Чулков михаил дмитриевич краткая биография. Чулков, михаил дмитриевич
Война началась, или Афиши графа Ростопчина
Растопчин афишкою клич кликнул, но никто не бывал на Поклонную гору для защиты Москвы
(Из дневника Д.М. Волконского)
22 июня 1812 года в «Московских Ведомостях» за № 50 москвичи прочитали высочайший рескрипт на имя председателя Государственного Совета, генерал-фельдмаршала, графа Николая Ивановича Салтыкова. Этим посланием государь Александр I уведомил своих соотечественников, что французские войска вошли в пределы Российской Империи и что французам объявлена война:
«Граф Николай Иванович!
Французские войска вошли в пределы НАШЕЙ Империи. Самое вероломное нападение было возмездием за строгое наблюдение союза. Я для сохранения мира истощил все средства, совместные с достоинством Престола и пользою МОЕГО народа. Все старания МОИ были безуспешны. Император Наполеон в уме своем положил твердо разорить Россию. Предложения самые умеренные остались без ответа. Внезапное нападение открыло явным образом лживость подтверждаемых в недавнем еще времени миролюбивых обещаний.
И потому не остается МНЕ иного, как поднять оружие и употребить все врученные МНЕ Провидением способы к отражению силы силою. Я надеюсь на усердие МОЕГО народа и храбрость войск МОИХ. Будучи в недрах домов своих угрожаемы, они защитят их с свойственною им твердостью и мужеством. Провидение благословит праведное НАШЕ дело. Оборона Отечества, сохранение независимости и чести народной принудило НАС препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве МОЕМ. Пребываю вам благосклонный. Вильна, Июня 13-го 1812 года».
В дальнейшем газеты регулярно печатали сводки с фронта, «Известия из главной квартиры», приносящие нелицеприятные вести о том, что «Великая армия» Наполеона, перешедшая Неман 12 июня 1812 года, все ближе продвигалась к Москве. И одного лишь сбора средств московским дворянством и купечеством на помощь армии было уже недостаточно. Ростопчин решает, что наиболее важным делом для него является распространение среди населения уверенности в том, что положение на фронте не так критично, что француз к Москве не подойдет: «Я чувствовал потребность действовать на умы народа, возбуждать в нем негодование и подготовлять его ко всем жертвам для спасения отечества.
Переправа наполеоновской армии через Неман в 1812 году .
Литография с оригинала Л.С. Марен-Лавиня. 1822–1826 гг.
С этой-то поры я начал обнародовать афиши, чтобы держать город в курсе событий и военных действий.
Я прекратил выпуск ежедневно появлявшихся рассказов и картинок, где французов изображали какими-то карликами, оборванными, дурно вооруженными и позволяющими женщинам и детям убивать себя». Ну что же, адекватная оценка противника – факт отрадный, если он сопровождается и другими мерами, способствующими отражению столь великой опасности, как покорение Москвы.
До нашего времени дошло два десятка афиш или, как они официально именовались, «Дружеские послания главнокомандующего в Москве к жителям ее». Они выходили почти каждый день, начиная с 1 июля по 31 августа 1812 года, а затем с сентября по декабрь того же года. Вот первая афиша:
«Московский мещанин, бывший в ратниках, Карнюшка Чихирин, выпив лишний крючок на тычке, услышал, что будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился и, разругав скверными словами всех французов, вышед из питейного дома, заговорил под орлом так: «Как! К нам? Милости просим, хоть на святки, хоть и на масляницу: да и тут жгутами девки так припопонят, что спина вздуется горой. Полно демоном-то наряжаться: молитву сотворим, так до петухов сгинешь! Сидитко лучше дома да играй в жмурки либо в гулючки. Полно тебе фиглярить: ведь солдаты-то твои карлики да щегольни; ни тулупа, ни рукавиц, ни малахая, ни онуч не наденут. Ну, где им русское житье-бытье вынести? От капусты раздует, от каши перелопаются, от щей задохнутся, а которые в зиму-то и останутся, так крещенские морозы поморят; право, так, все беда: у ворот замерзнуть, на дворе околевать, в сенях зазябать, в избе задыхаться, на печи обжигаться. Да что и говорить! Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову положить. Карл-то шведский пожилистей тебя был, да и чистой царской крови, да уходился под Полтавой, ушел без возврату. Да и при тебе будущих-то мало будет. Побойчей французов твоих были поляки, татары и шведы, да и тех старики наши так откачали, что и по сю пору круг Москвы курганы, как грибы, а под грибами-то их кости. Ну, и твоей силе быть в могиле. Да знаешь ли, что такое наша матушка Москва? Вить это не город, а царство. У тебя дома-то слепой да хромой, старухи да ребятишки остались, а на немцах не выедешь: они тебя с маху сами оседлают. А на Руси што, знаешь ли ты, забубенная голова? Выведено 600 000, да забритых 300 000, да старых рекрутов 200 000. А все молодцы: одному Богу веруют, одному царю служат, одним крестом молятся, все братья родные. Да коли понадобится, скажи нам батюшка Александр Павлович: «Сила христианская, выходи!»– и высыпет бессчетная, и свету Божьяго не увидишь! Ну, передних бей, пожалуй: тебе это по сердцу; зато остальные-то тебя доконают на веки веков. Ну, как же тебе к нам забраться? Не токмо что Ивана Великаго, да и Поклонной во сне не увидишь. Белорусцев возьмем да тебя в Польше и погребем. Ну, поминай как звали! По сему и прочее разумевай, не наступай, не начинай, а направо кругом домой ступай и знай из роду в род, каков русский народ!» Потом Чихирин пошел бодро и запел: «Во поле береза стояла», а народ, смотря на него, говорил: «Откуда берется? А что говорит дело, то уж дело?» 1 июля 1812 года.
Афиша эта больше похожа на рассказик в былинном стиле, рассчитанный на те слои населения, которые с трудом могли ее прочитать, а потому способны были лишь слушать, собравшись кучками на московских перекрестках. Таким способом московский генерал-губернатор «успокаивал» народ, одновременно завоевывая дешевый авторитет в бедных слоях населения. Следующая порция «успокоительного лекарства» от Ростопчина относится к 9 августа 1812 года:
«Слава Богу, все у нас в Москве хорошо и спокойно! Хлеб не дорожает, и мясо дешевеет. Однако всем хочется, чтоб злодея побить, и то будет. Станем Богу молиться да воинов снаряжать, да в армию их отправлять. А за нас пред Богом заступники: Божия Матерь и московские чудотворцы; пред светом – милосердный государь наш Александр Павлович, а пред супостаты – христолюбивое воинство; а чтоб скорее дело решить: государю угодить, Россию одолжить и Наполеону насолить, то должно иметь послушание, усердие и веру к словам начальников, и они рады с вами и жить, и умереть. Когда дело делать, я с вами; на войну идти, перед вами; а отдыхать, за вами. Не бойтесь ничего: нашла туча, да мы ее отдуем; все перемелется, мука будет; а берегитесь одного: пьяниц да дураков; они, распустя уши, шатаются, да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идет, а его дело кожу драть; обещает все, а выйдет ничего. Солдатам сулит фельдмаршальство, нищим – золотые горы, народу – свободу; а всех ловит за виски, да в тиски и пошлет на смерть: убьют либо там, либо тут. И для сего и прошу: если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и сулить и то и другое, то, какой бы он ни был, за хохол да на съезжую! Тот, кто возьмет, тому честь, слава и награда; а кого возьмут, с тем я разделаюсь, хоть пяти пядей будь во лбу; мне на то и власть дана; и государь изволил приказать беречь матушку Москву; а кому ж беречь мать, как не деткам! Ей-Богу, братцы, государь на вас, как на Кремль, надеется, а я за вас присягнуть готов! Не введите в слово. А я верный слуга царский, русский барин и православный христианин. Вот моя и молитва: «Господи, Царю Небесный! Продли дни благочестиваго земного царя нашего! Продли благодать Твою на православную Россию, продли мужество христолюбиваго воинства, продли верность и любовь к отечеству православнаго русскаго народа! Направь стопы воинов на гибель врагов, просвети и укрепи их силою Животворящаго Креста, чело их охраняюща и сим знамением победиша».
Назвав французских солдат карликами, Ростопчин вновь дал обывателям повод для невероятных слухов; один из москвичей писал: «Слышавши, что пленные неприятели находятся за Дорогомиловской заставой, мне хотелось удостовериться, действительно ли, как носились слухи, что неприятельские солдаты не походят на людей, но на страшных чудовищ? Недалеко от села Филей находилось сборище народа, в виде кочующего цыганского табора, состоящее из двухсот пленных неприятелей разных племен, наречий, состояний, окруженное конвоем из ратников с короткими пиками и несколькими на лошадях казаками. Мундиры на пленниках были разноформенные; некоторые из них были ранены и имели повязки на разных частях тела; они, издали завидев приближавшихся к их стану любопытных зрителей, показывая руками на небо и на желудок, кричали: «Русь! Хлиба!» Одни из них, свернувшись в клубок, спали на траве, другие чинили платье, третьи жарили картофель на разложенном огне; но были и такие, которые, со злобою косясь на зрителей, что-то себе под нос ворчали. Русские со свойственным им добродушием и христианскою любовью к ближнему, исполняя Евангельские заповеди – «за зло плати добром врагу твоему, алчущего накорми, жаждущего напои, нагого одень», – раздавали пленным хлеб и деньги.
В близком расстоянии от пленных, в обширной крестьянской избе помещалось человек до тридцати штаб– и обер-офицеров неприятельской армии; здесь царствовало веселье, сопровождаемое разными оргиями: одни пили из бутылок разные заморские вина, шумели между собою и во все горло хохотали, другие играли в карты, кричали и спорили; некоторые, под игравшую флейту, выплясывали французскую кадриль; прочие, ходя, сидя, лежа курили трубки, сигары или распевали, каждый на свой лад, разноязычные песни.
Русские, смотря на иностранное удальство, говорили: «Каков заморский народ! Не унывают и знать не хотят о плене; как званые гости на пир пожаловали, пляшут себе и веселятся. Недаром ходит молва в народе: «Хоть за морем есть нечего, да жить весело».
А тем временем Наполеон все ближе приближался к Москве, и те самые заморские гости, что и в плену веселятся, обещали устроить москвичам отнюдь не радостную жизнь. Об этом в афише ни слова. Но ведь московское дворянство узнавало о положении на фронте не по рассказам графа: все, кому было куда выехать и, главное, на чем, активно собирали вещи и выезжали из Первопрестольной.
Выезд из Москвы стал следствием все сильнее проявлявшегося у населения того самого «скрытого чувства патриотизма», о котором пишет Лев Толстой в романе «Война и мир». Оставление жителями Москвы, вопреки уговорам московского градоначальника, по убеждению Толстого, произошло вследствие этого «скрытого патриотизма», присущего различным слоям русского общества и заставившего людей выезжать с тем, что они могли с собой захватить, бросая свои дома и имущество. Покидали первопрестольную потому, что для «русских людей не могло быть вопроса: хорошо или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего». И благодаря тому, что жители покинули Москву, «совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшею славою русского народа».
