О современной живописи беседы с художниками. Интервью с художником арсением гусаковским

Резюме Яна Раухвергера, современного израильского художника, может впечатлить любого: персональные выставки в Тель-Авиве, Иерусалиме, Париже, Берлине и Москве; работы в коллекции Музея Израиля, в Тель-Авивском музее изобразительных искусств, в Третьяковской галерее, в частных собраниях в Израиле, России и США.

Я сижу в мастерской Яна Раухвергера на улице Har Tsiyon на границе Тель-Авива с Яффо и очень волнуюсь. За окном на кондиционерах сидят солидные вороны, с которыми я знакома по его фотографиям в Facebook . Ян для меня колоссальная фигура — художник удивляющий, заставляющий смотреть, думать. Его работы вселяют в меня оптимизм — искусство вечно!

— Ян, я видела вашу детскую фотографию: серьезный мальчик около мольберта с кистью. Рядом стоит отец, вокруг любопытные подростки. Типичный «Портрет художника в юности». Расскажите, как вы начали рисовать?

— Отец мой, сам художник, не хотел, чтобы я рисовал. После первого класса меня даже решили перевести в специальную музыкальную школу и послали сдавать вступительные экзамены. После экзаменов я соврал маме, сказал, что меня не приняли, потому что не хотел расставаться со своей первой учительницей. Но расстаться все равно пришлось, так как в тот год началось совместное обучение девочек и мальчиков, и все классы были переформированы. От тоски и горя я начал рисовать.

— А что вы любили рисовать в детстве?

— Рисовал я простые вещи: яблоко, морковь… Я завидовал мальчикам, которые мастерски изображали войну, которую еще все помнили, танки, самолеты, как-то у меня это не получалось. Потом учился в Киевской средней художественной школе.

— Я слышала не раз, как художники выходцы из России с нежностью вспоминают советскую художественную школу, в которой они учились. Нужна ли такая академическая школа рисунка, живописи и скульптуры в Израиле?

— Однозначно такая школа не нужна. Любого человека можно научить рисовать, а академизм легко может задушить художника в ученике. Нет у меня теплых воспоминаний о художественной школе. Те, которые говорят об умении рисовать в академическом смысле, на мой взгляд, на самом деле не понимают, что такое уметь рисовать. Вот учеба у мастера, общение с ним — это настоящая школа для молодого художника. Еще можно ездить по музеям и копировать работы мастеров.

— Я знаю, что вашим учителем был художник Владимир Вейсберг. Как вы стали его учеником?

— В юности, когда мне было 22 года, я пошел в сторону социального искусства. Довольно быстро мне показалось это неинтересным, я повернул к противоположному полюсу и стал искать себе учителя. Вейсберг учился живописи в мастерских художников, и, хотя его приняли в Союз художников в момент оттепели в начале 60-х, первая персональная выставка Вейсберга в Москве состоялась только после смерти в 1986 году. Я приехал в Москву из Киева специально к нему, и он даже не понял сначала, почему я обратился именно к нему, такому непризнанному нонконформисту. Два года он меня держал на расстоянии, не доверял, проверял, пока, наконец, не принял. Диалог с Вейсбергом у меня идет до сих пор… Это у молодых художников сейчас принято не помнить своих учителей: пишут, окончил Бецалель и все. Возник из пепла!

— Я помню ваших солдат, вариация на тему Троицы. Она мне очень нравится, задумчивые ребята. Она написана до Вейсберга?

— Что бы вы сказали молодым художникам, кроме как работать и работать?

— Я бы многое сказал, но кто меня послушает? Все хотят пробиться в дамки, чем раньше, тем лучше, еще до того, как во всех смыслах встанут на ноги. Я думаю, что это опасно, как опасно идти на красный свет. Все сейчас помешаны на этом. Берегитесь ранней славы. Это очень опасная вещь. Слышу ответный хор: ему в его положении хорошо советовать. Я всегда говорил, что лучше работать ночным сторожем, чем надеяться и ждать продаж картин. Кураторы вьются около студентов Бецалеля, выхватывают самых талантливых и запускают их в водоворот тщеславия и коммерции. Это приятно, это льстит, но как это подействует на дальнейшую судьбу? Я говорю о живописи. Если хотите добиться в жизни нескольких строчек в энциклопедии — это одно, если хотите состояться как художник-живописец — совсем другое. Шум, скандал — это другая специальность.

— Творить в тишине — это хорошо, но художникам нужно общение, тусовка.

— Тусовка — невообразимое слово. Художникам необходимо профессиональное, доброжелательное, но критичное общение. Общение на высоком уровне. Когда-то были гильдии, которые держали художников в рамках. Сегодня правила диктует только рынок.

— Вы ходите на выставки художников, которые не являются вашими друзьями?

— Очень редко, и к тому же я не вожу машину. Но многое доступно в Интернете, и я могу составить свое мнение. Выставки друзей и бывших учеников — это уже полная нагрузка. Интересно, что иногда картины вживую могут разочаровать, если до этого ты их рассматривал и полюбил в интимном формате репродукции или картинки на компьютерном экране.

— Сейчас нет застоя в искусстве: критики ждут от художников сложных концептуальных идей, молодые художники хотят писать портреты своих друзей и соседей, пожилые художники, выходцы из России, составляют списки по степени их важности и дают названия направлениям, а в Сибири была выставка «Долой Авангард!». Что вообще происходит?

— Мы живем в ужасное, непростое время — засилье коммерции в искусстве, суета, гонка за успехом. Но художники продолжают творить и не важно, в каких жанрах: живопись, фотография, инсталляция, видео-арт — все это здорово, если талантливо и интересно.

— Как проходит ваш рабочий день?

— Прихожу утром в мастерскую, приходит натурщица. Делать нечего, я усаживаю ее, готовлю фон, освещение, тут у меня окна со всех сторон и занавеси, плотные и полупрозрачные. Беру в руки кисть и палитру. Начинаю писать. Бывают и вечерние сессии. В выходные дни я тоже прихожу в мастерскую. Когда отдыхаю — слушаю музыку, читаю. С внучками хотел бы проводить больше времени, но не всегда выходит.

— Что читаете, на каком языке?

— Читаю русскую поэзию и прозу. Читаю книги на иврите, которые мне дарят авторы. Галит, моя жена, помогает немного. У меня был период, когда нечем было платить натурщикам, и подруга-коллекционер посоветовала приглашать поэтов, дескать, они обычно не ходят на работу и, позируя, могут продолжать обдумывать свои стихи. Так у нас появилось много друзей среди израильских поэтов и писателей.

— Так появилась серия портретов израильской богемы?

— Что вы, какая богема! Серьезные люди.

