Главная › Воспитание › Жан кристоф роман. Ромен Роллан заканчивает роман: Жан Кристоф

Жан кристоф роман. Ромен Роллан заканчивает роман: Жан Кристоф

Ромен Роллан ЖАН-КРИСТОФ

Книги первая - пятая

Перевод с французского.

И. Лилеева. История великой души

Среди многочисленных книг, существующих в мире, есть книги особые. Их нелегко читать, они требуют абсолютного внимания, они сталкивают с важнейшими социальными и общественными проблемами, заставляют думать, решать сложные и трудные вопросы, а иногда вызывают и на своеобразный внутренний спор с автором. Подобные книги всегда щедро вознаграждают своего читателя, открывая перед ним мир высоких чувств и глубоких мыслей, раздвигая горизонты его интересов. К таким умным и требовательным книгам относится роман «Жан-Кристоф». Его автору, Ромену Роллану, было тридцать семь лет, когда он записал в дневнике: «Сегодня, 20 марта 1903 года, я окончательно начинаю писать «Жан-Кристофа».

Этой записи предшествовали трудные для Роллана годы поисков своего пути в искусстве, в литературе.

Ромен Роллан родился в 1866 году в Бургундии, в старинном городке Кламси. С ранней юности им владели две страсти - любовь к музыке и любовь к литературе.

Будучи студентом Парижской Нормальной школы (высшего педагогического заведения), Роллан решает вначале специализироваться по истории и теории музыки.

Двухлетнее пребывание в Италии, путешествие по Германии раскрывают перед ним огромные богатства, созданные творческим гением человека. Роллан защищает диссертацию по истории оперы, читает лекции по истории музыки в Нормальной школе, затем в Сорбонне.

Но его все больше и больше влечет к себе литература, как искусство, способное наиболее полно и глубоко отразить жизнь народа.

Рубеж XIX и XX веков, когда Роллан начинает свою литературную деятельность, был временем, когда буржуазная Франция все более откровенно и цинично обнажала свою сущность «республики без республиканцев». Собирала силы реакция, поднимали голову монархические круги, генерал Буланже пытался установить в стране военную диктатуру. Правительства радикалов послушно выполняли волю финансовой олигархии. Нашумевшая панамская афера раскрыла потрясающие факты политической коррупции, всеобщей продажности. Дело Дрейфуса всколыхнуло общественное мнение Франции, обнажив все усиливающееся влияние милитаристских кругов. Страну потрясали социальные битвы, беспрестанно вспыхивали стачки рабочих. Роллан пытается разобраться в этих сложных явлениях современности. Он понимал далеко не все, но он знал одно - он на стороне демократических сил. Не мог он пройти в те годы и мимо социалистических идей, которые играли все большую роль в общественной жизни страны. Роллан верил, что социалистические идеалы смогут обновить искусство. Его сближение с социализмом в то время было весьма поверхностным. Он сам называл себя «социалистом по интуиции», «социалистом чувства». Но очень знаменательна позиция молодого писателя, его стремление быть в гуще жизни времени, его демократические симпатии.

Уже тогда, в 90-е годы, Роллан смело и решительно выступает против декадентского искусства, враждебного и равнодушного к людям. «Я задыхался от пошлого запаха продажности, от бесплодного умственного разврата, бессилия и неискренности, отсутствия настоящей, глубокой человечности» .

Он был верен мудрому уроку, полученному им в юности от Льва Николаевича Толстого. В 1887 году, будучи еще студентом, Роллан обратился с письмом к великому писателю, спрашивая его о цели и назначении искусства. «Только от Вас я могу ждать ответа, ибо только Вы поставили вопросы, которые преследуют меня». Толстой в своем ответе «дорогому брату» подчеркнул, что лишь любовь к народу может помочь художнику создать настоящие произведения, что только в служении правде и народу путь подлинного искусства.

В разгар всеобщего увлечения декадентством Роллан мечтает о героическом искусстве, которое будило бы в людях лучшие чувства, обогащало их жизнь, звало на подвиг, помогало бы противостоять удушливой атмосфере Третьей республики.

Искусство должно стать «школой героизма» - провозглашает молодой писатель, но… его мало кто слышит. Имя Роллана еще не известно, его почти не печатают, и все же в 90-е годы он начинает свой творческий подвиг, утверждая высокий героический идеал. Свое художественное credo он провозглашает в 1903 году в предисловии к книге «Жизнь Бетховена»: «Вокруг нас душный, спертый воздух. Дряхлая Европа впадает в спячку в этой гнетущей, затхлой атмосфере… Мир погибает, задушенный своим трусливым и подлым эгоизмом. Мир задыхается. Распахнем же окна! Впустим вольный воздух! Пусть нас овеет дыханием героев!»

Утверждение героического начала в искусстве определяет звучание всего творчества Роллана, определяет его особое, высокое место во всей литературе XX века.

Роллан в 90-е годы еще не знал, кто должен стать носителем его героических идеалов, с какими общественными силами связан его герой. Он мечтал создать в искусстве мир великих людей, который стал бы обвинением современной буржуазной пошлости и продажности, который противостоял бы оскудению и унижению человека. Он начинает с драматургии. Он ищет своих героев в прошлом. Обращаясь к истории, он создает два цикла драм: «Трагедии веры» и «Драмы революции». Драмы революции были созданы Ролланом как народная героическая эпопея Франции из истории революции XVIII века.

Роллан искал героев среди гениальных творцов, великих нравственной силой. Так возникает его цикл «Героические жизни»: «Жизнь Бетховена» (1903), «Жизнь Микеланджело» (1906), «Жизнь Толстого» (1911).

Для творческого развития писателя особое значение имела книга «Жизнь Бетховена» - первая из его книг о великом немецком композиторе и гражданине. Бетховен - любимый герой Роллана, и на протяжении всей жизни он будет для писателя высшим примером героизма, идеалом человека, воплотившего победу духа над всеми жизненными невзгодами. Ни бедность, ни одиночество, ни глухота, ни равнодушие окружающих - ничто не могло сломить Бетховена. Преодолевая несчастья и страдания, он прославляет радость борьбы и создает в конце своей жизни «Девятую симфонию», завершающуюся торжествующей одой «К радости». Слова Бетховена: «Через страдание к радости» - стали девизом жизни и творчества Роллана. Изнеженной, болезненной литературе декаданса он смело противопоставил образ бунтаря.

«Жизнь Бетховена» - не просто музыковедческая работа, а страстное утверждение величия и героизма человека-творца.

Для Роллана в те годы героизм заключался не столько в конкретных поступках и действиях человека, сколько в его верности своим высоким и благородным принципам, в умении мужественно преодолевать страдания, в способности сохранить и не предать свой духовный мир. «Я называю героями, - писал он, - не тех, кто побеждал мыслью или силой. Я называю героем лишь того, кто был велик сердцем». Это абстрактное понимание героизма лишь как величия человеческого духа лежит в основе образа Бетховена, созданного Ролланом. «Жизнь Бетховена» принесла писателю первый литературный успех.