«Скрытое чувство патриотизма» Лев Толстой противопоставил высокопарным речам и шумливым афишам Ростопчина, ставшим для писателя олицетворением крикливого и показного патриотизма.
Жизнь в Москве переменилась, – писал Александр Пушкин в «Рославлеве»: «Вдруг известие о нашествии и воззвание государя поразили нас. Москва взволновалась. Появились простонародные листки графа Растопчина; народ ожесточился. Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни».
Итак, написание простонародных листков или афиш – одно из тех дел, которыми активный градоначальник запомнился москвичам и вошел в историю. Слишком необычно это было – начальник Москвы лично занимался их написанием, развивая свой литературный дар.
Петр Вяземский вспоминал: «Так называемые «афиши» графа Ростопчина были новым и довольно знаменательным явлением в нашей гражданской жизни и гражданской литературе. Знакомый нам «Сила Андреевич» 1807 года ныне повышен чином. В 1812 году он уже не частно и не с Красного крыльца, а словом властным и воеводским разглашает свои Мысли вслух из своего генерал-губернаторского дома, на Лубянке».
Сам Ростопчин сетовал, что в это время он совершенно выбился из сил: «Столько было дел, что не доставало времени сделаться больным, и я не понимаю, как мог я перенести столько трудов. От взятия Смоленска до моего выезда из Москвы, то есть, в продолжение двадцати трех дней я не спал на постели; я ложился, ни мало не раздеваясь, на канапе, будучи беспрестанно пробуждаем то для чтения депешей, приходящих тогда ко мне со всех сторон, то для переговоров с курьерами и немедленного отправления оных. Я приобрел уверенность, что есть всегда способ быть полезным своему Отечеству, когда слышишь его взывающий голос: жертвуй собою для моего спасения. Тогда пренебрегаешь опасностями, не уважаешь препятствиями, закрываешь глаза свои на счет будущего; но в ту минуту, когда займешься собою и станешь рассчитывать, то ничего не сделаешь порядочного и входишь в общую толпу народа».
Прочитав это, поневоле задаешься вопросом: и откуда только Ростопчин брал время на сочинение афишек? Над этим размышляли и его современники, и даже родственники. Один из них, Николай Карамзин, свояк графа, живший у него в доме, даже предлагал Ростопчину писать за него. При этом он шутил, что таким образом заплатит ему за его гостеприимство и хлеб-соль. Но Ростопчин отказался. Вяземский отказ одобрил, ведь «под пером Карамзина эти листки, эти беседы с народом были бы лучше писаны, сдержаннее, и вообще имели бы более правительственного достоинства. Но зато лишились бы они этой электрической, скажу, грубой, воспламеняющей силы, которая в это время именно возбуждала и потрясала народ. Русский народ – не Афиняне: он, вероятно, мало был бы чувствителен к плавной и звучной речи Демосфена и даже худо понял бы его». Лев Толстой назвал язык афишек «ерническим».
А Карамзин гостил у Ростопчина почти до последнего дня: «Наконец я решился силою отправить жену мою с детьми в Ярославль, а сам остался здесь и живу в доме у главнокомандующего графа Федора Васильевича, но без всякого дела и без всякой пользы. Душе моей противна мысль быть беглецом: для этого не выеду из Москвы, пока все не решится», – писал он брату 27 августа.
Из написанных Ростопчиным афиш до наших дней дошло содержание минимум двадцати прокламаций. Писал он их быстро. Например, когда граф узнал, что в Москву 11 июля 1812 года должен пожаловать император с проверкой, он тотчас сел за написание соответствующей афиши. После чего уже весь город знал о предстоящем приезде государя. Ростопчину не откажешь в деловой хватке – приезд императора, а точнее, его «пропагандистское обеспечение» сыграло свою решающую роль в огромном патриотическом подъеме, наблюдавшемся в Москве.
Вид Императорского дворца в Кремле до пожара 1812 года .
Исторические этюды о Москве . – Лондон, 1813 .
Приезд Александра I
Это был тот самый визит Александра I в Первопрестольную, во время которого чуть было не задавили маленького Петю Ростова, решившегося в тайне от родителей пойти в Кремль, чтобы вместе со всем народом поглазеть на царя-благодетеля.
Александр I .
Худ. С. Спрингегат. 1817 г.
Вместе с государем 11 июля в Москву прибыла представительная делегация: обер-гофмаршал граф Толстой, генерал от артиллерии граф Аракчеев, генерал-адъютант, министр полиции Балашов, вице-адмирал, государственный секретарь Шишков, генерал-адъютант князь Волконский, генерал-адъютант граф Комаровский. Александр обратился к москвичам со следующим манифестом:
«Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России! Он идет разорять любезное наше Отечество. Хотя пылающее мужеством ополченное Российское воинство готово встретить и низложить дерзость его и зломыслие, однако ж, по отеческому сердоболию и попечению нашему о всех верных наших подданных, не можем мы оставить без предварения их о сей угрожающей им опасности, да не возникнет из неосторожности нашей преимущества врагу. Того ради, имея в намерении для надежнейшей обороны собрать новые внутренние силы, наипервее обращаемся мы к древней столице предков наших, Москве: она всегда была главою прочих городов Российских; она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу; по примеру ея из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, сыны отечества для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение веры, престола, царства того требуют. Итак, да распространится в сердцах знаменитого дворянства нашего и во всех прочих сословиях дух той праведной брани, какую благословляют Бог и Православная наша церковь; да составит и ныне сие общее рвение и усердие новые силы, и да умножатся оные, начиная с Москвы, во всей обширной России! Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую мнит он низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
Портрет российского императора Александра I. Худ . С. Щукин. 1808 г.
Ростопчин выехал встречать царя в Перхушково, а вслед за своим градоначальником по Смоленской дороге потянулись десятки тысяч москвичей. Александр остался доволен тем, как приняла его Москва: огромное количество народа пришло засвидетельствовать свою преданность и уверенность в скорой победе над врагом под его мудрым руководством. Особое благоволение проявил царь к Ростопчину, организовавшему встречу на высоком уровне. В своих мемуарах граф подчеркивает: «В одном из домов была приготовлена закуска». Больше часа просидели они за столом, в конце беседы государь посмотрел на Ростопчина и сказал, что на его эполетах чего-то не хватает, а именно царского вензеля, отличительного знака, свидетельствовавшего о принадлежности к свите Его Императорского Величества. «Мне любо быть у вас на плечах», – подытожил Александр.
Похоже, что в душе и Александра, и Ростопчина поселились спокойствие и уверенность в неизбежности скорой победы над Наполеоном. Уже за полночь, получив указание от царя вернуться в Москву, в хорошем расположении духа направлялся граф в Первопрестольную. Но вот какое странное ощущение посетило его: толпы людей вдоль дороги, ожидавшие въезда в город государя, а главное – священники с горящими свечами и крестами для благословления царя – все это на минуту напомнило Ростопчину… похороны. Но мысли эти довольно скоро оставили графа, ведь предстоящие в Москве с участием государя события навевали совершенно иное, благостное настроение.
Александр пробыл в Москве неделю, успев за это время пообщаться с представителями различных сословий и получить мощную народную поддержку. Простой люд собрался в Кремле и бурно приветствовал своего государя, вышедшего на Красное крыльцо. Император потонул в людском море, слух его услаждался отовсюду раздававшимися возгласами, называвшими его спасителем и отцом родным. А во время молебна в Успенском соборе царь услышал, что он – Давид, которому предстоит одолеть Голиафа – Наполеона. Москвичи побогаче – дворяне и купцы – пообещали царю собрать деньги, что и выполнили вскоре – пожертвовав почти два миллиона рублей.
Таковой представлялась внешняя сторона дела, но была и другая, потаенная. Предварительно Ростопчин провел большую подготовительную работу с представителями богатых сословий Москвы. Для того, чтобы никому в голову из дворян не пришло задавать государю неприятные вопросы о «средствах обороны», Ростопчин решил припугнуть их: рядом со Слободским дворцом, где 15 июля проходила встреча с государем, он велел поставить полицейских и запряженные телеги (для будущих арестантов), готовые отправиться в дальнюю дорогу. После того, как слух об этом дошел до участников собрания, желающих задавать «нехорошие» вопросы, не нашлось.
Недаром, участник тех событий Д.Н. Свербеев сказал, что «восторженность дворянства была заранее подготовлена гр. Ростопчиным». Также продуктивно поработали и с купцами. Ближайший помощник Ростопчина, гражданский губернатор Н.В. Обрезков, обрабатывал купцов, «сидя над ухом каждого, подсказывая подписчику те сотни, десятки и единицы тысяч, какие, по его умозаключению, жертвователь мог подписать».
Очевидец событий рассказывает: «15 дня. В сей день собраны были дворянское и купеческое сословия в залах Слободского Дворца. Я сам был там лично. По прибытии Государя Императора в залу, в которой собралось дворянство и по прочтении воззвания к первопрестольной столице Москве, оное общим согласием положило обмундировать и вооружить с одной Московской губернии, для отражения врага, восемьдесят тысяч воинов. Государь, приняв сие пожертвование с душевным умилением, изрек дворянству: «Иного я не ожидал и не мог от вас ожидать. Вы оправдали мое о вас мнение». Потом Государь Император вошел в залу, в которой ожидали его купечество и мещанство, и я туда пошел, чтобы слышать, что они будут говорить; и по прочтении того же воззвания, они общим голосом отвечали: «Мы готовы жертвовать тебе, отец наш, не только своим имуществом, но и собою». И тут же началась подписка денежного пожертвования».
Александр I. Худ. И.Ф. Югель с оригинала И.Ф. Болта. 1814(?) г.
А в это время подробности царского визита в Первопрестольную обсуждали в… ставке Наполеона: «Дворяне, принадлежавшие к самым знаменитым семьям, жили там (в Москве – А.В.) в своем кругу и как бы вне влияния двора. Они были менее царедворцами и поэтому более гражданами. Оттого-то государи так неохотно приезжали туда, в этот обширный город дворян, которые ускользали от их власти благодаря своему происхождению, своей знатности и которых они все-таки вынуждены были щадить.
Необходимость привела Александра в этот город. Он отправился туда из Полоцка, предшествуемый своими воззваниями и ожидаемый населением. Прежде всего, он появился среди собравшегося дворянства. Там все носило величественный характер: собрание и обстоятельства, вызвавшие его, оратор и внушенные им резолюции. И не успел он кончить своей речи, как у всех вырвался единодушный общий крик. Со всех сторон раздавались слова: «Государь, спрашивайте что угодно! Мы предлагаем вам все! Берите все!»
Александр говорил потом речи и купцам, но более кратко. Он заставил прочесть им то воззвание, где Наполеон назывался коварным Молохом, который с изменой в душе и лояльными словами на устах явился, чтобы стереть Россию с лица земли!
