, а он все не приезжал и не приезжал - оттуда, из своего заокеанского далека, - объявил, что запрещает в новой, свободной России публиковать все свои книги, пока не будет там напечатан «Архипелаг ГУЛАГ».

Ну «Архипелаг»? Ну и что? Это было начало конца...

И вот это наконец произошло. Три тома солженицынского «Архипелага» лежали на всех книжных лотках во всех московских подземных переходах. Стоили они недорого - издание было дешевое, в бумажных обложках. Но москвичи, толпившиеся у тех лотков, скользили по этим обложкам равнодушным взглядом: нарасхват были тогда совсем другие книги. Объяснялось это просто: лагерная тема уже не была запретной, и не только о «круге первом» - обо всех кругах сталинского ада можно было тогда прочесть в любой газете...

В эмиграции Александр Исаевич сблизился с одним из столпов русского православия на Западе, протопресвитером Александром Шмеманом. «Он мне родной», - постоянно говорил он об этом новом своем друге.

В дневнике отца Александра, опубликованном после его смерти, имя Солженицына упоминается чуть ли не на каждой его странице. И всегда - с восторгом, чуть ли даже не коленопреклоненно. Но - чем дальше, тем со все более и более знаменательными оговорками.

Пророк получился и был. Но был ли он уместен...

Чем дальше - тем сильнее это «кто не со мной, тот против меня», нет - не гордыня, не самолюбование, а какое-то упоение «тотальной войной». Кто не наделен таким же волюнтаризмом - того вон с пути, чтобы не болтался под ногами. С презрением. С гневом. С нетерпимостью. Все это - по ту сторону таланта, все это изумительно, гениально, но - как снаряд, после пролета которого лежат и воют от боли жертвы, даже свои...». (Прот. Александр Шмеман. Дневники 1973-1983. М., 2007, с. 151).

«Все это изумительно, гениально», - говорит (записывает) о. Александр. И тут же: «Все это - по ту сторону таланта». Как это совместить? Как гениальное может быть «по ту сторону таланта»?

Что тебе снится, крейсер «Аврора»?..

Бенедикт САРНОВ, «Грани.Ру»

Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске. После трагической гибели отца, в 1924 году Солженицын переехал с матерью в Ростов-на-Дону, с 1926 по 1936 год учился в школе, живя в бедности.

В младших классах подвергался насмешкам за ношение крестика и нежелание вступать в пионеры, получил выговор за посещение церкви. Под влиянием школы искренне принял коммунистическую идеологию, в 1936 году вступил в комсомол. В старших классах увлёкся литературой, начал писать эссе и стихотворения; интересовался историей, общественной жизнью. В 1937 году задумал «большой роман о революции» 1917 года.

В 1936 году поступил в Ростовский государственный университет. Не желая делать литературу основной специальностью, выбрал физико-математический факультет. В университете учился на «отлично» (сталинский стипендиат), продолжал литературные упражнения, в дополнение к университетским занятиям самостоятельно изучал историю и марксизм-ленинизм. Окончил университет в 1941 году с отличием.

Александр после окончания школы и полученного образования в Ростовском университете решил посвятить себя литературе и приехал для этого в столицу. Он хотел поступить в Московский университет, получить второе образование, стать учителем. Но началась Великая Отечественная война. 1942 год.

С началом Великой Отечественной войны Солженицын не был сразу мобилизован, поскольку был признан «ограниченно годным» по здоровью. Активно добивался призвания на фронт.

Добивался направления в офицерское училище, в апреле 1942 года был направлен в артиллерийское училище в Кострому; в ноябре 1942 года выпущен лейтенантом, направлен в Саранск, где располагался запасной полк по формированию дивизионов артиллерийской инструментальной разведки.

В действующей армии с февраля 1943 года.

И вот он, сын России, уже командир батареи звуковой разведки 794 Отдельного армейского разведывательного артиллерийского дивизиона 2-ого Белорусского фронта, решительный, никогда не сдающийся, упорный и упрямый.