В многолетних поисках нового героя созревал и оформлялся замысел «Жан-Кристофа». Впервые мысль о создании книги о бунтаре и творце возникла у Роллана весной 1890 года, когда он жил в Риме. Как-то мартовским теплым вечером поднялся он на Яникульский холм полюбоваться красотой города и окрестной Кампаньи. В вечерних сумерках терялись и расплывались знакомые очертания города. Роллан отдался своим мыслям, литературным планам. Позже он вспоминал: «Я перестал ощущать окружающее, не чувствовал времени… Я увидел вдали свою землю, свои замыслы, самого себя… На этом самом месте зародился «Жан-Кристоф». Конечно, его образ был еще неясен, но в зародыше он возник еще тогда… Независимый творец, он видел и судил нынешнюю Европу глазами нового Бетховена». Роллан не раз отмечал, что если бы он не открыл для себя героев, подобных Бетховену, он не отважился бы на создание эпопеи о Жан-Кристофе. Роллан рассматривал цикл «Героические жизни» как своеобразную подготовительную работу к воплощению образа современного героя, ибо писатель ясно понимал, что только современный герой может ответить на вопросы современности, волноваться ее проблемами, жить ее надеждами. Он долго готовился к решению этой особо важной для него творческой задачи - создать современную героику. Роллан долго обдумывал и вынашивал образ Жан-Кристофа. «Я его не писал… Он складывался в глубине моих ночей и дней, хотя я еще не прикасался к чернильнице». Непосредственной же работе над романом писатель отдал около десяти лет. Он писал огромный, подобно медленно текущей реке, роман, не надеясь на признание читателей, не думая об успехе. Он создавал эту книгу, потому что не мог ее не писать, так как она вобрала в себя весь мир его идеалов, надежд и стремлений, его раздумья, открытия и разочарования, всю его ненависть и всю его любовь: книга эта стала для него «символом веры», он вложил в нее все свое понимание жизни. Роллан придавал своему роману большое общественное значение, он хотел, чтобы его книга «в период морального и социального разложения Франции пробудила дремлющий под пеплом духовный огонь».

Ромен Роллан

ЖАН-КРИСТОФ

Книги шестая - десятая

Перевод с французского.

Иллюстрации Франса Мазереля.

Книга шестая

АНТУАНЕТТА

Перевод Н. Касаткиной

МОЕЙ МАТЕРИ

Жанены принадлежали к числу тех старых французских семей, которые веками живут в одном и том же захолустном уголке и хранят чистоту рода от посторонних вторжений. Несмотря на перемены, происшедшие в обществе, таких семей во Франции больше, чем можно предположить. Они сами не сознают, какими глубокими корнями вросли в почву, от которой их может оторвать только сильная встряска. В этой их привязанности соображения рассудка не играют никакой роли, соображения выгоды - очень малую, а умиление перед исторической стариной свойственно лишь кучке просвещенных литераторов. Но всех, как самых невежественных, так и самых образованных, связывает одинаково неразрывными узами глубокое и могучее чувство, подсказывающее им, что они испокон веков - частица этой земли, живут ее жизнью, вдыхают ее воздух, слышат у своей груди биение ее сердца, как два существа, лежащие рядом на общем ложе, улавливают каждое ее содрогание, малейшие оттенки, которыми отличаются друг от друга часы суток, времена года, погожие и хмурые дни, голоса и молчание природы. При этом и местность может быть не из самых красивых, и живется там не очень легко, но к ней привязываешься тем крепче, чем проще, чем смиреннее там природа, чем ближе она к человеку и чем яснее говорит ему родным, задушевным языком.

Такой была провинция в самом сердце Франции, где обитали Жанены. Плоский болотистый край, старинный сонный городок, который со скукой глядится в мутную, застоявшуюся воду канала; а кругом - пашни, луга, ручейки, обширные леса, однообразные поля… Ни живописного вида, ни навевающего воспоминания памятника старины. Ничто здесь не привлекает. И все привязывает. В таком застое, в таком оцепенении есть скрытая сила. Впервые столкнувшись с ними, ум человеческий страдает и возмущается. Но кто из поколения в поколение жил под воздействием этой силы, тот уже не может стереть ее отпечаток: она вошла в его плоть и кровь; эта неподвижность, эта баюкающая скука, это однообразие полны для него чарующей прелести, в которой он не отдает себе отчета, которую даже отрицает, но любит и не забудет никогда.

Жанены жили здесь с незапамятных времен. Их род удалось проследить в архивах города и окрестностей вплоть до XVI века благодаря неизбежному двоюродному дедушке, который посвятил свою жизнь составлению родословной этих безвестных тружеников: крестьян, деревенских ремесленников, а позднее сельских писцов и нотариусов, в конце концов осевших в субпрефектуре округа, где Огюстен Жанен, отец нынешнего Жанена, преуспел в качестве банковского дельца; это был человек ловкий, по-крестьянски упорный и с хитрецой, в общем честный, но без чрезмерной щепетильности, неутомимый работник и прожигатель жизни; своим лукавым добродушием, прямотой и богатством он умудрился внушить к себе почтение и страх на десять лье в окружности. Приземистый, коренастый, кряжистый, с мясистым, красным, в оспинах лицом и быстрыми глазками, он в молодости слыл большим любителем слабого пола да и под старость не совсем утратил вкус к женщинам. Он любил вольные шутки, любил хорошо поесть. Стоило посмотреть на него за столом в обществе его сына Антуана и нескольких старых приятелей того же пошиба - мирового судьи, нотариуса, настоятеля собора (старик Жанен вел яростную кампанию против церкви, но охотно водил компанию со служителями церкви, если те были люди компанейские): все это были молодцы точно на подбор, как и подобало землякам Рабле. Гул стоял от забористых острот, от стука кулаками по столу, от раскатов хохота. Их безудержное веселье передавалось прислуге на кухне и соседям на улице.

Но однажды в знойный летний день старик Огюстен вздумал спуститься в погреб без пиджака, чтобы самому разлить вино по бутылкам, и схватил воспаление легких. В одни сутки убрался он в иной мир, в который не очень-то верил, напутствуемый надлежащими церковными таинствами, как и полагается провинциальному буржуа-вольнодумцу: в последнюю минуту он на все готов согласиться, лишь бы бабье к нему не приставало, тем более что самому-то ему наплевать… А кстати, кто знает…

Сын Антуан наследовал ему в делах. Это был веселый, румяный, низенький толстяк, бритый, с бакенбардами, очень подвижной, шумливый; говорил он быстро, глотая слова и отрывисто жестикулируя. Он не обладал коммерческими способностями отца, но не лишен был хозяйственной жилки. Впрочем, достаточно было спокойно продолжать начатое до него дело, чтобы оно шло своим ходом и процветало само по себе. В местных кругах Антуана считали дельным человеком, хотя, говоря по совести, роль его была самая незначительная; он способствовал преуспеянию предприятия только своей методичностью и усердием. В общем, он был человек в высшей степени почтенный и всюду пользовался заслуженным уважением. И в городке, и в окрестных деревнях он снискал себе прочную популярность приветливостью и простотой манер, кое-кому казавшихся чересчур панибратскими, развязными и грубоватыми. В деньгах он не был расточителен, но в чувствах - щедр непомерно. Он легко пускал слезу и при виде чужой беды так бурно выражал свое огорчение, что неизменно потрясал пострадавшего. Как и большинство обитателей городка, Антуан увлекался политикой. Он был до крайности умеренным республиканцем и при этом ярым либералом, патриотом и, по примеру отца, рьяным антиклерикалом. Он состоял в муниципальном совете, и для него вкупе с коллегами не было лучшего удовольствия, как насолить приходскому священнику или суровому проповеднику, приводившему в восторг местных дам. Кстати, не следует забывать, что антиклерикализм французских провинциальных городков по большей части бывает одним из видов домашней войны, замаскированной формой той глухой и жестокой борьбы между мужьями и женами, которая неизбежна почти в каждой семье.

Известен российским читателям, пожалуй, как ни один другой французский писатель. Его творчество воспринималось как образец гуманизма и реализма. В этой статье рассказывается об одном из его самых значимых произведений Ромен Роллана - «Жан-Кристоф» - краткое содержание романа, история написания, особенности приведены в статье.

