Театр с летящей чайкой. Глава I

С «Чайки» (1896) начинается большая чеховская драматургия. Сюжет здесь – не одноколейная тропа, но, скорее, лабиринт увлечений, роковых привязанностей, из него нет выхода. «Чайка» резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства, концепций жизни. «Чайка» - трагичнейшая комедия в русской комедиографии (1, с.15).
Чехов начал работать над пьесой в Мелихове в 1895 году. «Местом» её рождения сам писатель называл мелиховский флигель. 5 мая 1895 года Чехов сообщал одному из корреспондентов: «Я напишу что-нибудь странное».
«... Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви», - писал Чехов 21 октября 1895 года А.С. Суворину, а в ноябре сообщает название пьесы – «Чайка», замечая, что она будет написана «вопреки всем правилам драматического искусства» (1, с.629).
Как писалась «Чайка»? Её история начинается с того, как долго она не писалась. Исследователи считают, что в чередовании пьес А.П. Чехова есть своя ритмичность. После работы над «Безотцовщиной», над «Ивановым» и «Лешим», над «Чайкой» и «Дядей Ваней», над «Тремя сестрами» каждый раз наступают паузы. Самый большой взлет творческой активности Чехова-драматурга относится к концу 80-х годов – были написаны пьесы «Иванов» и «Леший», а также почти все водевили.
Затем наступает перерыв - едва ли не самый большой в истории чеховской драматургии.
Первые упоминания о намерении писать пьесу относятся к 1892 году. 31 марта Чехов сообщает А.С. Суворину: «Когда буду писать пьесу, мне понадобится Берне». Через два года в письме Суворину 16 февраля 1894 года Чехов снова упоминает о пьесе, имея в виду тот же замысел, что и в первом письме: «Я хочу вывести в пьесе господина, который постоянно ссылается на Гейне и Людвига Берне. Женщинам, которые его любят, он говорит, как Инсаров в «Накануне»: «Так здравствуй, жена моя перед богом и людьми!» Оставаясь на сцене solo или с женщиной, он ломается, корчит из себя Лассаля, будущего президента республики…»
К этой же поре относится заметка в записной книжке: «К пьесе: Из Тургенева: Здравствуй же, моя жена перед богом и людьми!»
Читая записные книжки Чехова, можно увидеть, как боролись в сознании автора два замысла новой пьесы – один, связанный с господином, который корчит из себя Лассаля, и другой, уже относящийся к будущей «Чайке». Так, после заметки «Из Тургенева…» читаем: «почем пуд бумаги». Это реплика учителя Медведенко – в рукописи он обращается к Дорну: «Позвольте вас спросить, доктор, почем за границей стопа писчей бумаги?»
Еще раньше в этой же второй записной книжке появляется заметка: «Попали в запендю».
Постепенно замысел о манерном господине отходит на задний план. Остается один, ведущий к «Чайке». Этот замысел вызревает очень медленно. По письмам Чехова 1894 – 1895 годов видно, как долго его намерение писать новую пьесу не переходило в само писание. Вот отрывки из его писем за 1894 год:
«В марте буду писать пьесу» (А.С. Суворину, 10 января); «Пьесы в Крыму я не писал, хотя и намерен был» (ему же, 10 апреля); «С 16 июля сажусь писать пьесу, содержание которой я рассказывал Вам» (ему же, 22 июня); «Пьесу можно будет написать где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не писать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если уйдет, то черт с ним» (ему же 11 июля).
Но мысль о пьесе – как бумеранг. Чехов отбрасывает её, она возвращается.
В письме А.С. Суворину 27 ноября 1894 года читаем: «Я назначен попечителем школы в селе, носящем такое название: Талеж. Учитель получает 23 р. в месяц, имеет жену, четырех детей и уже сед, несмотря на свои 30 лет. До такой степени забит нуждой, что о чем бы вы ни заговорили с ним, он все сводит к вопросу о жалованье. По его мнению, поэты и прозаики должны писать только о прибавке жалованья; когда новый царь переменит министров, то, вероятно, будет увеличено жалованье учителей и т.п.».
А в записной книжке появляется запись: «Пьеса»: учитель 32 лет, с седой бородой».
Эта запись, как бы отпочковавшаяся от письма к Суворину и предвещающая учителя Медведенко, соседствует с другими заметками – будущими репликами Треплева.
Таким образом, Чехов говорит в письмах, что собирается писать пьесу, но еще не пишет её, - а в записных книжках уже выпадают, как кристаллики в насыщенном растворе, будущие фразы, реплики «Чайки».
Чехов не пишет пьесы, но она уже незримо пишется, складывается, входит в сознание автора как ещё неузнанная «Чайка» - как заготовка, которая только потом включится в общий замысел.
Вот письма следующего – 1895 года.
«Я не пишу пьесы, да и не хочется писать. Постарел, и нет уже пыла» (В.В. Билибину, 18 января); «Пьесы писать буду, но не скоро. Драмы писать не хочется, а комедии ещё не придумал. Пожалуй, засяду осенью за пьесу, если не уеду за границу» (А.С. Суворину, 18 апреля); «Я напишу пьесу <…> Я напишу что-нибудь странное» (ему же, 21 августа).
И только 21 октября 1895 года, как будто удивляясь самому себе, Чехов сообщает Суворину: «Можете себе представить, пишу пьесу, которую кончу тоже, вероятно, не раньше как в конце ноября. Пишу её не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены».
Несколько лет прошло с момента первого упоминания Чехова о намерении писать новую пьесу.
То же удивление, что пьеса, наконец, пишется, чувствуется в письме И.Л. Леонтьеву (Щеглову) от 14 ноября 1895 года: «Можете себе представить, пишу пьесу!»
16 октября 1900 года он скажет в письме Горькому: «Можете себе представить, написал пьесу» («Три сестры»). О том же произведении говорится в письме к О.Л. Книппер: «Переписываю свою пьесу и удивляюсь, как я мог написать сию штуку, для чего написать» (15 декабря 1900 г.).
Как считают литературоведы, это совсем не бессознательность творческого процесса. Но именно неуправляемость, неподвластность простой логике, расчету, обычному намерению (2, с.6-11).
«Чайка» по праву считается наиболее автобиографичной пьесой Чехова; в ней улавливаются отклики Чехова на волновавшие его мысли об искусстве, о борьбе с рутиной, о поисках новых форм, о муках творчества, об ответственности таланта перед требованиями жизни. Интересно наблюдение английского драматурга Д. Пристли о том, что Чехов «поделил свою собственную личность между тремя персонажами: Тригориным, популярным беллетристом, - то, от чего он сам устал, Треплевым, борющимся, как и он сам, за новые формы выразительности, и доктором Дорном, как и он сам, врачом, не случайно симпатизирующим исканиям Треплева».
Кроме того, в пьесе нашли свое отражение судьбы людей, близких Чехову. Так, в сложной сюжетной канве «Чайки» своеобразно преломилась история неудачного покушения на самоубийство И.И. Левитана, жившего в имении А.Н. Турчаниновой на берегу озера в тверской губернии, куда был вызван Чехов. Об убитой Левитаном чайке вспоминают А.Н. Турчанинова и художница С.П. Кувшинникова. Чехов был свидетелем того, как на охоте Левитан подстрелил вальдшнепа и не мог смотреть на страдания раненой птицы (письмо А.С, Суворину 8 апреля 1892 года) (1, с.629). Вот как комментирует этот факт в своей книге брат А.П. Чехова Михаил Чехов: «Я не знаю в точности, откуда у брата Антона появился сюжет «Чайки», но вот известные мне детали. Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан. Он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Чехов был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, я не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам. Эти два мотива выведены Чеховым в «Чайке». Софья Петровна Кувшинникова доказывала потом, что этот эпизод произошел именно с ней и что она была героиней этого мотива. Но это неправда. Я ручаюсь за правильность того, что пишу сейчас о Левитане со слов моего покойного брата. Вводить же меня в заблуждение брат Антон не мог, да это было и бесцельно. А может быть, Левитан и повторил снова этот сюжет, - спорить не стану» (3, с.156-157).
Л.С. Мизинова полагала, что в «Чайке» многое «заимствовано» из её жизни: Мизинова имела ввиду перипетии её романа с писателем И.Н. Потапенко, хорошо известные Чехову. Писательница Л.А. Авилова вспоминала о подаренном Чехову брелоке, где были указаны страница и строки книги Чехова – если найти эти строки, то можно прочесть: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». Перечитывая «Преступление и наказание» Достоевского можно встретить такую фразу: «...Если... понадобится тебе... вся моя жизнь, то кликни меня, я приду». Этот эпизод вошел в пьесу, став важной вехой в отношениях Нины и Тригорина. В характере Аркадиной современники узнавали некоторые черты актрисы Л.Б. Яворской, которой одно время был увлечен Чехов.
Премьера «Чайки» состоялась 17 октября 1896 года в Александринском театре в Петербурге и вошла в историю театра как небывалый, скандальный провал. Ставил пьесу Е.П. Карпов, бесталанный режиссер, которого Чехов всегда не любил (1, с.630).
Ко времени постановки чеховской «Чайки» на сцене Александринского театра необходимость искания «новых тонов» окончательно созрела в сознании молодых драматургов, но еще совсем не проникла в сознание большой публики. И театральные заправилы, впрочем, всегда довольно равнодушно относившиеся к русскому драматическому театру, не думали о новшествах.
М.М. Читау, актриса Александрийского театра, писала: «За кулисами заранее уже говорили, что «Чайка» написана «совсем, совсем в новых тонах», это интересовало будущих исполнителей и пугало, но не очень. На считку «Чайки» мы собрались в фойе артистов. Не было только автора. Без всякой пользы для уразумения «новых тонов» и даже без простого смысла доложил нам пьесу Корнев, а затем мы стали брать ее на дом для чтения.