— Когда вы работаете, думаете ли вы о том, как понравиться зрителю, получить приз, сделать удачную выставку, продать?

— По поводу продаж: привыкнуть и спокойно брать деньги за то, что я сделал, уже получив в процессе работы максимальное удовольствие, взяло у меня время. По поводу зрителей: я никогда не стремлюсь удовлетворить чей-то вкус, сделать красиво или модно. К тому же, я думаю, что уже вырастил для себя некоторое количество зрителей. До переезда в Израиль в 1973 году я учил художников в России, и до сих пор делаю там выставки (включая персональную выставку в Третьяковской Галерее — прим.) . Тут я тоже учил двадцать лет. Кроме учеников и коллег, есть у меня много друзей, которые по роду своей деятельности далеки от искусства, но любят и понимают его. Математики, например. Как это ни странно звучит, я думаю, что они наиболее близки к искусству. Как, например, мой давнишний друг, знаменитый математик Владимир Арнольд.

— Думаете ли вы о теме будущей выставки, когда работаете?

— Я работаю, заполняю мастерскую, приходит куратор, говорит, что пришла пора для выставки. Смотрим, обсуждаем. Выставка — срез работ, сделанных за какой-то промежуток времени. Обычно я не включаю в выставки свои старые работы. Если смотрю на них, то вижу недостатки, поэтому оставляю старые работы в покое, вот так, лицом с стене.

— Недавно в галерее Gordon в Тель-Авиве прошла ваша выставка «Парфенон в моей жизни». На ней было много скульптурных работ, которые зрители очень полюбили. Когда вы начали заниматься скульптурой?

— Мне всегда нравилась скульптура. Но моя жена Ира (Ира Раухвергер — скульптор, умерла в 2001 году — прим.) когда-то строго разделила сферы: «Ты живописец, я — скульптор.» Серьезно занялся скульптурой совсем недавно.

— Мне очень понравился бюст девушки. Это чей-то портрет?

— Нет, это не портрет, просто девушка, модель с европейскими корнями, из Венгрии, может быть. Работа с моделью — это только начало, исходный материал. Затем работа продолжается, куда-то ведет, и скульптура удаляется от источника все дальше и дальше, и превращается во что-то другое. Даже покрытие бронзы различной патиной меняет образ.

— Бывает ли у вас мистическое чувство, что что-то направляет ваше воображение и кисть.

— Этого мгновения ждет каждый художник. Моя работа не оставляет меня ни на минуту, даже когда сплю, вернее засыпаю. Хорошие вещи, шедевры, могут возникнуть только на фоне беспрерывной работы. В Пушкинском музее, помню, я показывал Вейсбергу на неинтересные, на мой тогдашний взгляд, работы Рембрандта, портреты старичков. Он отвечал, что это очень хорошие работы, будничные каждодневные вещи — так создается искусство.

— Понятно, что Рембрандт — ваш любимый художник. Еще, мне кажется, вам должны быть близки искусство, поэзия и философия Китая.

— Я работал много с акварельной живописью, а она связана с китайским искусством и философией. Простота без эстетизма. Без красивости. Художнику не нужна эстетика, не нужна красота.

— Ян, это звучит неожиданно, эстетика не для художника! Должно же быть красиво. Вот эта скульптура, например, очень красива.

— Я не стремлюсь к красоте, я стремлюсь найти гармонию и правду. То, что видит художник — это преходящее, и в это преходящее он вносит порядок. В борьбе за гармонию может возникнуть красота. Важен поиск истины, а не стремление сделать красиво.

— Ну да, представляю, что бы было, если бы Рембрандт старался в автопортретах изобразить себя красивым.

— Рембрандт делал очень красивые вещи, писал парадные портреты горожан в кружевных воротниках, и дело шло отлично. К счастью он оставил эту стезю. Рубенс был знаком с работами Рембрандта только того красивого периода и не внес его имя в список великих мастеров. Теперь мы удивляемся, почему.

— И, напоследок, что бы вы посоветовали людям, которые хотят купить произведения искусства?

— Все почему-то любят живопись маслом. Это дороже всего.

— Справедливо, масляные краски светятся, картина драгоценна.

— На мой взгляд, лучше покупать рисунки — они ближе к художнику, он делает их для себя. Офорты дешевле живописи, но не хуже. Действительная проверка: хочется ли тебе возвращаться к картине, скульптуре или рисунку, смотреть подолгу, остается ли это навсегда с тобой.

Искусство и дизайн

3245

29.09.16 09:33

Как часто бывает, самых интересных людей мы встречаем чисто случайно, зайдя утром в новое кафе или случайно «списавшись» с новым человеком в одной из социальных сетей. Именно так мы познакомились с художником Степаном Кашириным и его удивительными работами, в которые мы сразу же и навсегда влюбились. Конечно же, нам сразу захотелось поговорить с художником и побольше узнать о его творчестве, вдохновении и новых проектах.

Наверняка вы уже знакомы с творчеством Степана: его проект «Люди-Кошки» буквально завоевал интернет, а его работы все время появляются в популярных пабликах и группах соц.сетей. Однако, Степан Каширин – личность невероятно разносторонняя и говорить лишь об одном его проекте просто невозможно. Судите сами: в детстве Степан мечтал стать писателем, успешно занимался вокалом, а потом открыл в себе и способность к живописи, которая и стала его главной страстью. Как много настолько талантливых и многогранных людей знаете вы?

У Вас было интересное детство? По крайней мере, именно такое впечатление складывается, когда читаешь Вашу биографию. Скажите, как детские воспоминания повлияли на Ваше творчество?

Да, в детстве меня окружали только научные работники, интересные соседи, хорошие друзья и знакомые. До сих пор скучаю по тем временам. Люди представляли собой настоящую интеллигенцию, когда общались, всегда думали, о чём и как они говорят, думали, как бы случайно собеседника не обидеть. Очень добрые и умные люди. К бабушке приходили друзья, садились пить чай и вслух читали стихи, рассказы. Бабушка любила поэзию Пушкина, Заболоцкого… у неё было много книг. На полке стояла открытка с портретом Александра Сергеевича Пушкина на фоне осеннего пейзажа. У нас дома вообще был какой-то свой мир, которого я больше не видел нигде. Этот дух до сих пор во мне, он меня и вдохновляет все годы. Когда нужно настроиться на работу, я всегда вспоминаю самые лучшие моменты детства.

Насколько нам известно, Вы мечтали стать писателем. Что подтолкнуло Вас к живописи?