Немного об авторе

Французский писатель родился в январе 1866 года в городе Кламси в семье нотариуса. С детства увлекался историей музыки и играл на фортепиано. Окончил престижный лицей в Кламси и высшую школу Эколь Нормаль в Париже. После учебы два года жил в Италии, где изучал искусство. Вернулся на родину и защитил в Сорбонне диссертацию. В качестве профессора истории музыки читал в Сорбонне лекции.

Роллан прекрасно разбирался в философии, живописи. Выпускал музыкальный журнал, публиковал художественные и драматические произведения. Он ценил творчество Льва Толстого, был знаком с ним лично и вел переписку. Свой нравственный кодекс определил так: «Посвятить жизнь благу людей, упорствовать в поиске истины».

Творчество Роллана

Ромен Роллан оставил на редкость многообразное творческое наследие: пьесы, эссе, романы, мемуары и биографии - Льва Толстого, Микеланджело, Рамакришны, Махатмы Ганди, Бетховена, Вивекананды. В 1914 году завершил роман «Жан-Кристоф», следом - «Кола Брюньон». В 1920-ом опубликовал повесть «Пьер и Люс». Статьи писателя о задачах искусства и социальных противоречиях собраны в сборниках «Через Революцию к миру» и «Пятнадцать лет борьбы».

В 1933 году выходит роман «Очарованная душа», следом очерки «Ленин», «Вальми», драма «Робеспьер». В 1942-ом Роллан завершил автобиографическое произведение «Внутреннее путешествие», в 1946 году выходит«Кругосветное плаванье», в 1944-ом - цикл о Бетховене, биография Пеги. За несколько месяцев до смерти французскому писателю посчастливилось увидеть Париж свободным. Умер Ромен Роллан в декабре 1944 года в оккупированном немцами Везле.

«Жан-Кристоф»

Самое значительное произведение - «Жан-Кристоф». Над ним писатель работал восемь лет. Замысел создать «музыкальный роман» родился еще в конце 90-х. По признанию автора, он хотел не «анализировать», а вызвать чувство в читателе подобно музыке. Это желание и определило жанровую специфику произведения.

Ромен Роллан и его роман «Жан-Кристоф» разрушил традиционные представления о форме романа. Каждая из трех частей имеет свой ритм и тональность. Это роман-симфония, роман-поток. Не нарушая привычного течения перед нами открывается жизнь героя, впечатления и эмоции Жан-Кристофа. В 1 и 5 книге Роллан Ромен замечательно раскрыл первые впечатления ребенка, затем, - уже в Париже, - молодого человека. Вставные эпизоды и лирические отступления создают атмосферу эмоциональной приподнятости.

В I томе «жан-Кристофа» Ромен Роллан охватывает юные годы героя - первые побуждения сердца и чувств, первые потери и испытания. Но они помогают Кристофу понять свою жизненную миссию.
II том расскажет о том, как юный герой вступит в схватку с ложью, разъедающей и искусство, и общество.
III том, напротив, звучит, как песнь во славу любви и дружбы.
IV том - это середина жизненного пути, на котором душевные бури и сомнения героя готовы разнести все, но разрешаются безмятежным финалом.

Десятитомный роман Ромена Роллана «Жан-Кристоф» публиковался отдельными частями и сразу принес известность своему создателю. После международного признания Роллан ушел из Сорбонны и посвятил свою жизнь творчеству. В основном благодаря «Жан-Кристофу», автору была присуждена в 1915 году Нобелевская премия, которую он получил только в 1916 году из-за скандала, разгоревшегося вокруг антивоенных статей, опубликованных Ролланом.

Сюжет романа

В основе книги «Жан-Кристоф» Ромена Роллана лежат постоянные мотивы и этические постулаты - возрождение через смерть, победа в поражении, поражение в победе. В образе главного героя, музыкального гения Жана-Кристофа воплощена мечта о «современном Бетховене». В основе сюжета - его биография.

Восстав против насилия и деспотизма немецких властей, герой романа бежит во Францию, но европейскую культуру и политику он воспринимает как «ярмарку на площади», где все покупается и продается. Пройдя через многие испытания, Жан-Кристоф понимает, что свобода только для себя ограничена. Так, в одиночестве, нелепо и случайно гибнет его лучший друг Оливье. В финале произведения герой утрачивает бунтарский дух, но остается верным своему таланту и природе.

Действие «Жан-Кристофа» Ромен Роллана происходит в небольшом немецком городке, где в семье музыкантов рождается мальчик. Маленького Кристофа восхищает все - звон капели, пение птиц, шум ветра. Повсюду он слышит музыку и, незаметно для себя, придумывает мелодии. Дед записывает и собирает их в отдельную тетрадь. Вскоре мальчик становится придворным музыкантом и зарабатывает свои первые деньги.

Большую часть дохода отец пропивает и мать вынуждена работать кухаркой. Кристоф понимает, что они бедны и окружающие смеются над их невоспитанностью и неграмотностью. Чтобы помочь семье, Кристоф играет в оркестре с отцом и дедом, дает уроки музыки. Он мало общается со сверстниками, и единственным утешением становятся беседы с дедушкой и бродячим торговцем.

Тяжелые потери

После смерти деда, семья оказалась на грани нищеты. Отец пьет, и мать просит герцога, чтобы заработанные отцом деньги, отдавали сыну. На одном из концертов отец ведет себя отвратительно и ему отказывают от места. Кристоф пишет музыку и мечтает о великом будущем.

Но в его жизни не все гладко. Он нашел себе друга, но вскоре они с Отто расстались. Кристоф полюбил девушку из знатной семьи, но ему указали на разницу в положении. Умирает отец и семья вынуждена перебраться в жилье поскромнее. Кристоф знакомится с хозяйкой галантерейной лавки Сабиной. Неожиданная смерть любимой девушки оставляет в его душе глубокую рану.

Слова дядюшки - «Главное, это не уставать желать жить» - придают ему сил. В нем просыпаются неведомые силы. Ему слышатся фальшивые ноты в произведениях знаменитых музыкантов и народных песнях. Кристоф заявляет об этом во всеуслышание и пишет мелодию. Но народ не готов к новаторской музыке и вскоре от Кристофа отворачивается весь город.

Вынужденный побег

Знакомство с французской актрисой наводит его на мысль уехать в Париж, но он не может оставить мать. Но судьба распорядилась иначе. На одном из деревенских праздников он ссорится с солдатами, на него заводят уголовное дело и он вынужден бежать из страны.

Грязный, суетливый Париж неприветливо встретил Кристофа. Он зарабатывает на жизнь частными уроками, и вскоре замечает, что французское общество ничуть не лучше немецкого. Лидеры партий прикрывают громкими фразами корыстные интересы. Пресса лжива, а произведения искусства создаются в угоду богачам. Молодой человек повсюду видит фальшь и бездарность.Сочиненную им симфонию публика освистывает.

Кристоф голодает, но не сдается. После тяжелой болезни он чувствует себя обновленным, и перед ним открывается неповторимое очарование Парижа. У него появляется друг - молодой поэт Оливье. В доме, где они снимают квартиру, живут люди различных социальных слоев и сторонятся друг друга. Но музыка Кристофа сближает их.

Признание

К Кристофу приходит слава. Он становится модным композитором и перед ним распахиваются двери в светское общество. На одном из приемов Оливье знакомится с Жаклин, женится и уезжает в провинцию. Вскоре супруги возвращаются в Париж, но между ними нет былого взаимопонимания. Жаклин бросает семью ради молодого любовника и Оливье с сыном переезжают к Кристофу. Но друзья уже не могут жить под одной крышей, как прежде, и он снимает отдельную квартиру.

