Кукольный театр для детей аутистов. Наталья Бондарчук — о спектакле «Иные», в котором дети-аутисты играют наравне со здоровыми сверстниками и взрослыми именитыми актерами
2 апреля, во Всемирный день информирования об аутизме, компания Disney и Фонд «Выход» приглашают родителей с детьми и подростками с расстройствами аутистического спектра посетить сказочный спектакль-мюзикл «Красавица и чудовище» в московском театре «Россия».
На спектакль приглашаются семьи детей с аутизмом, и мы постарались сделать адаптипрованное событие с учетом их потребностей. Специальные спектакли и киносеансы для детей и взрослых с аутизмом давно практикуются во многих странах, а в этом году такое событие состоится впервые в России.
Мюзикл «Красавица и чудовище» - сценическая адаптация всем известного диснеевского мультфильма для детей и взрослых. Поскольку высокая чувствительность и другие особенности могут мешать детям с аутизмом посещать театр, во время спектакля будут созданы специальные условия. Будет уменьшена громкость и исключены некоторые звуковые, световые и другие эффекты.
В театре будет оборудована специальная комната отдыха для сенсорной разгрузки, и в случае необходимости дети с родителями могут посетить ее во время спектакля. Чтобы предотвратить перегрузку, зрители всегда смогут выйти в холл или в комнату отдыха, а потом вернуться и продолжать просмотр.
Все участники мероприятия, включая актеров мюзикла, пройдут специальный тренинг по особенностям взаимодействия с детьми и взрослыми с РАС. В помещении театра будут дежурить специальные помощники, всегда готовые прийти на помощь родителям в случае возникновения любых проблем.
Спектакль и все мероприятия внутри него проводятся БЕСПЛАТНО для детей и родителей.
В день спектакля в театре будет работать буфет с безглютеновыми сладостями и соками. Детям будут предлагать аквагрим, а на выходе зрители получат специальный подарок от кампании Disney.
Продолжительность спектакля составляет три часа с одним антрактом. Мы просим родителей самостоятельно оценить, насколько их детям будет сложно принять участие в таком мероприятии, и учесть интересы ребенка при принятии решения.
Родителям рекомендуется проработать с ребенком дома социальную историю о посещении спектакля. Пример такой истории можно скачать на сайте .
Спектакль состоится 2 апреля, в московском театре «Россия» (Пушкинская пл., 2 м. Тверская, Пушкинская, Чеховская). Время сбора: 15.00. Время начала спектакля: 16.00. Обратите, пожалуйста, внимание, что на театральных билетах стоит стандартное время начала мюзикла в 19:00, но у нас начало представления в 16:00!
Билеты можно получить через родительскую организацию РОО «Контакт» (руководитель - Елена Багарадникова), связавшись с ней по электронному адресу
- 26. 10. 2015
Танцоры с синдромом Дауна, драматурги-колясочники и актеры с аутизмом - «особый театр» становится частью «большой культуры»
Наталья Попова, режиссер и руководитель студии
«Круг»
Фото: Ильмар Стуттерер
Лена, найди какую-нибудь музыку для троек!
Лена нажимает на кнопку проигрывателя, и в комнате с видом на спальный район возвышенно и умиротворенно запевает Боно. Три девушки свиваются под музыку в клубок, превращаясь в единое тело. Девушки накатываются, наваливаются друг на друга, подталкивая друг друга к движению, подставляя свои тела, когда партнер теряет равновесие. Их троица состоит из опоры и уязвимого звена. Опора - это Лена и Вика, они ассистенты Натальи Поповой. Мириам занимается у Натальи Поповой в студии. У Мириам непроизносимый психиатрический диагноз. Импровизируя, она действует с ассистентами заодно, но именно ради нее все и происходит.
В углу комнаты на стуле сидит сама Наталья Попова, она создатель и руководитель «Круга». Рядом с ней на ковриках у стенки за импровизацией наблюдают Катя, Клава, Саша, Леша, Антон и другие студийцы и ассистенты.
Ребята должны ощущать вес человека, предвосхищать его движения, контролировать его, - рассказывает мне вполголоса Попова. - Так у них включается телесное сознание. Это первый этап. А дальше начинает создаваться композиция. Чувство композиции - это социальное чувство. Через упражнения они учатся вписываться в общество, понимать человека через его физические реакции. Этот навык компенсирует им интеллектуальную недостаточность, они начинают социально адекватно реагировать. И часто уже они сами учат своих близких правильному общению. Они могут говорить: «Ты меня не понимаешь, здесь надо делать так». И это все рождается из опыта импровизации.
Спектакль «Слэш/Slash» студии «Круг»
Фото: Валерия ГлаголеваСегодня собрались старшие студийцы. У каждого свой диагноз. Каждый из них прежде прошел реабилитационную программу. Всем за двадцать. Самый опытный среди них Саша, он занимается уже одиннадцать лет. Это приятный молодой человек с такой улыбкой, будто у него есть секрет. Почти всех я видела в спектакле «Слэш», когда его играли у нас в ЦИМе.
Помимо студийцев в комнате находятся ребята помоложе: у них есть психологические проблемы, но нет инвалидности: Сережа не способен сконцентрироваться, Лена настолько застенчива, что это мешает ей жить.
Ассистенты в «Круге» работают бесплатно, зарабатывая на жизнь в других местах, но отдавая до двадцати часов в неделю студии. Многие из них, как Лена, сами когда-то прошли через «Круг».
За одним упражнением идет другое. Все вместе похоже на вечер современного танца, вполне профессионального и довольно изощренного.
Какая грация просыпается, понимаете? - у Натальи горят глаза. - Видите? Это думающие движения! В процессе движения они думают. Это нераздельно происходит - чувствование и мышление; они исследуют свое тело, отношения с партнером, образы какие-то рождаются.
Красиво, - поддакиваю я.
Конечно! Тело ведь - это первый символ, и они его должны освоить. А освоив, должны построить по отношению к нему дистанцию. Это тело - а это тот образ, который я творю телом. И все происходит через движение, через жест, причем в партнерстве, в социальных отношениях.