Говорят, что при этих словах на всех мужественных, загорелых лицах, которым длинные бороды придавали древний вид, внушительный и дикий, появилось выражение сильной ярости. Глаза засверкали, и руки вытянулись, потрясая кулаками, а заглушенные восклицания и скрежетание зубов указывали силу возмущения. Результат не замедлил сказаться. Их старшина, избранный ими, оказался на высоте: он первый подписал 50 тысяч рублей, две трети своего состояния, и на другой же день принес это.
Купцы разделяются на три класса, каждому из которых было предложено определить размеры своих взносов. Но один из них, причисленный к последнему классу, объявил вдруг, что его патриотизм не подчиняется никаким границам. Он тут же наложил на себя контрибуцию, далеко превышающую предложенную сумму. Другие тоже последовали его примеру, в большей или меньшей степени.
Волконский Д.М. 1815 г .
Говорят, что этот патриотический дар Москвы достигал двух миллионов рублей. Другие губернии повторили, точно эхо, этот национальный крик, раздавшийся в Москве», – писал адъютант Наполеона Филипп Поль де Сегюр.
О приезде государя говорили и на улицах, и в дворянских салонах: «Принесли указ городу Москве о предстоящей опасности и о скорейшем вооружении всякого звания людей. Сие известие всех поразило и произвело даже в народе самые неприятные толки, – записывал в эти дни князь Д.М. Волконский. – Вместе с сим узнали, что и государь едет сюда из армии. Все же сии известия привез сюда ген. – адъютант князь Трубецкой. Я тотчас поехал к Растопчину, узнал, что государь будет к вечеру в Кремлевский дворец, но что наши армии ничего не потеряли и баталии не было; не менее все встревожено в городе».
Глинка С.Н.
Худ. (Н.В.?) Лангер. Около 1820 г.
В том, что «баталии не было», убедил Волконского Ростопчин, но лишь после разговора с государем стало понятно истинное положение вещей: «12-го поутру я поехал во дворец. Государь был у молебну в Соборе. Народу стечение ужасное, кричали «Ура» и теснились смотреть его. Приехали с ним Аракчеев, Балашов, Шишков… Я с ним говорил наедине; начальные меры, кажется, были неудобны, растянуты войска и далеко ретировались, неприятель пробрался к Орше и приблизился к Смоленску, но с малою частью, и отступил, но силы его превосходны и, кажется, явно намерен идти на Москву. Многие уже испугались, приехали из деревень, а из армии множество обозов воротились, порох даже из Смоленска привезли сюда».
Отметим, что, судя по разговору Волконского с государем, перспективы сражения за Москву стали очевидны для приближенных к императору вельмож уже к середине июля. Неслучайно присутствовавший на собрании в Слободском дворце С.Н. Глинка, который, по выражению Петра Вяземского, был «рожден народным трибуном, но трибуном законным, трибуном правительства», в конце своей речи произнес: «Мы не должны ужасаться; Москва будет сдана». Тем самым он огорошил аудиторию: «Едва вырвалось из уст моих это роковое слово, некоторые из Вельмож и Превосходительных привстали. Одни кричали: «Кто вам это сказал?» Другие спрашивали: «Почему вы это знаете?» Не смущаясь духом, я продолжал: «Милостивые Государи! Во-первых: от Немана до Москвы нет ни природной, ни искусственной обороны, достаточной к остановлению сильного неприятеля. Во-вторых: из всех отечественных летописей наших явствует, что Москва привыкла страдать за Россию. В-третьих (и, дай Бог, чтобы сбылись мои слова), сдача Москвы будет спасением России и Европы».
Таким образом, у московских властей было еще некоторое время для анализа самых различных вариантов развития событий и принятия соответствующих мер. Одна из этих мер была озвучена – создание Комитета по организации московской милиции или народного ополчения под председательством Ростопчина. В ополчение принимались все, кто мог носить оружие: отставные офицеры, сохранявшие прежний чин, гражданские чиновники, получавшие чин рангом меньше, а также крепостные, отпущенные хозяевами на войну, но не все, а каждый десятый, правда, с провиантом на три месяца. Первым, кто вступил в ополчение, стал тот же Глинка, удостоенный государем за свою откровенность еще и ордена св. Владимира IV степени. А еще ему вручили триста тысяч рублей на организацию ополчения. Ростопчин так и сказал ему: «Развязываю вам язык на все полезное для отечества, а руки на триста тысяч экстраординарной суммы».
Но не все было гладко. Князь Д.М. Волконский писал: «15-го в Слободском дворце дворяне и купечество собрались. Приехал Ростопчин и с ним статс-секретарь Шишков, прочли указ о необходимости вооружения, о превосходстве сил неприятеля разнодержавными войсками. Тут же согласились дать по 10-ти человек со ста душ. Сей ужасный набор начнут скоро только в здешней губернии, а купцы, говорят, дают 35 миллионов.
…Граф Мамонов не токмо формирует полк, но и целым имением жертвует. Демидов также дает полк, и все набирают офицеров. Народ весь в волнении, старается узнать о сем наборе. Формировать полки хотят пешие и конные, принимать людей без меры и старее положенного, одежда в смуром кафтане по колено, кушак кожаный, шаровары, слабцан, а шапочка суконная, и на ней спереди под козырьком крест и вензель государя. Открываются большие недостатки в оружии, в офицерах способных, и скорость время едва ли допустят успех в порядочном формировании полками. Тут же в собрание приехал государь и, изъяснив еще причины, утвердил сие положение. Прочли штат сих полков и разъехались».
В приведенном свидетельстве обращает на себя внимание словосочетание «ужасный набор». Ужасным, т. е. довольно ощутимым он был не только для дворянского бюджета, но и для крестьян, часть которых и вправду не очень-то хотела воевать. В следующие дни князь Волконский отметит: «Тут начался набор в Московское ополчение 10-го человека. Крестьяне жалко унылы, я их старался ободрять… Был на сходке крестьян при выборе людей на ополчение, жалкие сцены видел. Отдача обходится, говорят, свыше 60 р., мужики же здесь очень бедны…»
А вот еще один интересный момент: «22-го (октября – А.В.) приказчик мой поехал в Ярославль и повез Макарку отдать в ополчение за пьянство». Из кого же состояло ополчение, если туда отдавали за пьянство?
Видимо, и в окружении Александра I не все разделяли его патриотический оптимизм: «Вот еще одно обстоятельство, которое случилось во время пребывания Государя в Москве и о котором умолчать я почел бы преступлением. Дворянство Рязанской губернии, в которой имел я небольшую деревню, узнав о воззвании Императора к первопрестольной столице Москве, немедленно выслало своих депутатов, состоящих из уездных предводителей дворянства, с тем чтобы они, по приезде в Москву, повергнув себя к стопам Государя, донесли Его Величеству, что Рязанское дворянство готово поставить на защиту Отечества шестьдесят тысяч воинов, вооруженных и обмундированных. Сам же губернский предводитель сего дворянства, Лев Дмитриевич Измайлов, в числе депутатов, по болезни своей, не был.
Балашов А.Д.
Худ. С.П. Шифляр с оригинала А.Г. Варнека. Около 1815 г.
Депутаты, частью мне знакомые люди, по приезде в Москву остановились в доме губернского своего предводителя Измайлова, что у Мясницких ворот, и на другой день явились к министру полиции, генерал-адъютанту Балашову, прося его, чтоб он доложил об них Государю Императору.
или Растопчин (1763-1826) - известный русский государственный деятель. С 10-летнего возраста числился в лейб-гвардии преображенском полку; в 1792 г. получил звание камер-юнкера, "в ранге бригадира". В 1786-88 гг. Р. путешествовал за границей и слушал лекции в лейпцигском университете; в 1788 г. участвовал в штурме Очакова; в 1791 г. ездил с А. А. Безбородко в Турцию для переговоров о мире. При Екатерине II он не занимал высокого поста, зато поразительно быстро возвышался при Павле I; в течение трех лет (1798-1800) он был сделан кабинет-министром по иностранным делам, третьим присутствующим в коллегии иностранных дел, графом Российской империи, великим канцлером ордена св. Иоанна Иерусалимского, директором почтового департамента, первоприсутствующим в коллегии иностранных дел и, наконец, членом совета императора. Вместе с тем Павел I очень часто награждал его деньгами и населенными имениями.
С 1801 до 1810 гг. Р. жил в Москве в отставке; в 1810 г. назначен обер-камергером, а через два года, переименованный в генерала от инфантерии - главнокомандующим в Москве. Много содействовал набору и снаряжению в поход 80000 добровольцев; побуждал дворян и купечество к пожертвованиям; поддерживал в народе бодрость и доверие, обращаясь к нему со своими знаменитыми афишами или объявлениями, написанными простонародным языком, весьма живо и метко. Он старался выставить французов в презрительном виде, восхвалял "простые русские добродетели", преувеличивая известия о победах наших войск, опровергал слухи об успехах неприятельского нашествия. Отчасти с намерением скрыть истину, отчасти вследствие незнания истинных планов Кутузова, он еще накануне Бородинской битвы говорил в своих афишах о невозможности для французов приблизиться к Москве и удерживал желавших выехать из нее. Когда после Бородинской битвы и совета в Филях нужно было очищать Москву, Р. много потрудился при перевозке казенного имущества и жителей, но в то же время немало содействовал истреблению Москвы огнем, не желая, чтобы она нетронутой досталась французам. Живя, во время пребывания Наполеона в Москве, то во Владимире, то в селе Красной Пахре, Р. своими посланиями поднимал крестьян против французов. После ухода Наполеона он много сделал для устройства столицы и ее жителей. 30 августа 1814 г. он был уволен от звания главнокомандующего и назначен членом Государственного совета, но жил большей частью в Париже и только в 1823 г. поселился в Москве. Озлобленный против Р., Наполеон называл его зажигателем и сумасшедшим ; современники говорили, что "в нем два ума, русский и французский, и один другому вредит". Сам про себя он писал: "сердцем прям, умом упрям, на деле молодец".
