Внутренний мир персонажа. «Бедная Лиза»

Существуют три рода литературы: эпос, лирика и драма.

В эпосе предмет изображения – события, развертывающиеся в пространстве и времени. Повествователь сообщает о событиях как о чем-то состоявшемся, сопровождая свой рассказ описаниями, репликами и диалогами персонажей, их внутренним монологом. Автор свободен в выборе протяженности повествования и количества персонажей. Основные эпические жанры – повесть, рассказ, новелла, роман, сказка.

Драма – это род литературы, ориентированный на постановку на сцене. Драматург не может прямо выражать свои мысли, оценки, отображать внутренний мир персонажей (ремарки зритель не слышит). Характеры персонажей раскрываются через реплики, диалоги и монологи. Особую значимость в этом роде литературы приобретает конфликт – столкновение между персонажами, между героем и средой, судьбой: конфликт должен затронуть всех героев и заставить их проявить себя. Но конфликт в драме может быть и «внутренним», а диалоги, по сути, – фикцией диалогов, как в пьесах А.П. Чехова.

В лирике предмет изображения – мысли, чувства, переживания, т. е. внутренний мир лирического героя. Р. Якобсон разделял лирику и эпос по тому, как позиционирует в этих родах литературы себя автор: «Первое лицо настоящего времени – одновременно и отправная точка, и ведущая тема лирической поэзии: в эпопее та же роль принадлежит третьему лицу прошедшего времени… Само прошедшее время в лирике предполагает сюжет воспоминания» . Мы ясно осознаем дистанцию между автором и героями в эпическом произведении: о мировоззрении автора, о его чувствах, о его отношении к персонажам и изображенным событиям мы можем только догадываться. В лирике дистанция между поэтом и лирическим героем стихотворения минимальна. В статье «Блок» Ю.Н. Тынянов ввел понятие «лирический герой»: «Блок – самая большая лирическая тема Блока… Об этом лирическом герое и говорят сейчас» .

Очень важно понимать разницу не только между автором и героем, но и между автором, т. е. создателем художественного произведения, и писателем, поэтом, т. е. реальным человеком, и уметь различать повествователя, рассказчика и автобиографического героя.

Повествователь – тот, кто сообщает обо всем происходящем. В «голосе» повествователя мы явственно слышим интонацию автора.

Рассказчик – персонаж, который рассказывает о событиях, произошедших с ним. Между рассказчиком и автором, как правило, большая дистанция. Рассказчик обладает явственно ощущаемой интонацией, манерой речи (например, Максим Максимыч в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова).

Писатель может стать прототипом автобиографического героя, вымышленного персонажа, обстоятельства жизни и взгляды которого близки его собственным.

Авторская позиция – отношение автора к героям, к вопросам, поставленным в произведении. Позиция автора выражается не только в его прямых оценках, в рассуждениях от его лица, но и косвенно (через сюжет, композицию, через близких, ощутимо привлекательных автору героев и т. п.).

Деление на эпос и лирику не совпадает с делением на поэзию и прозу. Поэзия – это речь, обладающая четким ритмом, т. е. разделенная на равные отрезки. Пауза между этими отрезками не всегда совпадает с синтаксическими паузами (на месте запятой, точки). Слово в поэтическом и прозаическом тексте ведет себя по-разному: в поэзии оно более динамично, весомо, чем в прозе (этому способствует ритм, рифма, короткая поэтическая строка). Считается, что поэзия и проза – настолько разные ипостаси литературы, что один человек не может быть в равной степени талантливым и как поэт, и как писатель.

Изначально под искусством слова понималось владение поэтическим языком, термин «литература» закрепился лишь в XVIII в. Можно сказать, что до изобретения книгопечатания, т. е. до того момента, когда книга стала доступна для многих людей, искусство слова существовало не для читателей, а для слушателей. Форма поэтической речи (ритм, рифма) ощущалась на слух более остро, чем при чтении «про себя». Кроме того, поэтическая форма придавала слову значительность, возвышала его, выводила из сферы повседневного использования. Книгопечатание изменило восприятие слова: автор начал в меньшей степени ориентироваться на звучание, более важным стало искусство украшения произведения метафорами, сравнениями, яркими образами. Со временем прозаическая форма перестала восприниматься как более низкая по сравнению с поэтической, более того, естественность, «простота» языка стали рассматриваться как явные достоинства стиля писателя.

Для эпических жанров характерна прозаическая форма, а для лирики – поэтическая. Безусловно, стихотворная форма в большей степени, чем проза, подходит для лирики, так как ритм, рифма создают определенную интонацию, а значит, придают эмоциональность речи. Слово в прозе ориентировано на описание, на изображение окружающего мира (пейзажа, интерьера, портрета), на воспроизведение различной манеры речи, поэтому эпос тяготеет к прозе.

Насколько поэт и прозаик отличаются по тому, в какой степени они настроены на внешний и внутренний мир? Безусловно, лирика предполагает сосредоточенность на собственных ощущениях, а проза – внимательный, цепкий взгляд на окружающий мир, однако и в писателе, и в поэте нас завораживает умение отразить связь внешнего и внутреннего. Пейзаж, описания интерьеров – это не антураж, придающий жизненность происходящим событиям, а то, с чем герой взаимодействует. Предметы, которыми окружает себя человек, могут рассказать нам о его вкусах, интересах, образе жизни. В то же время окружающий мир влияет на человека: гармония природы, уют, красивые предметы могут благотворно влиять на характер, а «удушающая» обстановка подавляет (вспомните ужасающие условия жизни героев Ф.М. Достоевского).

Один из признаков дара живописца в литературе – это мастерство точной, наглядной детали. Так в «Евгении Онегине» всего одна деталь позволяет найти ответ на важный вопрос: насколько сильно увлечен Татьяной главный герой? Читатель может наблюдать за Евгением, когда тот погружен в любовные грезы. Комичная деталь – журналы и домашние туфли, периодически падающие в камин, – подсказывает, до какой степени чувство захватило героя:

Как походил он на поэта,

Когда в углу сидел один,

И перед ним пылал камин,

И он мурлыкал: Benedetta

Иль Idol mio и ронял

А.С. Пушкин в «Евгении Онегине» не скупится на «случайные», не несущие, как может показаться, глубокий смысл детали в описании интерьеров:

Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор и бронза на столе,

И, чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале;

Гребенки, пилочки стальные,

Прямые ножницы, кривые

И щетки тридцати родов

В.Г. Белинский считал, что такое количество подробностей быта героев позволяет Пушкину создать законченную, широкую картину эпохи. Однако, как заметил в своем эссе «Прогулки с Пушкиным» (1966–1968) известный русский литературовед, писатель Абрам Терц (А.Д. Синявский), в «Евгении Онегине» отсутствуют описания многих важнейших сторон жизни России, как, например, явные приметы крепостного права. По мнению Терца, Пушкин не желал быть Учителем, провозвестником социальных проблем, он не ставил перед собой цель создать «энциклопедию русской жизни», а просто наслаждался красками, ароматами, звуками, каждой мелочью.

Деталь может быть ценна сама по себе, т. е. не только как способ раскрыть внутренний мир героя, создать картину эпохи, на фоне которой формировался его характер, но и как выражение чуткости, душевного расположения автора к красоте мира, к гармонии, присутствующей даже в обыденности, в мелочах быта. В «Евгении Онегине» Пушкин с иронией писал о романтической устремленности вдаль, в мир фантазий. Он перенастраивает фокус восприятия на обыденный мир, неяркий, но живой и прелестный. В пушкинском «Графе Нулине» (1825), шутливом, легкомысленном произведении, читателя завораживает не только забавный сюжет, но и простые, прозаичные описания:

Кругом мальчишки хохотали.

Меж тем печально, под окном,

Индейки с криком выступали

Вослед за мокрым петухом;

Три утки полоскались в луже;

Шла баба через грязный двор

В «Евгении Онегине» Пушкин также не скупится на такие прелестные картины. При описании сценки из деревенской жизни поэт иронично соединяет высокий стиль (лоно вод, брег) и «прозаический»:

Мальчишек радостный народ

Коньками звучно режет лед;

На красных лапках гусь тяжелый,

Задумав плыть по лону вод,

Ступает бережно на лед,

На смену романтизму пришел «приземленный» реализм. Для Л.Н. Толстого, одного из самых ярких представителей этого течения, чистота стиля неразрывно связана с ясностью в мыслях писателя, с его умением непосредственно, по-детски ярко воспринимать мир и наслаждаться самыми простыми вещами. Толстой считал, что его современники, и прежде всего представители высшего общества, потеряли «чувство жизни». В его повести «Смерть Ивана Ильича» герой умирает раньше, чем начинается его физическое угасание: он, стремясь жить как все, потерял себя, непосредственность ощущений, самобытность мыслей. Возвращение к себе, т. е. к жизни, начинается с оживления в памяти героя его детских ощущений. Толстой подбирает очень простые, ощутимые детали: «Разве для Кая был тот запах кожаного полосками мячика, который так любил Ваня! Разве Кай целовал так руку матери и разве для Кая так шуршал шелк складок платья матери?» // Вспоминал ли Иван Ильич о вареном черносливе, который ему предлагали есть нынче, он вспоминал о сыром сморщенном французском черносливе в детстве, об особенном вкусе его и обилии слюны, когда дело доходило до косточки, и рядом с этим воспоминанием вкуса возникал целый ряд воспоминаний того времени: няня, брат, игрушки. «Не надо об этом… слишком больно», – говорил себе Иван Ильич и опять переносился в настоящее. Пуговица на спинке дивана и морщины сафьяна. «Сафьян дорог, непрочен; ссора была из-за него. Но сафьян другой был, и другая ссора, когда мы разорвали портфель у отца и нас наказали, а мама принесла пирожки»» .

В конце XIX – начале XX в. появилось новое направление в искусстве, символизм, по духу близкое романтизму. Символисты стремились в акте творчества преодолеть видимость и прикоснуться к высшей сущности, сверхреальности. В картинах окружающего мира они видели намеки, подсказки, открывающие им высшие тайны. Вещь теряла самоценность, превращаясь в символ, шифр. О.Э. Мандельштам видел «слабость» этого направления в том, что символисты разучились по-настоящему видеть мир. Мандельштам считал, что вещь обладает истинной ценностью, когда она наполнена теплом души человека, когда она сопричастна его жизни. По его мнению, русская культура по своей глубинной сути связана с эллинистической, как он ее понимал: «Эллинизм – это сознательное окружение человека утварью вместо безразличных предметов, превращение этих предметов в утварь, очеловечение окружающего мира, согревание его тончайшим телеологическим теплом. Эллинизм – это всякая печка, около которой сидит человек и ценит ее тепло, как родственное его внутреннему теплу. Наконец, эллинизм – это могильная ладья египетских покойников, в которую кладется все нужное для продолжения земного странствия человека, вплоть до ароматического кувшина, зеркальца и гребня… Возьмем, к примеру, розу и солнце, голубку и девушку. Неужели ни один из этих образов сам по себе не интересен, а роза – подобие солнца, солнце – подобие розы и т. д.? Образы выпотрошены, как чучела, и набиты чужим содержанием. Вместо символического „леса соответствий“ – чучельная мастерская… Вечное подмигивание. Ни одного ясного слова, только намеки, недоговаривания. Роза кивает на девушку, девушка на розу. Никто не хочет быть самим собой» .

Другой знаменитый современник символистов И .А. Бунин «противопоставил» их устремленности за пределы видимого мира способность художника наделять поэтичностью самые простые, обыденные вещи: «…какой-то глухой полустанок, тишина, – только горячо сипит паровоз впереди, – и во всем непонятная прелесть: и в этом временном оцепененьи и молчаньи, и в паровозной сипящей выжидательности, и в том, что вокзала не видно за красной стеной товарных вагонов, стоящих на первом пути, на обтаявших рельсах, среди которых спокойно, по-домашнему ходит и поклевывает курица, осужденная мирно провести весь свой куриный век почему-то именно на этом полустанке и совсем не интересующаяся тем, куда и зачем едешь ты со всеми своими мечтами и чувствами, вечная и высокая радость которых связывается с вещами внешне столь ничтожными и обыденными…» Такое понимание красоты близко и В.В. Набокову, писателю, для которого Бунин, безусловно, являлся одним из учителей. Герой романа Набокова «Дар» поэт Годунов-Чердынцев испытывает «пронзительную жалость – к жестянке на пустыре, к затоптанной в грязь папиросной картинке из серии „национальные костюмы“, к случайному, бедному слову, которое повторяет добрый, слабый, любящий человек, получивший зря нагоняй, – ко всему сору жизни, который путем мгновенной алхимической перегонки, королевского опыта, становится чем-то драгоценным и вечным» .

Бунин разрушил многие табу русской классической литературы. Он стал изображать слишком «незначительные», даже низкие подробности жизни, откровенно писал о физической любви. Даже запах навоза он превратил в деталь, достойную поэзии:

И соловьи всю ночь поют из теплых гнезд

В дурмане голубом дымящего навоза,

В серебряной пыли туманно-ярких звезд .