После рассказа Горького “В людях”, я решил стать писателем, это было в 9 лет. Очень хотел, а родители видели меня только певцом, так как я пел. Я себя видел только писателем и мечтал об этой прекрасной профессии, но “пропаганда” бабушки перевесила. Она меня не просила и не заставляла, ничего мне не советовала – кем быть и к чему стремиться. Откровенно говоря и бабушка думала, что я стану вокалистом, но она считала, что человек должен иметь всестороннее развитие и как научный работник просто демонстрировала мне разные области, а поскольку больше всего у неё было книг по искусству, то они видимо перевесили всё остальное. Бабушка вообще очень любила живопись, поэзию и литературу. Мы с бабушкой много ходили по выставкам и музеям; в Третьяковку, Музей изобразительных искусств, в Музей Рерихов и т.д. Всегда, глядя на картины старых мастеров, я думал – как художник изобразил предмет так, что он смотрится как живой?! Вот бы научиться так рисовать. Но связать свою жизнь с живописью я решил окончательно и бесповоротно только после того как прочитал от корки до корки все тома Рокуэлла Кента. Я настолько вдохновился его графикой, маслом и дневниками, что стал этим ‘’жить’’, мне казалось, что я вместе с ним живу среди эскимосов и рисую северные пейзажи. Первым “выстрелом” стала моя коллекция графики, я рисовал всё: дома, природу, архитектуру, сухие стволы деревьев… с этой графикой и пошёл в художественное училище. Только вот быстро понял, что финифть не для меня, мне надо развиваться дальше и поскольку главной мечтой было масло, ушёл в живопись маслом. А как дорвался до неё, так c тех пор и работаю 22 года только маслом.

Вы помните свои чувства после первой выставки?

Да, моя первая выставка была когда мне исполнилось 18 лет, в том же зале где проходила до меня выставка Константина Васильева. Среди художников я был самый молодой, им всем было за 50, а мне 18. Я тогда очень много поработал и в прямом смысле этого слова, меня заметили, директор галереи фантастического реализма Константин Николаевич Кошколда и главный редактор журнала “Чудеса и приключения” Василий Дмитриевич Захарченко. Первое признание и первое доказательство того, то я выбрал правильный путь в своей жизни.

Кто из художников близок Вам по духу?

Из современников только Александр Шилов, а из старых мастеров Карл Штилер, Виже-Лебрён.

Какую из своих картин Вы считаете самой интересной?

Если брать проект <<Люди-кошки>>, то “Предложение” и “Водитель”, если из портретов, то “Девушка с кошкой” и “Портрет фотографа”. На мой взгляд, это самые лучшие мои картины, характеры, темы и исполнение.

Расскажите о своём самом необычном творческом опыте? Наверняка, Вам не раз приходилось заниматься чем-то совершенно непривычным и неожиданным?

Один раз мне предложили создать рисунок для майки. Поэтому уже 20 лет у меня есть майка с моим авторским рисунком на ней.

Что вдохновляет Вас на создание новых проектов?

Могут вдохновить картины старых мастеров, но в основном, наступает такой момент в жизни, когда понимаешь, что надо начать, что-то новое и начинаешь много об этом думать, разрабатывать темы в новом направлении.

Одним из наиболее известных Ваших проектов является <<Люди-кошки>>. Как пришла идея создать этот проект? Почему увлеклись именно семейством кошачьих?

До кошек у меня были пивные человечки, потом серия ювелирных девочек, но я всё-таки родился в год кота, а тут сразу метафорическая ассоциация возникла – человек и в то же время кот, антропоморфное существо, можно это использовать в живописи. Попробовал, людям это понравилось, я работал над маленькими юмористическими картинами, потом сотрудничал одно время с Музеем кошки и с ‘’ТВ Столица’’, там была программа “Удивительный мир кошек”, по их заказу я создал серию работ, основанную на известных картинах Лувра и Русского музея. Когда этот проект закончился, я создал уже третью часть проекта: <<Люди-кошки>>, просто жанровые сцены, где кошки живут жизнью людей.

Насколько нам известно, в этом году Вы начали новый проект портретов людей. Не могли бы Вы рассказать о нём подробнее?

Актёры часто становятся заложниками своего амплуа, к примеру – сыграл пьющего человека в нескольких фильмах, после этого зрители начинают считать, что актёр действительно пьющий и в реальной жизни. Так и у меня, лет 17 существует проект <<Люди-кошки>>, а люди почему-то до сих пор считают, что у меня дома кошка. Годами, каждый день на почту ко мне приходят письма с фотографиями кошек, пишут те, у кого живут эти животные и задают одни и те же вопросы. С одной стороны забавно, но когда это повторяется каждый день и длится годами, то становится противно и обидно, что все отождествляют меня только с кошками, искренне удивляясь, что, оказывается, я пишу не только кошек. Честно говоря, объяснять каждому невозможно по 500 раз в день, что я художник и кошки - это просто был один из моих проектов. Если журналист написал про мышей, это не означает, что после этого все журналисту должны присылать фотографии мышей, словно он владелец питомника. Надо понимать, что его профессия – журналист и пишет он не только о ком-то одном, ведь сегодня он может написать о слонах, а завтра сделать интервью с каким-нибудь актёром. Он журналист, а не владелец питомника. Так и я, я просто художник и это - лишь один из моих проектов. Ассоциацию с кошками я могу объяснить ещё и тем, что в интернете циркулирует более сотни фотографий моих картин из проекта <<Люди-кошки>>, остальных картин мало, а люди размещают в блогах и делятся только моими кошками. Года два назад я понял, что надо с этим, что-то делать, поэтому в январе 2016-го года начал проект портретов людей. В портретах людей я хочу показать характеры и индивидуальность отдельно взятого человека.

Вначале получить основные знания, освоить академический рисунок и живопись. Потом их постоянно совершенствовать. Постоянно учиться, совершенствоваться всю жизнь. Стремиться овладеть техникой старых мастеров, смотреть подлинники старых мастеров и всегда задавать себе вопрос – чем отличается манера одного художника от другого? Пытаться придумать, что-то своё, не копируя кого-то. Когда на выставке или в музеях смотришь на картину, пытаться на глаз определить и мысленно прочувствовать процесс работы художника, как он клал мазок, какие цвета использовал в картине, что чередовал, что пытался выделить в своём произведении и на чём сделал акцент в конкретной работе (что главное, а что второстепенное). Что хотел сказать, выразить своей картиной. Ну и как говорит Александр Шилов: <<Когда нет красок и кистей, надо рисовать глазами>>, то есть мысленно воспроизводить процесс работы, как бы ты писал, если бы в данный момент у тебя был бы холст, краски и кисти.