Когда впоследствии я любовалась исполнением «Чайки» в Московском Художественном театре, мне казалось, что сравнительно с первой ее редакцией многое было изменено и более удачно применено к сцене. Может быть, я ошибаюсь, и дело не в тексте и не в режиссерах, а в нашем плохом исполнении этой пьесы. Ни одна пьеса так мучительно плохо не исполнялась на сцене Александринского театра и никогда не случалось нам слышать не только шиканья, но именно такого дружного шиканья на попытки аплодисментов и криков «всех» или «автора». Исполнители погрузились во тьму провала. Но всеми было признано, что над ним ярким светом осталась сиять Комиссаржевская, а когда она выходила раскланиваться перед публикой одна, ее принимали восторженно. И если зрители, пришедшие на бенефис комической артистки вдоволь посмеяться, заодно хохотали над жестом Комиссаржевской с «коленкоровой простыней» (как выразился по этому поводу один из мемуаристов), то в этом артистка неповинна, общее же исполнение «Чайки» не могло способствовать тому, чтобы заставить эту праздную публику радикально изменить настроение. Не помню, во время которого акта я зашла в уборную бенефициантки, и застала ее вдвоем с Чеховым. Она не то виновато, не то с состраданием смотрела на него своими выпуклыми глазами и даже ручками не вертела. Антон Павлович сидел, чуть склонив голову, прядка волос сползла ему на лоб, пенсне криво держалось на переносье... Они молчали. Я тоже молча стала около них. Так прошло несколько секунд. Вдруг Чехов сорвался с места и быстро вышел. Он уехал не только из театра, но и из Петербурга» (6, с.57).
Еще во время репетиций он писал сестре из театра, что все кругом фальшивы, злы, мелочны, что спектакль, по всем видимостям, пройдет хмуро и что настроение у него неважное. В день первого представления «Чайки» к нему поехала в Петербург сестра и, как она говорила мне потом, он встретил её на вокзале угрюмый, мрачный и на её вопрос, в чем дело, ответил, что актеры пьесы не поняли, ролей вовсе не знают, автора не слушают... Ставилась «Чайка» в бенефис комической актрисы Левкеевой, и публика ожидала и от пьесы комического. Как передавала сестра Чехова, с первых же сцен в театре произошел скандал. Шумели, кричали, шикали, произошла полная неразбериха, все превратилось в один сплошной, бесформенный хаос. Чехов куда-то исчез из театра. Его везде искали по телефону, но он не находился. В час ночи к Сувориным приехала сестра Мария Павловна, еле держась на ногах от пережитых волнений и беспокойств, и осведомилась, где Антон, но и там ей не могли ничего ответить. Чехов писал сестре из Петербурга открытку: «Пьеса шлепнулась провалилась», - и уехал тотчас же обратно в Мелихово, не простившись в Питере ни с кем. Так сестра и не видела его после спектакля (3, с.269).
Но по отзывам Чехова о спектакле все-таки было известно, что лишь В.Ф. Комиссаржевская в роли Нины играла «изумительно». Но в день премьеры и она, как вспоминал позже автор, «поддалась общему настроению, враждебному <...> «Чайке», и как будто оробела, спала с голоса». Однако наиболее чуткие зрители оценили талантливость этой «странной» пьесы. Известный юрист А.Ф. Кони писал Чехову 7 ноября 1896 года: «Чайка» - произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями. Это сама жизнь на сцене, с её трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями, жизнь обыденная, всем доступная и почти никем не понимаемая в её внутренней жестокой иронии, - жизнь, до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей перед тобою беседе».
«...Вы не можете представить, как обрадовало меня Ваше письмо, - ответил Чехов Кони 11 ноября. – Я видел из зрительной залы только два первых акта своей пьесы, потом сидел за кулисами и все время чувствовал, что «Чайка» проваливается. После спектакля, ночью и на другой день, меня уверяли, что я вывел одних идиотов, что пьеса моя в сценическом отношении неуклюжа, что она неумна, непонятна, даже бессмысленна и прочее и прочее <...> Я теперь покоен и вспоминаю о пьесе и спектакле уже без отвращения» (1, с.630).
Провал «Чайки» был для Чехова тяжелейшим ударом – была осмеяна и освистана пьеса, утверждавшая отказ от рутины, штампа, прокладывающая новые пути в искусстве.
Однако ближайшее будущее показало, что это был провал не «Чайки», а старых, рутинных, отживших свой век театральных традиций, против которых решительно выступал Чехов в своей пьесе, и, что было решающим, - самой своей пьесой, её новой поэтикой, требовавшей коренных театральных реформ. В скором времени эту реформу удалось совершить К.С. Станиславскому и В.И. Немировичу-Данченко, создателям Московского художественного общедоступного театра.
Своей триумфальной премьерой 17 декабря 1898 года Художественный театр реабилитировал чеховскую «Чайку» (7, с.86).
В.И. Немирович-Данченко составил новый репертуар со строгим разбором и тонким литературным вкусом. Он создал его из классических пьес русской и иностранной литературы, с одной стороны, и из произведений молодых актеров, в которых бился пульс жизни того времени, - с другой.
В.И. Немирович-Данченко начал с Чехова, которого он высоко ценил как писателя и любил как друга. Конечно, первой мечтой Немировича-Данченко было показать на сцене МХАТа пьесу «Чайка» Чехова, который нашел новые пути, наиболее верные и нужные искусству того времени. Но для выполнения этой мечты было и препятствие. Дело в том, что после провала «Чайки» в Александрийском театре, о новой постановке Чехов и думать не хотел. Немало труда стоило Владимиру Ивановичу убедить его в том, что произведение его после провала не умерло, что оно не было ещё в надлежащем виде показано. Он писал Чехову: «...я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы при умелой, небанальной, чрезвычайно добросовестной постановке захватят и театральную залу». По словам Немировича-Данченко, «Чайка» единственная современная пьеса», захватывающая его как режиссера, а Чехов – «единственный современный писатель», который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром».
Чехов не решался вновь пережить испытанные им муки автора. Однако Немирович-Данченко победил – разрешение на постановку «Чайки» было получено. Но тут перед Немирович-Данченко встало новое препятствие: немногие в то время понимали пьесу Чехова, которая представляется нам теперь такой простой. Казалось, что она и не сценична, и монотонна, и скучна. Но работа началась и, наконец, Станиславский, который писал режиссерский план постановки пьесы, получил сообщение о том, что и сам Чехов, который был на репетиции «Чайки» в Москве, одобрил работу. Обстоятельства, в которых ставилась «Чайка», были тяжелы и сложны. Дело в том, что Антон Павлович Чехов серьезно заболел. У него произошло осложнение туберкулезного процесса. При этом душевное его состояние было таково, что он не перенес бы вторичного провала «Чайки», подобного тому, какой произошел при первой её постановке в Петербурге. Неуспех спектакля мог оказаться гибельным для самого писателя. Об этом Станиславского предупреждала до слез взволнованная сестра Чехова Мария Павловна, умолявшая режиссеров об отмене спектакля. Между тем спектакль МХАТу позарез был необходим, так как материальные дела театра шли плохо, и для поднятия сборов требовалась новая постановка. Актеры выходили играть пьесу на премьере, собравшей далеко не полны зал (сбор был шестьсот рублей) и, стоя на сцене, прислушивались к внутреннему голосу, который шептал им: «Играйте хорошо, великолепно, добейтесь успеха, триумфа. А если вы его не добьетесь, то знайте, что по получении телеграммы любимый вами писатель умрет, казненный вашими руками. Вы станете его палачами» (4, с.250-252,280).
Премьера «Чайки» состоялась 17 декабря 1898 года, пьеса имела чрезвычайный успех; среди исполнителей – О.Л. Книппер (Аркадина), К.С. Станиславский (Тригорин), В.Э, Мейерхольд (Треплев), М.Л. Роксанова (Нина Заречная), М.Н. Лидина (Маша). Режиссерская партитура была разработана К.С. Станиславским, художник – В.А. Симов (1, с.630).
К.С. Станиславский рассказывает в своей книге «Моя жизнь в искусстве»: «Как мы играли – не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рев, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошел… раздвинулся… опять задвинулся, а мы стояли как обалделые. Потом снова рев… и снова занавес… Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец, мы почувствовали успех, и неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь. М.П. Лилиной, которая играла Машу и своими заключительными словами пробила лед в сердцах зрителя, мы устроили овацию. Успех рос с каждым актом и окончился триумфом. Чехову была послана подробная телеграмма».
Критик Н.Е. Эфрос – самый горячий почитатель чеховского творчества – на премьере «Чайки» первым бросился к рампе и начал демонстративно аплодировать. Он первый стал прославлять Чехова-драматурга, артистов и театр за коллективное создание этого спектакля.
Силуэт летящей чайки стал эмблемой театра, а Чехов – его постоянным автором (4, с.280).
«Чайка» обошла сцены многих отечественных театров, с успехом ставилась за рубежом. Одним из лучших был спектакль, поставленный во Франции Ж. Питоевым в 1939 году. «Весь Париж, все зрители аплодировали Чехову и Питоеву» - писал Жан Ришар Блок.
Известные советские режиссеры обращались к «Чайке», давая ей свою сценическую трактовку (А.Таиров, Б. Ливанов, О. Ефремов, А. Эфрос).
«Чайка» экранизирована советским режиссером Ю. Карасиком (1970), мотивы пьесы использованы в фильмах «Сюжет для небольшого рассказа» С. Юткевича (1964) и «Успех» К. Худякова (1984) (1, с.630).