Дело происходит в Строгине, в Детском центре творчества, ярко-синем двухэтажном здании, по периметру обнесенном забором. Мамы слоняются по двору в ожидании детей. На входе будка с дежурным и вертушка. В вертушке запутался и смеется мальчик с ДЦП в красной куртке. Мать нежно прикрикивает на него: «Стой, Саш, завяжу тебе шнурки!»
Создательница и руководитель «Круга» Наталья Попова - великий человек, я считаю. Полное название ее дела - «Региональная общественная организация социально-творческой реабилитации детей и молодежи с отклонениями в развитии и их семей». На Поповой сходится движение интегральных или «особых театров» в стране. Они с коллегами организуют «Протеатр» - главный фестиваль «особых театров» в России. Приглашают в Москву лучшие инклюзивные театры Европы. Сводят между собой практиков и теоретиков, организуют научно-практические конференции, публикуют литературу, проводят мастер-классы, летние школы и многое другое. При этом Попова четверть века день за днем ведет тренинги с детьми и молодыми людьми с ОВЗ (особыми возможностями здоровья).
Здесь, в недрах ее «Круга», зародился «Круг-2», который хорошо знаком театралам: театр-студия Андрея Афонина - лауреат главной театральной премии страны «Золотая маска». Театр получил ее за спектакль «Отдаленная близость», которую вместе с Афониным поставил его коллега из берлинского театра Thikwa Герхартд Хартман.
Помню, как я увидела этот спектакль два года назад. До того я тринадцать лет оттрубила театральным обозревателем «Афиши» и видела почти все, что происходит на московской сцене. Но никогда не видела инклюзивный театр. Хотя он существовал в России долгие годы. Просто до последнего времени особый театр рассматривался как самодеятельность прекраснодушных любителей.
Каково же было мое удивление, когда я увидела «Отдаленную близость» в «Центре драматургии и режиссуры» на Беговой! Это был театр, современный по форме, к тому же наполненный человеческой подлинностью. В нем было то, чего днем с огнем не найдешь на сцене, о чем мечтали Станиславский, Арто и Гротовский - безусловный человек, человек, каков он есть.
Репетиция в студии «Круг»
Фото: архив интегрированной театральной студии «Круг»
Затем обнаружилось, что «Отдаленная близость» - только верхушка айсберга. В стране оказались сотни инклюзивных театров. Одни работают с ментальными инвалидами, как «Круг». Другие – с беспризорными, как питерский «Упсала Цирк». Третьи – с инвалидами, ограниченными в движении, как «Жест» из Нижнего Новгорода. И тысячи инклюзивных театров работают в Европе.
Сотни инклюзивных театров: одни работают с ментальными инвалидами, другие – с беспризорными, третьи – с инвалидами, ограниченными в движении
Дело было в 2014-м. Театральное искусство переживало расцвет. За два десятка лет после перестройки границы театра раздвинулись очень далеко за пределы социалистического реализма. А на волне Болотной театр начинал осознавать себя не только искусством, но и общественным форумом, гражданским институтом, социальным инструментом. Новая драма и молодая режиссура уже с десяток лет напоминали благополучным о существовании тех, кому повезло меньше. Инклюзивный театр шел дальше: он не толковал о проблемах, а решал их.
Я в тот год руководила экспертным советом «Золотой маски» и оказалось, что при разных эстетических вкусах все эксперты едины в одном: увлеченности социальным театром. В итоге в тот год в номинации «Эксперимент» современный театр был представлен во всех формах театра социального. В «Отдаленной близости» «особые» артисты и обыкновенные любители танцевали в парах, произносили монологи и совместно варили суп, которым в финале кормили зрителей. Рядом в программе был просветительский проект ЦИМа «Алиса и государство». И пластический спектакль об алкозависимости группы Liquid Theatre. И «Акын опера» Театра.doc, где четверо таджиков рассказывали о своих приключениях в Москве, играли на традиционных музыкальных инструментах, - ничего особенного, но рождалось понимание, что люди в оранжевых жилетках, которых некоторые зрители, по правде, и за людей не держат, - наследники культуры великой и гораздо более древней, чем наша.
«Акын-оперу» и «Отдаленную близость» в ряду других социальных спектаклей выделяла одна вещь: безыскусные и подлинные люди на сцене. Они и выиграли в тот год: «Театр.doc» взял спецприз жюри за «Акын-оперу», Афонин взял «Маску» в номинации «Эксперимент»: театральное сообщество признало «особый театр» частью большой культуры.
Когда я говорю о подлинности «особых» артистов Наталье Поповой, она морщится: «Почему бы вам не отправиться в зоопарк?»
А Валерий Панюшкин нашел «особый театр» на старинной ярмарке. Когда, выступая на организованной Поповой конференции, Панюшкин сделал доклад о бородатой женщине Присцилле Лотер и сравнил «особый театр» со старинным фрик-шоу, в зале вздрогнули все.
Мысль Панюшкина была пусть шокирующей, но простой: люди испокон веков тяготели к знакомству с иными, чужими, и в этом ничего плохого. Наоборот: ярмарочные шоу уродов так же раздвигали представления обывателя о мире, человеке, о человеческой норме и норме в искусстве, как это делает сегодня инклюзивный театр.
«“Большая культура” пытается уменьшить дистанцию между жизнью и ситуациями в искусстве, чтобы увидеть сам акт, - написала мне Наталья. - А особый театр пытается ее выстроить исходя из особенностей сознания человека с инвалидностью. Вот здесь они и встречаются!.. Это и есть самое интересное в особом театре - ты как у истоков… К сожалению, этот процесс заменяется созданием “упаковки” для участия в придуманном режиссером действии человека с инвалидностью. Чем привычнее упаковка, тем лучше спектакль».
В профессиональном театре в России встречей с «другими» был вдохновлен Борис Юхананов. Эстет и мистик, аристократ поискового искусства, Юхананов в середине девяностых пустился в серию проектов под общим названием «Дауны комментируют мир».