В посвященном Бунину рассказе «Обида» Набоков вводит подобную смелую деталь: «Изредка у той или иной лошади поднимался напряженный корень хвоста, под ним надувалась темная луковица, выдавливая круглый золотой ком, второй, третий, и затем складки темной кожи вновь стягивались, опадал вороний хвост» .

Описывая экзотические страны, Бунин и Набоков избегали пряностей. В романе Набокова «Камера обскура» талантливый карикатурист Горн говорит о том, что, наполняя картину простыми, но небанальными деталями, писатель вдыхает в нее жизнь: «Беллетрист толкует, например, об Индии, где вот я никогда не бывал, и только от него и слышно, что о баядерках, охоте на тигров, факирах, бетеле, змеях, – все это очень напряженно, очень пряно, сплошная, одним словом, тайна востока, – но что же получается? Получается то, что никакой Индии я перед собой не вижу… Иной же беллетрист говорит всего два слова об Индии: я выставил на ночь мокрые сапоги, а утром на них уже вырос голубой лес…, – и сразу Индия для меня как живая, – остальное я уже сам, я уже сам воображу» .

Среди современных российских прозаиков особым художническим отношением к миру вещей отличается писательница

Т.Н. Толстая. Она не просто не скупится на описание мелочей: она устанавливает свои масштабы, смело уравнивая в одном предложении предметы и людей: «Мясорубка времени охотно сокрушает крупные, громоздкие, плотные предметы – шкафы, рояли, людей, – а всякая хрупкая мелочь, которая и на божий-то свет появилась, сопровождаемая насмешками и прищуром глаз, все эти фарфоровые собачки, чашечки, вазочки, колечки, рисуночки…, пупунчики и мумунчики – проходят через нее нетронутыми» . Предметы и люди в произведениях Толстой находятся в таком тесном взаимодействии, что кажется, что душевное тепло легко перетекает от человека к предметам и наоборот: «Жалуясь и удивляясь, восхищаясь и недоумевая, ровным потоком текла ее душа из телефонных дырочек, растекалась по скатерти, испарялась дымком, танцевала пылью в последнем солнечном луче» . Метаморфозы, происходящие внутри человека, отражаются в изменении восприятия героем окружающих его вещей. Например, в детстве аляповатые украшения вызывают восхищение, расцветают метафорой: «О комната!.. Караван верблюдов призрачными шагами прошествовал через твой дом и растерял в сумерках свою багдадскую поклажу! Водопад бархата, страусовые перья кружев, ливень фарфора… драгоценные столики на гнутых ножках, запертые стеклянные колонны горок, где нежные желтые бокалы обвил черный виноград…» Повзрослевшие герои другими глазами смотрят на комнату: «Что же, вот это и было тем, пленявшим? Вся эта ветошь и рухлядь, обшарпанные крашеные комодики, топорные клеенчатые картинки, колченогие жардиньерки, вытертый плюш, штопаный тюль, рыночные корявые поделки, дешевые стекляшки?»

Писатель может наполнить вещь жизнью, одушевить ее, а человека лишить лица, подчеркнув внутреннюю пустоту героя.

Мир вещей вдохновлял Н.В. Гоголя: например, от приземленного образа залежалой одежды, развешанной для проветривания на веревках, его воображение уносится к ярким образам ярмарки: «Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень занимательное зрелище, между тем как лучи солнца, охватывая местами синий или зеленый рукав, красный обшлаг или часть золотой парчи, или играя на шпажном шпице, делали его чем-то необыкновенным, похожим на тот вертеп, который развозят по хуторам кочующие пройдохи. Особливо когда толпа народа, тесно сдвинувшись, глядит на царя Ирода в золотой короне или на Антона, ведущего козу; за вертепом визжит скрыпка; цыган бренчит руками по губам своим вместо барабана, а солнце заходит, и свежий холод южной ночи незаметно прижимается сильнее к свежим плечам и грудям полных хуторянок» . В этом отрывке происходит движение от неживого, затхлого к живому, свежему, но есть в произведениях Гоголя движение обратное – его героями часто становятся люди, забывшие о душе, и это отражается на их лицах, напоминающих маски.

Бывает, что отсутствие портрета может сказать о герое больше, чем подробное изображение внешности, как в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина. Отсутствие портрета главной героини, Татьяны Лариной, говорит о многом: прелесть ее не в броской красоте, а во внутренней гармонии. Кроме того, без портрета загадочный, недосягаемый образ Татьяны остается в области мечты, будоража наше воображение. Более подробно Пушкин описывает Ольгу Ларину, Ленского, однако в портретах этих героев он использует детали, ставшие клише, т. е. общим местом, в описаниях внешности героев романтических, сентиментальных романов: голубые глаза, светлые локоны (Ольга), кудри черные до плеч (Ленский). Тем самым Пушкин подчеркивает безликость героев.

Через отсутствие индивидуальных черт Н.В. Гоголь раскрывает отсутствие души в человеке. Например, в «Шинели» он создает подробный, полный мельчайших деталей портрет Акакия Акакиевича Башмачкина: «Итак, в одном департаменте служил один чиновник, чиновник нельзя сказать чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным…» По мнению исследователя творчества Гоголя Б. Эйхенбаума (см. гл. 4), такие подробности вряд ли помогут читателю ясно представить героя, зато звуковой ряд в этом описании куда более значим: «Последнее слово поставлено так, что звуковая его форма приобретает особую эмоционально-выразительную силу и воспринимается как комический звуковой жест независимо от смысла. Оно подготовлено, с одной стороны, приемом ритмического нарастания, с другой – созвучными окончаниями нескольких слов, настраивающими слух к восприятию звуковых впечатлений (рябоват – рыжеват – подслеповат) и потому звучит грандиозно, фантастично, вне всякого отношения к смыслу… Внутреннее зрение остается незатронутым (нет ничего труднее, я думаю, как рисовать гоголевских героев) – от всей фразы в памяти скорее всего остается впечатление какого-то звукоряда, заканчивающегося раскатистым и почти логически-обессмысленным, но зато необыкновенно сильным по своей артикуляционной выразительности словом – „геморроидальным“» . Контраст глухих и звонких звуков оказывается более выразительным, чем портрет героя, и кажется, что повторение бесцветного, глухого звука «т» подчеркивает безликость героя.

Отсутствие индивидуальных черт во внешности Башмачкина указывает не только на неприметность героя в толпе, но и на пустоту внутри него, на отсутствие напряженной духовной жизни. Гоголь создал целую галерею помещиков, крестьян, чиновников разных мастей, однако на страницах его произведений трудно встретить Человека: поступки его героев часто диктуются их социальным положением (гордыня и раболепство), мечтами о получении более высокого статуса в обществе, о достатке, а не движениями их сердца.

Герои Гоголя живут, забывая о душе, и мир, населенный такими людьми, обретает черты гротеска, кажется нереальным. Гротеск – нарушение границ правдоподобия, фантастическое преувеличение, сочетание несочетаемого. Гоголь изображает мир причудливый, фантастичный, даже уродливый, где люди теряют свою душу. В повести «Нос» повседневная жизнь героя, майора Ковалева, настолько чужда духовным интересам, а его телесная сущность настолько далека от духовной, что происходит разрыв внешнего и внутреннего: часть тела, нос, обретает способность автономного существования без своего владельца.

В гротескном мире Гоголя высокое и низкое, значительное и мелкое меняются местами, поэтому «незначительная» деталь может стать главной в портрете. Гоголь редко описывает глаза героев, хотя традиционно именно глаза являются смысловым центром портрета: через них как бы говорит душа героя. Например, в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтов специально останавливается на описании выражения глаз Печорина: «Во– первых, они не смеялись, когда он смеялся! – Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный…» Когда Гоголь описывает портного, Петровича, он фокусируется на совершенно неживописной детали – ногте большого пальца ноги: «И прежде всего бросился в глаза большой палец, очень известный Акакию Акакиевичу, с каким-то изуродованным ногтем, толстым и крепким, как у черепахи череп» . Хотя фокус восприятия мира настроен на мельчайшие детали, портрет героя ускользает от нас, зато в нашем воображении возникает экзотический образ черепахи (повторение звуков «ч» и «п» помогает сосредоточиться на этом образе). Другим примером лжепортрета в «Шинели» является изображение генерала на крышке табакерки, проткнутое пальцем и заклеенное бумажкой. Этот портрет появляется несколько раз, и таким образом какой-то неизвестный, не имеющий лица генерал обретает вес на страницах произведения: в гротескном гоголевском Петербурге чин важнее души, лица.

Портреты героев Гоголя часто напоминают изображения кукол, а в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» лица героев вообще сравниваются с редькой и как самая заметная часть лица выделяется нос, напоминающий сливу. Разница между героями оказывается иллюзией: «Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх» . В «Мертвых душах» «зеркалом души» становится мертвое тело: только глядя на бездушное тело прокурора, герои осознали, что у него была душа.

Портреты в произведениях Гоголя напоминают маски: они создают условный образ. Часто более красноречиво говорят о его героях их вещи, детали быта. В «Мертвых душах» аккуратно расставленные на подоконниках горки выбитой из трубки золы говорят о бесполезности, бессодержательности жизни Манилова. Часы Коробочки, издающие шипение, а потом такой звук, как будто бьют по разбитому горшку, подчеркивают ее тупость. Шарманка Ноздрева с перепутанными мелодиями, с дудкой, после завершения музыки продолжающей издавать звуки, подобна его вздорному, непредсказуемому характеру («много шума из ничего»),

В произведениях Гоголя не найти детального изображения чувств, мыслей человека. Многообразие созданного писателем предметного мира, тактильных, вкусовых, обонятельных ощущений оттеняет обезличенность, пустоту внутри его героев. Но не только мир, созданный Гоголем, находится в дисгармонии. Трагический конфликт разворачивался в душе самого писателя: в нем боролись верующий человек, ужасающийся при взгляде на мир, населенный мертвыми душами, и жизнелюбец, гурман, который наслаждался простыми, земными радостями, красками, ароматами и звуками.

Столь же острый конфликт между художником и философом происходил в душе Л.Н. Толстого. Об отношении к этому конфликту большинства почитателей творчества Толстого писал В.В. Набоков в своих «Лекциях по русской литературе»: «Так и хочется порой выбить из-под обутых в лапти ног мнимую подставку и запереть в каменном доме на необитаемом острове с бутылью чернил и стопкой бумаги, подальше от всяких этических и педагогических „вопросов“, на которые он отвлекался, вместо того чтобы любоваться завитками темных волос на шее Анны Карениной. Но это невозможно; Толстой един, и борьба между художником, который упивался красотой черной земли, белого тела, голубого снега, зеленых полей, пурпурных облаков, и моралистом, утверждавшим, что художественный вымысел греховен… шла в одном и том же человеке» . Детали портрета, на которых фокусируется писатель, как правило, раскрывают характер героя, его вкусы, социальную принадлежность, но завитки на шее Анны Карениной не столько раскрывают что-то в ее характере, сколько передают мироощущение Толстого, его восхищение красотой мира, женщины. По мнению Набокова, конфликт художника и философа, по большому счету, был продуктивен: духовная зоркость (стремление к истине, глубокий анализ своего внутреннего мира) и очень чувственный, острый взгляд на мир в конечном счете в произведениях Толстого органично соединялись. Толстой так ясно представляет не только, что думают его герои, но и как они выглядят, что на протяжении развития действия его огромных по объему романов появление любого персонажа сопровождается изображением его индивидуальной манеры поведения, определенных особенностей внешности. В то же время Толстой показывает, как под влиянием внутреннего состояния изменяется облик человека. Пьер в плену осознает, что не нужда, а излишество делает человека несчастным, и его готовность избавиться от всего лишнего в своей жизни, сделать ее духовно более естественной, здоровой подчеркивается изменениями в его внешности: он теряет лишний вес, становится физически крепче. Толстой сравнивает внешность Марьи Болконской с расписным, резным фонарем, чья красота видна, когда он освещается изнутри: свет ее души проникает прежде всего через глаза, поэтому у некрасивой Марьи они прекрасны. Толстой отмечает хорошее выражение ее глаз, когда она не думает о себе. Ее лучистые глаза потухают, когда она чувствует себя оскорбленной, как, например, во время сватовства Анатоля. Любовь к Николаю Ростову наполняет ее глаза светом, она становится привлекательной, и он влюбляется в ее лучистые глаза. Об изменении мировоззрения князя Андрея Болконского говорит его взгляд. Так после Аустерлица и смерти жены его взгляд «потухший, мертвый» . Любовь к Наташе преображает князя Андрея: «с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом» сообщает он о своих чувствах Пьеру. После измены Наташи Болконский озлобляется и внешне становится похожим на своего не умеющего прощать отца. Перед смертью, когда начинается его «пробуждение от жизни» , вид у Болконского ребяческий (уподобляя умирающего человека ребенку, Толстой иллюстрирует свою мысль о том, что смерть – не конец, а, возможно, начало новой жизни).