Екатерина Глебова, специально для проекта "Жизнь без преград"

Спектакль стал традиционным итогом проекта "Театральная перспектива", в ходе которого молодежь с инвалидностью пишет пьесы, а затем их ставят профессиональные актеры и режиссеры на сцене одного из московских театров. Однако в этот раз появлению спектакля предшествовала поездка группы ребят с инвалидностью вместе с режиссерами в знаменитый лондонский инклюзивный театр Chickenshed. В этом театре границ для самовыражения нет, и рядом с профессионалами на сцену выходят те, кого часто ошибочно называют людьми с ограниченными возможностями. Оказывается, их творческие возможности могут быть безграничны, особенно, если спектакль — для них и про них.

На сцену Гоголь-центра вышла смешанная труппа, и рядом с известными актерами оказались ребята с инвалидностью. "В их актерских работах было много личного, честного, — поделился Тимур Боканча, сыгравший в "Веселой чайке" одну из главных ролей. — Они играли сильнее, чем профессиональные актеры, ведь это сразу видно, когда человек показывает собственную боль, а не изображает ее, живет, а не играет. Конечно, мне как актеру, наверное, легче было бы работать с профессионалами. Но зачастую от партнера, выполняющего все технически правильно, не получаешь ту искру, которая зажжет и тебя самого. Профессиональный актер постоянно видит грань: тут театр, а тут жизнь, и бывает сложно убрать этот барьер, заставить актера жить на сцене. А у ребят с инвалидностью было огромное желание и умение открыться, и я чувствовал идущие от них мощные энергетические потоки — это просто незабываемое ощущение!"

