Суди не выше сапога. Всеобщий синопсис или система мнений

В конце своего жизненного пути Николай Семенович Лесков (1831–1895) писал: «Я вижу яркий маяк и знаю, чего держаться». Это признание было поистине выстрадано писателем, прожившим сложную жизнь, полную тревог и ошибок, исканий и потерь.

Тридцатилетний Лесков вступил на литературное поприще в начале 60-х годов прошлого века, когда уже пришли в большую литературу старшие его современники Толстой, Достоевский, Тургенев, Гончаров, Писемский.

Выходец из семьи, где причудливо переплелись четыре сословия - духовное, дворянское, чиновное и купеческое, Лесков с детства познавал и простонародный быт, и жизнь духовенства и чиновничества всех рангов. Еще смолоду он объездил по служебным делам всю европейскую Россию и накопил массу разнообразных впечатлений и наблюдений.

Почти два года Лесков отдает публицистике. В своих статьях он горячо отстаивает интересы крестьян в период реформы 1861 года, выступает в защиту прав рабочих, обличает карьеризм и взяточничество чиновников, алчность духовенства, пишет о положении учителей сельских школ, о преследованиях староверов. Все это давало основание предположить, что творчество Лескова сразу окажется в русле передовых демократических идей своего времени. Но получилось по-другому…

Путь Лескова к пониманию истины был тернистым и далеко не прямым. Особенность его миропонимания, которую он позднее сам трезво проанализирует и оценит, принуждала его искать свое место вне двух борющихся лагерей - революционно-демократического и реакционного. А это неизбежно привело к столкновению с передовыми силами, объединившимися вокруг некрасовского «Современника». Уже с весны 1862 года в статьях Лескова зазвучали фальшивые ноты. В связи с этим «Современник» писал, что в верхних столбцах «Северной пчелы» (там печатались статьи и корреспонденции Лескова) «тратится напрасно сила, не только не высказавшаяся и не исчерпавшая себя, а, может быть, еще и не нашедшая своего настоящего пути».

Лесков тогда не только не понял этого справедливого высказывания, а болезненно воспринял его. Антинигилистические настроения его усилились, нападки на деятелей революционно-демократического лагеря стали более ожесточенными. В 1863 году он выступает со статьей о романе Чернышевского «Что делать?», где оценивает и героев, и даже самого автора как людей «безобидных и аполитичных», которые «не несут ни огня, ни меча». Деятельность революционеров-шестидесятников казалась Лескову далекой от истинных интересов народа. Он видел инертность массы и не верил в возможность ее пробуждения.

Таким образом, в сложных условиях общественно-литературной борьбы 60-х годов творчество Лескова не опиралось на какую-либо более или менее определенную систему взглядов.

Уже в раннем рассказе «Овцебык» (1862) проявились сильные и слабые стороны творчества Лескова 60-х годов. Герой его, Василий Богословский, упрямо ищет пути к изменению действительности. На первый взгляд в нем есть что-то от «новых людей» типа тургеневского Базарова. Он честен, ненавидит дворян-тунеядцев, настойчиво агитирует против богачей и защищает бедняков.

Но лесковский герой - далеко не Базаров, в образе которого Тургенев запечатлел знаменательное явление эпохи. Овцебык заслуживает лишь жалости благодаря наивности и непоследовательности своих идей и поступков. Исчерпав все средства приобщения к жизни, он ушел из нее. И хоть рассказ не сводился к полемике с революционными демократами, он утверждал мысль о беспочвенности борьбы «новых людей» с несправедливостями жизни.

Овцебык уже наделен чертами «лесковского» героя, человека своеобразного, странного, чем-то привлекательного, понимающего страдания народа, в какой-то степени понятного ему, но и далекого от него.

Лесков объективно показывает инертность среды, еще не готовой к восприятию революционных идей, самоотверженность, доходящую до самоотречения, и жертвенность представителей нового поколения людей, которым, по его мнению, «некуда идти».

По словам писателя, в повестях, очерках и рассказах он был «только рисовальщиком», а в романах - «еще и мыслителем». Но мыслителем в то время он был незрелым…

В «антинигилистических» романах «Некуда» (1865) и «На ножах» (1871), рисовавших в карикатурном виде революционеров 60-х годов, особенно наглядно сказались незрелость и ошибочность идеологических позиций Лескова того времени. И если для отдавших дань «антинигилизму» Толстого, Гончарова, Писемского это было лишь эпизодом биографии, то для Лескова оказалось глубокой драмой, затянувшейся на многие годы и отнявшей много душевных сил. Немалую роль сыграла тут статья Д. Писарева «Прогулка по садам российской словесности» (1865), где Лесков был охарактеризован как пасквилянт, которого нельзя пускать ни в один порядочный журнал.