Детали интерьера в произведениях Толстого создают очень естественный, реалистичный фон, при этом часто такие детали несут глубокий смысл. Так лесенка, с которой упал главный герой повести «Смерть Ивана Ильича», является важным символом. Цель жизни Ивана Ильича – движение вверх по карьерной лестнице, но по иной, духовной лестнице он движется вниз (вспомните описанный в Библии, в видениях Иакова, образ лестницы, по которой восходят ввысь ангелы, «Лествицу» Иоанна Лествичника – этот символ часто встречается в русской иконографии).

Погружаясь во внутренний мир человека, Толстой также максимально детализирует его, передавая во внутреннем монологе малейшие повороты мыслей, ощущений, чувств, прослеживая сложный путь духовных изменений во внутреннем мире своих героев. Его манеру изображать внутренний мир героев И.Г. Чернышевский назвал «диалектикой души»: «Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всего более очертания характеров; другого – влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего – связь чувств с действиями; четвертого – анализ страстей; графа Толстого всего более – сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином» .

Чернышевский выделяет три типа психологизма:

1. Анализируется одно неподвижное чувство, разлагается на составные части. Такое статическое изображение внутреннего мира напоминает «анатомическую таблицу».

Так самоанализ Печорина из «Героя нашего времени» М .Ю. Лермонтова соответствует первому способу психологического анализа: в нем нет хаотичности, они литературно обработаны. Внутренние монологи в произведениях Толстого более естественны. Описывая состояние Анны Карениной после поездки в Москву к брату в поезде, Толстой показывает охватившее ее смятение несколькими способами: через внутренний монолог, через ее чувственные ощущения, через внешнее выражение чувств, через образ натянутой струны: «»Чего же мне стыдно?» – спросила она себя с оскорбленным удивлением. Она оставила книгу и откинулась на спинку кресла, крепко сжав в обеих руках разрезной ножик. Стыдного ничего не было… Вспомнила бал, вспомнила Вронского и его влюбленное покорное лицо, вспомнила все свои отношения с ним: ничего не было стыдного. А вместе с тем на этом самом месте воспоминаний чувство стыда усиливалось, как будто какой-то внутренний голос именно тут, когда она вспомнила о Вронском, говорил ей: „Тепло, очень тепло, горячо“. „Ну что же? – сказала она себе решительно, пересаживаясь в кресле. – Что же это значит? Разве я боюсь взглянуть прямо на это? Ну что же? Неужели между мной и этим офицером-мальчиком существуют и могут существовать какие-нибудь другие отношения, кроме тех, что бывают с каждым знакомым?“ Она презрительно усмехнулась и опять взялась за книгу, но уже решительно не могла понимать того, что читала. Она провела разрезным ножом по стеклу, потом приложила его гладкую и холодную поверхность к щеке и чуть вслух не засмеялась от радости, вдруг беспричинно овладевшей ею. Она чувствовала, что нервы ее, как струны, натягиваются все туже и туже на какие-то завинчивающиеся колышки. Она чувствовала, что глаза ее раскрываются больше и больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что внутри что– то давит дыханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают ее» .

Признанным мастером в изображении внутреннего мира человека является Ф.М. Достоевский. Он смело, беспристрастно заглянул в подполье человеческой души, в подсознание. Как правило, герои Достоевского предстают перед нами в кризисные моменты их жизни, когда мелочные, бытовые вопросы отходят для них на второй план и в центре внимания оказываются главные, «проклятые», вопросы: о смысле и цели жизни, о выборе между добром и злом. Внутренняя жизнь героев становится необычайно интенсивной, маска спадает и перед нами открывается подполье их души: те чувства, заветные мысли, которые человек скрывает не только от других, но и от себя. Практически у каждого героя Достоевского есть заветная идея, и в такие моменты проверка или воплощение этой идеи становится смыслом их жизни. «Заветная идея» оказывается под прицелом критики других героев или получает свое развитие, обнаруживает новые оттенки смысла в изложении других персонажей, в схожих теориях. Внутренний монолог героев Достоевского превращается, по сути, в диалог: герой, размышляя, спорит с самим собой и с воображаемыми оппонентами.

Толстой и Достоевский совершенно по-разному отвечали на вопрос, что прячется в глубине души каждого человека. Достоевский считал человека существом, по сути, иррациональным. В подполье души его героев мы часто обнаруживаем стремление к саморазрушению, которое может выражаться «на поверхности» и в уродливых поступках, и в жертвенности. Толстой же считал, что любой человек, заглянув глубоко в себя, обнаружит там Бога – именно так он называл источник нравственности, мудрости, присутствующий в каждом человеке. Его герои отличаются, по большому счету, тем, насколько не замутнен в них этот источник, тем, насколько они смогли сохранить чистоту, естественность, насколько не испорчены они обществом, цивилизацией. Несмотря на такое расхождение в их понимании сути человеческой натуры, Толстого и Достоевского объединяет стремление проникнуть в самые заветные уголки человеческой души. Они запечатлевали сам процесс рождения мыслей, идей, чувств. В отличие от них, И.С. Тургенев отказывался обнажать жизнь души своих героев. Он считал, что чувство слишком иррационально, загадочно, а прямой анализ упрощает его, и поэтому «психолог должен исчезнуть в художнике, как исчезает от глаза скелет под живым и теплым телом, которому он служит прочной, но невидимой опорой» . Внутренний мир своих героев он раскрывает через внешние проявления (жесты, манеру поведения, внешний вид), через их восприятие природы, музыки, поэтому мы называем Тургенева мастером «скрытого психологизма».

В повести «Первая любовь» Тургенев сталкивает самосознание подростка (он считает себя взрослым человеком) и внешние проявления его возраста (он ведет себя как ребенок). Детская непосредственность выражается в том, как герой реагирует на новое для него чувство любви: «Я присел на стул и долго сидел как очарованный. То, что я ощущал, было так ново и так сладко… Я сидел, чуть-чуть озираясь и не шевелясь, медленно дышал и только по временам то молча смеялся, вспоминая, то внутренно холодел при мысли, что я влюблен, что вот она, вот эта любовь. Лицо Зинаиды тихо плыло передо мною во мраке – плыло и не проплывало; губы ее все так же загадочно улыбались, глаза глядели на меня немного сбоку, вопросительно, задумчиво и нежно… как в то мгновение, когда я расстался с ней. Наконец я встал, на цыпочках подошел к своей постели и осторожно, не раздеваясь, положил голову на подушку, как бы страшась резким движением потревожить то, чем я был переполнен» . Поведение более точно выражает психологическое состояние героя, чем его самооценка.

Скрытый психологизм характерен также для творческой манеры А.П. Чехова. Современники часто упрекали писателя в том, что в его произведениях невозможно найти какой-то ясной мысли, идеи, т. е. явной, понятной читателю авторской морали. Действительно, может показаться, что Чехов скользит по поверхности. Одно из проявлений такой «поверхностности» – отсутствие в его произведениях развернутых описаний, длинных внутренних монологов. Однако у Чехова ничего вроде бы не значащая фраза, случайная деталь могут сказать больше, чем многословные пассажи. Например, в рассказе «Володя большой и Володя маленький» набор звуков, который пропевает герой в ответ на реплики других персонажей, «Тара…ра…бумбия» , не значит ничего и очень много: эта песенка выражает его нежелание слушать, отвечать, вести диалог с другим человеком. «Бессмысленная деталь» в «Душечке» – запыленное, без одной ножки кресло отца, валяющееся на чердаке, – ракрывает опустошенность главной героини, Оленьки, ее ощущение, что она никому не нужна. Портрет героини нельзя назвать подробным: кроткий взгляд, розовые щеки, белая шея с родинкой и указание на то, что Оленька – барышня «очень здоровая» . Ее здоровый вид подчеркивает, что ее не раздирают противоречия, не мучают сомнения. В зависимости от внутреннего состояния Оленька полнеет или худеет: пустота внутри героини легко наполняется интересами ее близких, и когда она теряет близких людей, то с ними уходит из ее жизни смысл, она худеет, дурнеет. В сознании читателя возникает образ некой пустой полости, размеры которой зависят от наполнения извне (взглядами на жизнь, интересами других). Чехова часто сравнивали с импрессионистами, но его можно сблизить и с Амедео Модильяни: несколько точных линий, штрихов – и перед нами возникают удивительно живые, пронзительные образы.

В XX в. такие способы психологического анализа, как развернутые внутренние монологи, детальный психологический портрет, можно встретить прежде всего в произведениях российских писателей, продолжающих традиции классического реализма (М.А. Шолохов, А.И. Солженицын, В.Г. Распутин). Художники XX в. часто создают внутренние монологи, представляющие собой непричесанный поток мыслей, чувств, подсознательных импульсов героя, «поток сознания». В русской литературе к такому откровенному обнажению внутреннего мира XIX в. вплотную подошел Л.Н. Толстой в «Анне Карениной», когда изобразил смятение героини перед смертью: «Если он, не любя меня, из долга будет добр, нежен ко мне, а того не будет, чего я хочу, – да это хуже в тысячу раз даже, чем злоба! Это – ад! А это-то и есть. Он уж давно не любит меня. А где кончается любовь, там начинается ненависть. Этих улиц я совсем не знаю. Горы какие-то, и все дома, дома… И в домах все люди, люди… Сколько их, конца нет, и все ненавидят друг друга. Ну, пусть я придумаю себе то, чего я хочу, чтобы быть счастливой. Ну? Я получаю развод, Алексей Александрович отдает мне Сережу, и я выхожу замуж за Вронского» . Признанными мастерами «потока сознания» являются М. Пруст, А. Белый, Дж. Джойс.

В XX в. также развиваются и появляются новые формы скрытого психологизма. Например, состояние героя раскрывается через изменение его восприятия времени: писатель может «сжимать» время или замедлять повествование. Например, мастерски передавал внутреннее ощущение скорости, темпа жизни И.А. Бунин. В его романе «Жизнь Арсеньева» насыщенная эмоциями и событиями жизнь выражается в увеличении скорости, общего темпа. Арсеньев отмечает: «Удивительная была быстрота и безвольность… с которой я отдался всему тому, что так случайно свалилось на меня» . Влюбленность – это иной ход времени, по сравнению с привычным: «…Я ушел из редакции только в три часа, совершенно изумленный, как быстро все это произошло: я тогда еще не знал, что эта быстрота, исчезновение времени есть первый признак начала так называемой влюбленности» . Один день может равняться десяти годам, как в рассказе «Солнечный удар»: «И вчерашний день и нынешнее утро вспоминались так, точно они были десять лет назад» . Альтернативой такому увеличению скорости жизни могут быть спокойные, размеренные будни, время, отсчитываемое будильником: «Тишина, в тишине мерный бег в спальне хозяйки будильника» . В такие моменты время превращается в «вечность»: «Без конца шли эти дни среди классной скуки в гимназии… и в тишине двух теплых мещанских комнаток, спокойствие которых усугублял не только дремотный стук будильника… но даже мелкий треск коклюшек… – шли медленно, однообразно» .

Литература демонстрирует широкие возможности освоения и внешнего, и внутреннего мира человека. Различные эпохи в истории культуры отличаются трактовкой сути отношений этих миров. Так романтики ищут в окружающей их действительности картины, созвучные их внутреннему миру, сложному и яркому, поэтому их часто привлекает экзотика, стихия. Для символистов внешний мир полон намеков, ключей, раскрывающих Высшие тайны. Писатели-реалисты показывают, как образ жизни влияет на человека, поэтому в их творчестве оживает мир быта, простых вещей.

Анализируя творчество писателей, поэтов, их условно можно разделить на тех, чье восприятие более отзывчиво к миру психических явлений, и тех, кто в большей степени чуток к образам внешнего мира, кто передает богатую палитру чувственных ощущений: зрительных, вкусовых, обонятельных, тактильных. Но при этом важно понимать, что настоящий писатель, как бы ни был настроен фокус его восприятия мира, показывает внешний и внутренний миры в их тонком взаимовлиянии. Поэтому невозможно анализировать произведение, разбирать сущность характеров героев, рассматривая мир зрительных образов и внутренний мир героев изолированно. Необходимо понимать, что мировоззрение героев и автора выражается не только во внутренних монологах, прямых оценках, в ремарках, в лирических отступлениях, но и в деталях интерьера, пейзажа, в описании облика героев, их костюма, манеры поведения.

Вопросы

1. Какой род литературы подходит больше для изображения внутреннего мира автора, а какой для передачи мыслей, чувств героя?

2. Почему для лирики характерна поэтическая форма?

3. Какие объективные причины ограничивают возможности драматурга?

4. Какие типы психологизма выделяет Н.Г. Чернышевский?

5. Какова роль детали в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»?

6. Почему портреты Н.В. Гоголя можно назвать лжепортретами?

7. Приведите собственные примеры того, как изменяется внешность героев Л.Н. Толстого под влиянием их внутреннего состояния.