Часто слышу от людей, которые в качестве хобби избрали себе рисование, одну наивную фразу: «Я очень хорошо рисую портреты, они у меня лучше всего получаются». Это звучит так же смешно, как девушка на полном серьёзе говорила бы: «Я самая красивая в мире, со мной мало кто может сравниться».

Художник, мастер с многолетним стажем, если он действительно настоящий профессионал в живописи, Вам скажет, что хороших портретистов в стране единицы. Речь идёт о реалистическом портрете. Портрет - это самое сложное направление в живописи и написать его может только настоящий профессионал. В портрете нужно не просто продемонстрировать все свои профессиональные навыки и опыт, но и поймать характер того, кого он пишет и показать человека таким, каким его видят другие люди, как правило, показать человека таким, каким его видит сам художник. Поэтому угода клиенту не всегда совпадает с целью искусства. Угода клиенту – показать человека лучше, чем он есть, скрыть недостатки и сделать таким, каким хочет видеть себя заказчик. Но не спорю, бывает иногда и так, что желание клиента совпадает с тем, что видит и хочет показать художник, но это случается очень редко.

Родилась она из работ, опубликованных в блоге автора. Уже на обложке он задается вопросами: «Как выглядят идеи? Откуда они приходят?» Впрочем, искусство задавать подобные вопросы ценно само по себе. Снайдер создал нечто уникальное: синтез комикса, философии и поэзии - новый способ уместить вечные темы под одной оболочкой. Мы перевели интервью со Снайдером - получилось занятно.

Знакомьтесь, Грант Снайдер

Детство Снайдера прошло за чтением газетных комиксов в духе «Кальвина и Хоббса» и The Far Side и рисованием в компании брата-близнеца Гэвина. «Наши родители подарили нам мольберт», - вспоминает Гэвин. - «Грант занял одну сторону, а я - другую. Мы отрывали от рулона большой кусок бумаги, прикрепляли его к мольберту, брали фломастеры и погружались в воображаемые миры». Они рисовали пиратов, астероиды, пришельцев, йети и использовали картинки, чтобы рассказывать друг другу целые истории.

«Я продолжал рисовать даже в том возрасте, когда большинство детей уже прекратили, - говорит Снайдер. - Однако серьезно я не занимался комиксами вплоть до старших курсов университета.

Будучи студентом-стоматологом Снайдер получил премию Чарльза Шульца, которую вручают комиксистам (Шульц - известный художник комиксов, автор серии Peanuts про мальчика Чарли Брауна, его пса Снуппи и их друзей, выходившей на протяжении 50 лет). Она включала в себя приз в 10000$ и поездку в Национальный пресс-клуб в Вашингтоне. Это привлекло внимание газеты Kansas City Star, которая предложила Снайдеру опубликовать цикл комикс-стрипов (коротких одностраничных комиксов) «Отсроченная карма».

Блог. Начало

В 2009 Снайдер завел блог «Случайные комиксы» (Incidental comics), который подарил ему свободу рисовать все, что он пожелает. «Когда я стал впервые выкладывать эти комиксы в интернете, - говорит Снайдер. - Никто их особенно не читал, так что никакой важности они из себя не представляли». Впрочем, вскоре уже тысячи читателей посещали страницу ради любимых еженедельных стрипов. Потом Снайдера пригласили рисовать остроумные комиксы для The New York Times и New Yorker.

Джеффри Киндли: Ты называешь свои работы «самоанализом в режиме самообслуживания», но, кажется, им вполне подходит термин «философские». Работая над иллюстрированным исследованием креативности, ты рисуешь образы бесконечных вариаций мысленной активности - один стрип даже называется «Внутреннее десятиборье». В результате получается своеобразный комикс о мышлении, и я не могу припомнить, чтобы кто-то занимался подобным прежде.

Грант Снайдер: Мне нравится этот термин - «комикс о мышлении». Он отражает цель почти всей моей работы - выразить ментальное состояние в графической форме. Я также стараюсь (и иногда мне это не удается) нащупать более тесную связь между комиксом и поэзией. Оба используют предельно концентрированное высказывание, мощную образность и в идеале должны дарить читателю новые смысле. Последнее время я одержим поэзией Билли Коллинза. Я даже пытался подражать его манере следовать за идеей, куда бы она ни вела. В его стихах часто рассматривается процесс написания текстов, что значимо для меня как для писателя, однако его взгляд на баланс между литературой и жизнью совершенно нетривиален.

И все-таки я стараюсь не думать об этих вещах, когда рисую каждый отдельный комикс. Я обнаружил, что в моем случае иметь большие амбиции (скажем, планировать серию комиксов по заданной теме или составлять схему своих будущих творческих проектов) означает уходить в сторону от исследований и открытий, которые должны присутствовать в каждом новом стрипе. Возможно, в этом причина того, почему я предпочитаю работать небольшими короткими порывами вдохновения: я всегда предпочту создать одну самостоятельную страницу, нежели целое эссе или графический роман. Как читатель длинному стихотворению я предпочту хайку. Мой разум нетерпелив.

Многие из комиксистов, которыми ты восхищаешься - Мэтт Грейнинг («Симпсоны»), Б. Клибан, Роз Чест, Том Голд («Голиаф»), Крис Вэйр (Building Stores), Дэниэл Клоуз («Пэйшенс») - имеют несколько желчный взгляд на мир, а твоя манера нетипично открытая и восторженная. Ты не чувствуешь себя аутсайдером на фоне остальных комиксистов?

Нет, на самом деле я довольно близок к стереотипному комиксисту: ворчащий, немного мизантропичный интроверт. Это мой базовый режим видения мира. Возможно, это так из-за одиноких часов, проведенных за рабочим столом? Восторженное настроение моих рисунков - это попытки преодолеть естественный способ видения мира.

К тому же, немалая часть восторга и радости в моих комиксах соседствует с тяжелой фрустрацией. Скажем, один из моих стрипов называется «Биться о стену». Здесь каждый открывающий кадр - это некая творческая стена, способ преодолеть которую я предлагаю на следующих картинках. В качестве метода, например, рассматривается вариант прискакать на лошади, воткнуть в землю копье и таким образом перемахнуть через стену. В моменты фрустрации я всегда ищу способ выбраться из этого состояния.

Это тонкая грань: вдохновляющие речи довольно легко могут стать слишком сентиментальными. Иногда я нахожу верный баланс, иногда нет. Конечно, быть циничным проще, чем искренним, но для меня искреннее высказывание гораздо сильнее.

Для некоторых может стать сюрпризом то, что ты - ортодонт из Уичито, а еще муж и отец троих детей. Люди часто воображают, будто художники посвящают работе 24 часа в сутки семь дней в неделю. У тебя есть роскошный комикс «Основная работа поэтов», в котором среди прочих упоминаются Ульям Карлос Ульямс, педиатр; Уоллес Стивенс, страховой агент; Роберт Фрост, неудавшийся земледелец; и Т. С. Элиот, банковский клерк. Почему, как думаешь, мы ожидаем, что художник будет выше всей этой ежедневной рутины?