В проект Тимура пригласила режиссер Ольга Лысак, давний партнер "Театральной перспективы", поставившая не один спектакль по пьесам юных авторов с инвалидностью. Поначалу Боканча был удивлен и даже обескуражен: подготовить спектакль требовалось в очень сжатые сроки, при этом все профессиональные актеры и режиссеры работали бесплатно, в качестве волонтеров. У Тимура было много своей работы, дел, опять же, дома дети, а тут какая-то странная авантюра…

"Я не спал, было физически тяжело, казалось, что невозможно собрать спектакль, у меня не было такого опыта, — вспоминает актер. — Но потом оказался просто шокирован организаторскими способностями режиссеров, это была титаническая работа, а результат потряс и зрителей, и меня самого. И сейчас я понимаю, что и еще раз с удовольствием бы принял в этом участие, потому что это совершенно потрясающее мероприятие!"

© Фото: предоставлено РООИ "Перспектива"

На сцене актеры с инвалидностью и без рассаживались в воображаемом поезде, отправляясь в магическое путешествие к теплому морю. И говорили о том, чего они боятся и о чем мечтают, почему не могут сблизиться с незнакомым человеком и как сделать этого незнакомца своим другом… Герой Тимура шел один по темному лесу на выручку вожатой и объяснялся в любви новой знакомой, приносил в дар морскую раковину, читал трогательные стихи… "Это всего лишь сон, этого никогда не случится", — произносил герой, но все, кто был на сцене знали: это уже случилось, и это их общая заслуга.

Для Тимура, тем не менее, "Веселая чайка" — не первый опыт взаимодействия с партнерами с инвалидностью. Актер сыграл одну из ролей в художественном фильме "Любовь с ограничениями", который скоро выйдет на экраны. В фильме речь идет об отношениях между людьми с инвалидностью и без.

"С нами в этом кино снимался Сергей Кутергин, "Сергеич" из Камеди баттла, у которого ДЦП, — поделился Тимур. — Раньше у меня таких знакомых не было, а теперь мы с Сергеем очень хорошо дружим и я могу сказать, что люди с инвалидностью такие же, все у них то же самое, веселые, жизнерадостные, иногда грустные. Ну да, иногда сложно забраться на лестницу, но это в общем и все".

Перфоманс в Гоголь-центре оказался составлен из двух пьес, написанных девушками с ДЦП, Людмилой Богдановой и Натальей Мазуниной. Вплетаясь в фэнтези магического путешествия с веселой чайкой, в зал вдруг ворвался жестокий мир пост-апокалипсиса…

Последний человек на земле, человек, у которого не осталось никого — ни любимой жены, ни сына, вспоминает о тех, кого он потерял. Его любимая, нежный ангел в исполнении Екатерины Мельник, очаровала зал отточенной пластикой танца в партнерстве с юным неслышащим актером Сашей Филькевичем.

"Это просто необыкновенно, когда на репетициях видишь, как люди с инвалидностью перешагивают барьеры, ограничения и раскрываются, словно бутоны, — рассказала Екатерина. — Происходят чудесные вещи: девочка, произнося текст, в которой она вложила и душу, и силы, может просто встать с коляски, и все, затаив дыхание, смотрят, а она даже этого не замечает. Это настоящее преображение, настоящая магия".

© Фото: предоставлено РООИ "Перспектива"

Участвовать в спектакле Екатерину Мельник позвала актриса и режиссер Евгения Бордзиловская, с которой они вместе играли в спектакле "Восемь женщин". "Я тогда была беременная, и мы смеялись, что играем в составе девяти женщин — я уже знала, что родится дочка, — вспоминает актриса. — А сейчас я хотела сказать ей огромное спасибо за этот потрясающий опыт, за участие в этом благотворительном проекте".

В спектакле с Екатериной играли дети, поэтому актриса всерьез подумывает о том, чтобы в следующий раз (а она уже решила, что обязательно сыграет в "Театральной перспективе снова") позвать с собой дочку: "Ей уже почти 8 лет, и она сказала, что не хочет быть актрисой. Она бывала со мной на съемках и в театре на репетициях, и я поняла, что ей это скучно. Но здесь, в атмосфере "Театральной перспективы", ей бы понравилось", — уверена Екатерина.

Черно-белый рисунок второго спектакля четко разделил героев на людей, добровольно отказавшихся от всего человеческого, и просто людей. Последний человек на земле, к которому в дверь вдруг постучали, не захотел становиться киборгом и выбрал соединение с любимой и сыном по ту сторону жизни. И зрители поняли и приняли такой финал.

"Мы все хотим благополучия, а значит, получения благ, — размышляла Екатерина Мельник после спектакля. — Но вот благо дарить мы не привыкли. А этот проект — он как раз с территории благодарения. Есть такое понятие на востоке — сева. Это значит отдавать что-то, не ожидая ничего взамен. И для того чтобы у тебя было все хорошо в жизни, ты должен больше отдавать, бескорыстно, улучшая судьбу свою, своих родных, своих детей".

"Театральная перспектива" — проект Региональной общественной организации людей с инвалидностью "Перспектива". Режиссеры спектакля "Веселая чайка": Ольга Лысак, Евгения Бордзиловская, Александр Кузнецов, Денис Бондарков.

Началом Художественного театра считают историческую встречу его основателей Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко в ресторане «Славянский базар» 19 июня 1897 года. Сначала театр назвали «Художественно-Общедоступный» театр, но в 1901 году из названия было убрано слово «общедоступный». Во главе нового театра стали: В. И. Немирович-Данченко - директор-распорядитель и К. С. Станиславский - директор и главный режиссёр.

МХТ был учрежден в виде товарищества на паях (было 13 пайщиков). В состав пайщиков входили Станиславский, Немирович-Данченко и московские богачи, основным из которых был меценат Савва Морозов.

Московский Художественный театр открылся 14 (26) октября 1898 года премьерой «Царь Фёдор Иоаннович» . Легендарная премьера пьесы «Чайка» состоялась 17 декабря 1898 года. Первые четыре сезона (1898-1902) театр давал спектакли в арендованном театре Я. В. Щукина «Эрмитаж», сада «Эрмитаж» в Каретном Ряду.

Успех Чеховской "Чайки" вдохновил создателей театра использовать изображение этой птицы как символ тетра. Станиславский К.С. прислал орден "Чайки". В ответ на это писатель благодарит режиссера в письме К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ) 5 февраля 1903 г. Ялта - "Дорогой Константин Сергеевич, вчера я получил орден "Чайки", большое, безграничное Вам спасибо. Я уже прицепил к цепочке, ношу и буду носить эту милую, изящную вещицу и буду вспоминать Вас.".