«Рудольф Штайнер замечательно сказал, что в людях с даун-синдромом завершено построение морального тела. В этом смысле они – люди будущего… Язык этих детей, в каком-то смысле, оказывается праязыком, то есть, если внимательно вслушиваться в то, как они говорят, можно обнаружить такого типа лингвистические конструкции, которые свойственны скорее не человеку, а священной книге».
«Рудольф Штайнер замечательно сказал, что в людях с даун-синдромом завершено построение морального тела. В этом смысле они – люди будущего»
Проект включал фильм, где «дети» (так он называл своих студийцев) пересказывали своими словами Евангелие, и другой фильм, где они делали телевидение. В 2004-м Юхананов впустил в свой театр провокацию подлинным. В спектакле «Повесть о прямостоящем человеке» живое противопоставлялось механическому: артисты, исполнявшие упражнения сакральной гимнастики графа фон Ботмера, соседствовали на сцене с радиоуправляемыми машинками и динозаврами, а девушка Ксюша в инвалидной коляске, - совершенно обездвиженная и способная только печатать на компьютере, - комментировала происходящее: «…В искусстве я совсем недавно, но иногда хватает одной доли секунды, чтобы влюбиться на всю жизнь. Так случилось и со мной. Я настолько влюбилась в театр, что теперь жить без него не могу!..»
В целом «особый театр» в России существовал еще в СССР, но к ведомству культуры никогда не относился. Как это устроено, допустим, в театре глухих. В шестидесятых, благодаря протекции композитора Соловьева-Седого, у которого росла глухая дочь, был создан Театр мимики и жеста. Актеры первого в стране и в мире профессионального театра глухих учились у Бориса Захавы в Щукинском театральном училище. Финансировался театр из бюджета Всероссийского общества глухих и первые десять лет гремел так, что билетов туда было не достать.
В девяностые, когда ВОГ получил целый список льгот и криминализировался, театр походил на притон. Ходила легенда о любви актрисы Светланы Вакуленко и бандита Левони Джикия, которая легла в основу фильма «Страна глухих». Он, мол, семь раз просил ее руки, она семь раз отказала. А когда она готова была сказать ему «да», ей сообщили, что он погиб в перестрелке.
Театр мимики и жеста еще существует, но бесповоротно захирел. Зато из той студии Захавы при Щукинском училище родился Специализированный институт искусств. А из института, в свою очередь, вышли два существенных театра - «Синематограф» и «Недослов». Оба театра находятся на балансе института. Еще один передовой театр глухих - «Пиано» Владимира Чикишева в Нижнем Новгороде - существует при школе-интернате для глухих детей.
Иное дело - «особый театр» в Европе. Там он встроен в культуру. Допустим, севильский театр Danza Mobile, не раз гастролировавший в Москве, это танцевальный центр со школой для «особых» детей, профессиональной труппой, танцующей фламенко, другой труппой, танцующей contemporary, и третьей труппой, где здоровые артисты танцуют вместе с танцовщиками с синдромом Дауна. Профессиональные танцовщики с синдромом Дауна! Вопрос - как такое могло случиться?
Спектакль «Слэш/Slash»
Фото: Валерия ГлаголеваА случилось оно вот как. После Второй мировой власти европейских стран стали вкладываться в культуру, видя в ней противоядие новым угрозам фашизма. Количество театров стремительно росло, но количество художников росло еще быстрее. Художники требовали у властей все больших свобод и все большего финансирования. Буря разразилась в 1968-м во Франции, и весной парижский креативный класс, который по традиции называют «студентами», оккупировал один из оплотов традиции - театр «Одеон». Тем же летом был разгромлен Авиньонский фестиваль. Во Франции началась затяжная позиционная война между властью и художниками, которая к концу восьмидесятых закончилась оформлением общественного договора на предмет искусства. В соответствии с которым художник получает возможность заниматься искусством, но при условии социальной работы в обществе.
Среди социальных групп, работать с которыми привлекли художников, оказались и «особые люди». После войны психиатрия переживала реформу: клиники, в которых прежде изолировали больных, закрывались, больных переводили на амбулаторное лечение, общество привыкало к мысли, что люди с особенностями интеллекта - это часть повседневности, нужно учиться жить вместе. Нагрузкой по реабилитации и социализации инвалидов - как физических, так и ментальных - наделили культуру. Художники сперва принуждены были заниматься с этой группой людей, но наступил момент, когда они нашли в такой работе вдохновение.
В России взлет социального театра произошел на волне Болотной и подъема гражданского самосознания, когда отдельные художники осознали себя должниками общества. Что правда, то правда: четыре процента населения России бывают в театре, а участвуют в финансировании театра, платя налоги, сто процентов налогоплательщиков. Что же получают взамен те, кто не имеют возможности ходить в театр или попросту не любят его? Что может сделать театр для этих людей? Молодой театр находил ответы в социальных проектах разного рода. Первыми шли независимые театры, тут масла подлила Елена Гремина, создатель и руководитель Театра.doc. Она придумала проект «Театр плюс общество» и рассказала о нем в 2011 году на встрече президента Медведева с деятелями современного искусства. Суть его была в поддержке государством негосударственных театров на условиях той или иной работы в обществе. Медведев спустил проект в Минкульт, и дело пошло. Девять театров по всей стране три года работали с людьми, так или иначе исключенными из культуры. В Комсомольске-на-Амуре Татьяна Фролова занималась со стариками с болезнью Альцгеймера, в Костромском центре современной хореографии «Диалог данс» профессиональные танцовщики занимались современным танцем с глухими детьми и их родителями; Liquid Theatre вел терапевтический курс в диспансере нарко- и алкозависимых, ростовский театр «18+» учил писать пьесы рецидивистов, сам Театр.doc отправился в колонию для несовершеннолетних и так далее. Вслед за негосударственными театрами социальные проекты стали делать и в театрах государственных. Я видела эталонный проект в Красноярском ТЮЗе, которым руководит прогрессивный молодой главреж Роман Феодори. В его основе лежала шотландская технология Class Act. Группу детей - гуманитариев из хороших гимназий, детей с ДЦП и воспитанников детских домов - учили писать пьесы драматурги Вячеслав Дурненков и Мария Зелинская. После чего их маленькие пьесы сыграли на сцене при полном зале. Абсолютно всерьез, будто это Шекспир, а не Иван Щукин - колясочник, увлеченный керлингом. Для ребят этот спектакль был поводом поверить, что судьбу можно переписать, как пьесу. Для взрослых это была встреча с миром подростков, жутковатым и незнакомым. Товарищи из органов власти краснели от стыда за отсутствие в театре пандусов.