8. Какие приемы скрытого психологизма используют И.С. Тургенев и А.П. Чехов?

Бунин И.А. Солнечный удар // И.А. Бунин. Митина любовь: повести и рассказы» М„2000. С. 222.

Бунин И.А. Жизнь Арсеньева // И.А. Бунин. Собрание сочинений: в 5 кн. Кк 5. СПб., 1994. С. 196.

1. Как называют форму иносказания, характерную для басен, притчей? (Аллегория )

2. Назовите термин, который используется в литературоведении для обозначения выражения, ставшего крылатым? ИЛИ: В речи героев пьесы много кратких, образных изречений, выражающих оригинальные мысли (например, в речи Пепла: «Ты – не гвоздь, я – не клещи…»). Как называются такие высказывания? ИЛИ: Многие реплики героев пьесы стали общеупотребительными (например: "Не всегда правдой душу вылечишь"). Укажите термин, которым обозначаются меткие образные выражения, содержащие законченную философскую мысль. (Афоризм )

3. Как в литературоведении называют персонажей, которые не появляются на сцене? ИЛИ: В рассказах г-жи Простаковой и Скотинина фигурируют «покойник батюшка» и дядя Вавила Фалелеич. Как называются персонажи, упоминаемые в речи героев, но не появляющиеся на сцене? (Внесценические )

4. Как в литературном произведении называется монолог, который произносит герой «про себя»? (Внутренний монолог )

5. Желая показать свою значимость, Хлестаков использует явное преувеличение: «тридцать пять тысяч одних курьеров». Как называется художественный приём, основанный на преувеличении? (Гипербола )

6. Одним из характерных приёмов классицизма является раскрытие характера героя посредством его фамилии. Как называются такие фамилии? ИЛИ: В фамилии Хлестакова, как и в фамилиях других действующих лиц пьесы, заложена определённая образная характеристика. Как называются такие фамилии? (Говорящие )

7. Укажите название приёма художественного преувеличения, при котором правдоподобие уступает место фантастике, карикатуре. (Гротеск )

8. Как называется выразительная подробность, несущая в художественном тексте важную смысловую нагрузку? ИЛИ: Укажите название подробности, придающей повествованию особую выразительность (например, слеза, выкатившаяся у Чичикова. ИЛИ: Каким термином обозначается значимая мелкая подробность, заключающая в себе важный смысл (например, батюшкин сундук из рассказа г-жи Простаковой)? (Деталь )

9. Каким термином обозначается форма речи персонажей, представляющая собой обмен репликами? ИЛИ: Текст фрагмента представляет собой чередование обращённых друг к другу высказываний героев. Как называется такая форма речевого общения? (Диалог )

10. Укажите жанр , которому относится произведение. (Эпические жанры: Роман, рассказ, повесть, сказка, басня, былина, новелла, очерк... Драматические жанры: драма, комедия, трагедия...

11. Определите жанр произведения . Фонвизин «Недоросль» – комедия. Грибоедов «Горе от ума» – комедия. Гоголь «Ревизор» – комедия. Островский «Гроза» – драма.Чехов «Вишневый сад» – комедия. Горький «На дне» – драма.

12. К какой жанровой разновидности относится роман? (Социально-философский, психологический, социально-бытовой… )

13. К какому этапу в развитии действия относится данный фрагмент? (Завязка, кульминация, развязка ). ИЛИ: Как называется момент наивысшего напряжения в развитии драматического сюжета. (Кульминация ).

14. Свободный, непринужденной характер речи персонажей подчеркнут в данном фрагменте при помощи нарушения прямого порядка слов в их фразах: «Я вам за них дам деньги»; «Ведь я мертвых никогда еще не продавала». Назовите этот прием. (Инверсия )

15. Как в литературных произведениях называется разновидность описания, позволившая автору воссоздать обстановку жилища? ИЛИ: Укажите термин, которым в литературоведении называется описание обстановки действия, внутреннего убранства помещений («… в углу, перед черной доской иконы Богородицы троеручицы, горела лампадка, сели за длинный стол на черный кожаный диван...»). (Интерьер )

16. Назовите художественный прием, заключающийся в том, что подразумеваемый смысл слова или фразы противоположен буквально высказанному («Мастерица толковать указы»). (Ирония )

17. Фрагмент начинается и заканчивается описанием пожара в Смоленске т.п. Укажите термин, которым обозначается расположение и взаимосвязь частей, эпизодов, образов в художественном произведении. ИЛИ: Каким термином обозначают организацию частей произведения, образов и их связей? (Композиция )

18. Во фрагменте изображено острое столкновение позиций героев. Как называется такое столкновение в произведении? ИЛИ: Столкновения между героями обнаруживаются с самого начала пьесы. Как называется непримиримое противоречие, лежащее в основе драматургического действия? (Конфликт )

19. Тип конфликта ? (Общественный, любовный, социальный ). ИЛИ: Конфликт, связанный с отношениями между героем и героиней, определяет сюжетное действие «Чистого понедельника» И.А. Бунина. Дайте определение этого конфликта. (Любовный )

20. В рамках какого литературного направления создавалось данное произведение? (Сентиментализм, классицизм, реализм, символизм... ). ИЛИ: Укажите название литературного направления XVIII в., традицию которого продолжает Грибоедов, наделяя некоторых героев своей реалистической пьесы «говорящими» фамилиями – характеристиками. (Классицизм ) ИЛИ: Как называется литературное направление, принципы которого отчасти сформулированы во второй части представленного фрагмента («вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, - всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь»)? (Реализм )

21. Укажите вид тропа, в основе которого перенос свойств одних предметов и явлений на другие («пламя таланта»). ИЛИ: Каким термином обозначают средство иносказательной выразительности, к которому обращается автор, описывая гигантский корабль «Атлантида»: «… этажи… зияли огненными несметными глазами»? (Метафора )

22. Как называется развернутое высказывание одного героя? (Монолог )

23. В начале эпизода даётся описание ночной станицы. Каким термином обозначается подобное описание? ИЛИ: Каким термином принято обозначать описание природы? (Пейзаж )

24. Укажите троп, представляющий собой замену имени собственного описательным оборотом. (Перифраз )

25. Как называется намеренное употребление в тексте одинаковых слов, усиливающее значимость высказывания? ИЛИ: «Да постыл он мне, постыл..», «Уж так тяжело, так тяжело». Как называется этот приём? (Повтор )

26. Назовите художественное средство, основанное на изображении внешности человека, его лица, одежды и т.д. («Пушок на ее верхней губе был в инее, янтарь щек слегка розовел, чернота райка совсем слилась с зрачком…»). ИЛИ: В начале фрагмента даётся описание внешности персонажа. Как называется это средство характеристики персонажа? (Портрет )

27. Речь героев изобилует словами и выражениями, нарушающими литературную норму («така дрянь», «обойми меня» и т.п.). Укажите этот вид речи. (Просторечие )

28. Каким термином обозначается способ отображения внутреннего состояния героев, мыслей и чувств? ИЛИ: Как называется изображение внутренних переживаний героя, проявляющихся в его поведении? («смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест»)? (Психологизм )

29. События в произведении излагаются от лица вымышленного персонажа. Как называется персонаж произведения, которому доверяется повествование о событиях и других персонажах? (Рассказчик )

30. Как называется герой, который выражает авторскую позицию? (Резонёр )

31. Первый акт пьесы М. Горького «На дне» открывает авторское пояснение: «Подвал, похожий на пещеру. Потолок – тяжелые каменные своды, закопченные, с отвалившейся штукатуркой…». Как называется авторское пояснение, предваряющее или сопровождающее ход действия в пьесе? ИЛИ: Укажите термин, которым в пьесах называют краткие авторские замечания («Дразнит его», «Со вздохом» и др.). (Ремарка )

32. Назовите термин, которым обозначается высказывание героев в пьесе. ИЛИ: Как в драматургии называется отдельно взятая фраза собеседника в сценическом диалоге? (Реплика )

33. Укажите название рода литературы, к которому принадлежит произведение? (Эпос, драма )

34. Как в литературоведении называется особый вид комического: высмеивание, разоблачение отрицательных сторон жизни, изображение их в нелепом карикатурном виде (например, изображение генералов в сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил»?) (Сатира )

35. Описывая трактир, в который приехали герои, И.А. Бунин использует образное выражение, построенное на соотнесении двух предметов, понятий или состояний, обладающих общим признаком («было парно, как в бане»). Как называется этот художественный прием? ИЛИ: Укажите приём, использованный автором в следующей фразе: «...парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит орёл над другими высоко летающими». (Сравнение )

36. Как называется часть акта (действия) драматического произведения, в которой состав действующих лиц остаётся неизменным? (Сцена )

37. Каким термином обозначают совокупность событий, повороты и перипетии действия в произведении? (Сюжет )

39. Художественное время и пространство – важнейшие характеристики авторской модели мира. Какой традиционный пространственный ориентир использует Гончаров для создания образа символически насыщенного замкнутого пространства? (Дом )

41. В приведённой сцене содержатся сведения о персонажах, месте и времени действия, описаны обстоятельства, имевшие место до его начала. Укажите этап в развитии сюжета, для которого характерны названные признаки. ИЛИ: Каким термином принято обозначать часть произведения, где изображаются обстоятельства, предваряющие основные события сюжета? (Экспозиция )

42. Каким термином обозначается заключительный компонент произведения? (Эпилог )

43. Как в литературоведении называют средство, помогающее описать героя («слабый», «тщедушный»)? ИЛИ: Как называются образные определения, являющиеся традиционным средством художественной изобразительности? (

На данном уроке мы познакомимся с повестью Н.М. Карамзина «Бедная Лиза». Мы узнаем, почему это произведение оказалось на особом месте в ряду других произведений русской литературы, а также проанализируем роль пейзажа в данной повести.

Тема: Литература XVIII века

Урок: «Бедная Лиза». Внутренний мир героев. Роль пейзажа

На прошлом уроке мы говорили о единстве всего, что написано Карамзиным, об одной мысли, которая пронизывает всё, что писал Карамзин, от начала и до конца. Эта мысль - написать историю души народа вместе с историей государства.

Всё, что написано Карамзиным, предназначалось для узкого круга читателей. Прежде всего, для тех, с кем он был лично знаком и с кем общался. Это та часть высшего света, петербургской и московской знати, которая была причастна к литературе. И ещё для некоторой части людей, число которых измерялось количеством мест в императорском театре. Собственно говоря, те полторы-две тысячи человек, которые собирались на спектаклях императорских театров и составляли всю аудиторию, к которой обращался Карамзин. Это были люди, которые друг друга могли видеть, видеть, прежде всего, в театре, на балах, собраниях высшего света, которые иногда были официальными, иногда нет. Но всегда эти собрания представляли собой тот круг общения и интересов, которые формировали будущую русскую литературу.

Всё, что написано Карамзиным, обращено к кругу людей, которых он называет друзьями. Если мы открываем «Письма русского путешественника», то читаем первую же фразу - обращение к друзьям: «Расстался я с вами, милые, расстался! Сердце мое привязано к вам всеми нежнейшими чувствами, а я беспрестанно от вас удаляюсь и буду удаляться!» Спустя 18 месяцев, возвращаясь из путешествия, Карамзин заканчивает «Письма русского путешественника» опять-таки обращением к друзьям: «Берег! Отечество! Благословляю вас! Я в России и через несколько дней буду с вами, друзья мои!..» И дальше: «А вы, любезные, скорее приготовьте мне опрятную хижинку, в которой я мог бы на свободе веселиться китайскими тенями моего воображения, грустить с моим сердцем и утешаться с друзьями». Обращение к друзьям, как сквозной мотив, постоянно присутствует в тексте, причём в тексте любого произведения Карамзина.

Рис. 2. Титульный лист «Писем русского путешественника» ()

О пейзаже

Повесть «Бедная Лиза» состоит из фрагментов, связанных рассказом о переживаниях автора, и это фрагменты двух родов. Первый из них (и с этого начинается повесть) - это описание природы. Описание природы, которое служит Карамзину исключительно как отражение внутреннего состояния автора-повествователя. Есть некоторое представление о человеке, который пишет текст. Без этого представления читать, оказывается, невозможно. Для того чтобы прочитать текст, нужно как бы встать на место того, кто это писал, нужно слиться с автором и увидеть его глазами то, что он видел, и почувствовать за него то, что он чувствовал. Это особого рода пейзаж, который у Карамзина, по-видимому, впервые в русской литературе появляется. Вот начало: «…никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели - куда глаза глядят - по лугам и рощам, по холмам и равнинам. Всякое лето нахожу новые приятные места или в старых новые красоты».

Карамзин не останавливается на деталях, он не описывает цвет, он не передаёт звук, он не рассказывает о каких-то мелких деталях, предметах… Он говорит о впечатлениях, о том, какой след оставляют видимые предметы (их цвета и звуки) в его душе. И это некоторым образом настраивает читателя и заставляет его думать и чувствовать в унисон с тем как думает и чувствует автор. И хотел этого Карамзин или нет, намеренно он это делал или случайно, это появилось. Но именно это и стало таким вещественным признаком русской прозы на несколько будущих веков.