Несомненно, Р. был умный человек, хорошо сознававший слабые стороны увлечения всем французским в тогдашнем русском обществе и видевший недостатки политики Александра I после 1815 г.; но в то же время он был крайний консерватор и ревностный защитник крепостного права, нередко прибегал к насильственным, мало извинительным мерам, был запальчив и мстителен (например, по отношению к М. М. Сперанскому). Кроме упомянутых афиш, которых известно более 16 и которые в 1889 г. изданы А. С. Сувориным, Р. принадлежит целый ряд литературных произведений; из них многие изданы Смирдиным в 1853 г.; в 1868 г. М. Лонгинов составил полный список трудов Р., вместе с не вошедшими в смирдинское издание. Главнейшие труды Р. "Matériaux en grande partie inédits, pour la biograpbie future du C-te Th. R." (Брюссель, 1864; русский перевод во второй книге "Девятнадцатого века" Бартенева. "Записки" писаны много времени спустя после описываемых происшествий, вследствие чего выраженный в них взгляд часто не вяжется с действительностью), "Правда о московских пожарах" (П., 1827), "Последние дни жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования Павла I" ("Чтения Московского Общ. Истории и Древностей", 1860, кн. III), "Вести или убитый живой" (комедия), "Ох французы!" (повесть, в "Отечественных Записках", 1842, кн. 10; и комедия, и повесть написаны с целью возбудить национальное чувство русских), "О Суворове" ("Русский Вестник", 1808, № 3), "Путешествие по Пруссии" ("Москвитянин", 1849, кн. I), "Записка о мартинистах", представленная в 1811 г. великой княгине Екатерине Павловне" ("Русский Архив", 1875, № 9), "Стихотворная автобиография" (ib., 1873, № 5) и др. Обширная переписка Р. с императором Александром I, Бантышем-Каменским, Воронцовым, Румянцовым и многими другими напечатана в "Русском Архиве" (более всего за 1873 и 1875 гг.), "Архиве князя Воронцова", "Архиве исторических и практических сведений о России" Калачова, "Русской Старине" (1893 г. - переписка с Александром I) и др. Р. имел обширную библиотеку и архив, которыми разрешал свободно пользоваться многим ученым.
О Р. см. в "Записках" А. Брокера, А. Булгакова, Ф. Ф. Вигеля, С. Глинки, М. А. Дмитриева, Е. Комаровского, О. Мертвого, К. К. Павловой и др.; А. Брокер, "Ф. В. Ростопчин. Биографический очерк" ("Русская Старина", 1893, I); Ségur, "Vie du comte Rostopchine, gouverneur de Moscou en 1812" (П., 1872); M. Лонгинов, "Материалы для биографии и перечень сочинений графа Ростопчина" ("Русский Архив", 1868, №№ 4-5); Дубровин, "Москва и граф Ростопчин в 1812 г." ("Военный Сборник", 1863, №№ 7 и 8); Ореус, "1812 г. в записках Р." ("Русская Старина", т. LXIV); М. Богданович, "История царствования императора Александра I" (т. III, 1869); Шильдер, "АлександрI".
В. Р-в.
- - Ф. В. Ростопчин. Ростопчи́н Фёдор Васильевич, граф, московский военный губернатор, московский главнокомандующий, генерал от инфантерии, действительный тайный советник. Из дворян...
Москва (энциклопедия)
- - русский генерал от инфантерии; родился на острове Эзеле; в 1764 г. поступил в Артиллерийский и инженерный корпус и еще кадетом отправлен в турецкий поход...
- - генерал от инфантерии, СПб. военный генерал-губернатор при Павле I...
Большая биографическая энциклопедия
- - Иранист, курдовед, тюрколог. Род. в г. Москва, в дворянской семье. В детстве скаут. С 14 лет доброволец в Красной армии; участник гражд. войны. После демобилизации ок. ср. школу и МИВ...
Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора в советский период
- - граф - русский государственный деятель...
- - генер...
Большая биографическая энциклопедия
- - генерал-адмирал русского флота, род. в 1661 г., ум. 10-го ноября 1728 г. Отец его был стольником при царе Федоре Иоанновиче, а младшая сестра Марфа Матвеевна была замужем за царем Федором Алексеевичем...
Большая биографическая энциклопедия
- - ген.-майор, р. 1751 г. 5 марта, † 8 янв. 1811 г....
Большая биографическая энциклопедия
- - генерал-фельдмаршал. Родители его, весьма небогатые дворяне Лифляндской губ., по-видимому, не готовили сына в военн. службу...
Большая биографическая энциклопедия
- - генерал-адъютант, член Государственного Совета...
Большая биографическая энциклопедия
- - библиофил, писатель-библиограф, тайный советник; младший сын графа Ф. В. Ростопчина и жены его графини Екатерины Петровны, урожденной Протасовой; родился 13-го октября 1813 года в Москве...
Большая биографическая энциклопедия
- - старший сын графа Федора Васильевича Ростопчина и его супруги Екатерины Петровны, урожденной Протасовой; родился в конце 1794 г. и, как первенец, был нежно любим отцом, много о нем заботившимся...
Большая биографическая энциклопедия
- - — обер-камергер, Главнокомандующий Москвы в 1812—1814 гг., член Государственного Совета. Род Ростопчиных родоначальником своим считает прямого потомка великого монгольского завоевателя Чингисхана &mdash...
Большая биографическая энциклопедия
- - Ростопчин или Растопчин - известный русский государственный деятель. С 10-летнего возраста числился в лейб-гвардии Преображенском полку; в 1792 году получил звание камер-юнкера, "в ранге бригадира"...
Биографический словарь
- - русский государственный деятель, граф. В 1798‒1801 фактический руководитель Коллегии иностранных дел. В 1801 получил отставку. С мая 1812 до 1814 главнокомандующий в Москве...
Большая Советская энциклопедия
- - российский государственный деятель, граф, генерал от инфантерии. В Отечественную войну 1812 московский генерал-губернатор, выпускал антифранцузские листовки. Автор мемуаров...
Большой энциклопедический словарь
"Ростопчин, граф Федор Васильевич" в книгах
Граф Федор Федорович Берг (1790–1874)
автора Рубцов Юрий ВикторовичГраф Федор Федорович Берг (1790–1874) Неман еще нес по волнам бревна, солому, разбитые обозные ящики и прочие следы переправы наполеоновской армады, вторгшейся в Россию, а по дороге из Вильно в Ковно босой, с котомкой за плечами и сапогами на палке споро шагал невысокий юноша.
Граф Федор Алексеевич Головин (1650–1706)
Из книги Генерал-фельдмаршалы в истории России автора Рубцов Юрий ВикторовичГраф Федор Алексеевич Головин (1650–1706) Стоял апрель 1698 г. Вряд ли кто-то из жителей Лондона, бывших в тот день у здания парламента, узнал долговязого, неброско одетого человека, вышедшего из остановившегося экипажа. Скорее обращали на себя внимание пышные одеяния его
Граф Иван Васильевич Гудович (1741–1820)
Из книги Генерал-фельдмаршалы в истории России автора Рубцов Юрий ВикторовичГраф Иван Васильевич Гудович (1741–1820) «Из пиджаков» - так иронически в советской армии отзывались об офицерах, не закончивших военного училища, а пришедших на службу после гражданского вуза. Таковым «пиджаком» или, если угодно, «сюртуком», был и Иван Васильевич
Глава VI Граф Федор
Из книги Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания автора Головкин Фёдор ГаврииловичГлава VI Граф Федор Родители графа Федора. - Его воспитание. - Берлинские впечатления. - Возвращение в Россию. - Екатерина II назначает его камер-юнкером за то, что он подал прошение в стихах на французском языке. - Его жизнь при Дворе. - Сказочная
Граф Федор Иванович Толстой (Американец) (1782–1846)
Из книги автораГраф Федор Иванович Толстой (Американец) (1782–1846) Бретер, кутила, карточный игрок, – «необыкновенный, преступный и привлекательный человек», по отзыву Льва Толстого. Обучался в морском корпусе, оттуда поступил в лейб-гвардии Преображенский полк. В августе 1803 г. отправился
Граф Карл Васильевич Нессельроде (1780–1862)
Из книги автораГраф Карл Васильевич Нессельроде (1780–1862) Министр иностранных дел при Александре I и Николае I, немец по происхождению, до конца жизни не научившийся правильно говорить по-русски. Был страстным поклонником Меттерниха и являлся его послушным орудием в поддержке идей и
Сумасшедший Федька. Московский главнокомандующий граф Федор Васильевич Ростопчин (1763–1826)
Из книги Московские обыватели автора Вострышев Михаил ИвановичСумасшедший Федька. Московский главнокомандующий граф Федор Васильевич Ростопчин (1763–1826) С легкой руки Льва Николаевича Толстого московского главнокомандующего графа Федора Васильевича Ростопчина принято считать квасным патриотом и вздорным глупцом. «Этот
Владимир Земцов Граф Ростопчин, уголовники и московский пожар 1812 года
автора Бельская Г. П.Владимир Земцов Граф Ростопчин, уголовники и московский пожар 1812 года В понедельник, 2 сентября 1812 года смотритель Московского тюремного замка Иванов поднялся очень рано. Днем накануне, в воскресенье, надворный советник Евреинов сообщил ему, что «есть распоряжение
Граф Ростопчин, уголовники и московский пожар 1812 года Владимир Земцов
Из книги Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты автора Коллектив авторовГраф Ростопчин, уголовники и московский пожар 1812 года Владимир Земцов В понедельник, 2 сентября 1812 года смотритель Московского тюремного замка Иванов поднялся очень рано. Днем накануне, в воскресенье, надворный советник Евреинов сообщил ему, что «есть распоряжение
ПРИЛОЖЕНИЕ ГРАФ ФЕДОР ИВАНОВИЧ ТОЛСТОЙ-АМЕРИКАНЕЦ (1782–1846)
Из книги Книга о русской дуэли автора Востриков Алексей ВикторовичРостопчин Федор Васильевич
Из книги Большая Советская Энциклопедия (РО) автора БСЭРОСТОПЧИН, Федор Васильевич
Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин ВасильевичРОСТОПЧИН, Федор Васильевич (1763–1826), граф, в 1812–1814 гг. московский главнокомандующий 154 * Во Франции сапожники взбунтовались, чтобы попасть в князья, а у нас князья взбунтовались, чтоб попасть в сапожники. На замечание своего врача, будто князь Сергей Трубецкой хотел
Генерал от инфантерии Ростопчин Федор Васильевич (1763 или 1765–1826)
Из книги 100 великих героев 1812 года [с иллюстрациями] автора Шишов Алексей ВасильевичГенерал от инфантерии Ростопчин Федор Васильевич (1763 или 1765–1826) Происходил из старинного, состоятельного дворянского рода. Получил хорошее домашнее образование. В 1775 году Федор Ростопчин (Растопчин) был зачислен сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк. И в том же
Генерал-фельдмаршал граф Иван Васильевич Гудович
Из книги Полководцы Украины: сражения и судьбы автора Табачник Дмитрий ВладимировичГенерал-фельдмаршал граф Иван Васильевич Гудович В 1797 г. император Павел I пожаловал тогда еще генерал-аншефу Гудовичу и всему его потомству графское достоинство. В императорском указе содержалось и подробное описание присвоенного родового герба: «В первой и четвертой
Глава десятая ГРАФ РОСТОПЧИН - ДВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
Из книги Теория стаи [Психоанализ Великой Борьбы] автора Меняйлов Алексей АлександровичГлава десятая ГРАФ РОСТОПЧИН - ДВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ Во времена Фабия толпа обожала таких, как Варрон. Сверхвождь Ганнибал также радовался приезду в армию этого субвождя.Изменилось ли что-нибудь ко времени Отечественной войны 1812?го - ведь с тех пор прошло
Князь Ростопчин Фёдор Васильевич , обер-камергер, Главнокомандующий Москвы в 1812—1814 гг., член Государственного Совета. Род Ростопчиных родоначальником своим считает прямого потомка великого монгольского завоевателя Чингисхана — Бориса Давидовича Ростопчу, выехавшего из Крымской орды в Россию при Великом Князе Василии Иоанновиче, т. е., в начале XVI в. При следующих Московских государях предки Ростопчина несли разные службы, были жалованы поместьями, но ничем особенно не выдвигались. Отец графа — Василий Федорович Ростопчин принимал участие в Семилетней войне, вышел в отставку в чине майора, жил безвыездно у себя в деревне Орловской губернии и не щадил средств, чтобы дать хорошее воспитание своим детям. Федор Васильевич Ростопчин родился 12-го марта 1763 года в деревне Ливны, Орловской губернии; его мать, урожденная Крюкова, умерла в 1766 году, в молодых годах, вскоре после рождения брата Федора Васильевича. В своих "Воспоминаниях в миниатюре", написанных им уже на склоне жизни, граф Р. следующим образом характеризовал, в присущем его натуре шутливом тоне, свое первоначальное воспитание: "Меня обучали сразу целой куче вещей и разным языкам. Благодаря тому, что я обладал некоторой долей бесстыдства и шарлатанства, меня принимали порой за мудреца. Моя голова скоро превратилась в библиотеку, ключ от которой хранился у меня". Первые пятнадцать лет жизни он провел в имении отца своего — в селе Козмодемьянском, рос без матери, под надзором учителей иностранцев, которые часто менялись; но все же, по его словам, он остался русским, "помня поучения священника Петра и слова мамки Герасимовны". Получив, по обычаю того времени, домашнее образование, молодой Р. еще 10 лет от роду был записан в лейб-гвардии Преображенский полк и Прошел обычную для тогдашнего дворянина военную карьеруС начала нашествия Наполеона русские войска, и по численности, и в подлости уступавшие нападавшим, ведут арьергардные бои, в которых Наполеон всегда убивает больше русских, чем те наполеоновцев. Генералы (преимущественно нерусские — это, как мы впоследствии увидим, важная деталь) требуют генерального сражения; Барклай де Толли, хоть и не русский, но поступает мудро и от генерального сражения уклоняется, тянет время, дает Наполеону увязнуть в просторах России, растянуть коммуникации, потерять часть войска больными, а также убитыми одиночными партизанами. Недовольны Барклаем де Толли царь, генералы-немцы и Ростопчин. Александр I смещает Барклая де Толли и с омерзением, но под ликование солдат-рекрутов (не путать с публикой! среди рекрутов был высок процент неугодников ! — об этом ниже) назначает Кутузова. Кутузов продолжает политику Барклая — кунктаторствует достаточно грамотно. Так все докатывается до Бородина, где от войска Наполеона остается всего пятая часть, а у русских появляется даже некоторое — ничтожное — численное превосходство. Но — Бородинское поле остается за Наполеоном, потери русских опять-таки значительнее, чем у Наполеона, и Москва регулярными войсками оставляется. .