Словом, в России вне всякого влияния государства стала складываться модель театра, в котором художественное и социальное не противоречат, а дополняют друг друга.
На днях я получила письмо от Бориса Павловича из Питера. Павлович руководит в Большом драматическом театре социально-просветительским отделом: худрук БДТ Андрей Могучий поддерживает Борину одержимость: через искусство сделать жизнь лучше. Работая в БДТ, Павлович спродюсировал несколько спектаклей, которые поднимают школьные проблемы и идут прямо в школе - в рекреациях, классах, гардеробах. Он скооперировал БДТ с центром Любови Аркус «Антон тут рядом», и вместе они сделали спектакль «Язык птиц», где играют люди с аутизмом. Он втравил Педагогический университет отправлять будущих педагогов в театр и изучать театральную педагогику, чтобы они потом привели в театр своих учеников.
Павлович одержимый, но не любит отапливать космос. Он за системную работу. Вот и сейчас он пытается ввести социальный театр в сферу интересов государства. То есть готовит бумагу в Минкульт от участников Международного театрального форума. Форум пройдет в Питере в декабре, но бумага уже пишется.
Перформанс «Клоун в каждом» в рамках совместной программы «Музей, открытый для всех» студии «Круг» и ГТГ на Крымском валу.
Фото: Валерия Глаголева
Цель Павловича очень простая: «создать механизм, с помощью которого можно будет адресно получить поддержку социально ориентированных проектов на государственном уровне».
Павлович просит подумать над тезисами. И Яна Тумина, питерский режиссер, отвечает ему словами тревоги всех артистов, которым не чужда идея социальной справедливости, но которые не хотят принуждения.
Спектакль, где расскажут о том, о чем я представления не имею, - как видит мир ребенок аутист, как пишет стихи подросток с синдромом Дауна
Ольга Томашевская
В Минске есть уникальный семейный театр, в котором вместе с обычными детьми на сцену выходят дети с аутизмом. «Такого нет нигде в мире», - говорит голландский режиссер Ханс Салеминк, который работает с детьми, у которых аутизм, с начала 1990-х. Но если в мире спонсоры выстраиваются в очередь, чтобы помочь такому театру развиваться, то в Беларуси деньги ищет отчаянный многодетный отец и продюсер Леонид Динерштейн. Ему 56, он ничего не понимает в краудфандинге и сборах средств, он никогда не сталкивался прежде с больными детьми. Но когда Динерштейн увидел, как в театре меняются дети с аутизмом и после долгих лет молчания начинают не только говорить, но и выходить на сцену в главных ролях, он застрял в этом проекте.
«Имена» встретились с Динерштейном, чтобы узнать, почему театр, который реально помогает детям с аутизмом и который все называют крутым проектом, каждый день на грани выживания.
- Леня, обычно подобными проектами занимаются люди, у которых есть больные дети. Но, как я понимаю, у тебя нет личной истории, связанной с аутизмом?
Я с этой проблемой при своих четырех детях, слава Богу, не был знаком до театра. Но получилась такая вещь. У меня есть коллега, Ира Пушкарева , у нее своя студия, где детей обучают хореографии, музыке, актерскому мастерству. Пять лет назад к ней привели детей с психологическими проблемами и разными поведенческими реакциями. Так появился семейный инклюзив-театр «i». Ира тихонечко занималась. Хорошие педагогические руки дали результаты. В конце концов к Пушкаревой обратилась общественная организация «Дети. Аутизм. Родители». Они привели на репетицию спонсора, который согласился профинансировать мюзикл для большой сцены. С одним условием - премьера нужна через два с половиной месяца, ко Дню зашиты детей. Это невероятные сроки. Ира позвала меня. А дальше все понеслось со скоростью света.
Все могло закончиться одним спектаклем, но в процессе репетиций мне попалась на глаза мировая статистика. Я, конечно, офигел. Каждая сто вторая девочка, каждый пятьдесят восьмой пацан в мире - с аутизмом. Перекладываю на белорусскую демографию - получается 22 000 детей. Зарегистрированных детей с аутизмом у нас - 1 200. А где еще 20 000?
- И где же они?
Не знаю. Часто родители не ставят диагноз. Представляешь, как жить с такой записью? Когда ребенок вырастает, запись «аутизм» часто меняют на «шизофрения», куда ему с этим потом?
У нас в театре есть Мишка, родители принципиально не ставят ему диагноз, и он учится в обычной школе. Парню везет на учителей: ему позволяли сидеть под партой всю начальную школу, теперь он отлично учится, ездит по олимпиадам.
А вот Кастусь Жибуль, сын очень мудрых филологов, учится фактически дома, в школе у него пока все слишком сложно.
Есть еще Макс Лагун - великолепный художник, фантастический. Парень рисует в художественной студии, один на один с педагогом и мольбертом. А у нас, попав в шум, гам и суету, сначала сидел в углу. И только репетиции на пятой Макс пришел к детям. Мы специально для него ввели роль Бессловесного Зайца. И еще он нарисовал принты к костюмам.
- И дети с аутизмом не побоялись большой сцены?
Нет. Все сыграли в первом же спектакле, это была «Флейта-Чарадзейка» в филармонии. Большой зал, аншлаг, приставные стулья. Дети сыграли фантастически. Илья, например, в финале спел. На сцене сделал то, что должен был. На репетициях это ему ни разу полностью не удалось.