Рис. 3. Иллюстрация к повести «Бедная Лиза». Г.Д. Епифанов (1947) ()

А «Бедная Лиза» в ряду этих произведений оказывается на особом месте. Дело в том, что дружеские собрания времён Карамзина представляли собой очень чёткую грань между мужской и женской частью общества. Мужчины, как правило, общались отдельно. Если это не бал, не детский праздник, то чаще всего в собрании, где встречались будущие или нынешние русские писатели, присутствовали исключительно мужчины. Появление женщины было пока ещё невозможным. Тем не менее, женщины составляли предмет мужских разговоров, мужских интересов, и к женщинам чаще всего обращалось то, что писали мужчины. Уже Карамзин заметил, что русский читатель на рубеже XVIII-XIX веков - это преимущественно женщины. И повесть его, посвящённая женщине, главной героиней которой стала женщина, была обращена преимущественно к читательнице, а не к читателю. К читателю-мужчине Карамзин обращался потом в своей многотомной «Истории государства Российского». К читателю-женщине он обращался в тот самый момент, когда, по-видимому, рождалась мысль о единстве истории страны и истории души. Именно женская душа представляла собой особый интерес.

Надо понимать, что в системе воспитания, в системе общения, существовавшей в ту эпоху (и раздельное обучение мальчиков и девочек, и раздельное общение мужчин и женщин) составляло очень важную часть. И в этом смысле в мужском сообществе писателей женщины были чем-то вроде идеала, которому служили, перед которым преклонялись, к которому обращали написанные ими тексты.

Рис. 4. «Бедная Лиза». О.А. Кипренский (1827) ()

«Бедная Лиза» - это воплощение того женского идеала, который видится Карамзину и кругу его друзей. При этом надо понимать, что вымышленность, какая-то искусственность, схематичность всего сюжета «Бедной Лизы» - это вполне естественная для того времени вещь.

Существует пропасть между дворянином и крестьянином, существует пропасть между барином и его холопом. Любовная история между богатым и знатным человеком по имени Эраст и бедной девушкой-крестьянкой по имени Лиза - это вполне реальная история. И в кругу знакомых, которым Карамзин адресует свою повесть, большинство должны были узнать реальных прототипов - тех людей, чью историю Карамзин рассказывает в своей повести. Все остальные, которые лично не знали об этих обстоятельствах, могли догадаться о том, что за персонажами стоят реальные люди. И Карамзин не договаривает, не даёт никаких фактических указаний, никаких намёков на тех, кто реально стоит за этими персонажами. Но все догадываются о том, что история невымышленная, история на самом деле самая обычная и традиционная: барин соблазняет крестьянку и потом бросает её, крестьянка кончает жизнь самоубийством.

Рис. 5. Иллюстрация к повести «Бедная Лиза». М.В. Добужинский (1922) ()

Эта стандартная ситуация теперь для нас, для тех, кто смотрит на эту историю с высоты двух веков, миновавших с той поры. В ней нет ничего необычного и загадочного. В сущности, эта история телевизионного сериала. Эта история, которая многократно переписывается в тетрадки, а теперь эти тетрадки перекочевали в Интернет и называются блогами и там, в сущности, рассказываются точно такие же душещипательные истории, к каким привыкли девушки со времён Карамзина. И до сих пор эти истории пользуются необыкновенной популярностью. В чём же особенность? Что держит наше внимание в этой истории сейчас, спустя два века? Очень интересно с этой точки зрения посмотреть на те отзывы и комментарии, которые в Интернете оставляют современные читательницы, только что прочитавшие повесть «Бедная Лиза». Они, оказывается, примеряют эту историю на себя. Они ставят себя на место Лизы и рассуждают о том, как они бы поступили в аналогичных обстоятельствах.

Совсем иначе представляют себя в этой истории мужчины. Никто из читателей не отождествляет себя с Эрастом и не пытается примерить на себя эту роль. Совсем другой мужской взгляд, совсем другое представление о тексте, совсем другие мысли, совсем другие чувства у мужчин.

По-видимому, тогда в 1792 году Николай Михайлович Карамзин открыл русскую литературу как литературу женскую. И это открытие до сих пор продолжает быть важным и актуальным. Продолжатели этой женской повести, а потом женского романа, которые создал Карамзин, сплошь и рядом встречаются в наши дни, и книжные прилавки пявляют широкий выбор женских повестей и романов. И не всегда их сочиняют женщины, чаще их сочиняют мужчины. Но, тем не менее, эти романы до сих пор пользуются очень большой популярностью.

Женская литература. Современные женские истории. Закономерность становления русской литературы: женщина как судья мужчине

Вслед за пейзажами второй элемент, вторая часть текстов, которые входят в повесть - это разговоры. Это разговоры, которые, как правило, дают только намёк, канву. Они совершенно не похожи на те реальные разговоры, которые ведут люди друг с другом. И сейчас, и в XVIII веке, когда была написана повесть Карамзина, люди разговаривали иначе. Те диалоги, которые воспроизводит Карамзин, они, скорее, намечают, дают какие-то намёки, короткие обозначения тех чувств, которые испытывают люди, когда произносят эти слова. Слова сами по себе неважны, важны те чувства, которые за ними стоят. Вот матушка Лизы говорит о том впечатлении, которое производит на неё Эраст:

«« Да как же нам называть тебя, добрый, ласковый барин?» - спросила старуха. - «Меня зовут Эрастом», - отвечал он. «Эрастом, - сказала тихонько Лиза, - Эрастом!» Она раз пять повторила сие имя, как будто бы стараясь затвердить его. Эраст простился с ними до свидания и пошёл. Лиза провожала его глазами, а мать сидела в задумчивости и, взяв за руку дочь свою, сказала ей: «Ах, Лиза! Как он хорош и добр! Если бы жених твой был таков!» Всё Лизино сердце затрепетало. «Матушка! Матушка! Как этому статься? Он барин, а между крестьянами…» - Лиза не договорила речи своей».

Может быть, это первый во всей истории русской литературы случай, когда оборванная речь персонажа даёт больше, чем её продолжение. То, о чём молчит Лиза, важнее того, о чём она говорит. Приём умолчания, когда непроизнесенное слово действует гораздо сильнее, воспринимается гораздо ярче, чем звучащее слово, был известен в поэзии. Собственно говоря, и у Карамзина есть стихотворение «Меланхолия», где он этим пользуется. Это подражание Делилю, которое заканчивается словами: «Там пиршество… но ты не видишь, не внимаешь и голову свою на руку опускаешь; Веселие твоё - задумавшись, молчать и на прошедшее взор нежный обращать». В стихотворении попытка передать чувства через молчание - это что-то вроде того, что делает пауза в музыке. Когда прекращается звучание голоса или музыкального инструмента, у слушателя появляется пауза, появляется время, когда он может пережить, почувствовать только что услышанное. То же самое даёт Карамзин: он прерывает монолог Лизы, и она не говорит о том, что больше всего её волнует. Её волнует та пропасть, которая между ней и возлюбленным. Её волнует то, что их брак невозможен.

Лиза жертвует собой, она отказывается от богатого жениха-крестьянина, который сделал ей предложение. И она здесь молчит о том, что важнее всего для читателя. Вот это умение дать читателю услышать, почувствовать, понять то, что невозможно передать словами, Карамзин в значительной степени открыл как возможность литературы.

Говоря о том, что «Бедной Лизой» начинается женская литература в России, нужно понимать, что женская литература вовсе не запрещена для мужчин. И когда мы говорим о том, что герои не отождествляют себя с отрицательным персонажем этой повести, мы имеем в виду совсем не то, что эта повесть вызывает у читателя-мужчины отвращение. Мы говорим о том, что читатель-мужчина отождествляет себя с другим героем. Этот герой - автор-повествователь.

Человек, который гуляя по окрестностям Москвы, наткнулся на хижину, где жила Лиза с матерью и рассказывает всю эту историю вовсе не для того, чтобы в назидание потомкам и современникам прочитать очередную мораль. Нет. Он рассказывает о своих переживаниях, о том, что его тронуло. Обратим внимание: слова «тронуть» и «чувствовать» - одни из тех, которые Карамзин употребил в русском языке впервые.

Другое дело, что он эти слова заимствовал из французского языка и иногда просто употреблял французские слова, заменив французские корни русскими, иногда не изменяя. Тем не менее, читатели (и мужчины, и женщины) остаются читателями Карамзина, потому что им важно следить за тем движением души, которое составляет смысл, которое составляет стержень, суть повествования.

Это открытие Карамзина гораздо важнее его открытий в литературе и истории. А открытие души, открытие возможности заглянуть вглубь человека, как возможность заглянуть в душу другому человеку и заглянуть в собственную душу и прочитать там что-то такое, неизвестное ранее - и есть главное открытие Карамзина. Открытие, которое определило во многом весь будущий ход русской литературы.

1. Коровина В.Я., Журавлёв В.П., Коровин В.И. Литература. 9 класс. М.: Просвещение, 2008.

2. Ладыгин М.Б., Есин А.Б., Нефёдова Н.А. Литература. 9 класс. М.: Дрофа, 2011.

3. Чертов В.Ф., Трубина Л.А., Антипова А.М. Литература. 9 класс. М.: Просвещение, 2012.

1. Какова была аудитория, к которой обращался Н.М. Карамзин? Охарактеризуйте круг его читателей.

2. Какое произведение Н.М. Карамзина преимущественно обращено к читателю-мужчине, а какое - к читателю-женщине?

3. С каким персонажем из повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» зачастую отождествляют себя читатели-мужчины?

4. Насколько способствует пониманию эмоционального состояния героев приём умолчания, используемый Н.М. Карамзиным?

5. * Прочитайте текст «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина. Расскажите о своих впечатлениях.

1. (49 слов) В романе Пушкина «Евгений Онегин» Татьяна Ларина – девушка с богатым внутренним миром. Она воспитана на качественной литературе, поэтому так же рассчитывает на судьбоносную встречу с героем «своего романа». Татьяна задумчива и молчалива, но ее душа разукрашена яркими красками, что отмечает сам Евгений, предпочитая ее ветреной и пустой Ольге.
2. (53 слова) В комедии Фонвизина «Недоросль» Простакова решает женить своего невежественного сына Митрофана на наследнице богатства Стародума – Софье. В отличие от Митрофана, девушка благоразумна и добродетельна. Характер героини ясно говорит об ее внутреннем мире, насыщенном истинными ценностями. Поэтому в финале она обретает счастье, а семейство Простаковых становится таким же бедным внешне, как и внутренне.
3. (56 слов) Свой внутренний мир можно выразить в творчестве, как и поступил Жуковский, написав элегию «Море». Очарованный лирический герой стоит на берегу и любуется стихией. Именно в ней и раскрывается душа поэта: как и все земное, море тянется к небу, так и дух истинного творца парит над суетой. Это одна из глубоких тайн самой стихии и человека.
4. (65 слов) Внутренний мир человека может быть скрыт в его переживаниях. В повести Карамзина «Бедная Лиза» главная героиня живет своими чувствами. Вместе с природой девушка расцветает, когда ощущает себя счастливой благодаря любимому Эрасту. Однако избранник покидает Лизу, чего она не может пережить, и бросается в воду. Для девушки любовь и верность святы, это и есть свидетельство богатства ее души, которого ее избранник не увидел в крестьянке.
5. (54 слова) Внешний мир человека и порывы его души могут абсолютно отличаться. Герой поэмы Лермонтова «Мцыри» живет в монастыре, а сам мечтает о свободе и возвращении на отчизну. Его душа раскрывается за три дня во время побега. Встреча с грузинкой, бескрайними просторами и битва с барсом обогатили внутренний мир юноши, как целая жизнь на воле.
6. (53 слова) Порой сущность человека проявляется в ситуациях, когда он способен выиграть что-либо из сложившихся обстоятельств. Так действует Хлестаков, главный герой комедии Гоголя «Ревизор», когда, уже свыкнувшись с ролью проверяющего, начинает брать взятки. А лень и нежелание чиновников работать полностью раскрывают внутренний мир власть имущих. Поступки говорят о людях больше, чем слова и обещания.
7. (56 слов) Верность – достоинство внутреннего мира. Вспоминая плач Ярославны из произведения «Слово о полку Игореве», мы представляем и восхищаемся характером русской девушки, которая ждет своего супруга, призывая природу помочь ему. Даже не получая известий, она верит в благосклонность судьбы и не отворачивается от трудностей и испытаний, встречающихся на ее жизненном пути. Внутренний мир героини богат и гармоничен.
8. (55 слов) Древние греки считали, что у каждого олимпийского бога есть свое предназначение и духовное содержание. К примеру, Афродита – богиня любви, а Гера – покровительница брака. Раз внутренний мир должен быть у человека, то, конечно, он есть и у богов, поэтому люди полагали, что у каждого «олимпийца» свое качество характера. Например, бог торговли Гермес хитер и ловок.
9. (52 слова) Внутренний мир может проявляться не только в реальности, но и в фантазиях и снах. Прямо как у героини Льюиса Кэролла из сказки «Алиса в стране чудес». Девочка встречается с необычными персонажами – Чеширским Котом, Гусеницей, Белым Кроликом и другими. Страна чудес и есть внутренний мир ребенка, который так важно сохранить взрослому человеку.
10. (46 слов) Свои заветные мечты воплотил эксцентричный кондитер Вилли Вонка в произведении Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика». Вонка – взрослый ребенок, поэтому его фабрика стала настоящим отражением его внутреннего потаенного мира в реальности. Вложив всю душу в создание завода, кондитер Вилли Вонка открылся людям с самой привлекательной стороны.