Именно князь Растопчин в 1812 году принял решение и уговорил Кутузова и императора Александра сжечь Москву не отдав её Наполеону.
Но как бы то ни было, в вину Ростопчину ставили только то, что он из доверенного ему в управление города не произвел эвакуацию ценностей, в частности, не вывезено было с Монетного двора золото и серебро в слитках, мешки с медными деньгами, — и деньги эти пошли на усиление боеспособности армии Наполеона. Не вывезен был также и арсенал, одних только пушек оставлено было более 150 , то есть свой орудийный парк Наполеон, благодаря Ростопчину, увеличил примерно на четверть ! Странно однако то, что об утраченных ценностях ныне нет-нет, да и вспоминают, а вот об оставленных 22,5 тысячах русских, раненных в Бородинском сражении и при пожаре Москвы большей частью сгоревших, — почти нет. А ведь, в сущности, вина за их смерть во многом лежит на Ростопчине, графе, любимце Александра I и толпы.
Всегда ненавидевший Кутузова (по причине противоположности душ) граф Ростопчин, подобно Варрону, призывает население Москву не оставлять, а всем миром в едином порыве выйти навстречу армии Наполеона и во славу Родины умереть — всем. Ростопчин учил, что безоружным горожанам, если они соберутся в большую-большую толпу, не составит труда “закидать шапками” супостата Наполеона, победившего все отборные войска всех государей Европы. Сам Ростопчин, пока Наполеон был далеко, обещал встать во главе ополчения и лично повести всех вперед и т. д. и т. п. ... Публика от восторга рыдала. Ростопчину верили и его боготворили. Многие из Москвы уезжали, но самые преданные Ростопчину (и принципу вождизма!) оставались. Кутузова, решившего не давать еще одного столь желаемого Наполеоном генерального сражения и ради спасения Родины решившего Москву оставить, поносили; а Ростопчина превозносили и призывали вести их на бой — на бой кровавый, святой и правый (ну чем не древний Рим?).Однако, когда после Бородинского сражения остатки русских войск прошли мимо Москвы, а стоявшие в городе войска начали его покидать, Ростопчин сноровисто вывез близких ему лиц и попытался вывезти в карете и собственную драгоценную персону. Но оставшийся в Москве народ — все источники называют его сбродом — явился ко крыльцу графа с требованием исполнить свое клятвенное обещание и лично вести на бой за святую Русь и т. п. Стало ясно, что сплотившаяся толпа попытается силой воспрепятствовать Ростопчину спастись из сдаваемой столицы.
И тут Ростопчин приказывает привести Верещагина, купеческого сына (конкретное историческое лицо, Лев Толстой даже имени его в романе не изменил). Сброд вообще купцов не любит, но не из возвышенных нравственных соображений, а потому что сами — другие, а еще из зависти к их богатствам.
Но Верещагин был гораздо “хуже”, чем просто купеческий сын — он был образован и даже знал иностранные языки. В силу одних только этих двух возбуждающих зависть и злобу обстоятельств у Верещагина было достаточно оснований читать в глазах сгрудившегося сброда смертный себе приговор.
Но зависть — лишь причина ; для кровавой же расправы над безоружным необходим повод . Его подал вождь — Ростопчин. Он прокричал в толпу, что перед ней стоит автор перевода наполеоновского памфлета о свободе, а следовательно, “изменник, из-за которого гибнет Москва и Россия”. И призвал: “Бейте его!” Толпа все равно медлила, и тогда Ростопчин приказал охранявшему его особу драгуну рубить юношу палашом...
И толпа как с цепи сорвалась...
Еще агонизирующее тело Верещагина привязали за ноги к лошадиному хвосту, и духовно близкая Ростопчину толпа, глумясь и ругаясь, бежала за страшной волочащейся ношей по улицам. Вдоволь со смехом покуражившись, толпа, наконец, перекинула остатки того, что еще недавно было человеком, через ограду небольшой церкви (какие набожные!) позади Кузнецкого моста, где труп впоследствии и был захоронен.
Граф же уселся в экипаж, поданный к заднему крыльцу, и, выехав из города, присоединился к заблаговременно вывезенным из города близким.
Ростопчин. принялся разъезжать по окрестностям, возбуждая крестьян, и помогая им образовывать партизанские отряды для нападений на французов. С этою же целью им было составлено и распространено воззвание, обращенное к крестьянам, жителям Московской губернии. Написанное очень вразумительно, огненным языком и с патриотическим подъемом, послание это должно было произвести сильное впечатление. Вот что писал в нем Ростопчин: "Враг рода человеческого, наказание Божие за грехи наши, дьявольское наваждение, — злой француз взошел в Москву; предал ее мечу и пламени; ограбил храмы Божии, осквернил алтари непотребствами, сосуды пьянством, посмешищем; надевал ризы вместо попон; сорвал оклады, венцы со святых икон; поставил лошадей в церкви православной веры нашей; разграбил дома, имущества; надругался над женами, дочерьми, детьми малолетними; осквернил кладбища и, до второго пришествия, тронул из земли покойников, предков наших родителей"... Предупреждая вслед за тем подмосковных крестьян не поддаваться на обещания Наполеоном свободы и всяких благ, автор воззвания убеждал их оставаться "покорными христианскими воинами Божией Матери"; "не слушайте пустых слов; почитайте начальников и помещиков: они ваши защитники, помощники, готовы вас одеть, кормить и поить. Истребим достальную силу неприятельскую, погребем их на святой Руси, станем бить, где ни встренутся... А злодей француз — некрещеный враг; он готов продать и душу свою; уж был и туркою, в Египте обасурманился, ограбил Москву, пустил нагих-босых, а теперь лается и говорит, что не быть грабежу, а все взято им, собакою, и все в прок не пойдет. Отольются волку лютому слезы горькие. Еще недельки две — закричат пардон, а вы будто не слышите. Уж им один конец: съедят все, как саранча, и станут стенью, мертвецами непогребенными; куда ни придут, тут и вали их живых и мертвых в могилу глубокую. Солдаты русские помогут вам: которой побежит, того казаки добьют; а вы не робейте, братцы удалые, дружина Московская, и где удастся поблизости — истребляйте сволочь мерзкую, нечистую гадину, и тогда к Царю в Москву явитеся и делами похвалитеся..." Наконец, в заключение Ростопчин суровыми карами и даже наказанием в загробной жизни грозил всякому, кто окажется народным изменником. Без сомнения, это воззвание является самым ярким образчиком Ростопчинских писаний; оно выставляет своего автора хорошим знатоком народной психологии, сумевшим затронуть сердце каждого, благодаря чему это воззвание его должно было сказать сильное влияние на активные выступления Московских поселян против французов.Проследить непосредственное влияние самого Ростопчина и его воззваний на начавшееся вслед за тем партизанское движение, конечно, трудно, но его участие в нем не подлежит сомнению. Все эксцессы этого движения, к которым он призывал крестьян и которые действительно наблюдались, быть может, также имеют непосредственную причинную с ним связь.
Следуя в своих передвижениях и разъездах по окрестностям за движением Русской армии, Р. переезжал сперва в Красную Пахру, оттуда в свое Вороново и, наконец, в Тарутино. По приезде в Вороново, расположенное по Старо-Калужской дороге, Р. решил сжечь его, не желая, чтобы оно досталось французам. Трудно в настоящее время разобраться в тех чувствах, которые на самом деле толкали его на такой поступок. С одной стороны им руководило желание "явить миру пример истинно-римской", — или, как он сам спешил поправиться, — "русской доблести"; но вместе с тем ему, быть может, не было чуждо и сознание нравственной своей ответственности в Московском пожаре, заставившее его, из свойственных ему рыцарских побуждений, поставить и самого себя в то же самое положение, в каком оказалось большинство жителей Москвы. По приезде в Вороново, Р. громогласно заявил о своем намерении находившимся там нескольким русским генералам и, несмотря на все их просьбы и убеждения не делать этого, поджег на следующий день, 19-го сентября, свой дом и конский завод. Вскоре за тем, разрешив крепостным покинуть Вороново, Р. прибил к церковной двери следующую записку на французском языке: "Восемь лет украшал я это село, в котором наслаждался счастьем среди моей семьи. При вашем приближении обыватели, в числе 1720, покидают свои жилища, а я предаю огню дом свой, чтобы он не был осквернен вашим присутствием. Французы! В Москве оставил я вам два мои дома и движимости на полмиллиона рублей, здесь найдете вы только пепел". Переехав затем в Тарутино, Р., считая, что за пределами Московской губернии кончаются и его полномочия, решил покинуть армию и направился в Ярославль. Но еще по дороге туда, а именно во Владимире, его застало известие об оставлении Москвы Наполеоном.