В этой должности непрерывно находился на фронте до февраля 1945 года. Боевой путь – от Орла до Восточной Пруссии. В ноябре 1943 года получил звание старшего лейтенанта, в июне 1944 года – капитана. На фронте вел военные дневники, много писал, отправлял свои произведения московским литераторам для рецензии. Был награжден орденами Отечественной войны и Красной Звезды, но получить их уже не успел

На фронте Солженицын продолжал интересоваться общественной жизнью, но стал критически относиться к Сталину (за «искажение ленинизма»); в переписке со старым другом (Николаем Виткевичем) ругательно высказывался о «Пахане», под которым угадывался Сталин, хранил в личных вещах составленную вместе с Виткевичем «резолюцию», в которой сравнивал сталинские порядки с крепостным правом и говорил о создании после войны «организации» для восстановления так называемых «ленинских» норм. Письма вызвали подозрение военной цензуры, и в феврале 1945 года Солженицын и Виткевич были арестованы

«Черная «эмка» доставила капитана Солженицына в штаб, – по воспоминаниям Натальи Решетовской. – Вы арестованы»

Москва. Лубянка. «Восемь лет исправительно-трудовых лагерей по статьям 58-10 и 58-11, согласно постановлению ОСО НКВД от 7 июля 1945 года».

В июне 1946 года востребован в систему спецтюрем 4-го Спецотдела НКВД, в сентябре направлен в специнститут для заключённых («шарашку») при авиамоторном заводе в Рыбинске, через пять месяцев – на «шарашку» в Загорск, в июле 1947 года – в аналогичное заведение в Марфино (под Москвой). Работал по специальности – математиком.

В мае 1950 года Солженицын из-за размолвки с начальством «шарашки» был этапирован в Бутырки, в августе направлен в Степлаг – особый лагерь в Экибастузе. Почти треть своего тюремно-лагерного срока – с августа 1950 по февраль 1953 года – Александр Исаевич отсидел на севере Казахстана. В лагере был на «общих» работах, некоторое время – бригадиром, участвовал в забастовке.

Эти переживания сильно подрывают здоровье Александра. Зимой 1952 года у Солженицына обнаружили рак, он был прооперирован в лагере. Но он не отчаивается, ведь скоро конец срока, конец мучений Освобожден 13 февраля 1953 года.

И вот он, сын-мученик.

Господи, что за годы пришлось пережить Солженицыну! Все: и номер Щ-262, и мученические 3653 дня, и издевательства надзирателей, и презрение родных, и развод с любимой женой – ему не забыть никогда. В заключении Солженицын полностью разочаровался в марксизме, со временем поверил в Бога и склонился к православно-патриотическим идеям.

В августе 1956 года Солженицын возвращается из ссылки в Центральную Россию. Живет в деревне Мильцево (Курловского района Владимирской области), где в течение двух лет преподаёт математику в поселковой школе и живёт в доме крестьянки Матрены Захаровой, о которой позже написал знаменитый рассказ "Матренин двор".

Авторское название рассказа – «Не стоит село без праведника» – по русской пословице. Рассказ начат в конце июля – начале августа 1959 года в посёлке Черноморском на западе Крыма, куда Солженицын был приглашён друзьями по казахстанской ссылке. Рассказ был закончен в декабре того же года, а в 1963 году напечатан в журнале «Новый мир». Этот рассказ, как замечал сам автор, «полностью автобиографичен и достоверен», отчество рассказчика – Игнатич – созвучно с отчеством Солженицына – Исаевич.

«Основополагающей вещью» всей русской „деревенской“ литературы назвал это произведение Андрей Синявский.

«Летом 1956 года из пыльной горячей пустыни я возвращался назад – просто в Россию. Мне просто хотелось в среднюю полосу – без жары, с лиственным рокотом леса. Мне хотелось затесаться и затеряться в самой нутряной России – если такая где-то была, жила» – так вспоминает Солженицын о своих самых долгожданных минутах в рассказе «Матренин двор».

Кому отдать себя? Чему посвятить себя? И вот нашлась такая «нутряная Россия» – это Матренин двор.

Солженицын пробыл здесь недолго – всего один учебный год, но смог увидеть всю жизнь Матрены Васильевны Захаровой, изуродованную и покалеченную властью. Смог постичь ту святость души, которая делает Матрену человеком будущего.