С 1902 года театр работает в здании в Камергерском переулке, 3. Театр домовладельца Лианозова был перестроен на средства Саввы Морозова архитектором Фёдором Шехтелем за три летних месяца 1902 года. Шехтель выполнил проект реконструкции безвозмездно. Шехтелю принадлежит оформление интерьеров, освещение, орнаменты, эскиз занавеса с знаменитой эмблемой Художественного театра, летящей над волнами чайкой. Правый подъезд театра украшает гипсовый горельеф Анны Голубкиной «Волна». Шехтель разработал проект поворотного круга сцены, спроектировал вместительные подсценические трюмы, карманы для хранения декораций, раздвижной занавес взамен поднимающегося. В зрительном зале было 1 200 мест.

В 1987 году происходит конфликт и театр делится на два:

МХТ имени А.П. Чехова на Камергерском переулке;

Изображения

Дополнительно

Письмо Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО 24 ноября 1899 г. Ялта - "В твоем письме звучит какая-то едва слышная дребезжащая нотка, как в старом колоколе, - это там, где ты пишешь о театре, о том, как тебя утомили мелочи театральной жизни. Ой, не утомляйся, не охладевай! Художественный театр -это лучшие страницы той книги, какая будет когда-либо написана о современном русском театре. Этот театр - твоя гордость, и это единственный театр, который я люблю, хотя ни разу еще в нем не был. Если бы я жил в Москве, то постарался бы войти к вам в администрацию, хотя бы в качестве сторожа, чтобы помочь хоть немножко и, если можно, помешать тебе охладеть к сему милому учреждению."

Московский Художественный театр — драматический театр, основанный в 1898 г К.С. Станиславским и Вл.И. Немировичем-Данченко.

В день открытия театра (14 декабря 1898 года) началась новая эпоха в истории русского театрального искусства. Одной из первых постановок на сцене МХАТа была пьеса Чехова «Чайка». Премьера спектакля состоялась 17 декабря 1898 года. «Чайка» стала настоящим испытанием для МХАТовцев. Дело в том, что за два года до этого «Чайка» провалилась в Александринском театре. Еще один провал пьесы отразился бы не только на имидже нового театра. У Чехова, находившегося во время премьеры в Ялте, обострился туберкулез, и любое негативное событие могло ухудшить состояние писателя. Нелегким был и постановочный процесс. Станиславский долгое время не видел сценичности в «Чайке» и не понимал, как ее ставить. Однако Немирович-Данченко сразу поверил в пьесу, этим же настроением прониклись актеры театра.

Начало спектакля очень напоминало премьеру в Александринке. В зале шумели, хихикали, высказывали недоумение, кто-то даже выходил. Но к концу первого акта зритель был покорен. Вот как вспоминает первую постановку Станиславский: «Как мы играли - не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рев, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошел, раздвинулся, опять задвинулся, а мы стояли как обалделые. Потом снова рев... и снова занавес... Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец, мы почувствовали успех и, неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь... Успех рос с каждым актом и окончился триумфом. Чехову была послана подробная телеграмма». Премьера имела необыкновенный успех, она положила начало новому театру. В 1902 году МХАТ получил новое здание в Камергерском переулке. Отстраивал его архитектор Ф. О. Шехтель. Федор Осипович безвозмездно выполнил проект реконструкции театра. Помимо интерьера, освещения и орнаментов, Шехтелю принадлежат разработки поворотного круга сцены, карманов для декораций, подсценических трюмов и раздвижного, взамен поднимающегося, занавеса. Архитектор также создал эскиз эмблемы, которая и сегодня украшает занавес МХАТа. Это была чайка летящей над волнами.

Интересна история возникновения этого символа (эскиз принадлежит перу знаменитого архитектора Ф. О. Шехтеля): в свое время И. И. Левитан, переживая непростой роман, застрелил летящую чайку и положил ее к ногам любимой. При этом событии присутствовал А. П. Чехов — и сцена появилась в его пьесе. Ф. О. Шехтель предопределил чайке новую судьбу — она жива и спокойно парит на занавесе обоих театров.

Встреча А. П. Чехова с Московским Художест-венным театром. "Чайка".

Увлечение театром началось у Чехова ещё в детстве, когда он с друзьями гимназистами организовал любительский театр, где ставились пьесы, сочинённые самим Антоном, а также "Ревизор" Гоголя и даже "Лес" Островского, где Чехов мастерски исполнял роль провинциаль-ного трагика Несчастливцева.
С детства проявлялся в Чехове актёрский и режиссёрский талант. Однажды он переоделся нищим, подошёл к дому дядюшки Митрофана Егоровича, который не узнал его и подал ему милостыню в три копей-ки. Антон гордился этой монетой как первым в жизни гонораром.
Когда Чехов стал писателем, был ещё жив А. Н. Островский. Но, чем гуще становилась над Россией тень реакции, тем энергичнее лезли на сцену бойкие драмоделы. Для театра, говоря словами Островского, наступила пора "безвременья и безлюдья". Молодой Чехов иронически говорил об одной модной пьесе: "Герои и героини бросаются в пропас-ти, топятся, стреляются, вешаются, заболевают водобоязнью… Умира-ют они обыкновенно от таких ужасных болезней, каких нет даже и в самых полных медицинских учебниках".
Шутки и водевили Чехова ("Медведь", "Предложение", "Свадьба", "Юбилей"), тесно связанные по манере с юмористическими рассказами, иногда и переделанные из рассказов, были встречены с восторгом. Но драма Чехова "Иванов" (1887), комедия "Леший" (1889), комедия "Чай-ка"(1896) при первом появлении вызвали бурю споров. Большинство читателей, зрителей, критиков их не поняло. Немногие тогда видели, что в этих пьесах драматург шаг за шагом освобождается от сцениче-ских штампов.