- И после этого спектакля вы решили продолжить проект?
Когда тебе уже за полтинник, ты соображаешь, что есть знаки, и надо их слышать. После премьеры я предложил Velcom провезти спектакль по пяти городам и сделать пять брифингов. Показать, что аутизм - не смертельный номер, что выход есть. И они согласились.
Когда мы вышли, Ира говорит: «Слушай, а как мы их повезем?». И тут только я соображаю, что денег на дополнительный транспорт нет, в одном автобусе поедут все - и с аутизмом, и без. Автобус, замкнутое пространство, где у детей с аутизмом нет возможности уединиться, побыть в своей скорлупе. Четыре с половиной часа туда, там пообедали, поиграли - и четыре с половиной часа назад.
Но в итоге для всех детей это был настоящий праздник, а для детей с аутизмом - вообще сумасшедший рывок. Они все это время развивались, понимаешь? Именно потому, что попали в здоровый коллектив, неагрессивный. В среду, открытую к инклюзии, где они на равных.
Наш театр - это чуть ли не единственное место, где они могут на равных работать. Дети с аутизмом и дети с синдромом Дауна - две категории, для которых нет другого пути социализации, кроме как полноценное вливание в здоровую среду. Для них это единственный способ понять, как работает этот мир. А для других, обычных детей, это становится сумасшедшей прививкой толерантности, терпимости и понимания, что есть особенные дети. У нас в театре получился баланс, идеальный для социализации - 85% здоровых детей (50 человек) и 15% детей с аутизмом (13 детей).
На репетициях детям с аутизмом никаких поблажек нет. Ханс Салеминк, наш голландский коллега, который работает с аутистами с начала 1990-х, у нас на репетициях обалдел. Сам он делает спектакль год, и последние три месяца ничего не меняет, потому что эти дети сложно адаптируются к изменениям. Ханс работает только с аутистами, его труппа не инклюзивная, в ней нет здоровых детей. Я видел его труппу - это люди восемнадцати-двадцати шести лет, с которыми он занимается с детского возраста. Если бы он мне не сказал ничего про аутизм, я бы видел хорошо подобранную труппу третьего или второго курса театрального института.
Макс почти не разговаривал - в быту, по крайней мере. А через полгода у нас он говорил скороговорки на сцене
Так вот когда Ханс увидел, что мы здесь делаем, сказал: «Ребята, вы вообще единственные. То, что делаю я, не делает практически никто, но то, что делаете вы, точно никто не делает. Я аналогов не знаю». Так что мы влезли в зону абсолютного ноу-хау.
Дети с аутизмом раскрываются постепенно. Тот же Макс, который сначала был Молчаливый Заяц. Он почти не разговаривал - в быту, по крайней мере. А через полгода у нас он говорил скороговорки на сцене. Нам все вокруг кричали: «Два тьютора за спину, не дай Бог что-нибудь случится». У Макса мама была рядом, и наша психолог рядом была все время. Но это было настоящее, это была не игра, он пошел в живой коллектив, и работал там полноценно. В нашем втором спектакле, «Чыгунка», половина декораций его. И он вышел с говорящей ролью.
Да, Кастусь Жибуль. Мы сохранили в пьесе все его ходы. Да, помогли с развитием драматургии, но при этом четко удержали логику человека с аутизмом. И он сыграл главную роль!
- Что это за логика?
Логика у них такая: он может как бы идти в одном направлении, а потом резко, внезапно - раз! - и уйти вбок. У него может начаться паническая атака, непонятно от чего, у каждого по-своему. Один из персонажей у Кастуся - Кот-наадаварот - это его сущность.
Процесс был очень сложный, конечно, потому что из тридцати детей, которые там в итоге действовали, семеро были с аутизмом.
- Все-таки как получилось, что придя в этот проект случайно, ты решил не просто остаться в нем, но и развивать его дальше?
Сейчас объясню. Вот смотри. Появляется у нас пацан - большой такой, грузный даже. Родился нормальный, а потом перестал разговаривать. У детей с аутизмом так бывает. Пацана гнобили во всех школах. Он пришел к нам такой запуганный, но на первом буквально занятии смотрю - его прям распирает, так хочется всего. И в итоге мама мне звонит: «Слушайте, что вы с ребенком сделали? Он первый раз пришел счастливый». В итоге он получил одну из главных ролей. Я не удивлюсь, если этот парень через три года в театралку поступит. Вот такие штуки происходят на глазах.
Девочка Влада, которая пришла в 14 лет. Красивая девчонка, хочет стать актрисой, но вначале она почти не говорила. Бабушка ее понимала, а мы почти нет. За полгода она дошла до этюда. Да, она боится резких движений, не выдерживает два часа, боится крика. Но это уже совсем не те боязни, с которыми она пришла полгода назад.
Меня зацепило, когда я увидел, как эти дети развиваются. Вот почему я застрял. Как из такого выйти? У меня есть еще лет двадцать, наверное. Может, мне хватит здоровья. Мне хочется создать территорию свободного творчества, которая ни с кем не борется, в которой растут нормальные свободные личности. Пускай потом каждый из них строит свою территорию вокруг себя.
- А откуда деньги на инклюзив-театр?
Ищу, где могу. Занимаюсь в свои пятьдесят шесть фандрайзингом. Тем, что у меня королевски получалось в начале девяностых, когда мы с коллегами «замутили» в Минске Альтернативный театр. Тогда друзья-бизнесмены давали на него деньги. Сейчас кто-то из старых друзей чуть-чуть помогает. Вот Velcom профинансировал спектакль. Но это разовая помощь. Для процесса нужна пусть не очень большая, но постоянно действующая финансовая поддержка. Нам репетиционная база нужна, помещение, метров двести пятьдесят, в котором есть зал метров девяносто для занятий - со станком, зеркалом, покрытием. Складик рядом, чтобы хранить какие-то вещи, пару раздевалок, комната, где что-то может происходить. Такая мастерская нужна бы была года на два, а за это время, надо строить или искать зал. Нужно, чтобы детям было, куда приходить.