Во многом это проистекает из непонимания того, как создается искусство. Люди склонны полагать, что вдохновение, открытия и радость творения - это то, из чего по большей части состоит креативный процесс, что художники живут в этом волшебном мире идей. Но на самом деле большую часть времени ты отступаешь, разочаровываешься, переделываешь, переделываешь снова, выбрасываешь, начинаешь заново и бесконечно бьешься над этим до последних дедлайнов.

Творческий процесс - кроме тех редких моментов чистого вдохновения - это самая настоящая обычная работа. Она лежит на твоем рабочем столе и требует, чтобы ею занимались ежедневно. Только так ее и можно сделать. Даже когда вдохновение не приходит, ты все равно обязан сидеть в своем кресле, иначе ничего не будет закончено никогда. Эти моменты скрыты от глаз общественности, никто не видит этих часов за рабочим столом в ожидании идей, никто не видит часов редактирования и работы над ошибками. Они видят лишь конечный продукт.

Когда ты выделяешь время для творчества? Ранним утром или поздней ночью?

С годами мое расписание менялось. Когда я учился в стоматологическом колледже, я проводил всю субботу, рисуя комиксы. Для меня, моей жены, и любого, кому хватило невезения оказаться со мной поблизости в то время, это был стресс.

Когда родилась моя дочь, я осознал, что этот способ больше не годится. Постепенно я перевоспитывал себя и наконец превратился в жаворонка. Теперь большую часть рабочей недели я просыпаюсь в 5.30, завариваю себе кофе и рисую за своим столом час или два, прежде чем отправиться на работу. Кажется, что это не так уж много времени в день, но если я придерживаюсь расписания, за четыре или пять дней в неделю эти часы складываются в довольно внушительный отрезок времени.

В ранние утренние часы меня никто не отвлекает: нет писем, на которые надо отвечать, нет маленьких детей, которых нужно накормить или которые требуют почитать им книжку. Часто я хочу отключить будильник, но все же напоминаю себе - четкое расписание и творческое уединение необходимы мне, чтобы что-то закончить.

Ты очевидно очень дисциплинирован.

Я стараюсь таким быть! У меня есть внутреннее обязательство публиковать хотя бы один стрип в неделю. Когда мне этого не удается, я чувствую себя немного бесполезным. Наверное, это не самый здоровый подход, когда твое самоуважение зависит от творческой продуктивности, но это часть моей личности. С тех пор как я начал еженедельные комиксы в 2009 году, я как правило всегда достигал цели. Каждую неделю я надеюсь, что страх перед чистым листом меня наконец отпустит. Но он никогда не отпускает. В книге есть комикс, который называется «Творческое мышление». Там из кадра в кадр я сижу за рабочим столом и повторяю: «На это раз я знаю, что делаю».

Иногда кажется, что чем больше я рисую комиксов, тем сложнее мне это дается. В ответ на многие идеи мне приходится говорить себе: «Я уже делал так и оно сработало, я не могу повторить это снова». Я должен искать новые пути. К счастью, пути бесконечны, просто каждый раз я должен открывать их заново.

В своих комиксах ты часто ссылаешься на писателей и художников - Харуки Мураками, Джордж Саундерс, Джорджия О’Кифф, Рене Магритт. Все эти игровые аллюзии - для чего они тебе?

В старшей школе со мной случился момент просветления. Мы всей семьей поехали в отпуск и провели день в Институте искусств в Чикаго. Я был сражен наповал их коллекцией современного искусства. Там был гигантский портрет Мао работы Уорхола, умопомрачительные работы Сальвадора Дали, «Полуночники» Эдварда Хоппера. Некоторые картины я видел прежде в книгах, некоторые не были похожи ни на что, что я видел прежде. И как раз в это же время я начал пробовать себя в написании текстов. Одним из первых моих опытов стало описание впечатлений от той поездки и увиденных мною произведений искусства.

Но, если говорить чуть более прагматично, я всегда ищу источник для новых слов и картинок. Это забавно, когда в комиксе ты можешь вступить во взаимодействие с любимой картиной. Я проворачивал это множество раз с картинами Джорджии О’Кифф, портретами Магритта, городскими пейзажами де Кирико.

Мой персонаж может бродить вокруг и исследовать чужие визуальные миры.

Я всегда погружаюсь в творчество понравившегося авторов с головой, и, конечно, их работы ощутимо влияют на мои комиксы. Самый очевидный пример - «Бинго Харуки Мураками», опубликованное в книжном обозрении The New York Times. После прочтения почти всех его книг я свел важные для Мураками мотивы в один стрип, имитирующий поле для игры в бинго. Я получил немало писем от фанатов Мураками и даже одобрение его агента и одного из переводчиков.

В книжном обозрении The New York Times у тебя выходил еще один блестящий комикс - «Сотвори себе мемуары». Варианты биографии, которые ты предлагаешь на выбор - состояние, полученное по наследству, только что сколоченное состояние, вообще никакого состояния; побег от реальности к тяжелым наркотикам, тяжелой жизни в цирке или тяжелому граниту науки - по твоим словам, вдохновлены «Искусством мемуаров» Мари Карр. Каждая панель вышла уморительно смешной. Кажется, ты получаешь немало удовольствия, подшучивая над всем и вся?

Да, это точно. Сам процесс создания комикса может быть довольно утомительным, так что я ищу способы его оживить. Я очень ценю, когда читатели подмечают эти маленькие, скрытые шутки.

Я люблю использовать кадр-вступление, за которым следует панели, переворачивающая смысл исходной картинки. Когда это возможно, я возвращаюсь в конце к первому кадру, слегка его видоизменяя. Пока рос, я каждую неделю читал в газете колонку юмориста Дэйва Барри, так что его стиль отложился где-то у меня в подсознании. Мне нравится его манера начинать с небольшой шутки, которую он затем развивает в нескольких направлениях, чтобы в конце вернуться к тому, с чего начал, и тем самым обогатить когда-то простую шутку новыми смыслами, делая ее глубже.

Другую часто мною используемую технику я позаимствовал из книжек-картинок: я помещаю в каждый кадр птичку или кошку, которые изначально являются лишь свидетелями, но постепенно оказываются втянуты в происходящее. Это добавляет нарративу дополнительный слой.

Я стараюсь, чтобы читателю никогда не было скучно.