Россия богата не только безграничными просторами, плодородными землями, фруктовыми садами, но и незаурядными людьми, праведниками, одаренными чистой, божественной энергией. Они смотрят на нас ясными глубокими глазами, будто заглядывают в душу, да так, что ничего от них не скроешь. Праведники жертвуют многими жизненными прелестями ради чистоты души, с радостью помогают окружающим достойно преодолеть все невзгоды, выйти победителем из борьбы с самим собой, духовно очиститься. И что бы о них ни говорили, сколько бы ни удивлялись их неприхотливости, на русской земле всегда найдется место таким людям, ибо они проповедуют правду.

Матрена у Солженицына – воплощение идеала русской крестьянки. Она напоминает библейскую героиню Марию. Ее облик подобен иконе, жизнь – житию святой. Ее дом – сквозной символический образ рассказа – как бы ковчег библейского праведника Ноя, в котором он спасается от потопа вместе с семьей и парами всех земных животных, чтобы продолжить род людской. Матрена – праведница. Но односельчане не ведают о ее утаенной святости, считают женщину просто неумной, хотя именно она хранит высшие черты русской духовности. Матрена на свою жизнь не жаловалась, Богу не докучала, ведь он и так знает, чего ей надобно. Житие святой должно завершаться счастливой смертью, соединяющей ее с Богом. Однако смерть героини – горько-нелепая.

Гибель героини символизирует жестокость и бессмысленность мира, в котором она жила. Праведница-крестьянка жила в окружении недоброжелательных и корыстных колхозников. Их убогая и несчастная судьба мало чем отличалась от существования лагерных узников. Они жили по искони заведенным порядкам.

Рассказ «Матренин двор» невозможно читать без слез. Эта грустная история праведницы-крестьянки – не художественный вымысел автора. Солженицын доверяет жизни и ее творцу – Богу – больше, чем художественному вымыслу. Оттого с таким сопереживанием и гордостью читается рассказ: ведь остались еще на земле русской праведники, без которых не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша.

Анна Андреевна Ахматова отозвалась о «Матренином дворе» так:

«Да Удивительная вещь Удивительно, как могли напечатать Это пострашнее «Ивана Денисовича» Там можно всё на культ личности спихнуть, а тут Ведь это у него не Матрёна, а вся русская деревня под паровоз попала и вдребезги Мелочи тоже удивительные Помните – черные брови старика, как два моста друг другу навстречу?. Вы заметили: у него скамьи и табуретки бывают то живые, то мёртвые А тараканы под обоями шуршат? Запомнили? Как далекий шум океана! и обои ходят волнами А какая замечательная страница, когда он вдруг видит Матрену молодой И всю деревню видит молодою, то есть такою, какая она была до всеобщего разорения».

Как и в рассказе «Матренин двор», в «Захаре-Калите» поднята важная проблема: люди не чувствуют себя хозяевами, система превращает человека в «винтик». Не надо никакой власти, только власть совести. И хотя Захар подчас ворчлив, недоверчив, в каждом встречном видит вредителя, но он делает честно свое дело, болеет душой за святое для русского человека место, память о котором каждое поколение должно передать своим потомкам.

А что он за это получает?

«Двадцать семь рублев», когда «минимальная – тридцать».

Надо же, до чего докатилась Россия!

А Солженицын все мучается, потому что не в силах открыть глаза людям на то, что происходит в России

Эпоха сталинизма стала одним из самых страшных периодов в истории нашей страны. Тоталитарный режим подчинил себе волю, чувства, свободу и даже жизнь простого человека. Наша Родина была заключена в один большой лагерь, где томились и страдали безвинные люди. Система подавления человека делала из жителей великой страны винтики в беспощадной сталинской машине.

Всю сущность тоталитарной системы Солженицын раскрывает в рассказе «Один день Ивана Денисовича» о жизни ГУЛАГа. Он был задуман на общих работах в Экибастузском особом лагере зимой 1950-1951 гг.