Нам нужен постоянный видеомониторинг. Потому что это готовый методический материал. Методики, которые мы у себя создаем, можно тиражировать куда угодно, в Гродно, в Гомель, в Калининград - туда, где появляются люди, готовые с этим работать.
Одна из следующих задач - это изменение общественного мнения в отношении аутизма. Когда мы говорили обществу полтора года назад слово «аутизм» - общество пугалось и отстранялось. Сейчас я вижу, что реакция уже другая. Мы прошли большой путь.
- Государство ничем не может помочь?
Нам хотелось бы помощи от государства. Но на самом деле мы понимаем, что ни у какого государства нет сил на то, чтобы полностью реализовать такой проект, как инклюзивный театр. Возьми любую страну - там будет то же самое. Однако в Европе открыт путь для частного финансирования, есть льготы для спонсоров. За такими организациями, как наша, в европейских странах деньги сами ходят. У нас все наоборот.
Чем вы можете помочь?
«Имена» собирают деньги на поддержку проекта «Театр для детей с аутизмом». Они нужны на оплату работы педагогов по актерскому мастерству и психолога, аренду помещения и продвижение проекта. Всего на год работы необходимо собрать 53 100 рублей. Пока на счету 1 719 рублей.
Сегодня в семейном инклюзив-театре занимается 63 ребенка, из них 13 детей с аутизмом. Часть затрат театра покрывают семьи, которые платят за занятия в театральной студии. Но этих денег на развитие проекта катастрофически не хватает. Ваши пожертвования позволят взять на обучение 30 детей с аутизмом. А если у театра будет собственное помещение, заниматься смогут 60 детей с аутизмом. Для проекта важен каждый рубль.
«Имена» работают на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. «Имена» - для читателей, читатели - для «Имен». Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода !
ФОТО Владислав Кобец
«У меня зловещий смех, я буду смеяться потише». «Не надо, вы испортите рисунок роли. Мы просто уберем эхо. И вообще решения тут принимаю я!» Помощник режиссера немного озабочен, и его можно понять. Адаптация спектакля для детей с аутизмом, многие из которых никогда еще не были в театре, здесь происходит впервые. Расстройство аутистического спектра (РАС), при котором люди оказываются не способны к социальному взаимодействию, неизбежно обрекает их на жизнь в четырех стенах. Кроме того, люди с аутизмом часто страдают той или иной формой сенсорной зависимости – кто-то не переносит яркого света, кто-то полной темноты, кому-то трудно воспринимать резкие звуки или движения – а значит, представление предстоит несколько изменить с учетом потребностей публики.
Опыт уже есть. Ровно год назад компания Disney и фонд «Выход» впервые адаптировали для детей с РАС мюзикл «Красавица и чудовище», а позже, в течение года, – в разных кинотеатрах страны прошли адаптированные показы фильмов «Золушка» и «Головоломка». Фонд «Выход» разработал специальную программу «Аутизм. Дружелюбная среда», которая помогает приспосабливать общественные места для людей с РАС.
Первый этап подготовки – так называемая «социальная история». Это пошаговое описание того, что человека ждет на мероприятии и как себя на нем вести. Обычные (нейротипичные) люди, даже если они впервые попали в театр, понимают, что во время спектакля нужно смотреть на сцену и соблюдать тишину. Для аутичного зрителя это совсем не очевидно, ему нужна подготовка.
Важное условие комфорта – подсказки в виде картинок. Многие из присутствующих ориентируются только по ним. Буфет, туалет, мытье рук, гардероб – для всего есть принятые схематичные изображения, которые называются «визуальным расписанием».
Следующий этап – приспособить представление для людей с гиперчувствительностью: понизить громкость звука, не гасить полностью свет и не закрывать двери, чтобы можно было выходить из зала, а потом возвращаться. Мало кто из зрителей способен высидеть весь спектакль. Для некоторых даже 15 минут – достижение.
1 / 1
Наконец, рядом со зрительным залом должна быть оборудована зона сенсорной разгрузки с мягкими креслами-мешками, на которых удобно валяться, сухим бассейном и палаткой, где можно уединиться и отдохнуть до, после и во время спектакля.
В санкт-петербургском Театре музыкальной комедии такая зона оборудована в Ореховом зале с его темно-зелеными стенами, резным потолком, массивным деревянным камином и зеркалом в пышной позолоченной раме. Благодаря разноцветным мячам и мягким матам благородный интерьер смотрится весело и несколько странно – как и Золотое фойе, украшенное перевитыми гирляндами шаров ярко-синего цвета.
Однако главное в адаптации – не красивое помещение, а сам спектакль. Свет и звук уже отрегулировали, но во время прогона актеры все равно волнуются. Им только что подробно объяснили, что такое аутизм, в чем он проявляется, как на него правильно реагировать. Они восприняли услышанное близко к сердцу и теперь не решаются на сцене кричать или делать резкие движения. Вот стражник бросает Аладдина в темницу и приковывает цепями.
«А ты разве не должен еще меня ударить?» – уточняет исполнитель роли Аладдина. «Это лишнее, – отвечает стражник, – дети испугаются». Помреж в диалог не вмешивается – видимо, он тоже решил, что лучше никого не бить, тем более что главный трюк впереди: Аладдин похищает свою принцессу, они на секунду исчезают со сцены, а потом вдруг срываются с верхнего яруса и летят над головами у публики, то опускаясь совсем низко, то взмывая под потолок на эффектно подсвеченной платформе, изображающей ковер-самолет. После консультаций с представителем фонда эпизод с ковром решают оставить без изменений, жалко отказываться от такого зрелища.