Этот удар оставил горький осадок в душе писателя. Он оказался с клеймом «реакционера», отлученным от передовой русской литературы и не чувствовал себя своим в лагере ее противников. «Мы ошибаемся: этот человек не наш!» - сказал о Лескове идеолог официального направления в литературе М. Н. Катков, печатавший в своем «Русском вестнике» произведения Лескова той поры. Рассказывая об этом впоследствии в одном из писем, Лесков добавляет: «Он был прав, но я не знал: чей я?»

Оценивая свое прошлое, Лесков напишет: «Я блуждал и воротился, и стал сам собою - тем, что я есмь. Многое мною написанное мне действительно неприятно, но лжи там нет нигде, - я всегда и везде был прям и искренен… Я просто заблуждался - не понимал, иногда подчинялся влиянию…» Большую ошибку свою он увидит в том, что хотел «остановить бурный порыв», который ему, умудренному опытом, уже покажется «естественным явлением».

Несмотря на глубокие заблуждения и ошибочные взгляды, гуманизм и «жажда света», стихийный демократизм были присущи Лескову-художнику. Они наполняются новым содержанием, когда писатель обращается к самой близкой ему теме - жизни народной.

«Человеческое родство со всем миром» сказывается в одном из сильнейших его произведений - повести «Леди Макбет Мценского уезда» (1864).

Судьба Катерины Измайловой поначалу во многом сходна с судьбой Катерины Кабановой из драмы А. Островского «Гроза». Обе молодые женщины оказываются в деспотических условиях купеческой семьи, обе наделены сильными, цельными характерами. Но Катерина Кабанова погибает, бросив вызов среде, которая ее душит. Катерина Измайлова гибнет, пройдя через самые омерзительные формы человеческих отношений в этой среде.

Скука, своевольный характер и всепоглощающая страсть - внешние мотивы преступлений Катерины Измайловой. На самом деле эти преступления - результат бесчеловечных отношений, доведенных до автоматизма там, где обесценившаяся человеческая жизнь становится разменной монетой. Сильная, волевая натура Катерины контрастирует с узостью интересов и целей. Ее большая, искренняя любовь к ничтожному человеку не может не вызвать жалости и сочувствия.

Трагедия Катерины Измайловой - это трагедия бессмысленности существования целого сословия российского общества - провинциального мещанства. Общечеловеческий смысл ее не снижается названием повести, ограничивающим ее масштабы («Леди Макбет Мценского уезда»), - этот художественный прием использовался писателями «натуральной» школы («Гамлет Щигровского уезда» И. Тургенева). На материале российской действительности Лесков создает трагедию человеческих страстей огромного накала, приближаясь к шедеврам мировой литературы.

В противоположность страстной, сильной натуре Катерины Измайловой героиня повести «Воительница» (1866), Домна Платоновна, казалось бы, начисто лишена самых обыкновенных человеческих чувств. Но, по словам самого писателя, он «находил теплые углы в холодных сердцах и освещал их». Искал и находил человеческое там, где оно проявлялось в самых необычных и неожиданных формах.

Картину раз высматривал сапожник
И в обуви ошибку указал:

Премьер-министр России Владимир Путин посетил галерею народного художника Ильи Глазунова, которому сегодня исполнилось 79 лет и поздравил его с днем рождения. Возле галереи главу правительства встречали именинник и министр культуры РФ Александр Авдеев.
В галерее представлены свыше 700 работ, в том числе монументальные исторические полотна, портретная живопись и театральные декорации к русским классическим операм. Большой раздел экспозиции посвящен иллюстрациям художника к произведениям русских писателей-классиков.
В во время осмотра галереи Путин задерживался у нескольких картин, в том числе у работы 1972 года "Князь Олег и Игорь".
Премьеру бросился в глаза меч, который держал князь. "Меч коротковат, как ножик перочинный в руках смотрится", - сказал Путин.
Художник согласился и сказал, что придется доделать картину.
"Им (мечом) как будто колбасу режут", - добавил Путин.
Глазунов отметил хороший глазомер премьера.
"Я детали подмечаю", - сказал Путин.

Взяв тотчас кисть, исправился художник.

Вот, подбочась, сапожник продолжал:
"Мне кажется, лицо немного криво...

Рассматривая картину "Вечная Россия", которая была создана в 1988 году и изображает всех ярких представителей России за долгий период, Путин спросил Глазунова: "Зачем Иосифа Виссарионовича (Сталина) в тройку посадили с Троцким?". Глазунов рассказал, что картину выстроил с исторической точки зрения, а Троцкий играл большую роль в истории России.

А эта грудь не слишком ли нага?"....