В интервью в 2014 году ты говорил: «Я часто ощущаю, что мои работы недостаточно искренние, недостаточно личные. Разумеется, я делюсь определенными мыслями и чувствами, но редко добираюсь до глубоких психологических тем вроде тех, которыми занимается великая литература. В своей работе я никогда не делился тем, что заставляло чувствовать себя неуютно, хотя надеюсь, что однажды мне хватит художественной смелости этим заняться».

Спустя три года есть ли тебе что сказать по этому поводу? Не беспокоит ли тебя то, о чем ты пишешь в «Природе амбиций»: что «в погоне за величием тебе придется работать больше! Быстрее! Оригинальнее! До тех пор, пока ты, наконец, не потеряешь контроль?»

О, это сложно. Кажется, я немного привык быть ранимым в своем творчестве. Если ты не покажешь читателям уязвимую сторону, прочной связи между вами не получится. Ведь только открытая и честная работа становится отражением действительности.

И все же я не хочу фокусироваться на своей темной стороне, поэтому все попытки затронуть ее в творчестве - настоящий вызов.

Что касается амбиций, я бы хотел иметь возможность отстраниться от репутации, построенной на моих прошлых работах, на символическом капитале прошлых публикаций, отстраниться от волнений о публикации следующих проектов и реакции социальных медиа, которая может последовать. Я хочу фокусироваться лишь на странице прямо перед собой. Конечно, это почти невозможно сделать. Но когда я сосредотачиваюсь на исследовании идеи и получаю удовольствие от самого процесса, работа получается лучше всего.

«В поиске идей» - очень систематизированная книга: 10 глав, где каждая представляет собой один из компонентов гениальности. Но и каждая глава сама по себе - вдохновляющая структура. У тебя потрясающая способность фокусировать и классифицировать, фиксировать идеи на странице, словно бабочек в альбоме, но при этом в послесловии ты рассуждаешь о редакторской правке в духе современного де Монтеня. В Cogito ergo sum ты говоришь: «Я мыслю, следовательно путаюсь в мыслях. Я мыслю, следовательно сожалею. Я переосмысливаю, следовательно пишу». Какие мысли у тебя теперь? О чем будешь писать дальше?

Говоря о фокусе, вообще-то моя изначальная задача - растянуть каждый комикс на четыре или пять страниц, просто результат оказывается нечитабельным. Редактируя и сжимая, я стараюсь создать нечто пригодное для печати и демонстрации в сети. Это очень выверенный и структурированный процесс, фактически дизайнерская задача. Гораздо сложнее редактировать нечто, что и так уже доведено до состояния дистиллята.

Что касается новых проектов, я бы хотел заняться книгой о чтении, письме и литературе. В идеале она должна выглядеть так же, как «В поиске идей». Мне кажется, мой редактор, дизайнер и остальная команда проделали невероятную работу над этой книгой.

Я бы еще хотел выпустить книжку-картинку, это одна из моих любимых форм. Впрочем, процесс это непростой. Уже второй или третий год я нахожусь в состоянии вечного ложного старта, переосмысления и новых начинаний. Но я предан своему делу и знаю, что однажды все сложится. Я бы хотел когда-нибудь начать создавать и комиксы для взрослых, и книжки-картинки для детей. А еще лучше: комиксы и книжки-картинки, которые понравятся и детям и взрослым.

О том, как он пришел

к живописи и о музыкальной составляющей творчества бизнесмен и бывший гендиректор «Каро Фильм» рассказал в интервью Posta-Magazine.

Людям, имеющим отношение к киноиндустрии, Игорь Ильчук долгое время был известен как генеральный директор сети кинотеатров «Каро Фильм» и президент объединения «Киноальянс». Успешный бизнесмен, путешественник, примерный семьянин и отец двоих сыновей, несколько лет назад Игорь серьезно увлекся живописью, но поначалу это оставалось для него исключительно хобби. Перейдя, по его словам, «в профессионалы», Игорь сегодня полностью посвящает себя этому увлечению, которое стало работой и смыслом жизни. Сегодня в Москве открывается его выставка «Космос. Город. Человек» , на которой представлены посвященные космической теме работы художника. Помимо интересной техники исполнения, в этом проекте привлекает то, что каждая картина имеет музыкальное сопровождение, поскольку музыка для автора - неотъемлемая часть жизни и непосредственно влияет на восприятие живописи.

Мы встретились с Игорем Ильчуком в галерее «К35», расположенной в лофте на Саввинской набережной, накануне выставки. И поговорили с ним и с хозяйкой галереи Марией Саава об их сотрудничестве, о том, как Игорь пришел к живописи и том, сложно ли сочетать бизнес и творчество.

Игорь, как же произошло становление вас как художника? Ведь вы начали заниматься живописью уже в зрелом возрасте, и, будучи серьезным бизнесменом, вдруг так круто изменили жизнь.

Я сам не перестаю удивляться тому, что произошло. Но мне кажется, все к этому и шло, хотя и окольными путями. Я начал заниматься живописью еще до работы в «Каро Фильме». В шоу-бизнесе я давно и всегда был так или иначе связан с искусством. Но кино до определенного времени занимало всю мою жизнь, и очень увлекало меня. Однако в какой-то момент я понял, что нельзя только работать, что есть и другая жизнь. Не оставляя мысли о карьерном росте, я начал искать другие возможности реализации самого себя. Много чего перепробовал. Увлекался юриспруденцией, древнеримским правом, цивилистикой, поступил в юридический институт и закончил его. Но это увлечение не получило продолжения, хотя я даже работал в одной иностранной компании юрисконсультом - специально, чтобы обрести опыт.

- Вы даже в свое время поступали в Авиационно-технологический институт.

Да, это тоже был один из опытов в моей жизни. Но уже через год я понял, что это не мое. А потом так сложилось, что мой отец, профессор, работавший (и продолжающий работать) в Академии им. Плеханова, помог мне перевестись туда. И я экстерном ее закончил. Мне хотелось поскорее на вольные хлеба. Потом я работал в банковской сфере, моя карьера была очень тесно связана с «Медиа-Мостом», который очень многое мне дал. Были и другие увлечения, спорт, к примеру. А в 1996 году я случайно попал на выставку Михаила Врубеля в Третьяковской галерее. И это было как удар молнии! Поначалу меня заинтересовали технические аспекты его живописи - как это сделано, возможно ли это технически повторить. И в попытках разобраться в этом я понял, что техника - это вторично, а первично - это само мастерство автора, его изобразительная сила. В попытках разобраться во всем этом я углубился в историю искусства, изучение Серебряного века, потом - авангарда.

Мария Саава («К35») и Игорь Ильчук на фоне картины «Синяя планета»

- Где вы получали художественное образование?