«Я в 50-м году, в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, притом день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а – рядовой, вот тот самый день, из которого складываются годы. Задумал я так, и этот замысел остался у меня в уме, девять лет я к нему не прикасался и только в 1959, через девять лет, сел и написал. Писал я его недолго совсем, всего дней сорок, меньше полутора месяцев. Это всегда получается так, если пишешь из густой жизни, быт которой ты чрезмерно знаешь, и не то что не надо там догадываться до чего-то, что-то пытаться понять, а только отбиваешься от лишнего материала, только-только чтобы лишнее не лезло, а вот вместить самое необходимое» – вспоминает Солженицын. Автор считает, что нужно показать один день одного ничем не примечательного зэка. «И будет все», – добавляет Солженицын.

Написан рассказ в 1959 году в Рязани, где он был тогда учителем физики и астрономии в школе и активно занимался творчеством.

Образ Ивана Денисовича сложился из облика и повадок солдата Шухова, воевавшего в батарее Солженицына в советско-германскую войну (но никогда не сидевшего), из общего опыта послевоенного потока «пленников» и личного опыта автора в Особом лагере каменщиком. Остальные герои рассказа – все взяты из лагерной жизни, с их подлинными биографиями.

В своем произведении Солженицын раскрывает ужас тоталитарной системы на примере самого обычного лагеря, который ничем не выделяется среди других. Главный герой рассказа – Шухов – это тоже типичный лагерник; с такой же типичной судьбой. Но от этой простоты, обыденности изображенная Солженицыным картина становится предельно реалистичной и страшной. Рассказ воссоздает трагедию целой страны, все народы которой испытывают на себе жестокость тоталитаризма. В лагере сидят эстонские рыбаки, латышский каменщик, украинский крестьянин, житель российской глубинки Шухов. Солженицын стремится подчеркнуть, что эта трагедия затронула все слои общества. В одном бараке живут московский кинорежиссер Цезарь Маркович, капитан второго ранга Буйновский, директор крупного предприятия Фетюков, крестьянин Шухов, каменщик Кильдигс. Система безжалостна ко всем без исключения.

В ГУЛАГе работает изощренная система подавления в людях всего человеческого. Невозможно спокойно читать о том, сколько издевательств терпит каждый заключенный. Жизнь человека в условиях лагерного режима часто зависит только от настроения надзирателя. Зэки лишены самых элементарных прав, из них стремятся сделать безликую серую массу. Человек в лагере лишен права даже на собственные имя и фамилию. Вместо этого у каждого лагерника есть номер. Номер – это клеймо, которое имеет любой из попавших в сталинские лагеря. Заключенный здесь каждую секунду ждет чего-то страшного, гибельного для себя. Не все могут выдержать это, многие ломаются, но большинство пытается и в лагере сохранить человеческое лицо. Какие горькие, но мужественные слова говорит первый бригадир Ивана Денисовича: «Здесь, ребята, закон – тайга. Но люди и здесь живут». Поэтому так ненавидят в лагере стукачей, которые покупают себе право на жизнь ценой чужих страданий. Презрением окружены такие, как Фетюков, вылизывающий миски в столовой. Людей сознательно превращают в стадо, но человек сопротивляется. Он знает, что никто еще не покидал лагерных стен. Когда у зэка заканчивается срок, ему давали новый. Однако люди не могут жить без надежды, без веры в себя.

Герои рассказа Солженицына не заслуживают и тысячной доли того, что творит с ними тоталитарный режим. Достаточно вспомнить, с каким азартом рабочего человека ведут кладку Иван Денисович и Кильдигс. Они просто не привыкли работать плохо, но сначала такие труженики по всей стране тянули проволоку, чтобы огородить место будущей работы. Именно так поступают зэки, которые в снежной тайге строят Соцгородок. Вот какой «социализм» приготовила тоталитарная система народу!

Иван Денисович Шухов прожил тот день счастливо. Такова судьба человека в государстве, где счастье – это лишняя порция баланды и немного табаку. Шухов вышел на работу больным, но не умер, он мог попасть в карцер, но не попал. Солженицын пишет: «Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач» Удачи Ивана Денисовича нельзя понять, думая о том времени с позиции сегодняшних дней. Надо почувствовать страшный смысл фразы: «Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый». Ничего страшного, жестокого с человеком не произошло, поэтому день можно назвать счастливым. Один день жизни Шухова – это воплощение судьбы всей несчастной страны в эпоху тоталитаризма.