Кристоф знакомится с революционерами, он не придает значения их идеям, но ему нравится встречаться с ними и спорить. Первого мая он идет на демонстрацию и берет, еще не окрепшего после болезни, Оливье с собой. Во время столкновения с полицейскими его друг погибает, но Кристоф об этом не знает, - он вынужден бежать в Швейцарию, где и получает известие о смерти друга. Он тяжело переживает эту трагедию, и музыка становится для него невыносимой.

«Врата открываются»

Кристоф постепенно возвращается к жизни, друзья помогают ему найти учеников. Между Кристофом и женой доктора завязываются отношения. Когда измена открывается, Анна пытается покончить с собой, а Кристоф бежит из города в горы. Он пишет музыку и вскоре получает мировое признание.

Одна из учениц Кристофа влюбляется в него и они мечтают пожениться. Но ее сын всячески препятствует замужеству матери: симулирует нервные припадки и кашель. В конце концов он действительно тяжело заболел и умер. Грация винит себя в его смерти и не выносит этого - умирает вслед за сыном.

Потеряв любимую женщину, Кристоф чувствует, как рвется тонкая нить, соединяющая его с жизнью. Но именно в этот момент он создает самые глубокие произведения. Он устраивает судьбу сына Оливье и знакомит его с дочерью Грации. Кристоф тяжело болен, но тщательно скрывает это, не желая омрачать счастье молодых.

Умирающий Кристоф лежит в своей комнате и слышит оркестр, исполняющий гимн жизни, вспоминает мать, друзей, возлюбленных: «Вот аккорд, который я искал. Врата открываются».

Текущая страница: 1 (всего у книги 57 страниц)

Ромен Роллан ЖАН-КРИСТОФ
Книги первая – пятая

Перевод с французского.

И. Лилеева. История великой души

Этой записи предшествовали трудные для Роллана годы поисков своего пути в искусстве, в литературе.

Ромен Роллан родился в 1866 году в Бургундии, в старинном городке Кламси. С ранней юности им владели две страсти – любовь к музыке и любовь к литературе.

Рубеж XIX и XX веков, когда Роллан начинает свою литературную деятельность, был временем, когда буржуазная Франция все более откровенно и цинично обнажала свою сущность «республики без республиканцев». Собирала силы реакция, поднимали голову монархические круги, генерал Буланже пытался установить в стране военную диктатуру. Правительства радикалов послушно выполняли волю финансовой олигархии. Нашумевшая панамская афера раскрыла потрясающие факты политической коррупции, всеобщей продажности. Дело Дрейфуса всколыхнуло общественное мнение Франции, обнажив все усиливающееся влияние милитаристских кругов. Страну потрясали социальные битвы, беспрестанно вспыхивали стачки рабочих. Роллан пытается разобраться в этих сложных явлениях современности. Он понимал далеко не все, но он знал одно – он на стороне демократических сил. Не мог он пройти в те годы и мимо социалистических идей, которые играли все большую роль в общественной жизни страны. Роллан верил, что социалистические идеалы смогут обновить искусство. Его сближение с социализмом в то время было весьма поверхностным. Он сам называл себя «социалистом по интуиции», «социалистом чувства». Но очень знаменательна позиция молодого писателя, его стремление быть в гуще жизни времени, его демократические симпатии.

Искусство должно стать «школой героизма» – провозглашает молодой писатель, но… его мало кто слышит. Имя Роллана еще не известно, его почти не печатают, и все же в 90-е годы он начинает свой творческий подвиг, утверждая высокий героический идеал. Свое художественное credo он провозглашает в 1903 году в предисловии к книге «Жизнь Бетховена»: «Вокруг нас душный, спертый воздух. Дряхлая Европа впадает в спячку в этой гнетущей, затхлой атмосфере… Мир погибает, задушенный своим трусливым и подлым эгоизмом. Мир задыхается. Распахнем же окна! Впустим вольный воздух! Пусть нас овеет дыханием героев!» 2
Р. Роллан, Собр. соч., т. 2, Гослитиздат, М. 1954, стр. 10.

Для творческого развития писателя особое значение имела книга «Жизнь Бетховена» – первая из его книг о великом немецком композиторе и гражданине. Бетховен – любимый герой Роллана, и на протяжении всей жизни он будет для писателя высшим примером героизма, идеалом человека, воплотившего победу духа над всеми жизненными невзгодами. Ни бедность, ни одиночество, ни глухота, ни равнодушие окружающих – ничто не могло сломить Бетховена. Преодолевая несчастья и страдания, он прославляет радость борьбы и создает в конце своей жизни «Девятую симфонию», завершающуюся торжествующей одой «К радости». Слова Бетховена: «Через страдание к радости» – стали девизом жизни и творчества Роллана. Изнеженной, болезненной литературе декаданса он смело противопоставил образ бунтаря.

«Жизнь Бетховена» – не просто музыковедческая работа, а страстное утверждение величия и героизма человека-творца.

Это абстрактное понимание героизма лишь как величия человеческого духа лежит в основе образа Бетховена, созданного Ролланом. «Жизнь Бетховена» принесла писателю первый литературный успех.

Роллан не раз отмечал, что если бы он не открыл для себя героев, подобных Бетховену, он не отважился бы на создание эпопеи о Жан-Кристофе. Роллан рассматривал цикл «Героические жизни» как своеобразную подготовительную работу к воплощению образа современного героя, ибо писатель ясно понимал, что только современный герой может ответить на вопросы современности, волноваться ее проблемами, жить ее надеждами. Он долго готовился к решению этой особо важной для него творческой задачи – создать современную героику. Роллан долго обдумывал и вынашивал образ Жан-Кристофа. «Я его не писал… Он складывался в глубине моих ночей и дней, хотя я еще не прикасался к чернильнице» 5
Там же, стр. 446.

Непосредственной же работе над романом писатель отдал около десяти лет. Он писал огромный, подобно медленно текущей реке, роман, не надеясь на признание читателей, не думая об успехе. Он создавал эту книгу, потому что не мог ее не писать, так как она вобрала в себя весь мир его идеалов, надежд и стремлений, его раздумья, открытия и разочарования, всю его ненависть и всю его любовь: книга эта стала для него «символом веры», он вложил в нее все свое понимание жизни. Роллан придавал своему роману большое общественное значение, он хотел, чтобы его книга «в период морального и социального разложения Франции пробудила дремлющий под пеплом духовный огонь» 6
Р. Роллан, Собр. соч., т. 6, Гослитиздат, М. 1956, стр. 373.

Рассказ о жизни гениального композитора-бунтаря развертывается на широком фоне современной Роллану Европы.

Временные и пространственные рамки романа очень широки. Он вмещает в себя описание событий, происходящих в Германии, Франции, Швейцарии, Италии.

Первые страницы книги, рассказывающие о рождении героя, переносят читателя в небольшое прирейнское немецкое герцогство второй половины XIX века, в последних же главах стареющий Жан-Кристоф с тревогой наблюдает рост шовинистических, милитаристских настроений предвоенной Европы. «Кристоф умирает, достигнув пятидесятилетнего возраста, в канун 1914 года», – уточнял позже Роллан. Нельзя не отметить несоответствие исторического времени времени действия романа. Время жизни героя течет значительно быстрее истории. Это особенно заметно в последней книге – «Грядущий день», где, по словам автора, «Кристоф не считает больше убегающих лет». Если оба временных плана привести в соответствие, то смерть Кристофа следовало бы отнести к тридцатым годам, то есть через восемнадцать лет после того, как был закончен роман.

Роман вобрал в себя политическую и общественную жизнь, развитие культуры, искусства Европы между франко-прусской войной 1870 года и началом первой мировой войны 1914 года.