Для изучения азов мастерства я поступил на классы для взрослых в лицее при Суриковском училище. Потом был перерыв лет пять, когда я полностью погрузился в изучение школы Павла Николаевича Филонова, основателя аналитического искусства. И это создало мне теоретический базис. Его «Письмо начинающему художнику» - до сих пор для меня основа, все остальное - внутренняя работа художника. Каждую линию нужно проверять - насколько она честная, не фальшивая, насколько гармонирует с холстом.

«Кто умеет действовать формою в искусстве (только, допустим, в живописи или в рисунке), тот владеет ею и по отношению к любой разновидности материала: клеевой, масляной, акварель, скульптура и так далее, и притом любою разновидностью техники и с одинаковою степенью совершенства».

© Павел Филонов

- Все это происходило параллельно с вашей основной работой?

Да, но начиная примерно с 2007 года весь свой досуг, особенно благодаря нашей длинной зиме, я посвящал картинам. Это оставалось моим хобби года до 2012-го. Тогда мы как раз поняли, что продаем «Каро Фильм», и новые акционеры объявили мне, что больше не нуждаются в моих услугах. Тогда я осознал, что мне нужно понять, как выстраивать жизнь дальше. Был вариант остаться в бизнесе, или уйти на пенсию, что рановато, или заняться чем-то совершенно новым. Я понял, что в какой-либо другой кинокомпании я работать не хочу. Посвятить себя спорту или лежать на пляже - тоже не хотелось. Я посоветовался с семьей, с женой, которая все это время меня поддерживает, и она сказала, что не будет возражать, если я несколько лет посвящу профессиональной художественной карьере.

- Как реагировали окружающие?

В гольфе есть такое понятие, когда игрок переходит в профессионалы - вот и я решил после завершения работы в «Каро» перейти в профессиональные художники. Объявил об этом друзьям и знакомым, сказав, что если у них есть коммерческий интерес к моим работам, они могут его проявлять. Чем они и воспользовались - я сразу получил предложение о нескольких выставках, провел их за рубежом. Первая была в Северной Каролине (14 картин), вторая - во Флориде (30 картин). В силу ряда обстоятельств я начал ориентироваться на зарубежного зрителя, возможно, еще и потому, что процедура организации выставок за границей более демократична и проста, чем у нас. Хотя и на первый взгляд. В целом мне интересно работать на многих территориях. У меня есть студия здесь, в России, в США и во Франции.

«Меркурий»

- Деловой опыт вам при этом явно помогает. Не планируется возвращаться в бизнес?

Помогает, конечно. Но, если честно, я сегодня не вижу ни одной российской компании, в которой я бы хотел работать. Да и зарубежной, представленной в России, тоже. Мне сейчас гораздо интереснее заниматься творчеством. Я очень рад, что у меня есть картины, это спасает от плохого настроение, например.

- Состояние депрессии, неудовлетворенности свойственно творческим людям.

Я бы не обобщал. Я, к примеру, уже тоже отношу себя к людям творческим. Но в жизни руководствуясь принципом: работать, строить и не ныть. Это Дейнека в свое время сказал. И я его в этом полностью поддерживаю.

- Это потому, что вы не начинали как художник?

Конечно, бывают творческие спады, но я из них как-то спокойно выхожу. Знаете, я привык фиксировать все интересные мысли, которые мне приходят в голову. Я пишу их для того, чтобы во время хандры перечитать и попытаться что-то воплотить в живописи.

- Что еще вас вдохновляет?

Музыка - это неотъемлемая часть моей жизни. Я всегда что-то слушаю, когда пишу. Круг интересов в этом плане достаточно широк - все классические произведения, в том числе современных авторов - Шнитке, к примеру. Бах, Рахманинов. Когда я однажды по радио услышал его «Третий концерт», впечатления были примерно такие же, как после Врубеля в Третьяковке. Знакомство с творчеством Рахманинова привело к тому, что однажды я, используя свои связи, договорился о том, что смогу делать эскизы во время репетиции Большого Симфонического Оркестра им. Чайковского, и в результате родилась картина «Рахманинов». Есть целый ряд концертов, которые я хотел бы нарисовать. Мне интересны Вивальди, Бах, Шопен, Григ. Но в конкретном исполнении, так как это тоже имеет большое значение. Мне нравится классический рок, Led Zeppelin, Metallica... О музыке я могу говорить бесконечно! Вдохновляют и работы известных художников, мне хотелось бы по-своему воплотить какие-то их идеи. Скажем, у Дали есть серия «Метаморфозы». Или Густав Климт - один из моих учителей, вместе с Филоновым или Кандинским. Почему учителя - потому что я учусь не только на их теоретических трудах, но и созерцая их работы, ведь лучше самой картины за художника никто не скажет.

- Кто-то из современных художников вам близок?

Да, это Поллок, Ротко - он очень сильно на меня повлиял своей смелостью. Портальность, которая в его картинах, мне близка. Еще могу назвать Шагала, Пикассо, но их ранние периоды. Дейнека, Грабарь, Петров-Водкин 30-х годов. У меня нет искусствоведческого образования, то, что я вижу в галереях, меня вдохновляет, я учусь на картинах.

- Путешествия влияют на ваши работы?

Это всегда расширение кругозора, свежие впечатления. В этом планет я очень люблю плавать на пароходах - там идет очень гармоничное сочетание познания и отдыха. Я в круизах пишу очень много картин. Вообще для написания картин не бывает не комфортабельных условий. Я свою первую картину нарисовал в самолете на пути из Москвы в Лос-Анджелеса, и потом еще доделывал на пути из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас.

«Имя и время»

- То есть времени зря вы не теряете.

Мне просто хочется очень многое успеть сделать. Я даже кино с женой перестал смотреть, потому что сидел и думал: «Игорь, что ты здесь делаешь, иди работай!». Жена, к счастью, не обижается. А ведь раньше мне за просмотр фильмов платили деньги... Я считаю, что мне повезло. Говорят, умение рисовать и так видеть мир - это дар, но на самом деле я - всего лишь своего рода «кисточка». Каждый день я встаю и молюсь, чтобы это у меня осталось. Потому что как все пришло, так может и уйти. Сейчас моя задача - работать и еще раз работать.

Мария Саава: - Слушая Игоря, я вспомнила поговорку о том, что должен обязательно сделать мужчина в своей жизни. Родить сына и построить дом - это вещи более социального плана, если так можно сказать. А посадить дерево - это, если говорить образно, сделать что-то, что останется после тебя на долгие годы для твоей семьи или более широкого круга людей. Мне кажется, что то творчество, к которому Игорь пришел (хотя он называет творчеством и то, чем занимался ранее) - мы сможем видеть еще очень долго. Это то самое дерево, которое пока еще молодое и набирает силы.