Михаил Павлович Чехов, брат Антона Павловича, писал в своей книге "Вокруг Чехова": «Я не знаю в точности, откуда у брата Антона появился сюжет для его "Чайки", но вот известные мне детали. Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан. Он завёл там очень сложный роман, в результате ко-торого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные по-кровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Чехов был врачом и другом Левитана, срочно телеграфиро-вали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, я не знаю, но по воз-вращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с чёрной повязкой на голове, которую тут же сорвал с себя и бросил на пол. За-тем Левитан взял ружьё и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к её ногам. Эти два мотива выведены Чеховым в его "Чайке".
Работая над этой комедией, Чехов признавался в одном из писем: "Пишу её не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сце-ны…много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов люб-ви". Чехов дерзко нарушил привычные правила драматургии. Держать зрителя в напряжении, заставлять его следить за острым развитием сю-жета, плакать и смеяться над невероятными ситуациями и не давать опомниться до самого финала - вот что считалось сценичным. Чехов не последовал этим правилам, более того он создал пьесу, требующую от зрителя внутренней сосредоточенности, внимания к звучанию каждого слова, напряжённой работы мысли, умения чувствовать настроение спектакля и постоянное незримое присутствие автора. На сцене - самые обыкновенные люди. "Они плачут, удят рыбу, играют в карты, смеются и сердятся, как все", - писал Чехов.
"Чайка" называлась комедией, и это уже было необычным, ведь в "Чайке" смешного не больше, чем бывает в жизни. И как в жизни, ра-дость, любовь, успех достаются героям пьесы очень скупо или вовсе не достаются, их жизненные пути не всегда гладки, а их характеры не все-гда просты.
Создавая свою "Чайку", Чехов не гнался за каким-то идеалом жиз-ни, не пытался изобразить что-то необыкновенное и фантастическое. Его "Чайка" - это жизнь, какой живёт каждый из нас и все мы.
Обманутые надежды, несчастная любовь, мысли о зря прожитой жизни - удел почти всех героев пьесы. И всё-таки "Чайка" вызывает впечатление света, возможного близкого счастья. Это впечатление соз-дает и картина чудесного, "колдовского" озера, на берегу которого про-исходит действие, и стремление героев к настоящей жизни, и лириче-ская интонация, пронизывающая весь спектакль.
Однако основными вопросами, которые дискутируются в "Чайке", оказались вопросы искусства. Здесь идут дискуссии о положении со-временного театра, звучат яростные филиппики Треплёва против рути-ны, царящей на его подмостках, разгораются споры об общественном смысле художественного творчества, о "новых формах", являющиеся прямым отголоском споров о "новом" искусстве декадент. Мало того, пьеса, как ни одно другое драматическое произведение Чехова, полна литературных реминисценций.
Однако все эти вопросы имеют и другой, более широкий аспект. Художественная и артистическая деятельность чеховских героев нераз-рывно связана с их мировоззрением, рассматривается как их общест-венная практика. Именно поэтому, прослеживая жизненную судьбу своих персонажей, прежде всего Нины Заречной, Треплёва, Аркадиной, Тригорина, Чехов получает возможность рассмотреть не только прин-ципиальные вопросы современного искусства, но и неразрывно связан-ные с ними общие проблемы социального бытия.
Основная идея "Чайки" - утверждение мысли о неразрывной связи писателя с действительностью, являющейся подлинным источником его творчества, об активном гражданском долге художника.
Темы искусства и любви неразрывно связаны в "Чайке". Чехов ру-ководствуется своим принципом: « Если любовь часто бывает жестокой и разрушительной, то причина тут не в ней самой, а в неравенстве лю-дей». Для тех, кто не имеет в жизни никакой общественной, творческой опоры, любовь - "жестока и разрушительна". Такова она оказалась как для Треплёва, так и для Маши, девушки, состарившейся в двадцать два года, "бедной Маши", которую совершенно опустошила неразделённая любовь. В отличие от них, Нина стойко пережила подлинную драму любви, потому что у неё была большая цель в жизни, осознанная ею как её гражданское, общественное призвание.
Еретическая, неожиданная и непонятная для многих современни-ков Чехова особенность "Чайки" состояла в том, что действия в при-вычном смысле слова в ней не было, зато с небывалой силой раскры-вался внутренний мир человека как арена напряженной борьбы и иска-ний. Эти икания есть в то же время попытки осмыслить жизнь и своё место в ней, а вместе с тем найти и точку опоры, путевой огонёк, кото-рый только и может вселить в человека бодрость, дать ему силы идти и идти вперёд по жизненному пути, не боясь никаких препятствий.

Впервые "Чайка" была поставлена в 1896 году в Петербурге на сцене Александринского театра. Режиссёру и актёрам, талантливым и искусным, но привыкшим к обычному репертуару того времени, пьеса оказалась первоначально не по плечу. Да и срок подготовки спектакля, девять дней, далеко не достаточный для пьес привычного репертуара, для "Чайки" был тем более нереальным. Правда, В. Ф. Комиссаржев-ская, актриса великого таланта и обаяния, глубоко понимавшая чехов-ское творчество, блестяще играла Нину Заречную. Но она не могла спа-сти весь спектакль. К тому же зал наполняла не та публика, на которую рассчитывал Чехов. "Чайка" ставилась в день бенефиса комической ак-трисы Е. И. Левкеевой. "Весёлая публика загубила, провалила "Чайку", - писал режиссёр спектакля Е. И. Карпов.
Первое представление окончилось грандиозным провалом. "Театр дышал злобой, воздух спёрся от ненависти, и я - по законам физики - вылетел из Петербурга, как бомба", - писал Чехов вскоре после спек-такля. Газеты дружно накинулись на автора. Нашлись журналисты, ко-торые стали отрицать у Чехова какой бы то ни было талант. Однако этот провал означал по существу лишь то, что рождалась новая, не-обычная драматургия.
Чехов нашёл в себе достаточно мужества, чтобы шутить над своей неудачей, но премьера "Чайки" обошлась ему очень дорого: здоровье его резко ухудшилось.
Сила пьесы была, однако, такова, что в том же Александринском театре второй спектакль был принят по-иному. "Антон Павлович, го-лубчик, наша взяла! Успех полный, единодушный, какой должен был быть и не мог не быть!" - писала Чехову Комиссаржевская. Но всё-таки в Александринском театре пьеса не удержалась, сборы от спектакля были невелики, и дирекция сняла "Чайку" с репертуара.
Через два года В. И. Немирович - Данченко, только что создавший вместе с К. С. Станиславским Московский Художественный театр, уго-ворил Чехова разрешить новую постановку "Чайки".
"Чайка" - единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссёра, а ты - единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром", - писал Немирович - Данченко Чехову.
Долго колебался Антон Павлович перед тем, как уступить настоя-ниям В. И. Немировича - Данченко и разрешить театру ставить пьесу. Волновался и театр. 14 октября 1898 года состоялось открытие Художе-ственного театра спектаклем "Царь Фёдор Иоаннович", а 17 декабря то-го же года состоялась премьера "Чайки". Этот спектакль решал судьбу театра. После успеха "Фёдора Иоанновича" другие спектакли прошли довольно вяло, театр только ещё нащупывал свой стиль. "Чайка" была программной постановкой, в которой театр по-настоящему познавал сам себя, утверждал своё художественное мировоззрение.
Была и ещё серьёзная причина для волнения. Ещё раз пережить провал "Чайки" для Антона Павловича было бы таким ударом, который мог вконец подорвать его здоровье.
Но успех "Чайки" превзошёл все ожидания. Это определилось уже после первого акта. Сначала артистам показалось, что наихудшие опа-сения подтвердились. К. С. Станиславский рассказывает: "Занавес за-крылся при гробовом молчании. Актёры пугливо прижались друг к дру-гу, прислушиваясь к публике. Гробовая тишина… Кто-то заплакал… мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес… В публике успех был огромный, а на сцене…целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы".
Успех был поистине колоссальный, небывалый. "Мы сумасшедшие от счастья", - телеграфировал Немирович - Данченко Чехову. Коллек-тив театра сумел показать комизм и трагизм пьесы, сделать зрителей ясновидцами, проникающими во внутренний мир каждого персонажа.