Все десять книг романа объединены образом Жан-Кристофа, героя «с чистыми глазами и сердцем». «Герой этот, – писал Роллан Мальвиде фон Мейзенбуг в 1902 году, – Бетховен в нашем сегодняшнем мире». Он постоянно подчеркивал, что не следует в Жан-Кристофе видеть прямое повторение Бетховена, несмотря на совпадение отдельных биографических фактов. Жан-Кристоф – герой бетховенского плана, то есть человек такого же душевного героизма, бунтарского духа, врожденного демократизма, что и гениальный немецкий композитор. Герой роллановского романа – немец, что вызывало немало нареканий, упреков со стороны националистически настроенной части французской критики 900-х годов. Объясняя свой выбор героя, писатель отмечал, что герой-иностранец, немец мог посмотреть на современную Францию свежими глазами и острее схватить и понять положительные и отрицательные стороны ее общественной жизни. Но, подчеркивал Роллан, главное же состоит в том, что Жан-Кристоф прежде всего – человек, «настоящий человек», «человек полноценный». Он воплощал положительный идеал писателя, с образом Жан-Кристофа связан героический пафос всего произведения.

Вот что писал сам автор: «От окончания «Утра» и до начала «Грядущего дня» – героическая поэма о Жан-Кристофе заполнена бунтом – бунтом жизни против всего, что извне душит и отравляет ее своими смрадными объятьями (искусственно созданные условности и моральные предрассудки, лицемерие и растленность общества, труп прошлого, пожираемый червями, «Ярмарка на площади»)» 7
Р. Роллан, Воспоминания, «Художественная литература», М. 1966, стр. 177.

Воссоздавая процесс формирования творческой личности, писатель особенно внимательно перелистывает первые страницы жизненной летописи Жан-Кристофа. Ласково склоняется Роллан над колыбелью ребенка, пытаясь проникнуть в мир его чувств и ощущении. Первое, еще неясное и смутное восприятие окружающего мира, тепло материнских рук, ласковое звучание голоса, ощущение света, темноты, тысячи разных звуков… Роллан подчеркивает впечатлительность, одаренность мальчика. Звон весенних капель, гудение колоколов, пение птиц – чудесный мир звуков восхищает маленького Кристофа, и, наконец, в его жизни наступает великое мгновение – открытие музыки. Он слышит музыку всюду, так как для гениального музыканта «все сущее есть музыка – нужно только ее услышать». Кристоф рано знакомится с трудностями и горестями жизни. Сын кухарки, он еще в детстве познает социальную несправедливость; рано видит смерть, с ужасом и отвращением сталкивается с пьянством. С одиннадцати лет маленький музыкант вынужден работать, помогая матери прокормить младших братьев, в четырнадцать лет он уже глава семьи. Развитие и возмужание Кристофа идет через глубокие внутренние потрясения и душевные кризисы. Каждое новое столкновение с жизнью неизбежно приносит ему новое разочарование. Обманчивой оказывается мечта о дружбе с Отто Динером, горький осадок в душе оставляет увлечение Минной и встреча с Адой. Неожиданная смерть Сабины обрывает большое чувство Кристофа. Но из всех этих испытаний и горестей он выходит еще более сильным и закаленным. Внимание писателя сосредоточено не на описании подробностей различных событий, а на их психологических результатах.

С самого начала сознательной жизни своего героя Роллан подчеркивает присущий ему дух непокорности и бунтарства, протест против страданья. «Широко открыв глаза, вдыхать всеми порами могучее дыхание жизни, видеть вещи как они есть, смотреть в лицо своим бедам – и смеяться». В этом жизнеутверждающем оптимизме – великая сила Кристофа; затем он передаст его героям других книг Роллана: весельчаку Кола Брюньону, умной и мужественной Аннете Ривьер. Героическое начало объединяет всех этих любимых детей писателя. «Я люблю больше всего тех людей, которые прошли сквозь страдание, не унизившись и не утратив богатства своей внутренней жизни», – говорил Роллан. Жан-Кристоф несет высокий идеал человеческого мужества и достоинства. Роллан наделил этого гениального композитора ярким, незаурядным характером, неукротимой силой чувств, ибо только такой герой мог противостоять затхлому миру буржуазной Европы. Жан-Кристофу чуждо равнодушие к жизни. Он все воспринимает глубоко и обостренно, целиком отдаваясь охватившему его чувству, будь то дружба, любовь, ненависть, горе или радость. Писатель не идеализирует своего героя. Необузданный, правдивый иногда до грубости, он нередко слишком резок, подвержен вспышкам гнева, порою необъективен в суждениях. Роллан шутливо жаловался в одном из своих писем: «Это ужасный человек, он доставляет мне много беспокойства, никогда не знаешь, не выкинет ли он какую-нибудь глупость». Но при всем этом Жан-Кристоф покоряет читателя своей добротой, величием таланта, высоким накалом творческого горения. Человек большой требовательности к себе, Жан-Кристоф с этой же меркой относится ко всем людям и не прощает им недостатков и слабостей. Подобно ибсеновскому Бранду, он не признает компромиссов, уступок, живет по жестокому закону: «Все – или ничего», поэтому ему нередко очень тяжело, поэтому он чаще всего одинок.

На протяжении всех десяти книг романа образ Кристофа дается в непрерывном развитии. Следуя за героем по его трудной жизненной дороге, читатель видит, как с годами постепенно нарастает у него возмущение окружающей действительностью, как зреет в нем смерч бунта. Сама логика характера Кристофа приводит его к открытому столкновению с буржуазным обществом. Это четвертая книга романа – «Бунт». Кристоф бросает дерзкий вызов выродившемуся искусству Германии. Родина. Гете и Бетховена предстает перед ним страной, где всюду, даже в искусстве, торжествует пошлость и посредственность. Потворствуя вкусам филистеров, современные композиторы пишут слащавые, сентиментальные Lieder (песни). Старый Шульц, тонкий ценитель народной и классической музыки, кажется современникам смешным чудаком, слава избирает своим баловнем пустого, отравленного ядом декаданса композитора Гаслера, который ничего не может дать людям, ибо искусство для него лишь средство личного преуспеяния. Великие музыканты прошлого превращены в идолов, которым слепо и бездумно поклоняются. Кристоф вначале обрушивается даже и на великих классиков, вроде Брамса, возмущенный бездарностью его истолкователей.

Прозорливость большого художника помогает Роллану увидеть тревожные симптомы в политической жизни Германии. Опьяненная победой во франко-прусской войне 1870 года, страна охотно бросается в объятья прусской военщины.

Противопоставляя своего героя измельчавшей немецкой культуре, Роллан подчеркивает, что источник внутренней силы Кристофа – творчество. В музыке его звучит тема борьбы и бунта, она не ласкает слух, не успокаивает, не радует – она вселяет чувство беспокойства, тревоги; ее не понимают и не принимают.

Роллан обращается к одной из самых трагических проблем искусства: художник и общество.

Художник – избранная натура, он обычно неизбежно одинок и противостоит окружающему миру. Не понятый им, он презирает его, гордо удаляясь в «башню из слоновой кости», или гибнет, сломленный борьбой и жизненными невзгодами, или же растрачивает свой талант, идя на службу власть и золото имущим, – так чаще всего решалась эта проблема в произведениях XIX века. Кристоф дан в романе тоже в неизбежном конфликте с буржуазным обществом, но он не идет ни по одному из этих путей. Он не уступает, сохраняет до конца жизни свою творческую независимость, преодолевает все трудности и в конце концов добивается признания. Это было новым решением проблемы. Искусство Кристофа сохраняет верность жизни, народу, еще в детстве открывшему ему красоту народной песни и великий закон искренности и правды. «Вся музыка живого бытия звучала в Кристофе. Все, что он видел, все, что он чувствовал, незаметно для него самого преображалось в мелодии». Это живое творческое начало, противное фальши и компромиссу, определяет прежде всего для Роллана истинную ценность человека. Писатель стремится приоткрыть перед читателем святая святых художника – тайну творческого процесса, томительно-мучительное состояние поиска, пьянящую радость озарения, открытия. Он часто вводит в ткань повествования внутренние монологи, лирические излияния героя.