Узнав об этом, Ростопчин тотчас же поспешил командировать в Москву полицейских чиновников, дабы воспрепятствовать остававшимся в Москве русским разорить до конца то немногое, что еще оставалось невредимым в разоренной столице, а вслед за тем, получив донесение от полицеймейстера, направился туда и сам. Поселившись в своем доме (на Лубянке), который почему-то был оставлен французами невредимым, хотя Наполеон и отдал приказание непременно его взорвать перед оставлением Москвы (всего вероятнее, что французы отказались от выполнения этого намерения ввиду близкого соседства дома Ростопчина с деревянной католической церковью и с другими строениями, уцелевшими от пожара), Р. должен был сразу же приняться за упорядочение всех сторон жизни в городе. Печальную картину представляла Москва в это время. Главное внимание Ростопчину пришлось сосредоточить прежде всего на урегулировании жилищного вопроса, на организации доставки съестных припасов как для самого Московского населения, так и для воинских отрядов, действовавших в окрестностях Москвы, а также для раненых русских и французов, свозившихся туда отовсюду. Одновременно с этим Ростопчину пришлось озаботиться прекращением беспорядков и грабежей со стороны Московской черни и подмосковных крестьян и принять ряд мер для предотвращения развития эпидемических заболеваний
Для борьбы с распространением заразных заболеваний Р. немедленно же приступил к очищению столицы и ее окрестностей от заполнявших их трупов людей и животных. Лошадей вывозили за город и там предавали сожжению. Людей погребали в братских могилах. Кроме того, так как много умерших от ран и убитых были закопаны сравнительно неглубоко, то по приказанию Ростопчина все такие могилы были разрыты и найденные в них тела погребены вновь — глубже. То же самое было произведено и на Бородинском поле, и сам Ростопчин выезжал туда, дабы убедиться, насколько точно выполнены его приказания, и не станет ли угрожать это огромное кладбище распространением заразы. В самой Москве было сожжено в течение зимы 1812—1813 гг. свыше 23000 мертвых тел, а на Бородинском поле — 58630 людских трупов и 32765 конских. Благодаря этим, своевременно принятым мерам, а также холодному времени года, опасность развития эпидемий была предотвращена, но, тем не менее, опасения возможности чумных заболеваний еще долго существовали , и Ростопчину приходилось даже печатно заявлять о неосновательности подобных страхов, которые мешали быстрому заселению столицы. К концу декабря 1812 года в Москве, благодаря указанным выше мерам, насчитывалось уже до 70000 жителей; столица начала быстро застраиваться вновь, уцелевшие здания ремонтировались; одних лавок было выстроено до 3000, базары и рынки привлекали крестьян почти со всей губернии.
Образовалось разлитие желчи, расстроились нервы, началась ипохондрия, доставлявшая ему много страданий, и здоровье его вообще сильно пошатнулось. По отзывам современников, Ростопчин в это время "сильно похудел, утратил свою насмешливую улыбку. На лбу его, еще более обнажившемся от волос и покрытом морщинами, лежала печать тяжкой думы"... Но он продолжал оставаться на своем посту до тех пор, пока не возвратился из Франции Имп. Александр. Последний хотя и не мог следить во время пребывания за границей за деятельностью Ростопчина, но до него все же доходили постоянные на него жалобы. Александр? возвратился в Петербург в средине июля 1814 года, а уже 30-го августа состоялась отставка Ростопчина от должности
После отставки князь уехал жить в Берлин, потом в Париж. Там он написал несколько книг. Там произошли семейные неурядицы. Его жена перешла из православия в католицизм, сын проигрался в карты и попал в тюрьму за долги.. В 1825 году Растопчин с дочерью приезжает в Москву и там умирает дочь. 26 декабря 1825 года Ростопчина сражает апоплексический удар от всех переживаний и 16 января 1826 года он умирает. Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.
Значение РОСТОПЧИН ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ (РАСТОПЧИН) в Краткой биографической энциклопедии
РОСТОПЧИН ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ (РАСТОПЧИН)
Ростопчин или Растопчин (граф Федор Васильевич, 1763 - 1826) - известный русский государственный деятель. С 10-летнего возраста числился в лейб-гвардии Преображенском полку; в 1792 году получил звание камер-юнкера, "в ранге бригадира". В 1786 - 1788 гг. Р. путешествовал за границей и слушал лекции в Лейпцигском университете; в 1788 году участвовал в штурме Очакова; в 1791 году ездил с А.А. Безбородко в Турцию для переговоров о мире. При Екатерине II он не занимал высокого поста, зато поразительно быстро возвышался при Павле I ; в течение трех лет (1798 - 1800) он был сделан кабинет-министром по иностранным делам, третьим присутствующим в коллегии иностранных дел, графом Российской империи, великим канцлером ордена св. Иоанна Иерусалимского, директором почтового департамента, первоприсутствующим в коллегии иностранных дел и, наконец, членом совета императора. Вместе с тем Павел I очень часто награждал его деньгами и населенными имениями. С 1801 до 1810 года Р. жил в Москве в отставке; в 1810 году назначен обер-камергером, а через два года, переименованный в генерал от инфантерии - главнокомандующим в Москве. Много содействовал набору и снаряжению в поход 80 000 добровольцев; побуждал дворян и купечество к пожертвованиям; поддерживал в народе бодрость и доверие, обращаясь к нему с своими знаменитыми афишами или объявлениями, написанными простонародным языком, весьма живо и метко. Он старался выставить французов в презрительном виде, восхвалял "простые русские добродетели", преувеличивал известия о победах наших войск, опровергал слухи об успехах неприятельского нашествия. Отчасти с намерением скрыть истину, отчасти вследствие незнания истинных планов Кутузова, он еще накануне Бородинской битвы говорил в своих афишах о невозможности для французов приблизиться к Москве и удерживал желавших выехать из нее. Когда после Бородинской битвы и совета в Филях нужно было очищать Москву, Р. много потрудился при перевозке казенного имущества и жителей, но в то же время немало содействовал истреблению Москвы огнем, не желая, чтобы она нетронутой досталась французам. Живя, во время пребывания Наполеона в Москве, то во Владимире, то в с. Красной Пахре, Р. своими посланиями поднимал крестьян против французов. После ухода Наполеона он много сделал для устройства столицы и ее жителей. 30 августа 1814 года он был уволен от звания главнокомандующего и назначен членом Государственного совета, но жил большей частью в Париже и только в 1823 году поселился в Москве. Озлобленный против Р., Наполеон называл его зажигателем и сумасшедшим; современники говорили, что "в нем два ума, русский и французский, и один другому вредит". Сам про себя он писал: "сердцем прям, умом упрям, на деле молодец". Несомненно, Р. был умный человек, хорошо сознававший слабые стороны увлечения всем французским в тогдашнем русском обществе и видевший недостатки политики Александра I после 1815 года; но в то же время он был крайний консерватор и ревностный защитник крепостного права, нередко прибегал к насильственным, мало извинительным мерам, был запальчив и мстителен (например, по отношению к М.М. Сперанскому). Кроме упомянутых афиш, которых известно более 16 и которые в 1889 году изданы А.С. Сувориным, Р. принадлежит целый ряд литературных произведений; из них многие изданы Смирдиным в 1853 году; в 1868 году М. Лонгинов составил полный список трудов Р., вместе с невошедшими в смирдинское издание. Главнейшие труды Р.: "Materiaux en grande partie inedits, pour la biographie future du C-te Th. R." (Брюссель, 1864; русский перевод во второй книге "Девятнадцатого века" Бартенева, "Записки" писаны долго спустя после описываемых происшествий, вследствие чего выраженный в них взгляд часто не вяжется с действительностью), "Правда о московских пожарах" (Париж, 1827), "Последние дни жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования Павла I" ("Чтения Московского Общества Истории и Древностей", 1860, кн. III), "Вести, или Убитый живой" (комедия), "Ох французы!" (повесть, в "Отечественных Записках", 1842, кн. 10; и комедия, и повесть написаны с целью возбудить национальное чувство русских), "О Суворове" ("Русский Вестник", 1808, ¦ 3), "Путешествие по Пруссии" ("Москвитянин", 1849, кн. I), "Записка о мартинистах", представленная в 1811 году великой княгине Екатерине Павловне" ("Русский Архив", 1875, ¦ 9); "Стихотворная автобиография" (ib., 1873, ¦ 5) и другие. Обширная переписка Р. с императором Александром I, Бантыш-Каменским, Воронцовым, Румянцевым и многими другими напечатана в "Русском Архиве" (более всего за 1873 и 1875 годы), "Архиве князя Воронцова", "Архиве исторических и практических сведений о России", Калачова, "Русской Старине" (1893 год - переписка с Александром I) и другие. Р. имел обширную библиотеку и архив, которыми разрешал свободно пользоваться многим ученым. О Р. см. в "Записках" А. Брокера, А. Булгакова, Ф.Ф. Вигеля, С. Глинки, М.А. Дмитриева, Е. Комаровского, О. Мертвого, К.К. Павловой и других; А. Брокер "Ф.В. Ростопчин. Биографический очерк" ("Русская Старина", 1893, I); Segur "Vie du comte Rostopchine, gouverneur de Moscou en 1812" (П., 1872); М. Лонгинов "Материалы для биографии и перечень сочинений графа Ростопчина" ("Русский Архив", 1868; ¦ 4 - 5); Дубровин "Москва и граф Ростопчин в 1812 году" ("Военный Сборник", 1863, ¦ 7 и 8); Ореус "1812 год в записках Р." ("Русская Старина", т. LXIV); М. Богданович "История царствования императора Александра I" (т. III, 1869); Шильдер "Александр I". В. Р-в.
Краткая биографическая энциклопедия.