Рассказ Солженицына глубоко правдив. Он написан человеком, хорошо знающим жизнь ГУЛАГа, разделившим общую трагедию всего народа. Бесчеловечная тоталитарная система раскрывается перед нами во всем своем варварстве.

Корней Иванович Чуковский назвал во внутренней рецензии «Ивана Денисовича» «литературным чудом»: «С этим рассказом в литературу вошёл очень сильный, оригинальный и зрелый писатель»; «чудесное изображение лагерной жизни при Сталине».

И действительно, это было не только Слово и Дело. Рассказ, напечатанный в журнале «Новый мир» в 1962 году, принес ему мировую известность, он имел сенсационный успех. Вскоре, после выхода в свет рассказа, Солженицына приняли в Союз писателей СССР. Во всех советских газетах несколько месяцев печатались хвалебные рецензии, сравнивая писателя с Достоевским и Толстым. И даже книгу его выдвинули на соискание Ленинской премии за 1964 год (в результате голосования Комитета по премиям предложение было отклонено). Но на том так стремительно было начавшийся официальный успех писателя и закончился. Увидев произведенный в народе «Иваном Денисовичем» эффект, власти стали срочно бить отбой. Опасность для властей была в масштабе таланта писателя, в моральном воздействии «Ивана Денисовича» на читателей. Образ деревенского русского мужика вставал со страниц повести обобщенным образом народа и, не отпуская от себя, взывал к совести людской, к ответу за великое злодеяние и к покаянию.

Анна Андреевна Ахматова, прочитав рассказ, сказала Лидии Корнеевне Чуковской: "Этот рассказ обязан прочитать и выучить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза". Да, этот рассказ – поистине великое литературное наследие!

Рассказы Солженицына резко выделялись на фоне произведений того времени своими художественными достоинствами и гражданской смелостью. Это подчеркивали в то время многие, в том числе писатели и поэты.

Дело в том, что в России Солженицын не мог быть просто человеком со своим мировоззрением, жить по законам своего Бога. Нет, он обязан изгнать Его из своей души, а в образовавшуюся пустоту вселить, как в коммунальную квартиру, Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина и превратить их в свою религию. А он не мог сделать этого.

«Так круг – замкнулся? И выхода – действительно нет?» Но автор верит, что «самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению – личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом начале упремся: пусть владеет не через меня».

Он верит, но с каждым шагом чувствует приближение дня исключения из Союза писателей. И он знает, что после этого наступит бесправие и беззащитность. Действительно, в 1969 году Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе. Премия была присуждена не ему, но вскоре после этого он был исключен из Союза писателей СССР. После исключения Солженицын стал открыто заявлять о своих православно-патриотических убеждениях и резко критиковать власть.

Вчитываясь в воспоминания Галины Вишневской: «Захожу в дом на кровати в спальне узел какой-то лежит Что же за узел такой? Оказывается, это старый черный ватник, стеганный, как лагерный, до дыр заношенный»

Неужели так и возит Александр Исаевич свое драгоценное имущество с места на место, никогда с ним не расставаясь, и, пройдя свой каторжный путь, не позволяет себе его забыть?

Сразу отчетливо представился его прошлый путь, и щемящая жалость к этому великому человеку наполнила душу.

Дай Бог, даже как Солженицын, быть мучеником, но остаться стойким человеком, сыном не всегда справедливой России, ведь Александра Исаевича «можно на колени поставить, как Ивана Денисовича, но унизить трудно».

Трудно, но ведь пытались же! Пытались «выдворить» из русской литературы, пытались закрыть ему рот, но он нашел выход. Выход, который помог Солженицыну продолжить свою деятельность. Он эмигрировал. А там – радушный прием, признание и Нобелевская премия, которая была ему присуждена в 1970 году «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы» (предложено Франсуа Мориаком).

Так же награжден Темплтоновской премией в 1983 году «за прогресс в развитии религии».

В апреле 1976 года он с семьей переехал в США и поселился в городке Кавендиш (штат Вермонт). Продолжал заниматься творчеством, с представителями прессы и общественности общался редко, из-за чего прослыл «вермонтским затворником».