Примеры из жизни

1. (63 слова) Внутренний мир может выражаться не только в характере, но и в творчестве. Любуюсь на картины нидерландского художника Винсента Ван Гога, мы можем рассмотреть частицы его души, изящно нарисованные мазками. Ван Гог – самоучка, он принимал отзывы критиков слишком близко к сердцу, хотя его самовыражение встретило многочисленных поклонников. Видя его «Ботинок», мы понимаем, что живописец выразил усталость и разочарование, а не просто изобразил обувь.
2. (48 слов) Выворачивать душу наизнанку можно и музыкальным языком, как это делают многие артисты. Британская рок-группа The Beatles неслучайно влюбила миллионы людей в себя и свои песни. Большому успеху послужила не только форма, но и содержание треков. Музыканты открывали слушателям свой внутренний мир, поэтому были так тепло приняты публикой.
3. (44 слова) Уолт Дисней не только поделился своим дарованием в мультфильмах, но и воплотил свои идеи в жизнь. Дисней порадовал миллиарды детей и взрослых воплощением своих фантазий, даря миру сказочных персонажей, оживших в парке развлечений. Внутренний мир Уолта Диснея перевернул реальный мир каждого из нас.
4. (54 слова) При первом знакомстве с людьми я, например, не открываюсь им сразу. Поначалу они видят лишь внешность, а со временем, когда я начинаю делиться своими впечатлениями, историями, интересами, они замечают во мне личность. Только доверяясь близким людям, я раскрою им свои тайны и, тем самым, приглашу их посетить свой внутренний мир, словно парк аттракционов.
5. (59 слов) Не так давно я познакомилась с девочкой, которая рассказала мне, что, когда она читает стихотворение или любой другой текст, периодически она представляет, какой цвет присущ каждой букве. Букву «А» она видит только в черном цвете, а букву «И», к примеру, исключительно в красном. Немного приоткрыв дверь в ее воображение, я поняла, что у этого человека богатый внутренний мир.
6. (50 слов) Многие в детстве давали имена своим игрушкам. Что это, если не наш собственный внутренний мир? Сопоставляя отдельную группу игрушек, мы представляли их семьей, устраивали им встречи и строили их планы на жизнь. Наше воображение и есть внутренний мир, поэтому еще с самого раннего возраста любой человек интересен своей душой.
7. (65 слов) Мечты – это неотъемлемая часть внутреннего мира человека. Одна девочка рассказала мне, что хотела научиться петь и танцевать. В детстве ее сценой была комната, микрофоном – расческа, а зрителями – ее отражение в зеркале. Со временем она решила, что пора всерьез заняться любимым делом. Сейчас она занимается вокалом и танцами и радуется тому, что не оставила частичку своего мира у себя в комнате, а попробовала реализовать ее.
8. (65 слов) Мой папа говорил, что с детства представлял себе некий образ своей возлюбленной: супруга должна увлекаться тем же, чем и он сам. На историческом факультете он встретил мою маму и сразу влюбился. Папа понял, что она — та самая девушка из представленного им мира. Только ему повезло встретить ее в реальной жизни. Так что не надо бояться своего внутреннего «Я», нужно дать ему волю раскрыться.
9. (44 слова) Сны – важнейший элемент внутреннего мира человека. Помню, мне снилось, что обратная сторона Луны покрыта белым шоколадом, а рядом было глубокое озеро светло-зеленого цвета. Потом я, конечно, узнала правду, но мои выдуманные истории о конкретном местоположении остались в моем внутреннем мире ярким фантастическим полотном.
10. (59 слов) Один мальчик мне рассказывал, как обожал комиксы. Он всерьез увлекался многими персонажами: изучал историю, способности каждого из них, а в детстве искренне верил, что на чудо способны только они. Свой мир мальчик не представлял без супергероев, поэтому решил стать им в реальной жизни — помогать людям. Порой наша внутренняя сущность перерастает в призвание, нужно только дать ей право голоса.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Способы сюжетосложения в драме могут быть разными. Драматическому роду литературы, как и эпическому, доступны и прямое и косвенное воплощение конфлик­тов в изображаемых событиях; и внешнее, и внутреннее действие; концентрические, и хроникальные сюжеты. Сов­ременные литературоведы и театроведы все настойчи­вее выступают против догматических ограничений в сфере драматического сюжетосложения, на которых настаивали теоретики и прошлых эпох (требование единого конфлик­та между героями и прямого изображения их борьбы, завершающейся развязкой). «Уплотненное» в скупом сце­ническом времени действие драмы обычно бывает весьма активным и целеустремленным. Гёте в письмах к Шиллеру

справедливо отмечал, что для драмы в гораздо большей степени, чем для эпоса, характерны мотивы, безостановоч­но устремляющие действие вперед. При этом драмати­ческие произведения как бы предельно заполнены собы­тиями. Драма, по сравнению с любой другой литературной формой, умещает большее число событий в меньшем пространстве и времени.

Во многих пьесах сложные и запутанные происшествия «концентрируются» на малых промежутках сюжетного времени. Насыщены поворотными событиями «Сид» Корнеля, «Федра» Расина, комедии Мольера, «Женитьба Фигаро» Бомарше, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор» Гоголя.

Сконцентрированность событий характерна (хотя и в меньшей степени) также для многих драм, действие которых развернуто на длительном промежутке времени. Например, у Чехова в отдельных актах его пьес (несмотря на то, что преобладает здесь действие внутреннее) проис­ходит много важного для героев. Так, в первом акте «Трех сестер» появляется Вершинин, с ним знакомится и впервые заинтересованно разговаривает Маша; объяс­няется в любви Ирине Тузенбах; делает предложение Наташе Андрей. И все это в одном помещении (гостиная в доме Прозоровых) на протяжении менее часа!

С насыщенностью событиями связаны острота и напря­женность воссоздаваемых в драме конфликтов. В романе, повести или рассказе могут преобладать эпизоды, которые выявляют состояние равновесия и умиротворенности («Дафнис и Хлоя» Лонга, «Старосветские помещики» Гоголя, «Хорь и Калиныч» Тургенева, «Детство» Толстого). В драме же на первый план неизменно выдвигаются жиз­ненные положения, связанные с какими-то антагонизмами и столкновениями.

Конфликтность в разных драматических жанрах имеет различный характер. Фарсы, а также многие комедии изобилуют недоразумениями и забавными стычками персо­нажей. В трагедиях же, собственно драмах и так называе­мых «высоких комедиях» воплощаются конфликты серьез­ные и глубокие. Драматический род литературы в целом тяготеет к остроконфликтным положениям. Еще Гегель отмечал, что «богатая коллизиями» (т. е. конфликтами. - В. X.) ситуация является преимущественным предметом драматического искусства» (43, 1, 213).

Конфликт в подавляющем большинстве случаев прони­зывает все драматическое произведение и ложится в

основу каждого его эпизода. Поэтому персонажам драмы свойственна напряженность переживаний. Дей­ствующие лица трагедий, комедий, драм почти все время находятся в состоянии взволнованности и беспокойства, ожидания и тревоги (первые сцены «Гамлета», «Фауста» и «Горя от ума», «Грозы», «Оптимистической трагедии»). Режиссер Художественного театра В. И. Немирович-Дан­ченко, работая над пьесой Чехова «Три сестры», внушал артистам, что им надо «нажить» неудошгетворенность, проникнуться беспокойством действующих лиц, прочув­ствовать их нервозность и взвинченность. Драматическая напряженность присуща также многим комедиям. Так, в «Хвастливом воине» Плавта почтой все персонажи озабо­чены спасением из плена юной Филокомасии; в «Ревизоре» Гоголя уездные чиновники встревожены приездом ревизо­ра. Напряженность действия комедий часто питается мелкими, недостойными человека желаниями и стремле­ниями. Но она, в подавляющем большинстве случаев, присутствует и в этом жанре.

Отсюда - своеобразие психологического изображения. Чувства и намерения, недостаточно оформившиеся, нахо­дящиеся в переплетении с другими, как правило, не становятся предметом драматического изображения. В драме трудно представить себе что-либо подобное эпизоду из «Войны и мира», когда Петя Ростов накануне рокового для него сражения дремлет около ночного костра, грезит и слушает звучащую в нем самом музыку. Сложные, не обла­дающие определенностью переживания доступны в полной мере только эпической форме - внутреннему монологу с сопровождающими его авторскими характеристиками.

Психологическая сфера драмы - это сильные, всецело завладевшие человеком чувства, осознанные намерения, сформировавшиеся мысли. По словам Шиллера, театр и драма возникли из потребности человека «ощущать себя в состоянии страсти» (107, 15). Для драматурга и актера, по мысли Станиславского, важен прежде всего волевой стержень эмоций. Так, Чехов, тщательно прослеживавший смену настроений своих героев, выявлял их постоян­ную встревоженность, по-своему активную неудовлетворен­ность жизнью. Даже Метерлинк, которого интересовали иррациональные, мистические переживания человека, в таких пьесах, как «Смерть Тентажиля», придавал подоб­ным чувствам определенность и силу.

Напряженность переживаний, способность безоглядно предаваться страстям, резкость оценок, внезапность реше-

ний характерны для действующих лиц драмы значительно более, чем для персонажей эпических произведений. Знаменитый французский трагик Тальма отмечал, что дра­матург «соединяет в тесном пространстве, в промежутке каких-либо двух часов все движения... которые даже и страстное существо может часто только пережить в долгий период жизни» (56, 33).

Не удивительно поэтому, что в пьесах преобладают персонажи с немногими, резко выраженными чертами. «...Драматические герои большей частью проще внутри себя, - замечал Гегель, - чем эпические образы» (43, 1, 247). Хотя драме и доступна нюансировка впечатлений, умонастроений и переживаний героев (напомним пьесы Ибсена и Чехова), в этой области она заметно уступает эпическим жанрам, прежде всего социально-психологичес­кому роману.

КОМПОЗИЦИЯ СЮЖЕТА

Предназначенные для сценического исполнения, драмы членятся на акты (действия), отделяемые один от дру­гого прямым или косвенным указанием на перерыв в театральном представлении (антракт). Делению пьес на акты положила начало древнеримская драматургия (Плавт, Теренций). Пятиактная форма, возникшая в античной литературе, надолго укоренилась в европейской драме нового времени. В литературе последних столетий нередки также четырехактные и трехактные драматические произ­ведения.

Однако подобное членение текста пьес не стало уни­версальным. Его не было в средневековой европейской драматургии и в творчестве Шекспира, пьесы которого лишь впоследствии были разбиты на акты в соответствии с нормами классицизма. Отсутствует членение на акты также в ряде драм XIX-XX вв. (первая часть «Фауста» Гёте, «Борис Годунов» Пушкина, пьесы Брехта, много­численные одноактные драмы небольшого объема).

В пределах актов выделяются явления (нем. Auftritt), иногда неточно называемые «сценами» (лат. scena). Это часть текста драматического произведения, на протяжении которой состав действующих на сцене лиц остается неизменным. Текстуальное выделение явле­ний есть уже в римских комедиях. Оно становится нор­мой у классицистов и держится до XIX в. включительно. В средневековой же драматургии, в творчестве Шекспира,

у писателей предромантизма и романтизма (Гёте, Клейст) явления не отмечаются.

В драматургии рубежа XIX-XX вв., где резко услож­нились формы действия и усилилась динамика пережи­ваний персонажей, явления перестали фиксироваться и, по существу, исчезли. Реплики персонажей в пределах акта составили теперь как бы сплошной поток (пьесы Ибсена, Гауптмана, Метерлинка, Шоу). Знаменательно на­личие явлений в ранних драмах Чехова и отсутствие их в «Чайке» и последующих пьесах. Не обозначены яв­ления также у Блока, Горького, большинства драматур­гов последних десятилетий.

Акты и явления, как правило, фиксируются в драма­тических произведениях с резко выраженным, исполнен­ным динамики, единым внешним конфликтом. Текстуаль­ное обозначение актов и явлений придает пьесам внешнюю композиционную завершенность: стадиям действия сооб­щается большая отчетливость.

Но особенно существен иной аспект композиции дра­матических произведений: их членение на сценичес­кие эпизоды, нередко называемые картинами или сценами (см. гл. X, с. 221).