Так пришла наконец к победе чеховская "Чайка", вытерпевшая столько страданий. Теперь уже символика пьесы оборачивалась совсем другой стороной. Пьеса о победе творческой воли принесла победу воле новаторов, утвердила к жизни новый театр, принёсший и новые идеи, и новые формы.
Чехов подарил Немировичу - Данченко медальон с надписью: "Ты дал моей "Чайке" жизнь. Спасибо!" И с тех пор и на занавесе, и на про-граммах этого прославленного театра зрители видят его эмблему - ши-роко раскинутые крылья летящей чайки.

Пьесы "Три сестры" и "Вишнёвый сад" на сцене Мо-сковского Художественного театра. Особенности чеховской драматургии.

После триумфального успеха "Чайки" в декабре 1898 года Худо-жественный театр поставил в 1899 году "Дядю Ваню" и приехал со сво-им спектаклем к Чехову в Ялту, где он жил с матерью после смерти от-ца и продажи Мелихова. Приезд "художественников" побудил Чехова вернуться к драматургии. Две последние его пьесы - "Три сестры" (1901) и "Вишнёвый сад" (1903) были написаны специально для Худо-жественного театра.
Форма чеховской драматургии – своеобразный язык, своеобраз-ный реализм лиц. Как будто язык совершенно простой, как будто не-обычайно натуралистический, а в то же время прошедший через плени-тельный талант в создании писателя. Красивый, совсем простой язык, а в то же время - "мы увидим небо в алмазах". Своеобразие сцен, совер-шенно своеобразное чувство театра, полное разрушение аристотелев-ского единства, полное разрушение общепринятой в то время структу-ры пьес. Какое-то не то пренебрежение к большим, развёрнутым сце-нам, не то нежелание их писать, необычайная родственность по духу с Тургеневым, Толстым и Григоровичем, но форма как будто целиком из Мопассана - сжатость, краткость, отсутствие больших сцен, психологи-чески развивающихся.
Вот эти элементы драматургии Чехова встречались, конечно, пре-жде всего с задачей написать пьесу именно для Художественного теат-ра. Он, несомненно, очень сильно думал об этом. Может быть, несколь-ко меньше, чем в "Трёх сёстрах", пьесе, как будто просто написанной для актёров Художественного театра, которых он так полюбил. Созда-вая "Вишнёвый сад", он, может быть, об этом думал меньше, поэтому, когда пьеса была дана театру, она встретила большие трудности с рас-пределением ролей. Но, во всяком случае, Чехов так полюбил Художе-ственный театр, что писал несомненно для него. Стало быть, он делал упор на его качества, на краски этого театра, на его интуицию.

Чехов писал "Трёх сестёр" летом 1900 года в Ялте, а переписывал в Москве ранней осенью. Он тратил на одно действие два - три дня, но между действиями делал значительные перерывы. Набросок пьесы хра-нился у него в виде отдельных маленьких диалогов.
В последний год у него развился такой прием письма.
- У меня весь акт в памяти, - говорил он. - Сцена за сценой, даже почти фраза за фразой, надо только написать его.
В ту осень 1900 года он находился в непрерывно бодром и хоро-шем настроении. Когда он написал пьесу, то самым искренним образом говорил, что написал водевиль, и удивлялся, когда "художественники" потешались над таким определением "Трёх сестёр".
Ни в одной предыдущей пьесе, даже ни в одной беллетристической вещи Чехов не развёртывал с такой свободой, как в "Трёх сёстрах", свою новую манеру стройки произведения. Речь идёт о почти механи-ческой связи отдельных диалогов. По-видимому, между ними нет ниче-го органического. Точно действие может обойтись без любого из этих кусков. Всё действие так переполнено как бы ничего не значащими диалогами, никого не задевающими слишком сильно за живое, никого особенно не волнующими, но, без всякого сомнения, схваченными из жизни и прошедшими через художественный темперамент автора и, конечно, глубоко связанными каким-то одним настроением, какой-то одной мечтой.
Вот это настроение, в котором отражается, может быть, даже все миропонимание Чехова, это настроение, с каким он как бы оглядывает-ся на свой личный пройденный путь жизни, на радости весны, и посто-янное крушение иллюзий, и всё-таки на какую-то непоколебимую веру в лучшее будущее, это настроение, в котором отражается множество воспоминаний, попавших в авторский дневничок, - оно-то и составляет то подводное течение всей пьесы, которое заменит устаревшее "сцени-ческое действие".
Охватывает какой-то кусок жизни своим личным настроением с определённым движением от начала первого действия к финалу пьесы, но передаёт это в цепи как бы ничего не значащих диалогов, однако метко рисующих взятые характеры.
Вот эта манера письма наиболее ярко проявилась в "Трёх сёстрах".
Когда пьеса репетировалась, Чехов уехал в Ниццу. А когда при-ближалось первое представление, то он, едва ли не умышленно скрывая свой адрес, уехал в Неаполь.
Как он ни таил своё волнение, "художественники" его чувствовали. Пять лет Чехов не писал пьес, и призрак провала "Чайки" в Александ-ринском театре пугал его, может быть, и на этот раз.
По ансамблю, по дружности исполнения и по зрелости формы "Три сестры" всегда считались в театре лучшей постановкой чеховских пьес. И в Петербурге, куда Художественный театр уезжал в конце того сезона, "Три сестры" покрыли успех "Дяди Вани".
К тому времени режиссура театра уже с полным мастерством на-чинала воплощать на сцене тонкие замыслы А. П. Чехова. А что касает-ся исполнителей, то едва ли сам Чехов не имел в виду определённо того или другого из актёров, когда писал пьесу. А так как он обладал на редкость способностью угадывать актёра, то результат от такой работы должен был получиться заведомо успешный. Наконец, во весь этот пе-риод Художественный театр был так насыщен взаимной любовью арти-стов театра и Чехова, что одно это связывающее всё чувство должно было быть залогом очень успешной работы.
Роли в "Трёх сёстрах" много раз переходили к другим исполните-лям, так что в сто пятидесятое представление "юбилярами" оказались только О. Л. Книппер и А. Л. Вишневский. Ольгу после смерти Савиц-кой играют Н. С. Бутова и М. Н. Германова. Ирина от М. Ф. Андреевой перешла к Н. Н. Литовцевой и потом В. В. Барановской, Андрея играл ещё и А. И. Адашев, Вершинина - В. И. Качалов, Е. А. Лепковский и Л. М. Леонидов. Тузенбах окончательно перешёл к В. И. Качалову.
В личных отношениях Чехова с Московским Художественным те-атром эпоха "Трёх сестёр" играет особенно большую роль. К этому времени дружественная связь писателя с артистами совершенно окреп-ла, к этому времени относится и его женитьба на О. Л. Книппер.
По рассказу К. С. Станиславского, в период репетиций "Трёх сес-тёр" у Чехова зародился замысел "Вишнёвого сада". Драматург долго вынашивал этот замысел. Первоначально (в 1901 году) речь шла о весё-лой комедии, даже водевиле, ничего более определённого он не сооб-щал. Видимо, представление о новом произведении было в это время у драматурга ещё весьма не ясное. Таким оно осталось до начала 1902 го-да. Ещё в январе 1902 года А. П. Чехов сообщал О. Л. Книппер: "Я не писал тебе о будущей пьесе не потому, что у меня нет веры в тебя, как ты пишешь, а потому, что нет ещё веры в пьесу. Она чуть-чуть забрез-жила в мозгу, как самый ранний рассвет, и я ещё сам не понимаю, какая она. Что из неё выйдет, и меняется она каждый день".
Весною 1902 года Чехов собирается работать над новым произве-дением, но потом в письмах появляются сообщения, что в текущем году пьесу он писать не будет. Впервые драматург приводит название пьесы 14 декабря 1902 года, а несколько позже, 24 декабря, пишет: " Мой "Вишнёвый сад" будет в трёх актах. Так мне кажется, а впрочем, окон-чательно ещё не решил".
В 1903 году Художественный театр очень нуждался в пьесе. Уже наступил апрель, а "художественники" между тем не остановились ни на одной постановке для следующего сезона. 12 апреля решено было ставить "Юлия Цезаря". Затем впереди предвиделась обещанная пьеса Антона Павловича, а новая пьеса Антона Павловича - это событие, ка-завшееся "художественникам" громадным.
Итак, основной упор у Художественного театра был на "Юлия Це-заря" и на ожидаемую пьесу Антона Павловича.
Чехов начал писать "Вишнёвый сад" в марте 1903 года, а в июле сообщал Станиславскому: "Пьеса моя не готова, продвигается туговато, что объясняю я и леностью, и чудесной погодой, и трудностью сюже-та". В сентябре Чехов закончил пьесу и занялся её перепиской, внося при этом всё новые изменения. Работа была закончена лишь в октябре, после чего пьеса была отослана в Московский Художественный театр.
Премьера на сцене МХТ состоялась 17 января 1904 года. Чехов уг-рожал совсем не прийти на спектакль; в конце концов его уговорили, он приехал.
Этот вечер носил характер необычайной любви к поэту-драматургу, необычайной трогательности, необычайного внимания, не-обычайной торжественности.
В своей книге "Рождение театра" Вл. Немирович - Данченко, соз-датель Московского Художественного театра, пишет: "Как примет эту пьесу современный зрительный зал - трудно было угадать. Мы сыграли "Вишнёвый сад" несколько раз и были поражены громаднейшим вни-манием во время спектакля, а по окончании - неизменным энтузиаз-мом".