2012Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое РОСТОПЧИН ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ (РАСТОПЧИН) в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:
- РАСТОПЧИН в Энциклопедии русских фамилий, тайн происхождения и значений:
- РАСТОПЧИН в Энциклопедии фамилий:
История возникновения старинных русских фамилий Растопчин и Ростопчин имеет две версии. Растопщик, растопник - ‘растопляющий что-либо; истопник’. Растопча, растопша - … - РОСТОПЧИН
или Растопчин (граф Федор Васильевич, 1763?1826) ? известный русский государственный деятель. С 10-летнего возраста числился в лейб-гвардии преображенском полку; в … - РАСТОПЧИН в 1000 биографий знаменитых людей:
Федор Васильевич, граф, (1763 - 1826) - был в 1812 г. главнокомандующим Москвы и играл во время французского нашествия роль … - ФЕДОР
"ФЁДОР Л́ИТКЕ", линейный ледокол рос. арктич. флота. Построен в 1909, водоизмещ. 4850 т. В 1934 (капитан Н.М. Николаев, науч. руководитель … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР КРЕСТЬ́ЯНИН, см. Крестьянин … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР ИВ́АНОВИЧ (1557-98), рус. царь с 1584; последний царь из династии Рюриковичей. Сын царя Ивана IV Грозного. Правил номинально. С … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР БОР́ИСОВИЧ (1589-1605), рус. царь в апр.- мае 1605. Сын Бориса Годунова. При приближении к Москве Лжедмитрия I свергнут в … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР АЛЕКС́ЕЕВИЧ (1661-82), рус. царь с 1676. Сын царя Алексея Михайловича и М.И. Милославской. Пр-во Ф.А. осуществило ряд реформ: введено … - ФЕДОР в Большом российском энциклопедическом словаре:
ФЁДОР II, см. Теодрос II … - РОСТОПЧИН в Большом российском энциклопедическом словаре:
РОСТОПЧ́ИН Фёд. Вас. (1763-1826), граф (1799), гос. деятель, генерал от инфантерии (1812). В Отеч. войну 1812 моск. ген.-губернатор, выпускал антифранц. … - ФЁДОР в Словаре для разгадывания и составления сканвордов:
Мужское … - ФЕДОР в словаре Синонимов русского языка:
имя, … - ФЁДОР в Полном орфографическом словаре русского языка:
Фёдор, (Фёдорович, … - РОСТОПЧИН в Современном толковом словаре, БСЭ:
Федор Васильевич (1763-1826) , российский государственный деятель, граф (с 1799), генерал от инфантерии (1812). В Отечественную войну 1812 московский генерал-губернатор, … - РОСТОПЧИН ИЛИ РАСТОПЧИН
(граф Федор Васильевич, 1763—1826) — известный русский государственный деятель. С 10-летнего возраста числился в лейб-гвардии преображенском полку; в 1792 г. … - ФЁДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ в Цитатнике Wiki:
Data: 2009-09-03 Time: 18:06:14 Навигация Тема = Фёдор Достоевский Викитека = Фёдор Михайлович Достоевский Викисклад = Фёдор Михайлович Достоевский Фёдор … - ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ МЕНЯЕТ ПРОФЕССИЮ в Цитатнике Wiki.
- ФЕЛИЦЫН СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Фелицын Сергей Васильевич (1883 - 1937), священник, священномученик. Память 2 декабря, … - УШАКОВ ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Ушаков Федор Федорович (1745 - 1817), адмирал, святой праведный. Память 23 июля, … - ТРОИЦКИЙ ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Троицкий Петр Васильевич (1889 - 1938), псаломщик, мученик. Память 31 декабря и … - РУМПЕЛЬ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Румпель Иван Васильевич (1926 - 2002), чтец, регент. Родился 7 июня 1926 г. в … - РОЗОВ КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Розов Константин Васильевич (1874 - 1923), архидиакон. Родился 10 февраля 1874 года в … - ПЕТРОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Петров Николай Васильевич, имя нескольких лиц: Петров Николай Васильевич (1874 - 1956), прот., проф. Петров … - НЕДОСЕКИН ФЕДОР ГЕОРГИЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Федор Георгиевич Недосекин (1889 - 1942), священник, священномученик. Память 17 апреля. … - ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Достоевский Федор Михайлович (1821 - 1881), великий русский писатель. Родился в Москве 30 октября … - ГОРЮНОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Горюнов Николай Васильевич (1880 - 1938), протодиакон, священномученик. Память 9 марта, … - БОЛОТОВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Болотов Василий Васильевич (1853 - 1900), историк Церкви, филолог, член-корреспондент Императорской Академии Наук по … - АКЧУРИН СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Православной энциклопедии Древо:
Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Акчурин Сергей Васильевич (1722 - 1790), обер-прокурор Святейшего Cинода. Родился в семье секретаря … - СКОПИН-ШУЙСКИЙ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ
Скопин-Шуйский (Михаил Васильевич, 1587 - 1610) - князь, знаменитый деятель в Смутное время. Рано лишившись отца, Василия Федоровича, который при … - КУКОЛЬНИК НЕСТОР ВАСИЛЬЕВИЧ в Краткой биографической энциклопедии:
Кукольник, Нестор Васильевич - известный писатель (1809 - 1868), сын В.Г. Кукольника. Учась в нежинской гимназии высших наук (лицей … - ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ в Краткой биографической энциклопедии:
Достоевский, Федор Михайлович - знаменитый писатель. Родился 30 октября 1821 г. в Москве в здании Мариинской больницы, где отец его … - ВЕРЕЩАГИН НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Краткой биографической энциклопедии:
Верещагин (Николай Васильевич), брат художника Василия Васильевича Верещагина, современный сельский хозяин-практик, известный своими трудами по улучшению отечественного молочного хозяйства … - РОСТОПЧИН ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ в Большом энциклопедическом словаре:
(1763-1826) российский государственный деятель, граф (с 1799), генерал от инфантерии (1812). В Отечественную войну 1812 московский генерал-губернатор, выпускал антифранцузские листовки … - САПОЖНИКОВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Василий Васильевич , советский ботаник и географ. Ученик К. А. Тимирязева. В 1884 окончил Московский … - РОСТОПЧИН ФЕДОР ВАСИЛЬЕВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Федор Васильевич , русский государственный деятель, граф (с 1799). В 1798-1801 фактический руководитель … - РАСТОПЧИН НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Николай Петрович (22.11.1884, Боровичи, ныне Новгородской области, - 1.10.1969, Москва), участник революционного движения в России, советский партийный деятель. Член Коммунистической … - ДОКУЧАЕВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Василий Васильевич , русский естествоиспытатель, основатель современного научного генетического почвоведения … - БРЕДИХИН ФЕДОР АЛЕКСАНДРОВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
Федор Александрович , русский астроном, академик Петербургской АН (1890; член-корреспондент 1877). В 1855 окончил Московский университет, … - КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
знаменитый русский литератор, журналист и историк, род. 1 декабря 1766 г. в Симбирской губ. Он вырос в деревне отца, симбирского … - КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? знаменитый русский литератор, журналист и историк, род. 1 декабря 1766 г. в Симбирской губ. Он вырос в деревне отца, … - ФЕДОР ИВАНОВИЧ в Словаре Кольера:
(1557-1598) (Федор I), русский царь (1584-1598), последний представитель династии Рюриковичей. Родился 31 мая 1557, второй сын царя Ивана IV Грозного … - ФЕДОР АЛЕКСЕЕВИЧ в Словаре Кольера:
(1661-1682) (Федор III), русский царь, старший сын царя Алексея и его первой жены Марии Милославской. Родился 30 мая (9 июня) …
- 30 августа (11 сентября )
Известен также как писатель и публицист патриотического толка, вслед за Фонвизиным высмеивавший галломанию . Член Государственного совета (с 1814). С 1823 г. в отставке, уехал жить в Париж . Автор мемуаров .
Владелец подмосковной усадьбы Вороново . Отец французской писательницы графини де Сегюр и литератора, мецената, коллекционера А. Ф. Ростопчина (мужа писательницы Евдокии Ростопчиной).
Юность
Представитель дворянского рода Ростопчиных , сын ливенского помещика отставного майора Василия Фёдоровича Ростопчина (1733-1802) от брака с Надеждой Александровной Крюковой. Вместе с младшим братом Петром (1769-1789) получил домашнее образование. Десяти или двенадцати лет зачислен на службу в Преображенский полк . В 1782 году получил чин прапорщика, в 1785 - подпоручика.
Когда из газет известно стало, что борец совершенно выздоровел, Ростопчину вздумалось брать у него уроки; он нашел, что битва на кулаках такая же наука, как и бой на рапирах.
Потом я ездил верхом с Ростопчиным в Гринвич , знаменитый инвалидный дом для моряков , где, как известно, находится и славная обсерватория ; это было накануне нашего Рождества, и по дороге мы нашли луга, так зелёные, как у нас летом.
Мемуары Комаровского
Начало карьеры
В первый год русско-турецкой войны Ростопчин находился при главной квартире русских войск во Фридрихсгаме, участвовал в штурме Очакова , после чего целый год служил под командованием А. В. Суворова ; участвовал в сражении под Фокшанами и битве при Рымнике . После окончания турецкой кампании принял участие в военных действиях в Финляндии в ходе войны со Швецией .
В 1790 году умер покровитель Ростопчина в армии, принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбургский . Примерно тогда же в морском бою погиб его единственный брат. В ходе шведской кампании военная карьера Ростопчина, командовавшего гренадерским батальоном, складывалась неудачно, и он начал попытки пробиться ко двору, в первое время безуспешные [ ] .
В качестве протоколиста он принял участие в Ясской мирной конференции , по окончании которой, в декабре 1791 года, был направлен в Санкт-Петербург и представлен к званию камер-юнкера «в чине бригадира» (14 февраля 1792).
Озлобленный на Ростопчина граф Панин впоследствии говорил, что тот играл при дворе Екатерины роль буффона ; с лёгкой руки императрицы к Ростопчину пристало прозвище «сумасшедший Федька». Позже он был прикомандирован к «малому двору» престолонаследника, великого князя Павла Петровича , при котором находился почти неотлучно и чьё расположение сумел завоевать.
При дворе Павла I
В 1793 году Ростопчин был прикомандирован к «малому» павловскому дворцу в Гатчине.
7 ноября 1796 года, после смерти Екатерины II, император Павел Петрович назначил бригадира Ростопчина генерал-адъютантом при Его Императорском Величестве . За следующие несколько дней он был: пожалован в генерал-майоры (8 ноября 1796 года) и награждён орденом св. Анны 2-й, а затем и 1-й степени. Среди поручений, данных ему новым императором, была новая, прусского образца, редакция Военного устава, в которую он внёс ряд изменений, уменьшавших, в частности, полномочия фельдмаршалов за счёт усиления роли инспекторов войск - также одна из его новых обязанностей. В апреле он получил от Павла орден Александра Невского и поместье в Орловской губернии с более чем 400 душами крепостных.
Ростопчин, при поддержке ряда других придворных, вёл борьбу против партии императрицы Марии Фёдоровны ; борьба велась с переменным успехом: 7 марта 1798 года «генерал-адъютант Ростопчин по прошению его уволняется со службы», лишается всех должностей и высылается в его подмосковное имение Вороново , но в августе возвращается в столицу в чине генерал-лейтенанта и возглавляет Военный департамент . Другим противником, с которым Ростопчин вёл последовательную борьбу, были иезуиты , по отношению к которым он провёл через Павла несколько жёстких законов.