Для малой драматической формы характерны пьесы, состоящие всего лишь из одного сценического эпизода. Таковы «Медведь», «Свадьба», «Юбилей» Чехова. Произ­ведения же большой драматической формы, занимающие театральное представление целиком, состоят из несколь­ких эпизодов: время действия здесь так или иначе пре­рывается, часто при этом меняется и его место.

В преобладающих формах европейского (в том числе русского) театрально-драматического искусства действие сосредоточивается в немногочисленных и достаточно круп­ных эпизодах. Этот художественный принцип восходит к античным трагедиям.

Во времена классицизма членение драмы на сцени­ческие эпизоды совпадало с членением их на действия (акты). Это свойственно и более поздним драматичес­ким произведениям (большая часть пьес А. Островского, Чехова, Горького). Вместе с тем действия (акты) драмы нередко состоят из двух, трех или более эпизодов.

Сосредоточение действия в сравнительно немногих и пространных сценических эпизодах, с одной стороны, ско­вывает писателя: лишает его той свободы организации сюжета, которая присуща эпическим произведениям. Но с другой стороны, такое построение делает драматическое

действие более детализированным. В развернутых эпизо­дах полнее выявляются мысли и чувства персонажей. При этом концентрация действия в пространстве и времени создает иллюзию реальности изображаемого, важную для театрального зрителя.

Для классической восточной и средневековой европей­ской драмы (традиции последней сохранились в народных театральных представлениях), напротив, характерно дроб­ление действия на многочисленные и короткие фрагменты. Так, в спектаклях китайского народного театра место и время действия меняются очень часто. При таком дроб­лении изображаемого драматическая форма приближается к эпической. Драматург уподобляется повествователю. Он как бы говорит читателям и зрителям: а теперь перене­семся туда-то, сопоставим эти два факта, пропустим ка­кой-то промежуток времени и т. п. Поэтому драму, где действие дробится на фрагменты, нередко называют эпи­ческой. Этим выражением («эпическая драматургия», «эпический театр») пользовался Брехт. Термин «эпическая драма» не является достаточно строгим. Подобно «обыч­ным» драматическим произведениям, пьесы, называемые эпическими, складываются из сценических эпизодов, заня­тых речевыми действиями персонажей. Они являются как бы повествовательными, как бы эпическими.

Эпическое построение дает драме очень многое. Во-первых, с его помощью жизнь в пространстве и времени охватывается более свободно. Во-вторых, современная эпическая драма широко опирается на собственно-компо­зиционные эффекты. Благодаря дроблению сценических эпизодов она оказывается в высшей степени «монтажной». При этом частые переносы действия в пространстве и времени разрушают иллюзию достоверности изображаемо­го и напоминают читателям, в особенности зрителям, что они имеют дело не с реальностью, но с плодами вымысла и игрой.

Драма XX в. - в том числе советская - опирается как на привычные в Западной Европе и России способы орга­низации сценических эпизодов, так и на опыт эпической драмы.

ОСОБЕННОСТИ РЕЧИ

Драматурги используют такие формы речи, которые позволяют актерам-персонажам обращаться сразу и к партнерам по сцене и к зрителю: драматическая речь

одновременно осуществляет живой речевой контакт ге­роев друг с другом и общение актеров со зрительным залом. Высказывания обладают здесь особой эмоциональ­но-убеждающей силой, что сближает их с ораторскими выступлениями и лирическими произведениями. Главным речевым «носителем» драматического действия является диалог: персонажи общаются (и в частности, конфлик­туют) друг с другом, обмениваясь репликами. Диалог с максимальной активностью выявляет положения данного момента в их неповторимости, «материализует» ход собы­тий и динамику взаимоотношений героев.

Будучи адресована к публике, драматическая речь вы­ступает как монологическая, точнее - в качестве обра­щенного монолога, ибо контакт актеров-персонажей со зрителями является односторонним: последние не в со­стоянии влиять на течение речи, запрограммированное драматургом. Монологические начала драматической речи проявляются двояко: во-первых, в качестве подспудного компонента диалогических реплик, которые косвенно, не целеустремленно адресованы зрителям; во-вторых, в виде собственно монологов - пространных высказываний, выхо­дящих за рамки взаимного общения персонажей и прямо обращенных к публике. Ярко выраженная диалогичность в драматических произведениях, говоря иначе, неизменно сосуществует с монологичностью как скрытой, внутренней, так и явной, внешней.

Монолог в драме - уникальное и неоценимо важное художественное средство. Он выявляет смысл изображен­ного, усиливает драматизм действия и его впрямую выра­жает. О монологе как раскрытии внутреннего мира героев драмы неоднократно говорили классицисты и просветите­ли. По словам Д. Дидро, «монолог является моментом передышки для действия и волнений для персонажа»; монологи «производят очень сильный эффект» потому, что «посвящают в тайные замыслы героев» (53, 409-410, 381).

К тому же монологические начала драмы участвуют в создании эмоциональной атмосферы, общей для автора, персонажа, актера и воспринимающей публики. Это важ­нейшее средство единения сцены и зрительного зала, «ма­териализация» чувств, вызываемых у публики произведе­нием. Таковы выступления хора в трагедиях и комедиях древности, тирады резонеров в драматургии классицизма, а также высказывания героев реалистических пьес, как бы ждущих сострадательного отклика зрителей (финаль-

ные монологи «Дяди Вани» и «Трех сестер»), песни («зонги») в современном эпическом театре.

Наряду с пространными монологами контакт со зри­тельным залом успешно осуществляют краткие, афористи­чески-меткие суждения, сентенции, пословицы, часто яв­ляющиеся своего рода редуцированными монологами. Подобные реплики имеют обобщающий характер, а потому способны в равной мере задевать за живое как прямых участников разговора, так и его свидетелей (в том числе театральных зрителей). Афористичность речи дает о себе знать и в античной драматургии (особенно в комедиях), и в народном театре средневековья, и в творчестве Шек­спира, и в трагедиях Шиллера. Неоценимо важны остро­умные реплики-обобщения, ставшие впоследствии посло­вицами, в «Горе от ума» Грибоедова; меткие народные изречения в пьесах Островского; афоризмы в драматургии Горького. «Действующие лица в хорошей пьесе должны говорить афоризмами. Эта традиция идет издавна»,- ут­верждал автор «На дне» (82, 1, 745).

Соотношения в драме между диалогической и моноло­гической речью исторически изменчивы. «Дореалисти-ческая» драматургия в большой степени монологична, в ней ярко выражены песенно-лирические и риторико-поэти-ческие начала. На протяжении же последних двух столетий монолог акцентируется значительно меньше; в реалисти­ческих пьесах он обычно нивелируется в цепи непринуж­денно-разговорных диалогов. «Для монологов «Горя от ума»,- утверждал Г. О. Винокур,- существенно прежде всего то, что подавляющее их большинство непосредственно участвует в сценическом диалоге и облечено в соответству­ющие внешние диалогические формы» (38, 278). Диало­гические приемы преобладают над монологическими в пьесах Гоголя и Островского, Чехова и Горького, в со­ветской драматургии последних десятилетий, в частности в пьесах А. Вампилова. На протяжении XIX-XX вв. драматическая речь освободилась от былой риторической «заданности», обрела большую энергию индивидуализи­рующей характеристики персонажа, каким он является в данный момент действия и в данном психическом состоянии. Однако в реалистической драматургии сохра­няют свою значимость и собственно монологи. Вспомним многочисленные раздумья вслух Катерины из «Грозы», или вдохновенные речи чеховского Пети Трофимова о прошлом и будущем России, или рассуждения горьковско-го Сатина о человеке.

Диалог и монолог в драме, как видно, дополняют друг друга и в равной мере необходимы. При этом они активно взаимодействуют, нередко составляя единый, нерасторжи­мый словесный сплав: разговорно-непринужденный диалог поэтически и риторически преображается, а исполненные лиризма и риторики монологи, напротив, окрашиваются в разговорно-диалогические тона.

ДРАМА В ЧТЕНИИ И НА СЦЕНЕ

Драма находится в точке пересечения театра как ис­кусства синтетического (в спектаклях драматического театра искусство слова соединяется с пантомимой, т. е. изображением человека посредством движений, жестов и мимики, а нередко и с другими искусствами - декора­ционной живописью, музыкой, танцем) и литературы.

Целесообразно терминологически различать понятия драмы и драматургии. Драматургия - это сюжетно-ком-позиционная основа спектаклей и фильмов. Она может иметь либо форму литературного драматического произве­дения, состоящего в основном из высказываний персона­жей, либо форму сценария (произведение, где наряду с высказываниями персонажей важны описания того, что зритель впоследствии увидит на сцене или экране). Сце­нарная форма драматургии преобладает в киноискусстве. Драматический же театр в большинстве случаев основы­вается на созданной писателем драме, которая впоследст­вии превращается режиссером-постановщиком в сценарий, а затем и в спектакль. Составляя драматургическую ос­нову спектакля, бытуя в их составе, драма имеет и собст­венно литературную значимость. Она воспринимается в чтении, выступая в качестве завершенного словесно-ху­дожественного произведения. Драма, говоря иначе, имеет в искусстве как бы две жизни.

Но так обстояло дело не всегда. Эмансипация драмы от сцены осуществлялась постепенно - на протяжении ряда столетий и завершилась сравнительно недавно: в XVIII-XIX вв. Всемирно-значимые образцы драматургии (от античности и до XVII в.) в пору их создания практи­чески не осознавались как литературные произведения: они бытовали только в составе сценического искусства. Ни Шекспир, ни Мольер не воспринимались их совре­менниками как писатели. Решающую роль в упрочении представления о драме как произведении, предназначен­ном не только для сценической постановки, но и для

чтения, сыграло «открытие» во второй половине XVIII сто­летия Шекспира как великого драматического поэта. Отныне драмы стали интенсивно читаться. Благодаря мно­гочисленным печатным изданиям в XIX-XX вв. драма­тические произведения оказались важной разновидностью художественной литературы.

В XIX в. (особенно в первой его половине) литера­турные достоинства драмы порой ставились выше сцени­ческих. Так, Гёте полагал, будто «произведения Шекспира не для телесных очей» (44, 410-411), а Грибоедов называл «ребяческим» свое желание услышать стихи «Го­ря от ума» со сцены. Получила распространение так назы­ваемая Lesedrama (драма для чтения), создаваемая с установкой прежде всего на восприятие в чтении. Таковы «Фауст» Гёте, драматические произведения Байрона, ма­ленькие трагедии Пушкина, тургеневские драмы, по поводу которых их автор замечал: «Пьесы мои, не­удовлетворительные на сцене, могут представить некото­рый интерес в чтении» (94, 542).

Принципиальных различий между Lesedrama и пьесами, которые ориентированы авторами на сценическую поста­новку, не существует. Драмы, создаваемые для чтения, часто являются потенциально сценическими. И театр (в том числе современный) упорно ищет и порой находит к ним ключи, свидетельства чему - успешные постановки тургеневского «Месяца в деревне» (прежде всего это зна­менитый дореволюционный спектакль Художественного театра) и многочисленные (хотя далеко и не всегда удач­ные) сценические прочтения пушкинских маленьких трагедий в XX в.

Давняя истина остается в силе: важнейшее, главное предназначение драмы - это сцена. «Только при сцени­ческом исполнении,- отметил А. Н. Островский,- драма­тургический вымысел автора получает вполне доконченную форму и производит именно то моральное действие, достижение которого автор поставил себе целью» (72, 63).

Полноценная драма обладает как собственно литера­турными достоинствами, так и сценичностью. Сценично то драматическое произведение, которое способно вопло­титься в богатом интонационно-жестовом рисунке актер­ских ролей и впечатляющих режиссерских мизансценах. Критерии сценичности исторически изменчивы. Они за­висят от того, что являет собой театральное искусство той или иной страны в данную эпоху, какие установились

в нем соотношения между сценической речью и пантоми­мой, насколько важна в спектакле внешняя, бытовая обстановка действия, в какой мере инициативен и само­стоятелен режиссер и т. п.

Так, напевная патетическая декламация была неотъем­лемой чертой классицистического театра, но она чужда современной сцене. Поэтому трагедии Корнеля и Расина в эпоху их создания были в высшей степени сценичными, а в XX в., когда в театре акцентируются зрелищные, пантомимические начала, они в значительной мере утра­тили это качество. Высказывания, ориентированные на де­кламационную манеру исполнения, стали вызывать недове­рие уже в прошлом столетии. Даже тексты творений Шек­спира и Мольера оказываются излишне многословными для реалистического театра. Режиссеры сокращают или даже устраняют некоторые монологи персонажей, а также вводят новые «сцены без слов». Именно в этом направле­нии К. С. Станиславский обработал трагедию Шекспира «Отелло». В подобных случаях произведение давней эпохи приводится в соответствие с новыми требованиями сце­ничности.