- Как вы познакомились?

Я сначала видела сайт Игоря, мне понравились его картины, мы встретились лично и решили сотрудничать.

Игорь: - Я считаю, что в современном мире художник без галериста обойтись не может, это касается и определения ценовой политики, и продвижения картин, потому что я хочу, чтобы мои картины радовали людей, а не стояли у меня в мастерской.

Мария: - Мне очень понравились его работы и я поняла, что я бы хотела выставлять его живопись в нашей галерее. Если не вдаваться в коммерческую составляющую, то для нас на первом месте - элемент эмоциональности. Если художник меня не цепляет, я не смогу его представлять так, как нужно.

- Игорь, почему в представленных работах - космическая тематика?

В юношестве я потратил много времени на изучение индийских медитативных практик. Оставаясь православным христианином, я являюсь последователем учения Ошо Раджниша, у меня есть санскритское имя. Внутреннее освобождение, которое у меня произошло, когда я решил изменить свою жизнь и заниматься живописью профессионально, не случилось бы без этого влияния. Практикуя какие-то медитативные практики, человек, и я в том числе, ощущает связь с определенными комическими вибрациями - назовем это так. И их я и изобразил в своих работах. Ну и потом - картины приходят уже в готовым виде, я, как уже говорил, всего лишь кисточка.

- Вы дорогой художник?

Смотря с кем сравнивать.

Мария: - Я как галерист ориентирую Игоря на то, что нам в плане цен нужно быть консервативными, потому что он все же начищающий художник. Но в то же время я понимаю, что то, что делает Игорь - это очень правильная и честная работа. То, чего сегодня так не хватает в современном искусстве, по моему мнению и мнению моих зарубежных коллег, - это честность художника по отношению к себе и зрителю. Люди устают от концептуальности и постмодернизма, от некачественного искусства. Это вызывает раздражение и непонимание.

- Игорь, чего вы сами ждете от этой выставки?

Эта серия картин еще не выставлялась, это моя первая масштабная выставка в Москве. И не совсем обычная - сочетание музыки и картин. Мне интересно, как зритель воспримет этот эксперимент. Жду впечатлений.

Детали от Posta-Magazine :
В рамках выставки 27 апреля в галерее будет организован бесплатный мастер-класс Игоря Ильчука, где все желающие смогут пообщаться с художником и посмотреть на процесс написания им картин.

Всем привет, сегодня у нас в гостях молодой талантливый художник из Владимира Тебякина Светлана (BilberryCat). Светлана еще студент, учится на дизайнера, рисует на компьютере около трех лет. В нашем интервью со Светланой, она сама обо всем расскажет.

сайт: Привет, Светлана! Спасибо, что уделила нам время. Расскажи немного о себе, откуда ты, где учишься?

Привет! Меня зовут Тебякина Светлана, живу и учусь в маленьком городе Владимире. Учусь на дизайнера (этот год последний). Собственно, к рисованию меня тянуло всегда, потому никто из родных и знакомых не удивился, узнав, что я решила одним прекрасным днем связать с этим свою жизнь.

сайт: Расскажи о своем творчестве, как давно рисуешь и как познакомилась с цифровым рисованием?

Как я сказала выше, рисую сколько себя помню. Еще учась в школе, начала собирать себе в папочку на компьютере арты крутых художников, которые меня вдохновляли. Примерно тогда узнала, что существуют графические планшеты, с помощью которых все эти шедевры сделаны. Отчаянно пыталась рисовать мышкой в фотошопе… и, скажу честно, мне казалось, что я делаю что-то очень крутое (к счастью, все эти картинки утеряны).
Именно цифровым рисованием занимаюсь года три с учетом привыкания к работе на нем (а это был долгий процесс)).

сайт: Светлана, как формировался твой нынешний стиль? Помнишь ли ты тот момент в творчестве, когда добилась нужного результата или же до сих пор в поисках?

Не думаю, что у меня есть какой-то определенный стиль, я все еще его ищу. Могу сказать, что пытаюсь подбирать для своих работ мягкие цвета и тона, делать работы «воздушными», утрируя законы воздушной перспективы.

А насчет момента в моем творчестве, когда я была бы полностью довольна своей работой - его не было. Надеюсь, никогда не будет. Не хотелось бы останавливаться в развитии. Ведь если тебе нравится твоя работа на все 100, значит, ты в тупике.

сайт: Расскажи, как ты повышаешь свой скилл? Есть ли придел совершенства?

Повышаю скилл тренировками - делаю стадики с фотографий или кадров из фильма, ставя перед собой определенную задачу (передать атмосферность, форму, изучить анатомию и т.д.). Ну и стараюсь рисовать чаще. Чем дольше перерывы между рисованием, тем тяжелее прогрессировать в дальнейшем. А то и вообще приходится заново учиться что-то делать своими «атрофированными» руками, после особо ленивого или, наоборот, загруженного чем-то не тем промежутка времени. Ну а если и это не помогает, то достаю из ящичка своего стола бубен и пускаюсь в пляс.

Предела совершенству нет, всегда есть к чему стремиться и чему учиться.

сайт: Что тебя вдохновляет? Где ищешь вдохновение?

Наверное, банальный ответ, но вдохновляет меня практически все: музыка, книги, природа, люди, просто прогулки или поездки. Хмм… наверное, вдохновляют не предметы или какие-то определенные явления, а впечатления и эмоции, полученные от всего вышеперечисленного. В общем, меня вдохновляют впечатления. Странный ответ.

сайт: Какими программами и инструментами пользуешься? Какой у тебя планшет?

Работаю в Adobe Photoshop CS6. Планшет Wacom Intuos5 M.

сайт: Светлана, часто бывают моменты, когда совсем не рисуется? Как борешься с этим?

Бывает. Тут два варианта борьбы - либо просто сажусь и начинаю рисовать и «аппетит приходит во время еды», либо просто отдыхаю в ожидании подходящего настроя и не мучаю себя. Не стоит себя заставлять рисовать через силу, это не должно превращаться в каторжный труд, здесь все должно быть «по любви» с обеих сторон). Иначе можно «перегореть».

сайт: Участвуешь в конкурсах по CG?

Очень редко. Почти никогда. А зря.

сайт: Чем занимаешься в свободное от рисования время? Как отдыхаешь?

На велосипеде катаюсь, фильмы, книги, еда…

сайт: Какая у тебя мечта как у художника, к чему стремишься?

Нарисовать те картинки, что появляются в голове, быть свободной в плане техники и передачи эмоций в своих работах. Да и вообще быть свободной - рисовать то, что хочется.