Роллан не замыкает, однако, своего героя только в мире творчества, он сталкивает его с важнейшими социальными проблемами современности.

В пятой книге – «Ярмарка на площади» – действие переносится во Францию. Книга эта занимает особое место в структуре всего произведения, на ее страницах Жан-Кристоф отходит на задний план, уступая место критическому изображению французской действительности. «Ярмарка на площади» написана в совершенно иной тональности, чем другие части произведения. Этот музыкальный термин вполне уместен в разговоре о книге Роллана, ибо он сам писал, что роман его строится как четырехчастная симфония, где каждая часть отличается своим особым звучанием и настроением. «Ярмарка на площади» – резкий обличительный памфлет.

Эпиграфом к этой книге могли бы служить слова А. М. Горького, обращенные к Франции, из его памфлета «Прекрасная Франция», написанного в то же время: «… все лучшие дети твои – не с тобой. Со стыдом за тебя, содержанка банкиров, опустили они честные глаза свои, чтобы не видеть жирного лица твоего… Жадность к золоту опозорила тебя, связь с банкирами развратила честную душу твою, залила грязью и пошлостью огонь ее» 8
М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 7. Гослитиздат, М. 1950, стр. 71.

… Начало века. Третья республика. Политика стала предметом спекуляции ловких и наглых авантюристов. Продажные лидеры различных буржуазных партий искусно прикрывают громкими словами свои низкие, корыстные интересы. Социалист Люсьен Леви-Кэр ведет тайные переговоры с реакционными политиканами, делает карьеру в модных буржуазных салонах. Для другого социалиста, депутата Руссэна, социализм тоже лишь удобная реклама.

Вслед за Бальзаком и Мопассаном Роллан с возмущением пишет о лживой и продажной прессе. В журналах и газетах сотрудничают беспринципные Сильвены Коны, невежественные Гужары.

На Ярмарке создается не искусство, а фабрикуется товар в угоду извращенным вкусам пресытившихся буржуа.

«В театре показывали убийства, изнасилования, разные виды безумия, пытки, выколотые глаза, вспоротые животы, короче – все, что могло дать встряску нервам и удовлетворить скрытые варварские инстинкты ультрацивилизованной верхушки общества». Поражает точность наблюдения Роллана, убедительность его выводов о неизбежности деградации продажного буржуазного искусства. Писатель вскрывает главную причину страшного заболевания современной ему культуры – губительную власть денег. Больное, оторванное от народа искусство обречено на бесплодие, на медленное умирание – таков вывод Роллана. Да, именно самого Роллана, так как охваченный болью за Францию, писатель в этой книге нередко забывает своего героя и непосредственно сам говорит с читателем. Подчеркнутая публицистичность, свойственная всему роману, особенно ярко звучит в «Ярмарке на площади». Читатель явственно слышит гневный голос писателя, обращенный к правителям Третьей республики: «Что Вы сделали с Францией, куда вы ее ведете?» Имя Роллана в нашем сознании связано прежде всего с понятиями гуманизма, доброты, человечности, но этот предельно добрый, мягкий человек умел и ненавидеть, когда речь шла о врагах человечества и прогресса. У Роллана «голос тих, но тверд», – писал Горький 9
М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24. Гослитиздат, М. 1953, стр. 261.

В 30-е годы голос писателя, «совести Европы», был слышен во всем мире, он призывал к борьбе против фашизма, против войны. Впервые ненависть зазвучала в голосе Роллана в «Ярмарке на площади». Он слишком любил Францию, чтобы писать спокойно.

Роллан и Кристоф вершат суд над Ярмаркой. Жан-Кристоф в Париже не просто наблюдатель. Его живая, активная натура заставляет его во все вмешиваться, громко выражать свое возмущение, негодование, свое неприятие; он резко, подчас с подчеркнутым вызовом противопоставляет свою точку зрения взглядам признанных авторитетов, бездарность он называет бездарностью, фальшь – фальшью. Образ Кристофа – титана, творца и бунтаря возвышается над пигмеями, суетящимися на толкучке Ярмарки. Кристоф бедствует, голодает, но не сдается, не идет против своих принципов. В этой книге его бунт достигает своего апогея. «Кристофу необходим был вольный воздух… возможность обнять тех, кто ему дорог, обличать врагов, бороться и побеждать». Правда, Кристоф далеко не всегда ясно понимает, что же он конкретно хочет противопоставить ненавистной Ярмарке. Он жаждет борьбы, но не знает, с кем и во имя чего бороться, не всегда понимает, кто его друзья и союзники. Бунт его вызван скорее чувством, эмоциями, нежели разумом, глубокой и трезвой оценкой действительности, поэтому бунт этот неизбежно принимает форму стихийного протеста. Образ одинокого бунтаря Кристофа у Роллана, однако, принципиально отличен от часто встречавшихся в литературе того времени героев – индивидуалистов, с ницшеанским презрением смотревших на других людей, высокомерно противопоставлявших себя массе. При всем своем трагическом одиночестве Кристоф не враждебен людям, он не может без людей и постоянно тянется к ним. Он всегда кого-то любит, о ком-то заботится, кого-то опекает, его талант питается общением с людьми. Кристофу лучше среди простых людей, отзывчивых и добрых, таких, как его мать Луиза, дядя Готфрид, Лорхен, нежели среди завсегдатаев модных салонов. Блуждая в сутолоке Парижа, он упорно и настойчиво ищет подлинную, настоящую Францию, ибо у героя Роллана отрицание неразрывно связано с поисками положительных идеалов. «Франция – это мы», – нагло заявляет ему Сильвен Кон. Но Кристоф уверен, что «Франция не такая… Такой народ не протянул бы и двадцати лет… Должно быть что-то другое».

Друг Кристофа, мечтательный мыслитель Оливье Жанен, знакомит его с французским народом, проникновенно рассказывая о незаметных тружениках, о скромных обитателях жалких мансард. Нельзя, однако, не заметить, что все разговоры Оливье о французском народе, о его неугасимом стремлении к справедливости и истине звучат абстрактно. Роллан в те годы еще не мог помочь Кристофу в его поисках народного героя.

Обанкротившейся Третьей республике, разложившейся буржуазной культуре в романе противопоставлен не народ, а одинокий бунтарь Кристоф и группа интеллигентов-гуманистов, друзей Оливье Жанена.

Рассказу о детстве Оливье и его сестры посвящена целая книга романа – «Антуанетта». Это своеобразное лирическое интермеццо, и хотя оно несколько замедляет повествование о жизни Кристофа, читатель благодарен за него автору.