Ближе к 16.00 собираются зрители. Это и дети, и взрослые – подопечные центра творчества, обучения и социальной абилитации для людей с аутизмом «Антон тут рядом». Поведение многих посетителей может показаться странным: кто-то из маленьких кружится на месте, взмахивает руками и кричит. Один мальчик ложится на пол и ни за что не хочет вставать, как мама и бабушка ни уговаривают. Высокий парень в круглых очках подходит ко всем подряд с вопросом: «Сегодня праздник, да? Сегодня большой праздник?» Повсюду стоят волонтеры в синих майках с надписью Disney, они специально проинструктированы так, чтобы прийти на помощь во всех сложных, незапланированных ситуациях. Их, впрочем, не наблюдается. На спектакль все реагируют хорошо, не мешает даже множество людей с фото- и видеокамерами, которые стоят в проходах. Во время сцены с ковром-самолетом дети кричат «ура!» и машут из зала актерам, летающим у них над головами.
А со служебного входа тем временем начинают заносить синие бумажные пакеты с игрушками, раскрасками и безглютеновыми сладостями. Подарков множество («для всех и с запасом», как сказали организаторы из компании Disney), некоторые дети берут по два. И все-таки многие из них плачут и не хотят уходить.
После спектакля сотрудники центра «Антон тут рядом» собрали отзывы зрителей.
- Ирина Хорохорина: «Я сама в прошлом театральный критик, и всегда было много возможностей сходить с дочкой в театр, но никак не решалась, было страшновато. Так что это был первый шаг для нас и Ани. Были созданы отличные, даже можно сказать, идеальные условия для детей. Дочке очень все понравилось. Никаких проблем в театре не возникало. Проблемы начались «за бортом» – очень не хотела уходить, до крика».
- Анастасия Абдулазизова: «Темные залы в кинотеатре для ребенка всегда были проблемой, и очень здорово, что тут все было адаптировано. Хорошо, что звук был приглушен. И угощения, от которых у детей сразу же разбежались глаза! Это был первый театр для Платона, все посмотрел полностью, от начала до конца, не вставал».
- Наргиз Заманова: «Я под большим впечатлением, хотелось бы почаще попадать на такие мероприятия. Особенно сыну интересно было, когда на сцене были знакомые ему объекты, такие как попугай или мотоцикл, – он сразу концентрировал внимание. Это был праздник не только для детей, но и для родителей, я сама отдохнула, раньше никуда не решалась с ним ходить. Однажды попробовали в цирк, но сын там шумел, и зрители, конечно же, косо на нас смотрели. Зато на «Аладдине» я чувствовала себя спокойно, не ограничивала сына, не одергивала его, как всегда, – и он тоже чувствовал себя свободно и спокойно».
- Анна Ермолаева: «Мой шестилетний сын не хотел выходить из зала, хотя и мало что понимал в спектакле. Зато никто не заставлял его сидеть ровно на стуле, и он мог, когда хотел, подойти к сцене и вблизи увидеть, как там поют и танцуют. Ему никто не мешал получать удовольствие так, как ему хотелось».
- Юлия Немерад: «Моему сыну 17, и мы уже очень давно не были в театре, сложно выбрать спектакль и комфортные условия, а здесь ему все понравилось. Он был счастлив».
В рамках социального проекта театрального форума «Золотой Витязь» в Москве состоялся показ спектакля «Иные», посвященного проблемам детей, страдающих аутизмом. О деталях работы над спектаклем РП рассказала сценарист и режиссер детского профессионального театра «Бэмби» Наталья Бондарчук.
- Наталья Сергеевна, ваш спектакль «Иные» - о детях, страдающих аутизмом, и о том, как сложно приходится их родителям в непросвещенном обществе. В постановке были заняты дети, которые действительно страдают аутизмом?
Да, у меня в спектакле заняты дети, страдающие аутизмом, и я не хочу из них устраивать зоопарк. Здесь был ребенок, уникально одаренный, причем сделал на сцене все, что требовалось. Я специально не буду говорить, какого пола этот ребенок. Скажу лишь, что с мамой нашего артиста я познакомилась на одной из конференций. Мы с ней разговорились, и я предложила попробовать ее ребенку позаниматься в моем детском профессиональном театре «Бэмби». Они пришли и с ходу все сделали, причем великолепно. Потом потребовалось еще читать текст в студии звукозаписи, и ребенок с блеском справился с заданием. Сейчас его сложно отличить от обычных детей, занятых в спектакле. Конечно, я беспокоилась о том, что репетиции - это одно дело, а когда чуть-чуть усилено внимание к особым детям, они могут замыкаться. Но этого не было. Все произошло так, как я и предполагала.
- Вам легко работать с особыми детьми?
Да, мне легко работать. Но обратите внимание: бывают разные формы аутизма. Одни дети, несмотря на свою особенность, очень контактные, а другие не любят излишнего внимания. У Артема Рабинса, который играл главного героя спектакля «Иные», старший брат аутист, причем в очень тяжелой форме. Он приходил к нам в зал, но не захотел участвовать в спектакле. Несмотря на это, он очень интересный человек. Братья любят друг друга, у них налажен контакт, а это очень важно. А для меня важно, что наш актер научился у своего брата всему: двигаться, как аутисты, говорить, чуть-чуть картавя, и так далее. Я такого ребенка могла бы и не дождаться, взять на главную роль другого, но тогда все было бы неправдой.
- Помогает ли сцена раскрыться особым детям?
Да. У нас был мальчик с церебральным параличом, и, когда я его пригласила, он был изгоем в обществе. Его не брали ни в детский сад, ни в школу, ни в какие кружки. Он был умнейшим ребенком и очень талантливым, но вот таким своеобразным. Я ему дала роль главного разбойника в «Снежной королеве». Он был смешной, как каракатица, за счет своей пластики, у него была немножко нарушена речь. И зрители об этом не знали. Они видели смешного главного разбойника и аплодировали. Ребенок был абсолютно счастлив. Знаете, кем этот ребенок стал? Детским психологом, он захотел реабилитировать таких детей, как он. Еще у меня была девочка, у которой одна ручка была сухая. И мы придумали ей костюм с крылышками, она играла у нас птичку. Ее сухорукость была не видна, и она прекрасно справилась с ролью. А еще я вспомнила феноменальный случай, который случился с нами. С нашим детским театром переписывалась девочка Женечка Чайковская, которую парализовало после гриппа. Ее принесли на руках на детский спектакль в Симферополе, потому что она была не ходящая. Она посмотрела наш спектакль и вдруг встала и пошла! Театр исцеляет, но только нужна вера, это очень важно.