На картине изображены и святые Борис и Глеб. Премьер заметил, что Борис и Глеб, конечно, святые, "но надо бороться за себя, за страну, а отдали без борьбы".
"Это не может быть для нас примером - легли и ждали, когда их убьют", - высказал свою точку зрения Путин.

Увы, финала мы не дождёмся: для Глазунова сказать подобное "Самому" - дело невозможное.

Если же серьёзно, то это очередная серия спектакля «мы негры».

В белом государстве, где соблюдается европейский политес, вышеописанная ситуация просто невозможна. Невозможна не по соображениям этическим, эстетическим, идеологическим и каким бы то ни было ещё – а по формальным. ПО ПРОТОКОЛЬНЫМ, если угодно.

Ну представьте себе. Премьер европейской страны посещает выставку современного искусства, или, ещё лучше, экспозицию такового, посвящённую юбилею местного гения. Идёт премьер по залам, на стенах – хуи, какашки, вспоротые брюхи и прочее современное искусство. Премьер «глазом не моргнёт», улыбается, острит в дозволенных рамках, образованность не показывает. Перед полотном с зубастыми членами – «я, конечно, плохо разбираюсь в современном искусстве, но это мне слегка напоминает заседание бюджетного комитета». Неполиткорректные картины тщательно обходит, безобразий не замечает. Если в мастерскую к художнику заглянет – опять же, ничего, кроме гладкой вежливости и лёгкой иронии. В крайнем случае – «моя маменька, скорее всего, не стала бы это вешать у себя в спальне». Дальше художнику вешают на шею Малую Государственную Мядаль второй степени и выделяют приличествующий пенсион. И всё.

Ибо чиновник его уровня НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ МНЕНИЯ о некоторых предметах. Список каковых прилагается к документам о вступлении в должность. К этим предметам он может публично проявлять только одно отношение – «полупоклон, улыбка, вежливая ирония высокопоставленного дилетанта».

И вот искусство – любое – к таким предметам относится в обязательном порядке. Даже если ты тонкий ценитель живописи Возрождения – неважно. Ибо ПОРЯДОК ЕСТЬ.

Разумеется, это для белых. Для негров и советских был «сталинский стиль» - когда «первое лицо» не только позволяет себе, но и систематически УЧИТ всех вокруг: сталевара – как сталь закалять по-сталински, колхозника – как навоз разбрасывать марксистско-ленинским способом, учителя – как учить математике, не впадая в перегибы, ну а художника – как и что рисовать. Но это норма для государства опущенного ниже плинтуса, а отнюдь не поднимающегося с каких-либо колен.

А тут – «меч коротковат». И раболепно изогнувшийся холоп-подмалёвщик – «немедля поправим, барин». Это ж - - -

Иногда поэтическое произведение автор выполняет в жанре «Притча». Жанр очень интересный, требующий от автора и огромного умения и глубины мысли, но очень выигрышный: такие стихи интересны для читателя и написанные хорошим языком надолго остаются в его памяти. Но прежде чем создавать притчу, необходимо понять, что это такое и как ее писать.

ПРИТЧА - короткий рассказ, сюжет которого раскрывается как иносказание с нравоучительной целью. У нее две существенные особенности:

1. Обобщение. То, о чем говорится в притче, можно применить к разным жизненным ситуациям.

2. Передача мироощущения. В построении притчи отражается не частный эпизод, а мироощущение людей, которые начали познавать мир.

Притчей зачастую называют сюжет, содержащий напутствие слушающему или читающему. Рассказанное событие имеет притчевый вид только тогда, когда в его контексте проступает: делай так, а не иначе.

Возник жанр притчи на Востоке, в древности, где любили говорить загадками, иносказаниями или аллегориями. АЛЛЕГОРИЯ (от греческого allos - иной, agoreuo - говорю) - это сказание, в котором за конкретным, понятным всем словом скрывается глубокое философское значение. В обычном, житейском случае скрывается всеобщий смысл - урок для всех людей, но увидеть этот смысл дано не всем, а очень немногим.

С давних времен полюбили на Руси притчи, толковали Библейские сюжеты и сочиняли свои. Правда, их порой путали с БАСНЯМИ. Еще в 18 веке писатель Сумароков книгу своих басен назвал «Притчи». Притчи и, правда, похожи на басни, но это не одно и то же.

ПРИТЧА - это маленький нравоучительный рассказ, вроде басни, но без морали, без прямого наставления. Мораль в притче каждый извлекает или не извлекает сам, следует или не следует ее наставлениям. В притче как бы соединяются два плана - видимый и невидимый, так же, как и во всех евангельских повествованиях, как и в жизни Христа. Всем виден внешний план, но редко кому раскрывается тайный, внутренний, скрытый от глаз и слуха - самый главный, то, ради чего все написано или рассказано.