Тяга к современным пьесам всегда, во все века, во всех театрах была сильна, и всегда современная пьеса находила гораздо большее ко-личество слушателей и неизмеримо больший интерес, чем классиче-ская. Всегда даже второстепенная, даже третьестепенная современная пьеса имеет больше притягательной силы, чем пьеса классическая. А пьесы Чехова, кроме того, что они были современные, носили к тому же совершенно новый характер. Как драматург, Чехов предложил но-вую трактовку трагического и комического в сценическом искусстве, представляющей собой развитие и сценическую адаптацию творческих принципов, использованных в ранних сатирических новеллах.
В пьесах Чехова элемент комического и драматического, комиче-ского и трагического, комического и лирического не исключают друг друга в пределах одного произведения, а тесно переплетаются естест-венным образом, как различные стороны жизни. Чехов также ввёл но-вый тип драматургического конфликта: в отличие от традиционной мещанской драмы Чехов не разрешает драматических ситуаций, а на-против, запутывает их, усложняет психическое состояние героев. По-лифоническая, многоплановая и многопроблемная драма Чехова оказа-ла значительное влияние на современный европейский театр, который развил начатую Чеховым тему трагизма повседневности. Чехов в отли-чие от старой бытовой школы не придумывал необыкновенных ситуа-ций, но нарочито обращался к повседневным, банальным явлениям, создавая драму обыденного существования, медленно протекающей жизни обычных людей, средних по развитию и стремлениям.
Главными особенностями чеховской драматургии являются: все-общая атмосфера неблагополучия; всеобщее одиночество и психологи-ческая глухота действующих лиц; отсутствие прямого носителя зла и разделения на положительных и отрицательных героев. В пьесах Чехо-ва нет ни одного главного персонажа. В его пьесах главное - жизнь. Также в пьесах Чехова нет определённо выделенного конфликта. А ха-рактеры героев раскрываются не в борьбе за достижение какой-либо цели, а в переживаниях противоречивости бытия. Вследствие этих пе-реживаний, раздумий случается изменение духовного мира героя, что влечёт за собою и изменение сюжета. Чеховские герои живут в двух ас-пектах (внутренняя и внешняя жизнь). Причиной этого в пьесах Чехова является двойственный конфликт. На уровне быта этот конфликт всегда разрешён, в духовном же аспекте он безысходен. Диалоги и монологи чеховских героев строятся на недомолвках и иносказаниях, отсюда и подтекст его пьес, говоря словами Немировича - Данченко, "подводное течение".
Пьесы Чехова имеют четырёхактное строение, причём каждый акт характеризуется определёнными особенностями:
Первый акт. Быстрое действие с большим количеством происшест-вий и действующих лиц.
Второй акт. Действие замедленное. Лирические раздумья, рассказы героев о себе. Подготовка к кульминации.
Третий акт. Оживлённое действие, захватывающие события. Куль-минация.
Четвёртый акт. Действие замедляется. После взрыва всё возвраща-ется в обычную будничную колею.

Заключение.

Особая атмосфера чеховского театра, насыщенная приметами не частного, но универсального характера, способствует тому, что его пье-сы доходят до эстетического сознания зрителей разных национально-стей, хотя тематически они связаны прежде всего с жизнью и пробле-мами русской интеллигенции конкретной общественно-исторической эпохи конца XIX начала XX веков. В последние годы своей писатель-ской деятельности Чехов был особо популярен в Германии, где его на-чали переводить и ставить на сценах раньше, чем в других странах. Од-нако наиболее глубокие следы творчество Чехова оставило всё же в английской, французской и американской литературах. Именно в этих странах наиболее ясно осознали художественный талант Чехова, осо-бенно его драматургии, которая представляет собой связующее звено между классической литературой и современными литературными те-чениями.
" В плеяде великих европейских драматургов, - писал Бернард Шоу, - Чехов сияет как звезда первой величины даже рядом с Толстым и Тургеневым".

Библиография:

1. Бердников Г. П. А. П. Чехов. Идейные и творческие искания. Л., 1970.
2. Качурин М. Г., Мотольская Д. К. Русская литература. Учебник для 9 класса средней школы. М., 1982.
3. Мяготина Н. А., Гаджиева Н. В. Сто русских писателей. С.-П., 1999.
4. Немирович - Данченко В. И. Рождение театра. М., 1989.
5. Паперный З.С. Стрелка искусства. М., 1986.
6. Турков А. М. А. П. Чехов и его время. М., 1987.
7. Чехов М. П. Вокруг Чехова. М., 1960.