Любовью к Франции, глубокой верой в человека, восхищением женской самоотверженностью пронизаны страницы, посвященные скромной и мужественной Антуанетте, просто и незаметно отдавшей свою жизнь брату. Роллан всегда возражал против попыток отождествить Антуанетту с кем-либо из реально существовавших людей. Она была для него воплощением всего лучшего, что он видел в женщинах своей страны; ее нежное лицо виделось писателю в наивных статуях мадонн, изваянных народными мастерами и украшающих порталы средневековых соборов. И если в 90-е годы Роллан считал, что героизм – это привилегия натур избранных и великих, то образ Антуанетты свидетельствует о расширении этого понятия. Позже, в 1920 году, Роллан писал Стефану Цвейгу: «Героизм распространен повсюду, среди самых простых, самых незаметных людей, и нигде, может быть, он не носит такой чистый и чудесный характер, как у них» 10
«Ромен Роллан. 1866–1966. По материалам юбилейной сессии», «Наука», М. 1968, стр. 96.

Говоря об Антуанетте, нельзя не вспомнить замечательные слова Алексея Максимовича Горького: «Меня удивляет стойкость любви Ромена Роллана к миру и человеку; я завидую его крепкой вере в силу любви» 11
М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24, Гослитиздат, М. 1953, стр. 260.

Антуанетта мало приспособлена для жизненной борьбы, она гибнет. Роллан с горечью и болью писал: «Современное общество убивает их каждый год». Большим счастьем для писателя будет возможность через несколько лет увидеть в жизни более решительную и сильную «сестру» Антуанетты – Аннету Ривьер, героиню «Очарованной души», смело ринувшуюся в бой с социальным злом.

Дружба с Оливье помогает Жан-Кристофу познать Францию. Аналитическая мысль Оливье дополняет эмоциональный пафос Кристофа. Друзья живут в доме, который как бы в миниатюре представляет различные социальные слои страны. Это несколько условное построение седьмой книги («В доме») нужно было Роллану, чтобы столкнуть своего героя, а вместе с ним и читателя, с чрезвычайно важной для него проблемой разобщенности людей. О трагической невозможности человеку достучаться до сердца другого человека с отчаянием и болью писал уже Мопассан. Эта мысль была подхвачена «литературой конца века», которая стала всячески муссировать тему о якобы неизбежном отчуждении людей. Гуманист Роллан горячо и страстно восстает против этого. Великой животворной силой, которая, с его точки зрения, может и должна объединить людей, является искусство. Музыка Кристофа не только несет радость, она помогает самым разным, страдающим от одиночества людям найти путь друг к другу. Кристофу удается преодолеть различные политические, социальные и национальные предрассудки, разделявшие жильцов дома, а иногда и членов одной и той же семьи. Жан-Кристоф выступает носителем идеи абстрактного гуманизма, свойственного в те годы самому Роллану: «Я люблю людей, я хочу любить вас всех». Этот абстрактный гуманизм исключал признание революционной борьбы, что неизбежно воздвигало между Кристофом, его друзьями и рабочим людом Парижа стену взаимного непонимания и недоверия.

В 900-е годы Роллану, разочаровавшемуся в социалистических идеях, кажется, что революционная борьба бессмысленна. Он видел только то, что лежало на поверхности рабочего движения того времени, – перерождение верхушки социалистических партий, непонятные для него разногласия между правым и левым крылом, слабость отдельных неорганизованных выступлений рабочих. Отсюда неверие писателя в силы революционной борьбы пролетариата, уверенность, что изменение общества может быть осуществлено лишь самоотверженностью гуманистов-одиночек.

В книге «Неопалимая купина», написанной в 1910–1911 годах, отразилась волна забастовок, прокатившихся в это время по всей стране. Но Роллан изображает выступление рабочих как стихийный, неожиданный взрыв, – таково описание демонстрации и баррикадных боев в день 1 Мая.

Трагически бессмысленно погибает Оливье. Кристоф, поддавшийся внезапному опьянению бунта и распевавший на баррикаде свою революционную песнь, отрезвляется, приходит к горькому разочарованию и отказывается от каких-либо новых попыток сблизиться с рабочими.

Оторванностью Роллана от революционного движения того времени объясняется то, что писатель исключил целую книгу, где, по первоначальному замыслу, он хотел показать участие Кристофа в революционной борьбе Германии и Польши. От стихийного бунта Роллан вновь приводит своего героя к абстрактному, утопическому идеалу: «связать узами братства всех честных людей, хотя бы они и были самых разных верований и принадлежали к разным классам». Кристоф больше не пытается сблизиться с народом. Пройдя через неожиданно вспыхнувшую страсть к Анне Браун, через тяжелый духовный кризис, он находит успокоение в природе, в музыке, в дружбе «чистых и великих душ»…

Течет река жизни героя, течет время… Военным угаром охвачена Франция, в Германии повсюду блеск штыков, милитаристский ажиотаж захватывает Италию. Социальная тема вновь властно и громко звучит в романе. Роллан глубоко обеспокоен агрессивностью молодого поколения буржуазии, презирающего ценности духовной культуры, признающего лишь культ грубой силы, издевающегося над демократией. «Они стали агрессивными», «они прославляли наковальню сражений». «Не без бахвальства они превозносили ограниченность и здравый смысл, грубый реализм, бесстыдный шовинизм». Последняя книга романа – «Грядущий день» – вышла в 1912 году, и мечта Роллана о братском союзе всех народов звучала в атмосфере предвоенной грозы смело и прогрессивно. Воплощением этой мечты писателя является дружба его героев: немца Кристофа, француза Оливье, итальянки Грации, олицетворяющих лучшие черты своих народов.

В последней книге Кристоф уже стар. Как художник он победил, он добился признания, никогда ни в чем не отступив от своих эстетических идеалов и принципов. Он сохранил благородство чувств, но утратил бунтарский дух. Теперь он стоит в стороне от бурных событий, спокойно и мудро созерцая жизнь. Музыка для него уже не выражение жизни и борьбы людей, а самоценное искусство. «Ты – вне мира. Ты – целый мир». Самое дорогое для постаревшего Кристофа – его дружба с Грацией, которая близка ему своим душевным спокойствием, «недвижным, блаженным созерцанием».

Ромен Роллан ЖАН-КРИСТОФ Том I

Ромен Роллан

Роман Ромена Роллана «Жан-Кристоф» вобрал в себя политическую и общественную жизнь, развитие культуры, искусства Европы между франко-прусской войной 1870 года и началом первой мировой войны 1914 года.

Все десять книг романа объединены образом Жан-Кристофа, героя «с чистыми глазами и сердцем». Жан-Кристоф - герой бетховенского плана, то есть человек такого же духовного героизма, бунтарского духа, врожденного демократизма, что и гениальный немецкий композитор.

Свободным душам всех народов, которые страдают, борются и победят.

Для этого издания «Жан-Кристофа», в котором дана его окончательная редакция, мы приняли новое деление, иное, чем в десятитомном издании. Там десять книг романа были разбиты на три части:

Жан-Кристоф: 1. Заря; 2. Утро; 3. Отрочество; 4. Бунт.

Жан-Кристоф в Париже: 1. Ярмарка на площади; 2. Антуанетта; 3. В доме.

Конец пути: 1. Подруги; 2. Неопалимая купина; 3. Грядущий день.

В отличие от прежнего построения мы следуем не фактам, а чувствам, не логическим и в известной мере внешним признакам, а признакам художественным, внутренне обоснованным, в силу чего мы и объединяем книги, близкие по атмосфере и звучанию.

Таким образом, произведение в целом предстает как четырехчастная симфония:

Первый том («Заря», «Утро», «Отрочество») охватывает юные годы Кристофа - пробуждение его чувств и сердца в родительском гнезде, в узких пределах «малой родины» - и ставит Кристофа перед лицом испытаний, из которых он выходит истерзанный, но зато перед ним открывается, как бы во внезапном озарении, его предназначение и удел - удел человека, мужественного в страданиях и в борьбе.