В конце басни обязательно содержится краткое нравоучительное заключение - так называемая мораль. Более подробно о басне мы с вами поговорим в другой статье.

Притча близка к басне, но отличается от неё широтой обобщения, значимостью заключённой в притче идеи. Главными героями басен являются люди или животные, наделенные определенными человеческими качествами, обычно помещенные в ситуации бытового характера. Действующие лица притчи не имеют ни внешних черт, ни "характера". Это некий отвлеченный человек, некий царь, некая женщина, некий крестьянин, некий отец, некий сын. Это "человек вообще". Смысл притчи не в том, какой человек в ней изображен, а в том, какой этический выбор сделан человеком. Также в притче нет указаний на место и время действия, показа явлений в развитии: её цель не изображение событий, а сообщение о них.

Любимые темы притчи – правда и кривда, жизнь и смерть, человек и Бог. Нельзя понять притчу вне контекста: её смысл обусловлен поводом, по которому притча была рассказана.

В русскую литературу притча пришла вместе с христианством, с первыми переводами текстов Священного Писания. В истории русской литературы термин "притча" употребляется главным образом по отношению к библейским сюжетам ("Притчи Соломоновы", "Евангельские притчи" и т. п.). Притчами называл свои басни А.П.Сумароков, склонный к "высокому штилю". К числу притч, например, относится стихотворение А.С.Пушкина "Сапожник" (1936):

«Картину раз высматривал сапожник
И в обуви ошибку указал;
Взяв тотчас кисть, исправился художник.
Вот, подбочась, сапожник продолжал:
"Мне кажется, лицо немного криво...
А эта грудь не слишком ли нага?"...
Тут Апеллес прервал нетерпеливо:
"Суди, дружок, не свыше сапога!"
Есть у меня приятель на примете:
Не ведаю, в каком бы он предмете
Был знатоком, хоть строг он на словах,
Но черт его несет судить о свете:
Попробуй он судить о сапогах!»

Современные литераторы включают притчи в современные художественные тексты, что помогает раскрыть суть самих произведений, ответить на основные вопросы, задаваемые автором. Жанр притчи в абстрагированной форме утверждает общечеловеческие ценности. Поэтому использование притчи помогает разрешению или, наоборот, созданию конфликта художественного произведения, расширяет рамки текста, выводя поставленные в нем проблемы на общечеловеческий план. Иногда рифмованные притчи пишутся сами по себе, как отдельное поэтическое произведение в жанре «Притча» , но требования к ним все те же. Повторим их еще раз.
Жанровые признаки притчи:

1. Малый объем.

2. Форма сказа.

3. Кольцевая композиция (иногда).

4. Сюжет из обыденной жизни.

5. Иносказание в сюжете.

6. Отвлеченное понятие в спрятанном во внешнем сюжете тема.

7. Нравоучение.

И все-таки, главный вывод, к которому мы приходим, изучая особенности данного жанра, это то, что притча, и особенно - евангельская притча, это произведение, которое открывает бесконечный простор для понимания, тогда как в других дидактических жанрах проповедуется однозначная, не допускающая иного прочтения идея или мораль. Литературная притча лишь приглашает к размышлению, иносказательность и поучительность в ней могут проявляться по-разному, иногда можно говорить о притчевом начале в литературном произведении, как например, в стихотворении в прозе И.С.Тургенева «Милостыня».

А теперь было бы полезно разобрать произведения, написанные в жанре рифмованной притчи. Я сделаю это на примере конкурсных произведений пакета «Рифмованная притча», («Тематический конкурс МФ ВСМ, Председатель Жюри и организатор - Алмиханд, сентябрь 2014г)

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений Серов Вадим Васильевич

Пусть сапожник судит не выше сапога

Пусть сапожник судит не выше сапога

С латинского: Ne sutor supra crepidam judicet [нэ сутор супра крэпидам юдицэт].

Слова, которые, по преданию, произнес знаменитый древнегреческий живописец Апеллес в ответ на замечания непрошеного советчика-профана.

Цитируется в качестве совета критикам - высказывать свое мнение только по тем вопросам, в которых они разбираются, и не судить о том, в чем они несведущи. А. С. Пушкин («Сапожник»):

Картину раз высматривал сапожник

И в обуви ошибку указал;

Взяв тотчас кисть, исправился художник.

Вот, подбоченясь, сапожник продолжал:

«Мне кажется, лицо немного криво...

А эта грудь не слишком ли нага?»...

Тут Апеллес прервал нетерпеливо:

«Суди, дружок, не выше сапога!»