17 октября 1798 года Ростопчин был назначен исполнять обязанности кабинет-министра по иностранным делам, а 24 октября стал действительным тайным советником и членом Коллегии иностранных дел . В декабре он был произведён в командоры ордена св. Иоанна Иерусалимского (с 30 марта 1799 года Великий канцлер и кавалер Большого креста этого ордена), а в феврале получил графский титул. В сентябре того же года Ростопчин, к тому моменту кавалер ордена Андрея Первозванного , против своей воли занял место первоприсутствующего Иностранной коллегии, заполняя вакуум, образовавшийся после смерти князя Безбородко . В этом качестве Ростопчин способствовал сближению России с республиканской Францией и охлаждению отношений с Великобританией. Его меморандум, подтверждённый Павлом 2 октября 1800 года , определил внешнюю политику России в Европе до самой смерти императора. Союз с Францией, по мысли Ростопчина, должен был привести к разделу Османской империи , которую он (как указывает Русский биографический словарь) первым назвал «безнадёжным больным », при участии Австрии и Пруссии. Для осуществления морского эмбарго против Великобритании Ростопчину было поручено заключить военный союз со Швецией и Пруссией (позже, уже после его ухода с поста, к союзу присоединилась Дания). Он также подготовил почву для присоединения Грузии к Российской империи . В качестве главного директора Почтового департамента (пост, занимаемый им с 24 апреля 1800 года) Ростопчин санкционировал расширение в России сети почтовых станций; при нём были введены новые сборы с почтовых отправлений и налажена пересылка денег почтой за границу. С 14 марта 1800 года Ростопчин входил в Совет при императоре.
Роль в Отечественной войне
По мере того, как развивались военные действия, Ростопчин пришёл к идее массового распространения в Москве печатных листовок, сводок и пропагандистских прокламаций, написанных простым народным языком, который он отработал за время своих литературных опытов. Сведения с театра военных действий московский главнокомандующий получал через своего представителя в штабе Барклая-де-Толли начиная со 2 августа. Ростопчинские листовки разносились по домам и расклеивались на стенах наподобие театральных афиш, за что и были прозваны «афишками» - название, под которым они остались в истории. Афишки часто содержали подстрекательскую агитацию против проживавших в Москве иностранцев, и после нескольких случаев самосуда ему пришлось разбирать дела всех иностранцев, задержанных по подозрению в шпионаже, лично. В целом, однако, в период его управления в Москве царило тщательно охраняемое спокойствие.
После публикации манифеста 6 июля о созыве народного ополчения Ростопчин лично контролировал сбор губернского ополчения , проходивший не только в Москве, но и шести соседних губерниях. От императора он получил общие указания по укреплению Москвы и по эвакуации из неё государственных ценностей в случае необходимости. Всего за 24 дня Ростопчин сформировал в Первом округе 12 полков общей численностью почти в 26 тысяч ополченцев. Среди прочих оборонительных приготовлений этого периода можно отметить финансирование проекта изобретателя Франца Леппиха по сооружению боевого управляемого аэростата , предназначавшегося для бомбардировки вражеских войск и высадки десанта. Несмотря на большие средства, затраченные на проект Леппиха (более 150 тысяч рублей), этот проект оказался несостоятельным.
В последнюю декаду августа, по мере приближения военных действий к Москве, Ростопчин был вынужден перейти к плану по эвакуации государственного имущества. За десять дней было вывезено в Вологду, Казань и Нижний Новгород имущество судов, Сената , Военной коллегии, архив министерства иностранных дел, сокровища Патриаршей ризницы, Троицкого и Воскресенского монастырей , а также Оружейной палаты. Были вывезены также 96 пушек. Однако эта операция была начата слишком поздно, и часть ценностей эвакуировать не успели. С 9 августа в Москву стали приходить обозы с ранеными. По приказу московского главнокомандующего под госпиталь были отведены казармы, расположенные в бывшем Головинском дворце, и сформирован штат врачей и фельдшеров. По просьбе возглавившего русскую армию Кутузова были ускорены работы по починке и доставке в войска оружия, а также провианта, а ополченцы сосредоточены под Можайском . Кутузов также возлагал надежды на вторую волну ополчения, так называемую Московскую дружину, которую Ростопчин собирался организовать, но так и не успел в связи с массовым бегством населения из города. Сам Ростопчин слал Кутузову тревожные письма, допытываясь о его планах относительно Москвы, но ответы получал уклончивые, что продолжалось даже после Бородинского сражения , когда стало ясно, что Москву оборонять тот не собирается. После этого Ростопчин наконец выслал из Москвы и свою семью.
31 августа Ростопчин впервые встретился на военном совете с Кутузовым. По-видимому, уже в этот день он предложил Кутузову план сжечь Москву вместо того, чтобы сдавать её неприятелю. Эту же идею он повторил принцу Евгению Вюртембергскому и генералу Ермолову . Когда на следующий день он получил от Кутузова официальное уведомление о готовящейся сдаче Москвы, он продолжил эвакуацию города: был отдан приказ об уходе из города полиции и пожарной команды и о вывозе трёх находившихся в Москве чудотворных икон Богородицы (Иверской , Смоленской и Владимирской). На пяти тысячах подвод были эвакуированы 25 тысяч находившихся в Москве раненых. Тем не менее в городе остались от двух (по словам самого Ростопчина) до десяти (по словам французских очевидцев) тысяч раненых, которых не удалось вывезти. Многие из них погибли в Московском пожаре , за что современники и часть историков склонны возлагать ответственность на Ростопчина. Утром ему пришлось также решать вопрос эвакуации экзарха Грузии и грузинских княжон, брошенных в Москве начальником кремлёвской экспедиции П. С. Валуевым . Своё московское имущество стоимостью около полумиллиона рублей Ростопчин сознательно оставил на разграбление французам, опасаясь обвинений в преследовании личных интересов, и покинул город, имея при себе (по его собственным воспоминаниям) 130 000 рублей казённых денег и 630 рублей собственных. Также ему удалось вывезти портреты своей жены и императора Павла и шкатулку с ценными бумагами.
Перед отъездом Ростопчин вышел к остававшимся в Москве жителям, собравшимся перед крыльцом его дома, чтобы услышать от него лично, действительно ли Москва будет сдана без боя. По его приказу к нему доставили двух забытых в долговой тюрьме заключённых : купеческого сына Верещагина, арестованного за распространение наполеоновских прокламаций, и француза Мутона, уже приговорённого к битью батогами и ссылке в Сибирь. Ростопчин обрушился на первого с обвинениями в измене, объявил, что Сенат приговорил его к смерти и приказал драгунам рубить его саблями. Затем израненного, но ещё живого Верещагина, по свидетельствам очевидцев, бросили на растерзание толпе. Француза же Ростопчин отпустил, велев идти к своим и рассказать, что казнённый был единственным предателем среди москвичей. В Русском биографическом словаре высказывается предположение, что этими действиями он одновременно подогревал ненависть москвичей к захватчикам и давал понять французам, какая участь может их ждать в занятой Москве. Тем не менее впоследствии император Александр, в целом довольный действиями Ростопчина накануне падения Москвы, кровавую расправу над Верещагиным счёл ненужной: «Повесить или расстрелять было бы лучше».
В первую же ночь после захвата Москвы французами в городе начались пожары, к третьему дню охватившие его сплошным кольцом . Поначалу Наполеон и его штаб были склонны винить в этом своих же мародёров, но после того, как были пойманы несколько русских поджигателей и было обнаружено, что все средства тушения пожаров вывезены из Москвы, мнение французского командования изменилось. Наполеон также отдавал себе отчёт, что в любом случае первое обвинение в пожаре Москвы будет обращено к нему, и в своих прокламациях позаботился о том, чтобы отвести от себя подозрения, обвинив в поджоге Ростопчина, которого называл Геростратом . Уже к 12 сентября назначенная им комиссия подготовила заключение, признающее виновными в поджоге русское правительство и лично московского главнокомандующего. Эта версия приобрела популярность как за границей, так и в России, хотя сам Ростопчин на первых порах публично отрицал свою причастность к поджогу, в том числе и в письмах к императору Александру и к собственной жене. В дальнейшем он, однако, перестал отрицать её, хотя и не подтверждал, так как эта точка зрения окружала его ореолом героя и мученика. Только в вышедшем в 1823 году сочинении «Правда о Московском пожаре» он вновь категорически отверг версию, связывающую его имя с этим событием.
Оставаясь после падения Москвы при армии, Ростопчин продолжал сочинять листовки и лично ездил по деревням, ораторствуя перед крестьянами. Он призывал к полномасштабной партизанской войне. Проезжая во время перемещений армии своё поместье Вороново, он распустил крепостных и сжёг свой дом вместе с конским заводом. После ухода французов из Москвы он поспешил вернуться туда и наладить полицейскую охрану, чтобы предотвратить разграбление и уничтожение немногого уцелевшего имущества. Ему также пришлось заниматься вопросами доставки продуктов и предотвращения эпидемий в сожжённом городе, для чего были организованы экстренный вывоз и уничтожение трупов людей и животных. За зиму только в Москве были сожжены более 23 000 трупов и ещё более 90 000 человеческих и конских трупов на Бородинском поле. Были начаты работы по восстановлению застройки города и, в особенности, Кремля, который уходящие французы попытались взорвать. В начале следующего года по представлению Ростопчина в Москве была создана Комиссия для строения, которой были выделены пять миллионов рублей. Ранее казной были выделены два миллиона рублей для раздачи пособий пострадавшим, но этой суммы оказалось мало, и московский главнокомандующий стал объектом обвинений и упрёков со стороны обделённых. Эти нарекания, а также распространившееся мнение о том, что именно он является виновником Московского пожара, возмущали Ростопчина, которому казалось, что его заслуги несправедливо забыты и все помнят только неудачи.
В первые же месяцы по возвращении в Москву Ростопчин приказал восстановить надзор за масонами и мартинистами и учредил комиссию по расследованию случаев сотрудничества с французами (см. Московский муниципалитет (1812)). Ему было поручено также организовать в Московской губернии новый рекрутский набор, при котором, однако, следовало учитывать потери, уже понесённые при создании ополчения. В Москве предписывалось собрать всю оставленную французами артиллерию, из которой планировалось создать после победы памятник «для уничижения и помрачения самохвальства» агрессора. К этому моменту у московского главнокомандующего начались проблемы со здоровьем, выразившиеся уже в сентябре 1812 года в повторяющихся обмороках. Он страдал от разлития желчи, стал раздражителен, исхудал и полысел. Александр I, вернувшись из Европы, принял в конце июля 1814 года отставку Ростопчина.
Дальнейшая судьба
После получения отставки Ростопчин некоторое время провёл в Санкт-Петербурге, но, столкнувшись с враждебностью двора, вскоре уехал. В мае 1815 года он покинул Россию с целью пройти в Карлсбаде курс лечения от развившегося геморроя , но в итоге провёл за рубежом восемь лет - до конца 1823 года . Благодаря репутации знаменитого героя войны за границей к нему относились с восхищением, к которому примешивалось чувство неблагодарности со стороны соотечественников [ ] . Во время пребывания за рубежом он был удостоен аудиенций у королей