Второй том («Бунт», «Ярмарка на площади») - единая по своему замыслу история бунта, ристалище, на котором юный Зигфрид, простодушный, нетерпимый и необузданный, вступает в схватку с ложью, разъедающей как общество, так и искусство того времени, и, подобно Дон Кихоту, разившему своим копьем погонщиков мулов, алькальдов и ветряные мельницы, он разит все и всяческие Ярмарки на площади - в Германии и во Франции.

Третий том («Антуанетта», «В доме», «Подруги»), овеянный атмосферой нежности и душевной сосредоточенности, служит контрастом к предыдущей части с ее исступленным восторгом и ненавистью и звучит как элегическая песнь во славу Дружбы и чистой Любви.

И, наконец, четвертый том («Неопалимая купина», «Грядущий день») есть, по сути, великое Испытание в середине жизненного пути, картина разбушевавшихся Сомнений и опустошительных страстей, душевных бурь, которые угрожают снести все и разрешаются безмятежно ясным финалом при первом блеске невиданной Зари.

Эпиграфом к каждой книге романа, впервые напечатанного в журнале «Двухнедельные тетради» (февраль 1904 - октябрь 1912 гг.), служила надпись, которую обычно высекали на постаменте статуи святого Христофора, стоящей в нефе готических соборов:

Chrislofori faciem die quacumque tueris,

Ilia nempe die non morte mala morieris.

Испытания выпали на долю всех; автор не обманулся в своих надеждах, как о том свидетельствуют отклики со всех концов мира. Автор и сейчас выражает все ту же надежду. Ныне, когда разразились новые бури, которым еще предстоит греметь и греметь, пусть Кристоф тем более остается другом, сильным и верным, способным вдохнуть радость жизни и любви, - вопреки всему.

Ромен Роллан.

КНИГА ПЕРВАЯ «ЗАРЯ»

Часть первая

Dianzi, nell"alba che precede al giorno,

Quando l"anima tua dentro dormia…

[Когда заря была уже светла,

А ты дремал душой… (итал.) . -

Данте, «Божественная комедия», «Чистилище», песнь IX]

Come, quandeo i vapori umidi e spessi

A diradar cominciansi, la spera

Del sol debilemente entra per essi…

Глухо доносится шум реки, протекающей возле дома. Дождь стучит в окна - сегодня он льет с самого утра. По запотевшему надтреснутому стеклу ползут тяжелые капли. Тусклый, желтоватый свет дня угасает за окном. В комнате тепло и душно.

Новорожденный беспокойно зашевелился в колыбели. Старик еще на пороге снял свои деревянные башмаки, но половица все же хрустнула под его ногой, и ребенок начинает кряхтеть. Мать заботливо склоняется к нему со своей постели, и дедушка спешит ощупью зажечь лампу, чтобы ребенок, проснувшись, не испугался темноты. Маленькое пламя озаряет обветренное, красное лицо старого Жан-Мишеля, его щетинистую седую бороду, насупленные брови и живые, острые глаза. Он делает шаг к колыбели, шаркая по полу толстыми синими носками. От его плаща пахнет дождем. Луиза поднимает руку - не надо, чтобы он подходил близко! У нее очень светлые, почти белые волосы; осунувшееся кроткое лицо усыпано веснушками, полураскрытые бледные и пухлые губы робко улыбаются; она не отводит глаз от ребенка - а глаза у нее голубые, тоже очень светлые, словно выцветшие, с узкими, как две точки, зрачками, но исполненные бесконечной нежности…

Ребенок проснулся и начинает плакать. Мутный взгляд его блуждает. Как страшно! Тьма - и внезапно во тьме яркий, резкий свет лампы; странные, смутные образы осаждают едва отделившееся от хаоса сознание; еще объемлет его со всех сторон душная колышущаяся ночь; и вдруг в бездонном мраке, как слепящий сноп света, возникают не испытанные дотоле острые ощущения; боль вонзается в тело, плывут какие-то призраки, огромные лица склоняются над ним, чьи-то глаза сверлят его, впиваются в него - и нельзя понять, что это такое… У него нет даже сил кричать, он оцепенел от страха, глаза широко открыты, рот разинут, дыхание вырывается с хрипом. Вздутое припухшее личико морщится, складываясь в гримаски, жалкие и смешные… Кожа на лице и руках у него темная, почти багровая, в коричневых пятнах…

Господи! До чего безобразный! - с чувством проговорил старик, и, отойдя, поставил лампу на стол.

Луиза надулась, как девочка, которую разбранили. Жан-Мишель искоса поглядел на нее и засмеялся.

Не говорить же мне, что он красавец! Ты бы все равно не поверила. Ну, ничего, это ведь не твоя вина. Они, когда родятся, всегда такие.

Младенец вышел из оцепенения, в которое повергли его свет лампы и взгляд старика, и разразился криком. Быть может, он инстинктом угадал ласку в глазах матери и понял, что есть кому пожаловаться. Она простерла к нему руки.

Дайте его мне!

Старик, как всегда наставительно, сказал:

Нельзя уступать детям, как только они заплачут. Пускай себе кричит.

Все же он подошел и вынул ребенка из колыбели, бормоча себе под нос:

Ну и урод! Таких безобразных я еще не видывал!

Луиза схватила ребенка и укрыла его у себя на груди. Она всматривалась в него со смущенной и сияющей улыбкой.

Бедняжечка ты мой! - пролепетала она, застыдившись. - Какой ты некрасивый, ой, какой некрасивый! И как же я тебя люблю!

Жан-Мишель вернулся к очагу и с недовольным видом стал ворошить угли, но улыбка морщила его губы, противореча напускной суровости.

Ладно уж, - проговорил он. - Не горюй, он еще похорошеет. А если нет, так что за беда! От него только одно требуется - чтобы он вырос честным человеком.

Ребенок утих, прильнув к теплой материнской груди. Слышно было, как он сосет, захлебываясь от жадности. Жан-Мишель откинулся на стуле и повторил торжественно:

Честность - вот истинная красота!

Он помедлил, соображая, не следует ли развить эту мысль. Но слова не приходили, и после минутного молчания он сказал уже с сердитой ноткой в голосе:

А муж твой где? Как это вышло, что его в такой день нет дома?

Он, кажется, в театре, - робко ответила Луиза. - У них репетиция.

Театр закрыт. Я только что проходил мимо. Опять он тебе наврал.

Ах нет, не нападайте на него! Наверно, я сама спутала. Он, должно быть, на уроке.

Пора бы уже вернуться, - проворчал старик. И потом, понизив голос, словно стыдясь чего-то, спросил: - А он что… опять?

Нет, нет! Вовсе нет, отец, - торопливо проговорила Луиза.

Старик пристально посмотрел на нее, она отвела глаза.

Неправда, - сказал он. - Нечего меня обманывать.

Луиза тихо заплакала.

Господи боже мой! - воскликнул старик, ударяя ногой в подпечек.

Кочерга с шумом упала на пол. Мать и ребенок вздрогнули.

Не надо, - сказала Луиза. - Я вас прошу! А то он опять заплачет.

Ребенок, казалось, несколько секунд колебался, заплакать ему или продолжать свою трапезу. Но так как нельзя было делать то и другое сразу, он в конце концов снова принялся за еду.

Жан-Мишель продолжал уже тише, но еще с гневными раскатами в голосе:

Чем я согрешил, за что мне такая кара, что сын у меня пьяница! Стоило жить, как я жил всю жизнь, - всегда во всем себе отказывать!.. Ну, а ты-то, ты почему его не можешь удержать? Ведь это же, черт возьми, твоя обязанность! Что это за жена, у которой муж Никогда не сидит дома!

Луиза расплакалась еще сильнее.

Не браните меня, мало у меня и так горя! Я уже все дела...