В наш век, когда резко возросла творческая инициа­тива режиссеров и обогатилась постановочная техника, потенциально сценическое начало нередко обнаруживается в произведениях, не принадлежащих к драматическому роду литературы. Об этом свидетельствуют многочислен­ные инсценировки эпических произведений, лучшие из которых вошли в «золотой фонд» нашего театра. Это «Мертвые души», «Анна Каренина» (1930-е годы) и «Гос­пода Головлевы» (1980-е годы) в Московском Художест­венном театре, «Жизнь Клима Самгина» в Театре имени Маяковского, «Петербургские сновидения» в Театре имени Моссовета (по «Преступлению и наказанию»), «Тихий Дон» в Ленинградском Большом драматическом театре.

Создание спектакля на основе драматического произве-ведения так или иначе сопряжено с его творческим достраиванием: актеры создают интонационно-пластические рисунки исполняемых ролей, художник оформляет сценическое пространство, режиссер разраба­тывает мизансцены. В связи с этим содержательная кон­цепция пьесы несколько меняется (одним ее сторонам уделяется большее, другим - меньшее внимание), во многом конкретизируется и обогащается: сценическая по­становка вносит в драму новые смысловые оттенки. При этом для театра первостепенно значим принцип вернос-

ти прочтения литературы. Режиссер и актеры при­званы донести поставленное произведение до зрителей с максимально возможной полнотой. Верность сценическо­го прочтения имеет место там, где актеры глубоко пости­гают литературное произведение в его основных со­держательных, жанровых, стилевых особенностях и сопрягают его в качестве людей своей эпохи и куль­туры с собственными взглядами и вкусами. Сценические постановки (как и экранизации) правомерны лишь в тех случаях, когда имеется согласие (пусть относительное) режиссера и актеров с кругом идей писателя-драматурга, когда деятели сцены бережно внимательны к смыслу по­ставленного произведения, к особенностям его жанра, чер­там его стиля и к самому тексту.

В классической эстетике XVIII-XIX вв., в частности у Гегеля и Белинского, драма (прежде всего жанр траге­дии) рассматривалась в качестве высшей формы литера­турного творчества: как «венец поэзии». Целый ряд эпох и в самом деле запечатлел себя по преимуществу в дра­матическом искусстве. Эсхил и Софокл"в период расцвета рабовладельческой демократии, Мольер, Расин и Корнель в пору классицизма не имели равных себе среди авторов эпических произведений. Знаменательно в этом отношении творчество Гёте. Для великого немецкого писателя были доступны все литературные роды, увенчал же он свою жизнь в искусстве созданием драматического произведе­ния - бессмертного «Фауста».

В прошлые века (вплоть до XVIII столетия) драма не только успешно соперничала с эпосом, но и нередко становилась ведущей формой художественного воспроиз­ведения жизни в пространстве и времени. Это объясня­ется рядом причин. Во-первых, огромную роль играло театральное искусство, доступное (в отличие от рукопис­ной и печатной книги) самым широким слоям общества. Во-вторых, свойства драматических произведений (изоб­ражение персонажей с резко выраженными чертами ха­рактера, нерасчлененное воспроизведение человеческих страстей, тяготение к патетике и гротеску) в дореалисти-ческие эпохи вполне отвечали тенденциям общелитератур­ным и общехудожественным.

И хотя в XIX-XX вв. на авансцену литературы выдви-

нулся социально-психологический роман - жанр эпичес­кого рода литературы, драматическим произведениям в искусстве принадлежит почетное место.

Глава XII ЛИРИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ПРЕДМЕТ И СОДЕРЖАНИЕ ЛИРИКИ

Главное в лирике - эмоционально окрашенные описа­ния и размышления. Воспроизведение же отношений между людьми и их поступков здесь не играет большой роли, чаще всего оно отсутствует вовсе. Лирические вы­сказывания не сопровождаются изображением каких-либо событий. Где, когда, при каких обстоятельствах высказал­ся поэт, к кому он обращался, - все это либо проясня­ется из самих его слов, либо вообще оказывается не­существенным.

И ненавижу ее и люблю. «Почему же?» - ты спросишь. Сам я не знаю, но так чувствую я - и томлюсь.

(Пер. Ф. Петровского)

Приведенное двустишие древнеримского поэта Катулла является завершенным художественным произведением. Из катулловского стихотворения читатель ничего не узна­ет о тех событиях и фактах, которые вызвали выражен­ное здесь чувство. Ему ничего не известно ни о той женщине, которой посвящено двустишие, ни о судьбе человека, который высказывается. В стихотворении прони­кновенно передано само по себе чувство человека, в душе которого слились ненависть и любовь, чувство, перед кото­рым он сам как бы останавливается в недоумении.

Главный объект художественного познания в лирике - это характер самого «носителя речи», прежде всего его внутренний мир, его умонастроение и эмоции. В отличие от романов и эпопей, повестей и новелл, трагедий и коме­дий лирика, осваивая внутренний мир человека, не изобра­жает события, действия, поступки, взаимоотношения. В этом смысле она обретает черты экспрессивных искусств.

Вместе с тем существует и принципиальное различие между лирикой, с одной стороны, и танцем, музыкой, архитектурой - с другой. В последних настроения и пере­живания воссездаются вне конкретных связей их с внеш­ним, предметным миром. Лирика же, будучи родом литера-

туры, неизменно сохраняет присущее словесному искусст­ву изобразительное начало. В лирическом произведении всегда присутствуют впечатления о каких-то фактах, раздумья о чем-то и переживание чего-то.

Чистой экспрессии звуков речи (фонем) не суще­ствует. Это доказали (способом «от противного») крайне левые футуристы, в частности Крученых, предлагавший в качестве образцов поэтических высказываний бессмыс­ленные звукосочетания. Лирическая речь (в противопо­ложность музыкальным звукам) неизменно опирается на значения слов, на познавательные и изобразительные возможности языка. В отличие от экспрессивных искусств лирика воссоздает не только сами по себе настроения (грусть и печаль, оживленность и веселье, задумчивость и созерцательность, решительность и действенность), но также мысли и чувства, вызванные предметным миром и на него направленные.

Лирически выражаемые переживания могут принад­лежать как самому поэту, так и иным, не похожим на него лицам. Умение «чужое вмиг почувствовать своим» - таково, по словам Фета, одно из свойств поэтического дарования. Лирику, в которой выражаются переживания лица, заметно отличающегося от автора, называют роле-в о и. Таковы стихотворения «Нет имени тебе, мой даль­ний...» Блока - душевное излияние девушки, живущей смутным ожиданием любви, или «Я убит подо Ржевом» Твардовского, или «Гойя» Вознесенского, где лирически претворено «видение мира», присущее великому испан­скому художнику. Бывает даже (правда, это случается редко), что субъект лирического высказывания разоблача­ется автором. Таков «нравственный человек» в стихо­творении Некрасова того же названия, причинивший окружающим множество горестей и бед, но упорно пов­торявший фразу: «Живя согласно с строгою моралью, я никому не сделал в жизни зла». Нечто подобное нетрудно увидеть в некоторых стихотворениях Г. Гейне, исполнен­ных скорбной и язвительной иронии. Приведенное ранее определение лирики Аристотелем (поэт «остается самим собою, не изменяя своего лица»), таким образом, неточно: лирический поэт вполне может изменить свое лицо и во­спроизвести переживание, принадлежащее кому-то дру­гому.

Но в большинстве случаев лирика запечатлевает умо­настроения самого автора. Стихотворения, лирический субъект которых тождествен или, по крайней мере, бли-

зок поэту, называют автопсихологическими. Лирическое творчество в основном автопсихологично-. Так, по стихотворениям Пушкина и Лермонтова, Блока и Есенина, Маяковского и Цветаевой можно составить яркое и полное представление об интеллектуальном и эмоциональном мире самих авторов.

Непосредственность и прямота «самовыражения» - одно из важнейших свойств лирики. «Он (лирический поэт), - писал Гегель, - может внутри себя самого ис­кать побуждения к творчеству и содержания, останавли­ваясь на внутренних ситуациях, состояниях, переживаниях и страстях своего сердца и духа. Здесь сам человек в его субъективной внутренней жизни становится художествен­ным произведением, тогда как эпическому поэту служат содержанием отличный от него самого герой, его подвиги и случающиеся с ним происшествия» (43, 3, 501). Подоб­ные мысли неоднократно высказывались и впоследствии. Лирик, утверждал немецкий поэт И. Бехер, это «человек, выражающий самого себя. Он сам - «герой» своей лири­ки» (31, 388).

В лирическом творчестве «объект» и «субъект» худо­жественного изображения близки друг другу и в большин­стве случаев как бы сливаются: тем и другим является внутренний мир автора. Познание жизни здесь выступает прежде всего как самопознание. В этом одна из причин особого обаяния лирики. Читатель вступает с поэтом в такой прямой и тесный душевный контакт, который невозможен при восприятии эпических или драматиче­ских произведений.

Лирическое самовыражение может быть разным. Чаще всего автор воплощает мысли и чувства, присущие ему как индивидуальности, и в его произведениях присут­ствует некое лирическое «я». Но порой поэт-лирик высту­пает как прямой выразитель взглядов, настроений и стрем­лений группы людей, иногда целого класса, всего народа и даже человечества. Здесь на смену лирическому «я» приходит лирическое «мы» («К Чаадаеву» Пушкина, «Ски­фы» Блока, «Интернационал» Потье, «Левый марш» Мая­ковского).

Самовыражение в лирике заметно отличается от выра­жения человеком своих мыслей, чувств и намерений в повседневности. Лирически воплощенные умонастроения не являются буквальной копией пережитого поэтом. Ли­рика - это ни в коей мере не стенограмма тех чувств, которые довелось испытать автору в реальной жизни.

Лирический поэт воплощает в стихах далеко не все пере­житое. В сферу его творчества попадают обычно наиболее значительные эмоции. Порой поэтические переживания резко отличаются от житейских, обыденных чувств поэта. Напомним пушкинское стихотворение «Поэт»:

Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен; Молчит его святая лира; Душа вкушает хладный сон, И меж детей ничтожных мира, Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется, Как пробудившийся орел.

Лирика не просто воспроизводит чувства поэта, но в значительной мере их активизирует, облагораживает, создает заново. Лирическое переживание поэтому обретает особую интенсивность и насыщенность. Поэт как бы «одержим» той эмоцией, которую он поэтически выра­жает.

При этом автор в процессе творчества нередко создает силой воображения те психологические ситуации, которых в реальной действительности не было вовсе. Литерату­роведы неоднократно убеждались в том, что многие лири­ческие стихотворения невозможно соотнести с конкрет­ными фактами биографии писателя. В частности, содер­жание любовных стихотворений Пушкина не всегда согла­суется с фактами его личной жизни. Знаменательна под­пись, которую сделал Блок на полях рукописи одного своего стихотворения: «Ничего такого не было». Поэт запечатлевал себя то в лирическом образе юноши-монаха, поклонника мистически таинственной Прекрасной Дамы, то в «маске» шекспировского Гамлета, то в роли завсегда­тая петербургских ресторанов.

Автопсихологические и ролевые начала лирического творчества, таким образом, нерасторжимо связаны между собой. Поэт-лирик, по выражению Е. Винокурова, един в двух лицах. Это, во-первых, человек с определенной судь­бой, жизненным опытом, умонастроениями и взглядами, во-вторых, герой собственных стихотворений (40, 31). Претворение черт личности поэта в образ лирического героя - важнейшее свойство лирики.

Нетождественность субъекта лирического высказывания

индивидуальности самого поэт& вполне закономерна. Поэтически воплощаемое переживание - это результат художественного обобщения. «Выражая самого себя, - писал И. Бехер, - лирический поэт выражает проблему своего века, причем... личность поэта должна вырасти в характер, представляющий век» (31, 386). Выражаемые в лирике чувства обладают социально-исторической харак­терностью. Печать национально-культурных традиций и общественных отношений так или иначе лежит на субъ­екте лирической речи. При этом лирическое произведение, как и любое другое, всегда содержит осмысление поэтом жизни - пусть это будет его собственный внутренний мир. Поэтому к лирике, при всем ее своеобразии, вполне при­менимы те понятия (тема, проблема, эмоциональная оцен­ка), с помощью которых уясняется содержание иных литературных произведений.

Вместе с тем содержание лирических произведений обладает особым качеством, весьма существенным для читателей. Знакомясь с новеллой, романом или драмой, мы воспринимаем изображенное с определенной психоло­гической дистанции, в известной мере отстраненно. По воле автора (а иногда и по своей собственной) мы при­нимаем или не принимаем позиции персонажей, разделя­ем или не разделяем их умонастроения, одобряем или не одобряем их поступки, иронизируем над ними или же им сочувствуем. Другое дело лирика. Полно воспри­нять лирическое произведение - это значит проникнуться умонастроениями поэта, ощутить и еще раз пережить их как нечто свое собственное, личное, задушевное. «Чув­ство, выраженное в стихотворении, - писал И. Бехер, - не обязательно должно быть тождественно нашему чув­ству, но оно всег