Но обидно за Россию. За то, что его произведения появились впервые там, за границей.

Россия, зачем? Зачем ты так со своим сыном? Зачем? Он ведь пытался только открыть глаза людям. Пытался и смог. Смог, но вдали от Родины, вдали от нас. И сейчас доносятся до нас строки из его произведений «Архипелаг ГУЛаг», «В круге первом», «Раковый корпус», как строки из жизни:

Это что – стоять за правду!

Ты за правду посиди!

И наконец, Россия поняла свою ошибку, она осознала, что совершила глупость, отвергнув сына, великого сына России.

С приходом перестройки официальное отношение в СССР к творчеству и деятельности Солженицына стало меняться, были опубликованы многие его произведения.

18 сентября 1990 года одновременно в «Литературной газете» и «Комсомольской правде» была опубликована статья Солженицына о путях возрождения страны, о разумных, на его взгляд, основах построения жизни народа и государства – «Как нам обустроить Россию? Посильные соображения». Статья развивала давние мысли Солженицына, высказанные им ранее в «Письме вождям Советского Союза», статье «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», других прозаических и публицистических работах. Авторский гонорар за эту статью Солженицын перечислил в пользу жертв аварии на Чернобыльской АЭС. Статья вызвала огромное количество откликов.

В 1990 году Солженицын был восстановлен в советском гражданстве.

Вместе с семьей вернулся на родину 27 мая 1994 года, прилетев из США во Владивосток, проехав на поезде через всю страну и закончив путешествие в столице. Выступил в Государственной думе РФ. В 1997 году был избран действительным членом Российской Академии наук.

Россия пыталась вернуть Солженицына на Родину, возвратить ему доброе имя и представить его к высокой награде, но Солженицын отказался от всяческих почестей. Так, в 1998 году был награждён орденом Святого Андрея Первозванного – за выдающиеся заслуги перед Отечеством и большой вклад в мировую литературу, однако от награды отказался: «От верховной власти, довёдшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу». В этом и есть его величие, величие того, для кого слава не важна, а важны понимание и любовь. Это то, что нужно и России.

Так же награжден Большой золотой медалью имени М. В. Ломоносова Российской Академии наук – за выдающийся вклад в развитие русской литературы, русского языка и российской истории (1998).

Награжден Большой премией Французской Академии морально-политических наук (2000), орденом Святого Саввы 1-й степени (высшая награда Сербской православной церкви; вручена 16 ноября 2004 года), Государственной премией Российской Федерации за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности (2006).

12 июня 2007 года президент Владимир Путин посетил Солженицына и поздравил его с присуждением Государственной премии.

Награжден премией Фонда «Живко и Милица Топалович» (Сербия) 2007 года (вручена 7 марта 2008): «великому писателю и гуманисту, чья христианская правдивость дарит нам храбрость и утешение», Большим крестом ордена Звезды Румынии (2008, посмертно).

Вскоре после возвращения писателя в страну, в 1997 году была учреждена ежегодная литературная премия Александра Солженицына, лауреатами которой стали известные ученые, писатели, кинематографисты, «чьё творчество обладает высокими художественными достоинствами, способствует самопознанию России, вносит значительный вклад в сохранение и бережное развитие традиций отечественной литературы».

Последние годы жизни провёл в Москве и на подмосковной даче. Незадолго до смерти болел, но продолжал заниматься творческой деятельностью. Вместе с женой Натальей Дмитриевной – президентом Фонда Александра Солженицына – работал над подготовкой и изданием своего самого полного 30-томного собрания сочинений. После перенесённой им тяжелой операции у него действовала только правая рука.

«Один поверженный богатырь лежал Он лежал ничком на макушке – родной земле, уронив на нее удалецкую голову, руки-ноги разбросав косыми саженями. Была в его распластанности скорбь». Это замечательный образ великого сына России.

Так кто же это? Вечный Захар-Калита? А может, вечный Александр Исаевич Солженицын, у которого не смогли отнять бессмертия, на которое он обречен?