- Как, на ваш взгляд, зал принял спектакль «Иные»?
Вы знаете, я когда вышла на сцену, подумала, что на спектакль никто не пришел. Такая стояла тишина. Но пришло полно народу, было очень много детей. В такой естественной, невероятной тишине в зале очень удобно играть артистам. Потому что такой спектакль не сыграешь в шумном зале.
В спектакле «Иные» приняли участие многие известные люди, в том числе и Елена Проклова. Легко ли она согласилась принять участие в постановке с такой важной социальной темой?
Когда я предложила Лене Прокловой играть главную роль, я просто объяснила буквально две-три строчки из сценария, и она сказала: «Наташ, у меня побежали мурашки». Сегодня на прогоне она впервые смотрела спектакль со стороны, ее роль играла другая актриса из нашего детского театра. Лена вся обревелась и пришла на показ еще более настроенная на свою роль. Но ее готовность феноменальная. Вообще я Леной восхищаюсь, у меня такое сейчас к ней нежное чувство! Она настоящий профессионал и, как оказалось, великолепный педагог. Лена делала очень важные замечания нашим маленьким артистам и очень нам помогла.
Фото: Алексей Совертков / «Русская планета»
- При этом показ спектакля был абсолютно бесплатным для зрителей, вход по пригласительным.
Да, благодаря поддержке Министерства культуры этот спектакль был благотворительным. Я принципиально хочу, чтобы все показы «Иных» были для зрителей бесплатными, это ведь социальный проект. Следовательно, нужно подготовить общество, чтобы такие спектакли были поддержаны профсоюзами, ведь актеры работают, и, к сожалению, мы не можем просто так за тарелку супа просить их об этом. Поэтому я призываю всех, кто не равнодушен, как-то нам помочь. Нам много не надо, только бы выжить как театру и как людям, поэтому я очень надеюсь на резонанс общества.
- А вы будете гастролировать с этим спектаклем и как-то продолжать поднятую тему в других постановках?
Обязательно. Я думаю, что первая гастроль у нас будет в Рязани, мы уже договорились об этом с министром культуры и туризма Рязанской области Виталием Поповым. Самое сложное, что ждет нас при гастролях, - это перевозка очень не простых декораций. Они объемные, их делал мой замечательный друг - художник Сергей Воробьев, который работал на фильмах «Пушкин: Последняя дуэль» и «Гоголь. Ближайший». Он сделал мощные, потрясающие декорации, которые могут трансформироваться, но чтобы их перевозить, нужны средства. И транспортировку надо хорошо подготовить. Я хочу сделать показ этого спектакля 2 апреля, во Всемирный день распространения информации о проблеме аутизма. Это очень важная тема, и нужно привлекать к ней внимание.
В моих мыслях продолжить эту тему, этот спектакль. Я хочу, чтобы был второй спектакль с этими же актерами, но чтобы было продолжение сюжета. Я уже подала на рассмотрение Министерства культуры этот проект, он будет называться «Вызов». А еще, вы знаете, я мечтаю, чтобы из спектакля родился фильм. Я буду делать все возможное, умолять Министерство культуры, потому что это очень важная тема. Я бы ее поставила на самое-самое первое место.
Фото: Алексей Совертков / «Русская планета»
По одному тому, как горят ваши глаза, когда вы затрагиваете эту тему, видно, что вы вложили в нее очень много сил и души.
Я занимаюсь темой детей, страдающих аутизмом, уже 20 лет. Именно столько лет назад в Клайпеде в Литве я впервые увидела мальчика, сидящего и постоянно смотрящего в одну точку. Я спросила: что с ним? Мне сказали, что это аутизм. Тогда я впервые услышала об этом диагнозе. Оказалось, что Америка здесь нас обогнала. Они не только сделали фильм «Человек дождя», они сняли потрясающий художественный фильм «Тэмпл Грандин», целых десять фильмов мирового масштаба об аутизме. И все-таки эта тема пока совершенно не раскрыта. Человечество пока не разобралось, с чем столкнулось. Но очень важно успеть это понять. Я не стала произносить со сцены следующую информацию: уже подсчитано, что сейчас каждый 68-й человек на планете Земля - с аутическим синдромом, только с разными формами проявления. В год число аутистов увеличивается на 15–20%. Ученые подсчитали, что, возможно, через 10 лет каждый второй ребенок в Америке будет рождаться с аутическим синдромом. Тогда, простите, какие войны? Все отойдет на второй план. А на первом месте будет эволюционное изменение человечества - вот что нас ждет. Вот этой проблеме я и посвятила спектакль.
Ваш спектакль вселяет надежду, что наше общество сможет понять и принять особых детей. Их родителям очень нужна поддержка окружающих.
Я хочу сказать родителям таких детей: знайте, что вы, во-первых, не одиноки. К счастью или к сожалению, но таких родителей уже очень много. И действительно правда: отцы часто не выдерживают сложившейся ситуации, и груз забот падает на мамочек. Я сняла в Севастополе эпизодик для спектакля. Там мамочка рассказывает о своем ребенке, не скрывая, конечно, что он аутист, ее сыну уже шесть лет. Она такой светлый человек, и когда я спросила: скажите, пожалуйста, а вы как к этому относитесь? Как к каре Господней или все-таки, наоборот, как к дару? Она говорит: конечно, как к дару! Вот так к этому нужно относиться. Эти дети нас учат любви. И я хочу сказать всем: учитесь любви именно у таких детей. Тогда у нас будет гуманное человечество. Чему и посвящен, собственно говоря, этот спектакль: научиться любить, уважать все формы нейрологического развития человечества. Потому что мы не одинаковые. Никто из нас не одинаковый, и у каждого, кстати, есть черты аутизма. Все могут припомнить, что в каких-то ситуациях они вели себя так, как наши герои. Поэтому важно понять, простить и полюбить.