Огромная значимость Солженицына как писателя и человека в истории Российского государства, уважение и искренняя любовь к нему находят подтверждение в различных отзывах, оценках творчества и деятельности писателя.

Литературный критик Лев Аннинский: «на месте писателя обозначился мало сказать – историк, а ещё и пророк, а ещё и политический практик: пущено было сочинение, как таран, в тоталитарное государство. А раз так, то и ответственность другая. Толстой пронзил Россию «Кавказским пленником», но он не отвечал за исход Кавказской войны. Автор «Гулага», по общему мнению, чуть не единолично сваливший Систему, должен был отвечать. За развал великого государства. За распад Союза. За разгул страстей, до того довёдший. А как отвечать, когда сам в ужас пришёл от этого развала, да и от западной демократии, по лекалам которой всё это кроилось. Давать советы? Давал – элементарные по сути и малоисполнимые в практике безумного века: жить не по лжи, обустраивать страну снизу, менять геополитический вектор с юго-запада на северо-восток и притом сберегать народ, внушая ему самоограничение. Страна вежливо слушала пророка – и изгнанного, и вернувшегося, встреченного с восторгом, но не могла страна изжить тот неизбывный душевный «разгул», после которого приходится обустраивать руины заново».

Валентин Распутин: «Это была поистине могучая фигура. И в литературе, и в общественной жизни это была одна из самых могучих фигур за всю историю России. Сейчас, когда его не стало, это понимается в особенности. Один человек бросил вызов огромной системе – и победил. Ни у кого, будь то самые знаменитые личности в искусстве, науке и политике, не было столь огромной прижизненной славы, популярности, как у Александра Исаевича. В эти дни должен скорбно ахнуть весь мир – не стало великого нравственника, справедливца, таланта».

Михаил Горбачёв, первый президент СССР: «Его книги – «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» – это те книги, которые помогли людям увидеть, что на самом деле значил этот режим. Мы должны быть благодарны Александру Исаевичу за его вклад в то, что наша страна стала свободной и демократической. Александр Солженицын – великий человек, который одним из первых поднял голос против сталинского режима в защиту людей, оказавшихся его жертвами. Мало кто может сравниться с ним по тому, что сделал он за свою жизнь».

Юрий Любимов, режиссёр: «Солженицын был критерием нашей жизни, он был нашим Гомером. Вся биография Александра Исаевича говорит о его необыкновенном мужестве. Пройдя через лагеря и страшные испытания, он не утратил надежды и веры в лучшую долю России. До конца он сохранял ясность ума и, несмотря на тяжелую болезнь, до последней минуты продолжал думать, сочинять и писать о том, «как лучше обустроить Россию».

В заключении я пришла к определенным выводам.

Александр Исаевич в своих произведениях рассказал нам жестокую правду об истории государства, в котором мы живем. Ни в русской, ни в мировой литературе не осталось произведений, которые представляли бы большую опасность для советского режима. Эти книги раскрыли всю его сущность. Пелена лжи и самообмана, все еще застилавшая глаза многим нашим согражданам, спадала.

Двадцатый век подошел к своему финалу. Наверное, это было самое стремительное и неповторимое столетие за всю историю человечества. Писатель показал нам всю зыбкость и сложность отношений между человеком и государством. Но человек сумел выжить и получить надежду на будущее.

Чем меня привлекает творчество Солженицына? Прозорливостью, правдивостью, выраженной в безграничной сыновьей любви к Родине, в том, как он болеет душой за все происходящее в России. Писатель, историк, он все время предупреждает нас: не потеряйтесь в истории. «Скажут нам: что ж может литература против безжалостного натиска открытого насилия? А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью», – писал Солженицын, – а нужно сделать простой шаг: не участвовать во лжи. Пусть это приходит в мир и даже царит в мире, – но не через меня. Писателям и художникам доступно большее: победить ложь! Я считаю, что Солженицын и был таким писателем, который победил ложь.

Александр Исаевич очень ценил время. Часто повторял: "Надо каждый день поступком отпечатываться в жизненный путь". Его поступки, его отпечатки на жизненном пути пролегли через всю планету. Национальный русский писатель давно уже стал планетарным писателем, чья фамилия во всех участках земного шара перекликается с именем Россия.